Сказка № 363 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Шел солдат со службы домой. Дорогой выпросился ночевать.
Вечером хозяева стали пельмени стряпать. Старик хозяин сидит на лавке. Сел солдат рядом и завел разговор:
Видно, поедим, дедушка?
Поедим, да не все! — отвечает старик.
А ты разве не хочешь? — спрашивает солдат.
Сели хозяева ужинать, посадили за стол и солдата. Они делят пельмени вилкой надвое, обмакивают в уксус и едят, закусывают хлебом. А солдат вилкой пельмень ткнет — и в рот.
Не вытерпел старик:
Ты, солдат, двой!
Солдат будто не понял: давай по два пельменя поддевать на вилку.
Старик говорит:
Ешь по-старому! | |
Сказка № 362 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Заприметил солдат, что у хозяина в сенях висело под коньком пуда два свиного сала в мешке: прорыл ночью крышу, стал отвязывать мешок, да как-то осклизнулся и упал вместе с салом в сени.
Хозяин услыхал шум и вышел с огнем:
Что тебе нужно?
Не надо ли тебе сала? — спрашивает солдат.
Нет, у меня своего много!
Ну так потрудись, навали мне мешок на спину.
Хозяин навалил ему мешок на спину, и солдат ушел. | |
Сказка № 361 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Прошло срочное время, отслужил солдат службу королю и стал проситься на родину с родными повидаться. Сначала было король не пускал его, но потом согласился, наделил его златом-серебром и отпустил его на все четыре стороны.
Вот получил солдат отставку и пошел с товарищами прощаться, а товарищи и говорят ему:
Неужели на простинах не поднесешь, а прежде ведь мы хорошо жили?
Вот солдат и начал подносить своим товарищам; подносил-подносил — глядь, а денег-то осталось у него только пять пятаков.
Вот идет наш солдат. Близко ли, далеко ли, видит: стоит в сторонке кабачок; зашел солдат в кабачок, на копейку выпил, на грош закусил и пошел далее. Прошел немного, встретилась ему старуха и стала милостыню просить; солдат и подал ей пятак. Прошел опять немного, смотрит, а та же старуха опять идет навстречу и просит милостыню; солдат подал другой пятак, а сам дивуется: как это старуха опять очутилась впереди? Смотрит, а старуха опять впереди и просит милостыню; солдат и третий пятак подал.
Прошел опять с версту. Смотрит, а старуха опять впереди и просит милостыню. Разозлился солдат, не стерпело ретивое, выдернул тесак да и хотел было раскроить ей голову, и только лишь замахнулся, старуха бросила к его ногам котомку и скрылась. Взял солдат котомку, посмотрел-посмотрел да и говорит:
Куда мне с этой дрянью? У меня и своей довольно!
И хотел было уж бросить — вдруг, откуда ни возьмись, явились перед ним, как из земли, два молодца и говорят ему:
Что вам угодно?
Солдат удивился и ничего не мог им сказать, а потом закричал:
Что вам от меня надобно?
Один из них подошел поближе к служивому и говорит:
Мы служители твои покорные, но слушаемся не тебя, а вот этой волшебной сумочки, и если тебе что нужно, приказывай.
Солдат думал, что все это ему грезится, протер глаза, решился попробовать да и говорит:
Если ты говоришь правшу, то я приказываю тебе, чтобы сейчас же была койка, стол, закуска и трубка с табаком!
Не успел солдат еще и кончить, а уж все и явилось, как будто с неба упало. Выпил солдат, закусил, повалился на койку и закурил трубку.
Полежал он так довольно времени, потом махнул котомочкой и, когда явился молодец (служитель котомочки), солдат и говорит ему:
А долго ли я буду здесь лежать на этой койке и курить табак?
Сколько угодно, — сказал молодец.
Ну так убери все, — сказал солдат и пошел дальше.
Вот шел он после этого, близко ли, далеко ли, и пришел к вечеру в одну усадьбу, и тут славный барский дом. А барин в этом доме не жил, а жил в другом — в хорошем-то доме черти водились. Вот и стал солдат у мужиков спрашивать:
Где барин живет?
А мужики и говорят:
Да что тебе в нашем барине?
Да ночевать бы надо попроситься!
Ну, — говорят мужики, — только поди, так он уж отправит тебя чертям на обед!
Ничего, — говорит солдат, — и с чертями разделаться можно. А скажите, где барин-то живет?
Мужики показали ему барский дом, и солдат пошел к нему и стал у него ночевать проситься. Барин и говорит:
Пустить-то я, пожалуй, и пущу, да только у меня там не тихо!
