Сказка № 2500 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Жили-были старик со старухой, и была у них дочь-лентяйка. Такой бездельницы, такой лежебоки свет еще не видывал. Пришло время выдавать ленивицу замуж. Нашелся и жених в соседнем селе. Парень не слишком прислушивался к людской молве и махнул рукой: какую жену бог пошлет, та и будет хороша. Просватали девушку, сыграли свадьбу, и уехали молодые в новый дом. Праздник кончился, закатился медовый месяц. Молодая на горницу не метет, скотину не кормит, посуду не моет и ношеное платье с себя не стирает. Не хотелось мужу начинать семейную жизнь с ссоры, берег он мир, а нужда тем временем лезла в окна и двери, добро не копилось, а шло по ветру, и, зная, что под лежачий камень вода не течет, задумался муж, как бы приучить нерадивую жену к делу.
Однажды на рынке повстречал он шурина, а тот как раз собирался жениться и пригласил молодых на свадьбу. Вернулся муж домой и говорит:
- Собирайся, жена, в субботу поедем на свадьбу к твоему брату.
- А что я надену?
- В чём есть, в том и поедешь!
- Да ведь в дырах все!
Как ни хотелось молодухе поплясать на братниной свадьбе, а лень-матушка сильнее была, да и негоже на люди в рванье показываться. Говорит жена:
- Съезди, муженек, в родительский дом, попроси холста на рубашку.
Поехал муж к теще, посидел, покалякал, чаю попил, только о полотне ни гу-гу. Подарила ему теща гуся. Взял он его под мышку и покатил домой. Усердная женушка все это время у окна просидела, мужа выглядывала с обновкой. Видит- белеет что-то у него в руках, и привиделось ей, что это целая штука холста. На радостях скинула она старую рубашку, разорвала совсем и в печку бросила. Муж входит в двери, а гусь: га-га-га! Только ахнула глупая:
- На что нам гусь? Где полотно? В чем я на свадьбу заявлюсь?
- Не сердись, жена, нет полотна у матушки, вышло все. Но мы ещё лучше придумали: посажу я тебя в мешок, отвезу на телеге и ocтaвлю поблизости в тенёчке. А там она принесет тебе одеться.
Лентяйка на все согласна. Собрались ехать, залезла она в мешок, муж завязал его и тронул лошадь. Только прихватил он еще с собой две крепких палки. Едут они, едут, вдруг посредине пути муж говорит:
- Ox, жена, догоняет нас кто-то с вот такой дубинкой. И сердит больно, как бы не прицепился к нам. А дорога пустым-пуста.
- Ой-ой-ой,- заплакала жена.- Гони, муженёк не стой, это, видать, разбойник.
А муж соскочил с телеги, затопал ногами и, изменив голос, говорит, будто запыхавшись:
- Здорово, хозяин! И сам себе отвечает:
- Добрый день!
- Что в мешке?
- Конопля.
- Врешь, брат! Это у тебя та самая лентяйка, что пальцем о палец не ударит.
- Нет!
- А я думаю, что она. Я и палку срезал на тот случай, чтоб знала в другой раз, как работать надо.
Размахнулся муж и принялся охаживать мешок. А жена внутри скрючилась и молчит, бедная. Бил он, бил, пока не притомился, а потом говорит:
- Ну, брат, прощай! И твое счастье, что это не она, а то живыми бы не ушли.
И, чтоб совсем заморочить жену, хлопнул палкой по земле и вскрикнул так, словно и ему попало:
- Ой, не бей меня, я не виноват!
- Виноват, виноват! Зачем ты привел к нам в село эту бездельницу, чтоб ей сгореть! Из-за нее и наши жены ленятся. Поехали дальше, отдышались, и снова говорит муж:
- Ох, жена, опять за нами гонится кто-то. И видать, еще злее того, и дрючок у него длиннее.
- Гони, гони, муженек! Это, верно, из тех, с большой дороги.
- Поздно, догоняет. Вишь, какой долговязый. Совсем растерялась жена:
- Ты хоть переверни мешок, а то если и этот за меня возьмется, не сносить нам головы.
Повернул её муж на другой бок, а сам соскочил с телеги и затопал, будто кто-то бежит впопыхах.
- Эй, заворачивай оглобли! Что везёшь?
- Да вот... мешок.
-А в мешке что?
- Шерсть.
- Лих, не проведёшь! А не та ли это лентяйка, что пальцем о палец не ударит?
Как принялся он палкой трудиться, еще бы немного- и уж не надо бы бедной женщине никакой свадьбы. Она бы застонала или закричала, да боялась, как бы хуже не вышло. А муж сам с собой попрощался, сам себе счастливого пути пожелал и тронулся дальше.
Проезжали они лес поблизости от родительского села. На опушке муж развязал мешок и говорит:
- Ты побудь здесь, а я схожу принесу тебе платье и пойдем на свадьбу вместе. А то ведь если так и привезти тебя в мешке, злые люди скажут, что тебе и одеться не во что.
Жена, дрожа, как тростиночка, со стонами вылезла из мешка и спряталась в кустах.
