Сказка № 2426 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Однажды вечером три сестры купались в озере. Вот они наплавались, наплескались и вышли на берег. Две старшие оделись, а младшая - её Эгле звали - только руку протянула к рубашке, вдруг кто-то как зашипит на неё! Посмотрела Эгле - это уж забрался в рукав. - Уходи прочь! - закричала девушка. - Пообещай, что пойдёшь за меня замуж, уйду,- сказал уж человеческим голосом. Эгле рассердилась, а сёстры смеются. - Чем не жених тебе! - говорят. - Соглашайся, сестрица. И побежали домой. Осталась Эгле одна на берегу. Солнце зашло, совсем стемнело. Страшно Эгле, да как без рубашки домой пойдёшь? - Милый уж, отдай рубашку! - просит она. А уж всё своё твердит: - Назовись моей невестой. - Ну ладно, - крикнула Эгле, - будь по-твоему! - Уж выполз из рукава. А Эгле схватила рубашку и скорей за сёстрами. На другое утро села Эгле у окошка пряжу прясть. Сидит прядёт, песни поёт. Про ужа и думать забыла. Вдруг слышит - во дворе зашуршало, зашипело. Глянула девушка в оконце, да так и обмерла со страху. Полон двор ужей! Шипят, извиваются. А три самых больших, самых толстых вползли на порог, в щёлку под дверью - в дом проскользнули. Эгле - скорей из комнаты да в клеть. Забилась в уголок, дрожит от страха. А ужи говорят отцу с матерью: - Пришли мы сватами от самого царя озёрных вод. Снаряжайте вашу младшую дочь. Она за нашего господина обещала замуж пойти. Что тут делать! Пусть хоть царь, а всё равно гад ползучий, уж холодный, - как за такого любимую дочь отдать! Но и отказать нельзя - сама девушка слово дала. Как раз в ту пору у них старуха соседка гостила. Та старуха и говорит потихоньку отцу с матерью: - Отдайте вместо дочери белую гусыню. Где ужам разобрать! Отец с матерью так и сделали. Вынесли белую гусыню и говорят сватам: - Вот наша младшая дочь. Везите поскорее невесту к жениху. Ужи посадили белую гусыню в корыто и повезли её со двора. Только подъехали к воротам - слышат, кукушка на заборе кукует: Ку-ку, ку-ку! Девушку припрятали, Гусыню сосватали. Ку-ку! Воротились ужи в дом, зашипели, засвистели - подавай им настоящую невесту. Опять старуха соседка шепчет отцу с матерью: - Выведите им белую овечку. Мать с отцом привели белую овечку. - Не хотелось с дочкой расставаться, - говорят, - да что поделаешь! Берите её, ведите к жениху. Ужи повели белую овечку. Полдороги прошли, как вдруг с дерева опять кукушка закуковала: Ку-ку, ку-ку! Девушку припрятали, Овечку сосватали. Ку-ку! Приползли сваты назад. - Нет, - говорят, - не та невеста. А старуха соседка всё учит: - Отдайте ужам белую корову. Привели белую корову, алой лентой ей шею обвили, отдали сватам. Ужи погнали по просёлку белую корову, до самого большака довели. А там в кустах кукушка сидит, по кукушечьи говорит: -Ку-ку, ку-ку! Девушку припрятали, Корову сосватали. Ку-ку! Воротились сваты, говорят: - Мы к вам с честью, а вы вот как! Три раза нас обманули! Смотрите, в четвёртый обманете - не миновать вам беды. Зубами изгрызём мы ваши деревья в садах, хвостами побьём посевы на полях. Эгле услышала эти слова и вышла к сватам. - Я, - говорит, - слово дала, я и отвечаю. Ведите меня к жениху. Сваты по дороге ползут, за сватами Эгле идёт, за Эгле ужи в пыли вьются - невесту к жениху провожают. А кукушка за ними летит, по кукушечьи говорит: Вот это невеста! Умна и прелестна, Стройна, точно ёлка, Кудри - как из шёлка! Подошли к озеру. Вода в озере запенилась, забурлила и отхлынула от берега. А на прибрежном песке юноша появился - статный, красивый, в богатой одежде. - Я жених твой, - сказал Эгле юноша. - Зовут меня Жалтис. Для других людей я уж, а для тебя, девушка, сбросил я змеиную кожу, тебе одной открыл своё имя. Полюбишь меня, красавица? - Полюблю, - сказала Эгле, - буду тебе верной женой. - И пошла за женихом в подводное царство. С тех пор девять лет минуло. Эгле родила своему мужу двух сыновей и дочку. Хорошо жилось Эгле. И дети удались ласковые, послушные, и муж её любил и берег. Только вот затосковала