Ничего, — говорит солдат.
Вот барин и повел солдата в хороший дом, а как привел, солдат махнул своей волшебной сумочкой и, когда явился молодец, велел приготовить стол на двух человек. Не успел барин повернуться, а уж и явилось все. Барин, хоть и богат был, а такой закуски никогда еще у него не бывало! Стали они закусывать, а барин и украл золотую ложку. Кончили закуску, солдат махнул опять котомочкой и велел убрать все, а молодец говорит:
Я не могу убрать — не все на столе.
Солдат посмотрел да и говорит:
Ты, барин, для чего ложку взял?
Я не брал, — говорит барин.
Солдат обыскал барина, отдал ложку лакею, а сам и начал благодарить барина за ночлег, да так его изрядно помял, что барин со злости запер на замок все двери.
Солдат запер все окна и двери из других покоев, закрестил их и стал чертей дожидаться.
Около полуночи слышит, что кто-то у дверей пищит. Подождал еще солдат немного, и вдруг набралось столько нечистой силы и подняли такой крик, что хоть уши затыкай! Один кричит:
Напирай, напирай!
А другой кричит:
Да куда напирать, коли крестов наставлено!..
Солдат слушал, слушал, а у самого волосы дыбом встают, даром что нетрусливого десятка был. Наконец и закричал:
Да что вам тут от меня надо, босоногие?
Пусти! — кричат ему из-за двери черти.
Да на что я вас пущу сюда?
Да так, пусти!
Солдат посмотрел кругом и увидел в углу мешок с гирями, взял мешок, вытряхнул гири да и говорит:
А что, много ли вас, босоногих, войдет ко мне в мешок?
Все войдем, — говорят ему из-за двери черти.
Солдат наделал на мешке крестов углем, притворил немного двери да и говорит:
Ну-ка, я посмотрю, правду ли вы говорили, что все войдете?
Черти все до одного залезли в мешок, солдат завязал его, перекрестил, взял двадцатифунтовую гирю и давай по мешку бить. Бьет, бьет да и пощупает: мягко ли?
Вот видит солдат, что наконец мягко стало, отворил окно, развязал мешок да и вытряхнул чертей вон. Смотрит, а черти все изуродованы, и никто с места не двигается.
Вот солдат как крикнет:
А вы что тут, босоногие, разлеглись? Другой бани, что ли, дожидаетесь, а?
Черти все кое-как разбежались, а солдат и кричит им вдогонку:
Еще придете сюда, так я вам не то еще задам!
Наутро пришли мужики и отворили двери, а солдат пришел к барину и говорит:
Ну, барин, переходи теперь в тот дом и не бойся уж ничего, а мне за труды надо на дорогу дать!
Барин дал ему сколько-то денег, и солдат пошел себе дальше.
Вот шел и шел он так долгонько, и до дому уже недалеко осталось, всего три дня ходьбы! Вдруг повстречалась с ним старуха, такая худая да страшная, несет полную котомочку ножей, да пил, да разных топориков, а косой подпирается. Загородила она ему дорогу, а солдат не стерпел этого, выдернул тесак да и закричал:
Что тебе надо от меня, старая? Хочешь, тебе голову раскрою?
Смерть (это была она) и говорит:
Я послана господом взять у тебя душу!
Вздрогнуло солдатское сердце, упал он на колени да и говорит:
Смилуйся, матушка смерть, дай мне сроку только три года; прослужил я королю свою долгую солдатскую службу и теперь иду с родными повидаться.
Нет, — говорит смерть, — не видаться тебе с родными и не дам тебе сроку три года.
Дай хоть на три месяца.
Не дам и на три недели.
Дай хоть на три дня.
Не дам тебе и на три минуты, — сказала смерть, махнула косой и уморила солдата.
Вот очутился солдат на том свете да и пошел было в рай, да его туда не пустили: недостоин, значит, был. Пошел солдат из раю да и попал в ад, а тут прибежали к нему черти да и хотели было в огонь тащить, а солдат и говорит:
Вам что надо от меня? Ах вы, босоногие, или позабыли уж барскую баню, а?
Черти все побежали от него, а сатана и кричит:
Вы куда, детки, побежали-то?
Ой, батька, — говорят ему чертенята, — ведь солдат-то тот здесь!
Как услыхал это сатана, да и сам побежал в огонь.
Вот солдат походил, походил по аду — скучно ему стало; пошел в рай да и говорит господу:
Господи, куда ты меня пошлешь теперь? Раю я не заслужил, а в аду все черти от меня убежали; ходил я, ходил по аду, скучно стало, да и пошел к тебе, дай мне службу какую-либо!