А муж погнал телегу в село. Свадьба уже началась. Гости вышли к нему, поднесли чарочку, и музыканты сыграли марш. Теща удивилась и спрашивает:
- А Иляна где же? - или как там еще её звали. Муж отвечает:
- Сидит Иляна на опушке. Надо и её маршем встретить. Музыканты заиграли, сваты с полотенцами пошли впереди, а за ними и еще гости повалили. Дошли с песнями до опушки, смотрят- нет никого. Стали искать- и выпрыгнула лентяйка из кустов, прикрылась мешком и, не разбирая дороги, кинулась домой. Музыканты и сами испугались не меньше, воротились на свадьбу и рассказали, что выскочила из-под земли кикимора, шуганула их и сгинула, а из честных людей никого-де они не видели.
Муж, однако, домой не спешил и прогулял на свадьбе до понедельника. Вернулся, а на дворе чистота, скотина накормлена. у хаты подметено. Заглянул в окно- жена сидит с веретеном и прялкой. На одном плече у нее луковица, на другом- ломоть мамалыги, и, чтобы не тратить на еду время, то откусит она справа луку, то слева мамалыги, а сама прядет не отрываясь. Увидела мужа, рассердилась:
- Ты на свадьбах вино пьёшь, а я здесь сиди и работай.
Смотри: мне ещё целое веретено спрясть надо, и будет рубашка. Давай берись за дела, сидеть некогда.
И закипела работа у них в руках, и зажили они не хуже людей. | |
Сказка № 2499 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Будет сказка занимательна, слушайте ее внимательно, кто уши хорошенько раскроет, много всякой всячины усвоит, а кто невзначай уснет, так ни с чем и уйдет.
Сказывают, жил-был когда-то боярин по имени Марку Богатей. Богатства его были несметны, так что он им и счет потерял. Имел он множество дворцов, хоромы несчетные, поля беспредельные, и на что, бывало, ни глянешь: лес ли, нива ли — все ему принадлежит. На лугах и лесных полянах паслись табуны его лошадей, стада волов и коров и отары овец.
Вот однажды задумал Марку Богатей закатить пир на весь мир, всех богатеев созвать и совет с ними держать, чтоб узнать, чье имение больше, чья казна богаче.
Ждали во дворце гостей, столы от яств и вин ломились: оглядел их Марку Богатей оком хозяйским и приказал стражникам, что на воротах стояли:
Коль знатный боярин явится, пусть к столу скорее направится, а посмеет прийти бедняк — постолы да дрянной кушак,— так вы его, не жалея, гоните батогами в три шеи. Так я хочу, за то вам деньги плачу.
Стали съезжаться фаэтоны да кареты, которым равных з мире нету, с колокольчиками, бубенцами, со знатными седоками — за три версты слышно — бояре едут!
Под вечер, когда день с ночью смешаются, а пиры боярские разгораются, подошел к воротам старичок в лохмотьях, такой древний да усталый, что ветром его качало.
Назад, старик! — закричали стражники, едва его завидели.
Позвольте мне пройти, авось боярин чем-нибудь пожалует.
Назад, старый хрыч, не подходи к воротам, коли жизнь дорога.
Видит старик — шутки плохи, понурил голову и назад повернул. Свернул на дорогу в ближнее сельцо, вскоре подошел к крайней избушке и в дверь постучался, чтобы приюта на ночь попросить.
Вышла к нему на порог хозяйка.
Вечер добрый, хозяюшка!
Добрый вечер.
А не пустишь ли меня в дом переночевать?
С дорогой душой. Только не обессудьте: изба моя детишек полна, мал мала меньше, ни накормить, ни одеть мне их нечем. На ночь их юбкой да платком укрываю, от холода оберегая.
Что ж, невелика беда, лягу я за печью, коли тебя тем не обеспокою.
Милости просим, какое уж тут беспокойство.
В избе, при свете лучины, показался ей старик очень странным, был он похож скорее на колдуна, чем на человека.
Улегся путник за печкой и, так как устал очень с дороги, сразу же захрапел. Легла и хозяйка и вскоре тоже уснула.
Вдруг в полночь слышит она: цок, цок, цок! — стучит кто-то в окошко. Глянула и видит: слетела с неба сверкающая звезда, шепчет старику:
Древний Вещун, Знатный колдун, Знаешь ай нет:
Родился на свет
Новый человек!
Что сулит ему век?
А старик и отвечает из-за печи:
Эгей, бедолага, будет он горе мыкать, за семерых спину гнуть и все без толку. Прижмет его нужда злая, запьет он горькую и до самой смерти не будет у него другого крова и пристанища, кроме корчмы.
Хозяйка прикинулась спящей, но все видела, все слышала и от страха вся дрожала, зуб на зуб не попадал.
Вскоре слышит она опять: цок, цок, цок! — в окошко. Зто другая звезда прилетела и тоже молвит:
Древний Вещун, Знатный колдун, Знаешь ай нет: Родился на свет Новый человек! Что сулит ему век?