Эгле по родному дому. Стало ей подводное царство не мило, захотелось на отца с матерью поглядеть, ласковым словом с братьями перекинуться, с сёстрами за прялкой песни спеть. Просит она мужа: - Отпусти меня, Жалтис, домой погостить, отцу с матерью показать наших деток. А Жалтис не отпускает. - Разве плохо тебе в подводном царстве? - спрашивает её. - Нет, хорошо, - отвечает Эгле, - да плоха та дочь, что отца и мать своих забудет навеки. - Ну, будь по-твоему, - говорит Жалтис. - Отпущу тебя, только прежде спряди ты мне золотую кудель. Эгле села за пряжу. День прядёт, другой прядёт, а кудель всё не убывает, будто даже больше становится. А старая нянюшка, которая младшую дочку нянчила, поглядела, как Эгле пряжу прядёт, покачала головой и говорит: - Хоть до моих лет доживёшь, и то тебе не спрясть всей кудели. - А что же, нянюшка, делать? - спрашивает Эгле. - А ты накали спицу в огне да и проткни ею кудель. Взяла Эгле спицу, накалила и только воткнула в кудель - вдруг выскочила из клубка большая жаба. Эта жаба в кудели сидела и выпускала изо рта золотые нити. Эгле с одного конца пряжу пряла, а с другого конца кудель ещё длиннее становилась. Ну, а теперь Эгле всю кудель в одну ночь спряла. Наутро приносит она мужу пряжу и говорит: - Что ты велел, то я исполнила. Исполни и ты, что обещал. - Хорошо, - ответил Жалтис, - я от своих слов не отказываюсь. Отпущу тебя к матери и отцу, когда ты эти башмаки сносишь. Жалтис достал из-под лавки железные башмаки и подал их жене. Обула Эгле железные башмаки. С утра до вечера ходит по острым камням, на скалы взбирается, а на железной подошве хоть бы царапина! Нянюшка смотрит на неё и головой качает: - Зря себя, доченька, мучишь. Сто лет проживёшь - сто лет башмаки целы будут. - Научи, нянюшка, что делать! - просит Эгле. - Снеси кузнецу и вели их в горн бросить. Так Эгле и сделала. Кузнец перекалил железо в горне - стало оно ломкое да хрупкое, что стекло. В один час износила Эгле башмаки. Приходит она к мужу и говорит: - Теперь отпустишь? - Отпущу, - говорит Жалтис. - Только как же ты без заячьего пирога в родном доме покажешься? Смотри, осудят тебя люди - загордилась, скажут. Тут Эгле и вспомнила. Ещё когда она маленькой была и случалось отцу с матерью куда-нибудь из дому уезжать, никогда они с пустыми руками не возвращались. Привезут пирог, всех детей куском оделят и притом такие слова скажут: \"По дороге шли, в заячий домик зашли, заяц нам пирог испёк, вот и вам кусок\". Так по всей Литве исстари велось. Стыдно стало Эгле, что дедовский обычай забыла, и побежала печь пирог. А муж потихоньку все ведра и горшки припрятал, одно решето оставил. Как в решете воду носить, как тесто месить? Вода прольётся, мука просыплется. Но и тут старая нянюшка помогла. Она взяла ржаного хлеба и залепила дырки. Эгле замесила в решете тесто - ни капельки воды не пролила, ни горсточки муки не просыпала. Испекла Эгле пирог и стала с мужем прощаться. Муж ей говорит: - Больше девяти дней не гости. И смотри, как назад пойдёшь, чтобы никто тебя не провожал. Стань на берегу и позови меня так: Если жив мой друг бесценный - Забурли, вода проточная, Из пучины брызни, пена,- Пена белая, молочная! Если ж милый мой убит И в пучине тёмной плавает - Над волною закипит Пена красная, кровавая. И вы, мои сыновья, и ты, дочь, слово дайте: о чём знаете, людям не рассказывать. Дали дети слово. Тут Жалтис обернулся ужом и вынес жену с детьми на берег озера. Вот радости-то было, когда Эгле со своими детьми в родной дом постучалась! Отец и мать дочерью да внуками не налюбуются, братья, сёстры с Эгле не наговорятся. Только соседи их дом стороной обходят и говорят: - Вернулась ужиха с уженятами. Хорошо ещё, мужа своего дома оставила. Не было бы от них беды! Братьям обидно. Стали они сестру уговаривать: - Откажись от мужа, оставайся с нами навеки. А придёт муж за тобой - мы тебя не выдадим. Эгле отвечает: - Не дело вы, братья, говорите. Как жене от живого мужа отказаться, как детей родного отца лишить? И не придёт