Эгей, бедолага, тяжка его доля. Будет он всю жизнь честен, как добрые весы, но в этом бесчестном мире честному только брань и побои достаются, когда он за правое дело стоит. Закуют его в кандалы и до самой смерти будут таскать по темницам.
На рассвете постучалась в окно звезда еще больше и красивее прежних и спросила:
Древний Вещун,
Знатный колдун,
Знаешь ай нет:
Родился на свет
Новый человек! Что сулит ему век?
Этому достанется все добро Марку Богатея,— ответил старик, перевернулся на другой бок и уснул.
Наутро старик поблагодарил хозяйку за гостеприимство и пустился в путь-дорогу, одному ему ведомо в какие края. А хозяйка осталась со своей нуждой и своим горем. Только солнышко взошло, отправилась она к Марку Богатею барщину отрабатывать. С тех пор как на свет родилась, только и знала она, что спину гнуть от зари до темна, бывало ей и солоно и горько, пока добудет хлеба черствого корку.
Явилась она ко двору боярскому, а там пир стоит горой, от песен небо раскалывается. Вышел Марку на подворье, а женщина, как увидела его, вспомнила о словах ночного гостя и крикнула:
Боярин Марку, боярин Марку!
Насупил боярин брови и напустился на нее с бранью:
Чего тебе? Небось опять есть попросишь, едят тебя черви могильные! Коли дело скажешь — говори, а коли попрошайничать вздумала — сгинь с глаз моих!
Боярин Марку, я вот тебе поведать хочу: этой ночью ночевал у меня какой-то странник, сама не знаю, откуда явился и куда путь держал. Показался он мне чудным каким-то, не то человек, не то колдун. А видать, он большущий пророк. Ночью, как где дитя нарождалось, тут же звездочка в окошко стучалась и пытала его о судьбе младенца. Одному он предсказал, что станет горьким пьяницей, другому — что каторга по нему плачет. А под утро третий младенец на свет появился и предсказал странник, мол, стать ему владельцем всего твоего добра.
Ха-ха-ха! Какие это тебе чудные сны по ночам мерещатся.
Боярин Марку, я своими ушами все слышала. Почесал Марку затылок, будто комар его укусил, поправил кушак на вздутом, точно бочка, брюхе, махнул женщине рукой: принимайся, мол, за дело, а сам в хоромы отправился. Еще пуще пир разгорелся. Снедь на столах — горой, вино лилось рекой, Марку поднимал стаканы и кричал в угаре пьяном: гей, гоп, гол, гоп!
Кончили бояре пировать только на второй день под вечер, и проводил Марку всех отпрысков боярских в путь. Но, как говорится: вода уходит, камни остаются. Так и угар пира прошел, а слова бедной женщины запали ему в сердце, покою не давали ни днем ни ночью. Ходил Марку Богатей хмурой тучей да и решил под конец съездить к повитухе, расспросить, кто в округе в такую-то ночь в такой-то час сына родил. Уж кому, как не повитухе, знать, кто когда на свет народился.
В такую-то ночь, в такой час родила сына жена Иона Бедняка. Бедная женщина, это у нее тринадцатое дитя, а в доме такая нужда, такая нищета, что глядеть на них жалко.
Боярин, не мешкая, велел гнать лошадей и остановил карету перед избушкой Иона Бедняка.
День добрый, бедолага!
Добрый, день, боярин!
Мэй, Ион, слыхал я, будто жена твоя сына родила.
Верно, боярин, родила жена тринадцатого ребенка. Велика семья моя, да еще больше нужда моя.
Мэй Ион, отдай его мне. У меня-то своих детей нет, вот и выращу я его и будет он мне на старости лет опорой. А вам от этого честь большая.
Не знаю, что еще жена скажет.
Позвали жену, а она как услышала, о чем речь,— в слезы ударилась.
Ох, боярин, тринадцать детей у меня и живем мы в та-такой бедности, что еле-еле душа в теле. А все же дитя не могу тебе отдать, сердце за ним болит.
Полно, женщина! У меня он будет жить в холе да в тепле, и сыт, и обут, и одет. А как подрастет, пошлю я его учиться и станет он одним из первых людей в царстве-государстве.
Так сладко пел Марку Богатей, все сулил: обуть, одеть их сына, учиться послать, в люди вывести, что в конце концов растрогал сердце бедняков, и продали они ему младенца за три кошеля денег.
Взял Марку Богатей ребенка на руки, стал качать да баюкать с притворной любовью, сел с ним в карету и отправился восвояси.
Едет он и думу думает: как бы этого младенца жизни решить. Вздумал он было удавить его, да страшно стало. Туг карета проезжала лесом, и решил боярин бросить дитя в заросли, авось какой-нибудь дикий зверь на него наткнется и разорвет. Как надумал, так и сделал: бросил ребенка под высоким толстым тополем, а сам в карету сел и весело домой покатил. Теперь уж, думал боярин, избавится он от тяжких дум и горьких сомнений.
А следом ехали батраки Марку Богатея, ко двору его дрова везли. Случилось так, что один из погонщиков кнут потерял, а волы, почуяв волю, стали то и дело к траве склоняться, с пути сбиваться и чуть было телегу не перевернули. Видит батрак, что дело худо, остановил волов, взял топорик и пошел в чащу прут хороший подыскать, чтобы было чем скотину погонять. Искал он, искал, пока не добрался до высокого толстого тополя, под которым увидел брошенного младенца. Взял он дитя на руки, огляделся, нет ли кого поблизости,— ни живой души. Что делать? Понес он мальца к телеге. Собрались вокруг него остальные батраки и все прикидывают: кто бы это мог ребенка в чаще леской бросить? Так никто и не додумался до правды, а тот, что нашел младенца, рад-радешенек: тридцать лет он с женой прожил и не подарила она ему ребенка. И так он сладко глядел на найденыша, так нежно ежу улыбался и к груди прижимал, будто чистое золото в руках держал.
Поглядите, мэй, как этот дурень обрадовался. Будто подарил ему кто полмира,— заметил один из батраков.
Как же ему не радоваться, когда опору своей старости в руках держит,— ответил другой.
Никогда не знаешь, под каким кустом счастье человека караулит,— бросил какой-то шутник и, хлестнув быков кнутом, вскочил на телегу.
Гей-гей! Цоб, цобэ! — двинулись телеги дальше. Приехав на подворье, батраки разгрузили дрова и стали ждать, какую работу задаст им хозяин на следующий день. Марку Богатей сам должен был работу им назначить, так как приказчик куда-то уехал по делам. Собрались батраки, хозяина слушают, а тот, что дитя нашел, все подходит к окошку, на телегу поглядывает. Видя такое дело, боярин его и спрашивает :
Мэй, ты что там нашел, что места себе не сыщешь, все глаза в окошко пялишь.
Эгей, боярин, что он там нашел, будет ему доброй находкой в жизни,— сказал один из батраков.
Да что же он нашел? — выпучил боярин глаза.
Нашел он мальчугана в таком-то месте.
Кольнула эта весть боярина в самое сердце, только он и виду не подал, а повернул дело очень хитро:
Тьфу, побей тебя счастье, ты и не искал да нашел, а я вот с ног уже сбился и никак себе приемыша не найду. Продай его мне, мэй, у меня-то нет парней.
Как же мне его продать, когда у меня у самого тоже нет?
Вот как, значит, не продашь?! Был бы он твоим, куда ни шло, а о найденыше чего тебе жалеть да горевать? Ну, продай, я тебе хорошую цену дам.
С боярином один на один лучше не связывайся — мигом удавит. Скрепя сердце взял бедный человек деньги и отдал младенца.
Опять Марку Богатей призадумался, и так и этак прикидывал: как бы это с мальцом покончить, со свету его сжить. Всякие мысли ему в голову приходили, одна другой страшнее. Так уж дума толстосума: не жди от нее добра, зато на зло — щедра. Наконец решил он положить мальца в бочонок, набить обручи потуже и пустить по реке. В тот же день замысел свой и исполнил. Ветер отогнал бочонок от берега на середину реки, волны быстрые его подхватили и понесли, а боярин с сердцем, злобой налитым, проклятие ему вслед послал :
На вот, пропади ты пропадом, катись головой вниз, и когда вода эта вспять повернет, тогда и ты вернись.
Потом сел Марку Богатей в карету и с радостью в душе домой вернулся.
Бочонок на волнах качается, о берег ударяется, плывет день и ночь от боярина прочь. В одном месте у излучины реки зацепился он о коряги и к берегу пристал. А неподалеку от этого места стояла на берегу сукновальня, где суманы делали. Вскоре подошли к берегу два сукновальщика воду брать и наткнулись на бочонок. Раз, два — вытащили его из воды. Почувствовав, что бочонок не пуст, стали они осторожненько обручи ослаблять. Каково же было их удивление, когда обнаружили в бочонке славного, пухленького мальчугана. Взяли они ребенка и бегом отнесли в сукновальню. Холили его мастера, нежили, а как подрос, стали мастерству обучать. Парень оказался смышленым, все на лету хватал и крепко-накрепко запоминал. Весь день-деньской работал он в мастерской и вскоре не только научился всему, что старые мастера знали, но и намного их превзошел и стал вырабатывать сукно любого сорта и любой ширины. Не много времени прошло, и пронеслась по свету молва, что в такой-то сукновальне делают невиданное доселе сукно.
Народ валом валил, кто верхом, кто пешком — всем хотелось заиметь хоть кусок редкого сукна. Туда, сюда, дошли слухи о необыкновенном сукне и до Марку Богатея. В один прекрасный день велел он заложить в карету шестерку лошадей цугом, надеть на них новую сбрую и бубенцы подцепить, на козлы лучшего кучера посадить и, когда все было готово, двинулся к хваленой сукновальне с полными карманами денег — покупать сукно да войлок, получше да побольше. Прибыл Марку Богатей на сукновальню и был встречен с почетом, расчистили для него дорогу до самого порога, к старшему проводили, за стол усадили, потчуют таровато, как пристало потчевать бояр богатых. Слово за слово, зашла речь о сукне и сукновальне.