муж за мной - я сама, как время поспеет, из вод озёрных его вызову. - А как ты его вызывать станешь? - Эх, братья,- отвечает Эгле,- не вам его звать, не вам про то и знать. А меня лучше не спрашивайте, всё равно не скажу. А старуха соседка учит братьев. - Не с той стороны, - говорит, - подступаете. Что мать не скажет - малые дети выболтают. Вот собрались братья ночью в лес коней пасти и старшего сына Эгле с собой взяли. В лесу коней на зелёную траву пустили, разложили костёр и стали мальчика выспрашивать, как отца по имени зовут и на какой он зов отзывается. Ничего им старший сын не сказал. Лаской выспрашивают - отмалчивается, побоями выпытывают - только слёзы льёт. - Ну, - говорят братья, - этот в мать пошёл, может, с младшим лучше сговоримся. Утром вернулись они домой. Эгле спрашивает у сына: - Отчего у тебя, сыночек, глаза красные? - В лесу костёр дымно горел, - отвечает ей сын, - вот глаза и покраснели. На следующую ночь опять пошли братья в лес коней пасти и зазвали с собой младшего сына Эгле. Да и от него ничего не добились. Вернулись наутро домой. Эгле глянула на сына и спрашивает: - Что это, сыночек, и у тебя глаза красные? Не обидели ли тебя дядюшки? - Нет, не обидели, - отвечает ей сын. - Я всю ночь не спал, коней стерёг, вот и покраснели глаза. И на третью ночь собрались братья в лес. Приласкали они маленькую племянницу и с собой заманили. Была она у матери с нянюшкой любимым дитятей. Никто её никогда и пальцем не тронул, злого слова не сказал. Вот стали её дядья выспрашивать да выпытывать. Она в землю глазками упёрлась, молчит, только головой качает: \"Не знаю я ничего\". А как пригрозили ей дядья гибким прутом, она задрожала вся, побелела, как платок, да всё и рассказала. И как отцово имя - сказала, и на какой он зов отзывается - открыла. Ну, дядьям только того и надо. Ещё пригрозили ей, чтобы она перед матерью и словом не обмолвилась, и отвели её домой. А сами захватили косы, пошли к озеру. Сделали они своё злое дело, косы о траву вытерли и воротились назад. Только стали косы в сенях вешать, услыхала Эгле железный звон, и сжалось у неё сердце. - Что, братцы, - спрашивает, - вы так рано на работу поднялись? Братья отвечают: - Густая трава по утренней росе ровнее ложится. А Эгле всё душой неспокойна. В тот же день собралась она назад, к мужу. У порога с матерью и отцом попрощалась, у ворот сестёр, братьев обняла - никому провожать себя не позволила. Подошла она с детьми к озеру, стала на бережку и сказала, как муж её научил: Если жив мой друг бесценный - Забурли, вода проточная, Из пучины брызни, пена,- Пена белая, молочная! Если ж милый мой убит И в пучине тёмной плавает - Над волною закипит Пена красная, кровавая... Тут всколыхнулись озёрные воды, пеной вспенились. Да не белая пена на волнах качается, не белая, как молоко, а красная, как кровь. И со дна голос послышался: В час туманный, В час рассветный Я людьми загублен злыми. Дочка милая, Зачем ты Назвала отцово имя? Заплакала, зарыдала Эгле. Потом обернулась к детям и сказала: - Нет у вас ласкового отца, нет у меня любимого мужа. Никто нас в подводном царстве не приветит, а под одним кровом со злыми убийцами нам не жить. Пусть же будет так, как я скажу: Сыновья мои родные, Вы сдержали слово твёрдо - В дуб и ясень превратитесь, Не сгибаясь, стойте гордо. Ты же, маленькая дочка, Не сильна в беде душою, Стань пугливою осиной, Трепещи всегда листвою. Мне же елью стать печальной, Стать угрюмой, тёмной елью, Лить потоки слёз янтарных, По ночам стонать с метелью. И как сказала, так и сталось: старший сын превратился в дуб высокий, младший - в ясень, а дочь - в трепетную осину. Сама Эгле обернулась тёмной елью. С тех пор и повелись на земле ель, дуб, ясень и осина. Печальной вдовой клонит ель свои ветви долу. Чуть дохнет ветер - дрожат, точно от страха, мелкие листочки осины. А у дуба и ясеня стволы крепкие и твёрдые, как сердце верного человека. А почему это так, только тот и знает, кто слыхал от дедов про бедную Эгле и про её детей. | |
|