Где это вы нашли таких мастеров знатных? — спросил Марку Богатей.
Мастер этот знатный сам к нам пришел.
Видать, из стран заморских?
Нет, боярин, вот послушай. Лет двадцать тому уж будет, пошли однажды два сукновальщика по воду. Глядь, а волны прибили к берегу какой-то бочонок. Вытащили они бочонок из воды, обручи сбили и нашли в нем мальца в пеленках.
Боярина будто кто кипятком ошпарил, еле-еле он сдержался, зубы стиснул, чтоб не выдать, как у него сердце горит.
Вот мы его и вырастили, выучили, а он так ловок и так умен, что с тех пор как работать начал, стало наше сукно славиться по всему свету.
Видать, он многому учился, книжную мудрость постиг и судейские дела тоже не худо знает? — спросил Марку Богатей.
Верно, боярин, много всякой всячины он знает,— подтвердили мастера.
А у меня как раз неполадки в имении. Не мог бы он пойти дела там распутать? И, коли время будет, пусть и дочь мою обучит всякой книжной мудрости, а то ей до сих пор попадались совсем никудышные учителя.
Что ж, это можно. Сукновальня теперь уж и без него обойтись может, все налажено. Позвать его, что ли?
Да, позовите.
Пока мастера искали юношу, чтобы поведать ему о желании боярина, Марку Богатей живо настрочил письмецо: «Боярыня-сударыня, как придет к тебе этот юноша с письмом, вели заковать его в кандалы. Потом вели привезти девять возов дров, сложить из них костер, а парня на том костре сжечь и пепел его по ветру развеять, чтоб ни имени, ни следа его на свете не осталось». Под письмецом подпись поставил: Марку Богатей.
Тут как раз юноша к столу подошел.
Вот так-то и так-то,— объяснили ему мастера.— Ступай ко двору Марку Богатея.
Ладно, я готов,— ответил парень.
Вручил ему боярин письмо и так напутствовал:
Возьми вот, в знак того, что я тебя послал. Как придешь отдай моей боярыне письмо, пусть прочтет. Передай, что я еще задержусь немного из-за сукна и по всяким другим делам, но постараюсь поскорее домой возвратиться.
Спрятал парень письмо за пазуху и пустился в путь-дорогу. Шел он, шел и вот однажды, проходя мимо опушки леса, видит — медведь в дупло полез и мед у пчелок ворует. Десятки пчел мертвыми падают, оставляя свои жала в его шкуре, а медведь знай себе ворчит и дерево ломает, все глубже в дупло забирается. Увидев путника, одна пчелка подлетела к нему и говорит человечьим голосом:
Добрый человек, избавь нас от зтого горя-злосчастья, прогони медведя. Не пропадет твой труд, и мы тебе чем-нибудь отслужим, а коли в беду попадешь, из беды выручим.
Сломал путник толстую дубовую ветку, живо вырезал из нее дубину увесистую и пошел гулять ею по голове косолапого. Видит медведь: худо дело, тут уж не до жиру, быть бы жи-ву, схватил ноги на плечи и — поминай как звали!
Устав от боя с медведем и дороги дальней, юноша прилег в тени дереза, и тут же сон его одолел. А среди пчел была одна волшебная, и знала она, что кто замыслил и чем это кончится. Ну, а раз парень сделал добро пчелиному племени, решила и она ему добром отслужить, из беды тяжкой выручить. Вытащила она тихонько письмецо у парня из-за пазухи, а вместо него другое положила: «Боярыня-сударыня, как придет к тебе этот юноша, вели свести его в баню, дай ему платье самое лучшее и сыграйте свадьбу с моей дочерью, да берегите его от всякого зла пуще зеницы ока». Внизу стояла подпись: Марку Богатей, точь-в-точь как у боярина.
Недолго путник почивал, проснулся, пчелы поблагодарили его за помощь, в путь проводили, а о письме ни словом не обмолвились. После нескольких дней пути прибыл юноша ко двору боярскому, показал слугам письмо, и те с поклонами проводили его к боярыне. Та на радостях сразу велела всякие яства да вина готовить, музыкантов звать, свадьбу боярскую играть. Такую свадьбу затеяли, целую неделю пировали да гуляли.
Улегся шум свадебного пира, а несколько дней спустя и Марку Богатей в карете домой вернулся. Как узнал он новость нежданную, стал волосы на себе рвать, чуть не лопнул от злости.
Что вы натворили? — набросился он на жену и на дочь.
Как ты в письме велел, так мы и сделали.
Что же я вам в письме велел?
Погляди-ка вот сам.
Как увидел Марку Богатей письмо да еще и подпись своя, пронзил его страх до мозга костей: никак, и впрямь суждено этому парню на его добро руку наложить. И опять стал Марку Богатей думать, как бы поступить, чтобы зятя своего со свету сжить. Наконец осенила его мысль: послать юношу на тот свет к покойной матери за перстнем с печаткой боярской. Наутро позвал он к себе зятя и сказал ему голосом тихик, но полным угрозы:
Потерял я печать свою боярскую, а другой у меня нет и никто сделать ее не может. Пока я ее имел, мне и в голову не пришло снять хотя бы слепок. Ну, да на наше счастье есть еще одна такая печать.
Где, батюшка?
На том свете. Матушка моя, значит, твоя бабушка, носит на пальце золотой перстень с печаткой рода нашего. Ступай к ней и забери перстень. Да помни, коли вернешься с пустыми руками, быть твоей голове там, где сейчас ноги.
Взял себе парень еду на дорогу, денег немного и пустился в путь с верой и надеждой вернуться обратно, добыв перстень с боярской печаткой. Долго ли, коротко ли он шел, а прошел хороший кусок пути, пока однажды в полдень добрался до какого-то пруда. Чем ближе он к пруду подходил, тем явственнее слышал странные звуки: будто кто-то что-то бормочет и хлебает впустую.
Добрый человек, подойди ко мне,— донесся вдруг до него голос с самой середины пруда.
Присмотрелся путник и окаменел от ужаса. По воде плыл человек с обгоревшими от жажды губами и никак не мог наклониться, воды напиться.
Что с тобой приключилось? — спросил его юноша.
Тяжкое проклятие пало на мою голову. А ты куда путь держишь?
Иду на тот свет, взять у бабушки перстень с печаткой.
Раз уж ты туда идешь, спроси и обо мне: долго ли мне еще так мучиться?
Ладно, коли доберусь туда, и о тебе не забуду. Пошел зять Марку Богатея дальше, шел он, шел и наткнулся на два бочонка. Из одного вино через край лилось, а второй был совершенно пуст, даже клепки рассохлись. Глянул парень и подумал: «Кто это таких дел понаделал, в один бочонок столько вина налил, что через край льется, а другой рассыхается на солнце?» Поднял он полный бочонок, перевернул кверху дном над пустым, трясет, трясет, а ни капли вина в пустой бочонок не льется.
«Тьфу, напасть, это еще что за шутка такая?» — подумал юноша и пошел своей дорогой. Шел он, шел без устали, пока дошел до какого-то овражка. Овражек как овражек, да только на самом его дне лежит себе поп на спине. И до того тот поп отощал, что казался только тенью человека: скулы выперли, глаза впали, а он все кричит хриплым голосом: «Кушать, кушать»! Всякий раз, когда он губы размыкал, вываливалась изо рта страшная змея: трепыхнется разок-другсй на воле и опять в рот убирается. Подумал было юноша к по- пу подойти, да преградили ему дорогу злые змеи ядовитые. Напуганный виденным, путник отступил и пошел дальше своей дорогой. Вскоре вышел он на большой луг, весь усыпанный цветами. Посреди луга стоял стол, ломившийся от всяких яств и напитков, а вокруг стола сидели люди, все такие бледные и худые, что и на людей не походили. Руки их были привязаны к большущим половникам, но как они, бедняги, ни изворачивались, а донести пищу до рта не могли. Страшная это была пытка! Все от голода зубами скрипели, глаза у них горели, кругом яства прекрасные, а они ни крошки в рот взять не могут! Узнав, куда юный странник путь держит, стали они его просить:
Сделай милость, когда дойдешь до Вельзевула Древнего, узнай у него, долго ли нам еще эту пытку терпеть: сидеть голодными перед накрытым столом?
Ладно, не забуду и о вас расспросить,— пообещал им зять Марку Богатея и пошел своей дорогой.
Долго ли он шел, нет ли, а дошел до крепости с еысокими стенами, черными, как смола. У железных ворот стоял на строже солдат с палицей на плече и саблей на боку.
Что ты здесь караулишь при таком оружии?
Сотни лет стою я на страже у этих ворот, все жду-не дождусь смены. А ты куда путь держишь?
Иду я на тот свет, золотой перстень искать.
Раз так, сделай милость, спроси там и обо мне: долго ли еще придется торчать здесь?
Ладно, спрошу.
Вскоре дошел наш парень до замка, тоже черного, как смола. Видать, тут и была канцелярия адова и место сбора чертей. Застал он там только старую чертовку. Так ей наскучило одиночество, что, как увидела парня, так и заохала:
Ох, ох, горе мне и еще раз горе! Но, видать, есть еще у меня капелька счастья, раз удалось повидать земнородного человека.
Усадила она парня на лавку, стала расспрашивать, откуда он и по какому делу пришел из далеких далей в этот мир печали. Узнав, какая нужда его в путь погнала, старуха ему и говорит:
Подожди здесь до полуночи, пока явится Вельзевул Древний, самый главный сатана, которому сила зло творить дана. Я уж у него расспрошу обо всем, что ты узнать хочешь.
В полночь явился Вельзевул Древний, еле ноги волоча от усталости: много он в тот день всяких бед людям натворил. Старая чертовка хорошенько спрятала земнородного, а сама прикинулась, будто захворала тяжко, повалилась на пол и так застонала, словно час ее последний пришел.
Да что с тобой приключилось? — спросил Вельзевул, входя.— Может, кто обидел или хворь какая одолела?
Захворала я от горя и досады, что ты мне все никак не принесешь перстень Марку Богатея. Тебе хоть кол на голове теши, сколько раз говорила — все в одно ухо войдет, в другое вылетит.
Да стоит ли из-за пустяка так горевать? Я бы прямо сейчас и отправился за перстнем, но далеко ходить, до самой Пятки Адовой. Завтра же ночью непременно принесу. Хорошо, что ты мне напомнила, а то ношусь весь день-деньской, как угорелый, и все на свете забываю.
Ох, ох, Вельзевул рогатый! Сколько уж веков я здесь горе мыкаю, а все еще не знаю, что к чему в этом царстве адовом.
Чего это ты не знаешь?
Сколько раз я бывала у Соленого пруда в каменном ущелье, а ты мне так ни разу и не сказал, кто тот человек, что день и ночь в воде сидит и ни капли в рот взять не может?
На земле он был большим богатеем.
И чего он натворил, что на такую казнь осужден?
Жил он в достатке, в яствах и винах катался, как мас-ло з сметане, а слуг верных ни за что ни про что порол нещадно, в холодную закрывал и целыми днями ни есть ни пить им не давал. Нынче и ему пора пришла узнать, почем фунт лиха, огня жажды изведать.
И долго он так мучиться будет?
Во веки веков.
А что это за два бочонка на Желтой ниве? Из одного через край виное льется, а второй на солнце рассыхается?
Это значит, что на земле есть бедные и богатые. У одних столько добра, что девать его некуда, а другие с хлеба на воду перебиваются, весь свой век горе мыкают.
А почему, когда кто-нибудь пробует перелить вино из полной бочки в пустую, оттуда ни капли не льётся?
Потому, что сытый голодного не разумеет, и сколько бы бедняки ни взывали к богатым о помощи, ничего не получат. Скорее толстосум из бедняка душу выколотит, чем бедняк у него копейку.
А кто тот поп, что лежит в Полынном овраге ни жив ни мертв от голоду и все кричит: «кушать, кушать!»
Это поп Калач, который ездил на земле на горбу бедняков, всю жизнь драл шкуру с живых и мертвых, а теперь сам испытывает, каково было тем, у кого он кусок изо рта вырывал.
А почему у него змей во рту сидит?
Потому что был он сквернословом и лгуном. На земле у него был не человеческий, а змеиный язык, таким он и теперь остался.
И долго он так мучиться будет?
Во веки веков.
Скажи мне еще, за какие грехи так казнятся люди на Голодном лугу и умирают с голоду и жажды, сидя за столом, который ломится от яств и напитков!
Казнятся они, так как никому в голову не приходит накормить своего ближнего, чтобы и ближний его накормил. Только тогда жизнь чего-нибудь стоит, когда люди друг другу помогают.
А кто тот человек, что стоит на страже у врат ада?
Это тоже бывший толстосум, который много зла сотворил, живя на земле. Дня через три-четыре я его переведу на другую пытку, а его место займет Марку Богатей.
На следующую ночь Вельзевул Древний принес перстень с печаткой Марку Богатея. Взял его юноша и пустился в обратный путь. Вскоре дошел он до врат ада. Стражник завидел его еще издали и кричит:
Что ты узнал обо мне, долго я еще здесь простою?
Дня через три-четыре придет тебе на смену Марку Богатей.
Немного времени спустя добрался он и до Голодного луга, где его ждали с разинутыми ртами алчущие и жаждущие.
Добрый молодец, что сказал Сатана о нашей участи?
Люди добрые, пока каждый из вас думает только о своем брюхе, будете вы мучиться голодом и жаждой. Наберите полные половники и кормите друг друга, иначе вам не прожить.
С той минуты стали они кормить друг друга: кто лучше кормил, того тоже лучше кормили, кто ленился набрать полный половник, тому тоже меньше доставалось. На столах без конца появлялись новые яства и напитки, и они жили, как братья, забыв о муках голода и жажды.
А наш юноша шел своей дорогой и вскоре добрался до озера, в котором боярин изнывал от жажды.
Какие вести принес ты мне?
Грустные, боярин. Слыхал я, что мука твоя будет вечной в наказание за те несправедливости, которые ты чинил людям на земле.
Отправился юноша дальше, шел он, шел и наконец пришел домой. Как увидел Марку Богатей, что зять вернулся домой жив, здоров да еще перстенек с печаткой принес, чуть не лопнул от досады и страха. Придраться было не к чему, вот и стал расспрашивать зятя, где был и что видел.
Эгей,— сами знаете, как оно в дороге,— ответил зять.— Много всякой всячины увидишь и услышишь. У врат ада видел я стражника с палицей на плече и саблей на боку; ждет он, чтоб вы ему на смену пришли.
Я?!
Так он говорил.
Никто в моем роду никогда в стражниках не ходил. Только меня и нашли?.. Да еще где стоять — у врат ада!.. Пойду сам погляжу и коли ложь это, коль хотел ты посмеяться надо мной, не миновать тебе петли.
Собрался Марку Богатый в путь-дорогу и пошел по следам зятя. Стал подходить к вратам ада, а стражник еще издали кричит:
Стой, мэй, стой! Кто ты таков и куда путь держишь?
Я Марку Богатей.
Раз так, иди сюда.
Подошел Марку, а стражник ему говорит:
На вот, подержи-ка палицу, саблю, одежду мою и обувку.
Не успел Марку Богатей разобраться, в чем дело, как стражник сунул все ему в руки и был таков. Одежда на него наделась, ремни подпоясались; почуял Марку — пятки печет, подскочил кверху и в сапогах очутился. Мигом был он одет, обут, до зубов вооружен и к месту пригвожден. Много лет подряд стерег он врата ада, ни днем ни ночью век не смыкая, и, может, и сейчас еще стережет, коли кто другой его не сменил.
А сын Иона Бедняка, завладев всем имуществом Марку Богатея, поделил его со своими братьями и всеми другими бедняками. | |
Сказка № 2498 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жил-был царь. Пригласил он как-то чужеземных царей, королей и советников разных на честной пир с музыкантами.
За три дня до пира вызвал царь к себе повара, дал ему денег и приказал пойти на базар и купить там самое лучшее и самое дорогое, что только на свете есть, чтобы на столе были только отборные кушанья.
Пошёл повар на базар, накупил там языков на все деньги, принёс на кухню, сварил с разными специями и приготовил блюда к царскому столу.
Вот и гости собрались. Рассадил их царь за столами и приказал подавать кушанья.
Подал повар каждому по куску языка. Съели гости язык, и приказал царь следующее блюдо нести.
А повар опять раздал по куску языка каждому. Гости ничего понять не могут. Смотрят удивленно друг на друга - почему им подают только блюда из языка? Может, такой здесь обычай?
Съели гости, что подано, и ждут, чего ещё подадут.
Приказал царь нести следующую перемену. Повар опять принёс язык!
- Почему нас ничем другим не угощают, а только языком? - спрашивают гости.
Призвал царь повара:
- Разве не приказывал я тебе купить на базаре самое лучшее, самое дорогое, что только есть на свете?! А повар отвечает:
- Пресветлый царь! Разве может что-нибудь на свете быть лучше и дороже языка? Язык всё может - царей на престол возводить, войны прекращать и мир заключать!
Подивились гости словам повара, за смекалку его похвалили. Потом поговорили между собой и решили так: пусть повар ещё раз на базар сходит и купит там самое плохое, что только на свете есть.
Пошёл повар и принёс с базара... язык!
Говорит ему царь:
- Разве не приказал я тебе купить самое плохое, что только на свете есть?! А повар отвечает:
- Пресветлый царь! Разве может что-нибудь на свете быть хуже языка? Ведь язык всё может испортить и разрушить - и дружбу, и согласие, и мир! | |
Сказка № 2497 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Сидел как-то Пэкалэ на лесной опушке и думал, чем бы ему заняться. Взглянул он на дорогу и видит - прямо к нему коляска катит. Поставил Пэкалэ большое бревно торчком, обхватил руками и держит, чтобы не падало.
А в коляске ехал боярин с боярыней, и кучер лошадьми правил.
Увидел боярин Пэкалэ, приказал кучеру остановиться.
- Доброго,- говорит,- тебе здоровья!
- Благодарствую,- отвечает Пэкалэ.
- Что ты здесь делаешь?
- Да вот, боярин, срубил я эту лесину. Даю ей отдохнуть малость. Отдохнет - домой понесу. А ты куда путь держишь?
- Наслышан я о Пэкалэ, который всех перехитрить может. Вот и еду его искать, чтобы он и меня перехитрил.
Говорит Пэкалэ боярину:
- Далеко тебе не надо ехать. Я и есть тот самый Пэкалэ.
Только перехитрить тебя не могу - хитрость свою дома оставил. Если хочешь - схожу домой, принесу хитрость, тогда и перехитрю. А чтобы мне быстрей управиться - дай мне свою коляску. А ты здесь обожди с боярыней и с кучером. Подержи пока эту лесину. Только крепко держи, чтобы на стороны не клонилась. А я мигом обернусь.
Вышли из коляски. Боярин бревно обхватил, изо всех сил держит, а Пэкалэ сел в коляску, лошадей хлестанул, да и был таков!
Ночь наступила - Пэкалэ не едет. День настал, и уже к закату близится.
Проходил мимо прохожий:
- Добрый день!
- Да не очень! - отвечает боярин.
- Чего ты, боярин, там стоишь?
Боярин и рассказал прохожему, что держит, дескать, бревно, чтобы оно прямо стояло и на стороны не клонилось, пока Пэкалэ из деревни хитрость свою не принесет и его, боярина, не перехитрит.
- Сказал, что на моей коляске быстро обернется, да вот до сих пор что-то не едет,- закончил свой рассказ боярин.
Говорит тогда прохожий боярину:
- Неужто мало тебе той хитрости, что ты без коляски и без лошадей остался? | |
|