Господь и говорит:
Поди, служба, выпроси у Михаила-архангела ружье и стой на часах у райских дверей!
Пошел солдат к Михаилу-архангелу, выпросил у него ружье да и стал на часы к райским дверям.
Вот стоял он так, долго ли, коротко ли, и видит, что идет смерть, да и прямо в рай. Солдат загородил ей дорогу да и говорит:
А тебе что там надобно, старая? Пошла прочь! Господь без моего доклада никого не примет!
Смерть и говорит:
Я пришла к господу спросить, каких на этот год велит людей морить.
Солдат и говорит:
Давно бы так, а то лезешь не спросясь, а разве не знаешь, что и я что-либо да значу здесь; на-ка ружье-то подержи, а я схожу спрошу.
Пришел служивый в рай, а господь и говорит:
Зачем ты, служба, пришел?
Пришла смерть, господи, и спрашивает: каких ты на следующий год велишь людей морить?
Господь и говорит:
Пусть морит самых старых!
Пошел солдат назад да и думает:
«Самых старых велит господь людей морить; а что, если у меня отец еще жив, ведь она его уморит, как и меня. Так ведь, пожалуй, я и не повидаюсь больше. Нет, старая, ты не дала мне вольготушки на три года, так поди-ка погрызи дубы!»
Пришел да и говорит смерти:
Смерть, господь велел тебе на этот раз не людей морить, а дубы грызть, такие дубы, которых старее нет!
Пошла смерть старые дубы грызть, а солдат взял у ней ружье и стал опять у райских дверей ходить.
Прошел на белом свете год, смерть опять пришла спросить, каких на этот год велит ей господь людей морить.
Солдат отдал ей ружье, а сам и пошел к господу спросить, каких на этот год велит смерти людей морить. Господь велел морить самых матерых, а солдат опять и думает:
«А ведь у меня там есть еще братья да сестры и знакомых много, а смерть как уморит, так мне с ними и не повидаться больше! Нет, пусть же и другой год погрызет дубов, а там, быть может, нашего брата-солдата и миловать станет!»
Пришел да и послал смерть грызть самые ядреные, матерые дубы.
Прошел и другой год, пришла смерть на третий раз. Господь велел ей морить самых молодых, а солдат послал ее молодые дубы грызть.
Вот, как пришла смерть на четвертый раз, солдат и говорит:
Ну тебя, старую, поди, коли нужно, сама, а я не пойду: надоела!
Пошла смерть к господу, а господь и говорит ей:
Что ты, смерть, худая такая стала?
Да как худой-то не быть, целых три года дубы грызла, все зубы повыломала! А не знаю, за что ты, господи, на меня так прогневался?
Что ты, что ты, смерть, — говорит ей господь, — с чего ты взяла это, что я посылал тебя дубы грызть?
Да так мне солдат сказал, — говорит смерть.
Солдат? Да как он смел это сделать?! Ангелы, подите-ка, приведите ко мне солдата!
Пошли ангелы и привели солдата, а господь и говорит:
С чего ты взял, солдат, что я велел смерти дубы грызть?
Да мало ей, старой, этого! Я просил у ней вольготушки только на три года, а она не дала мне и три часа. Вот за это-то я и велел ей три года дубы грызть.
Ну, так поди-ка теперь, — говорит господь, — да откармливай-ка ее три года. Ангелы! Выведите его на белый свет!
Вывели ангелы солдата на белый свет, и очутился солдат на том самом месте, где уморила его смерть.
Видит солдат какой-то мешок, взял он мешок да и говорит:
Смерть! Садись в мешок!
Села смерть в мешок, а солдат взял еще палок да каменья положил туда, да как пошагал по-солдатски, а у смерти только косточки хрустят!
Смерть и говорит:
Да что ты, служивый, потише!
Вот еще, потише, еще чего скажешь, а по-моему, так: сиди, коли посажена!
Вот шел он так два дня, а на третий пришел к свату-целовальнику да и говорит:
Что, брат, дай выпить; все деньги прожил, а я тебе на днях занесу, вот тебе мой мешок, пусть у тебя полежит.
Целовальник взял у него мешок да и бросил под стойку. Пришел солдат домой, а отец еще жив. Обрадовался, а еще больше обрадовались родные.
Вот жил так солдат и здорово и весело целый год.
Пришел солдат в тот кабак и стал спрашивать свой мешок, а целовальник едва и отыскал его. Вот солдат развязал мешок да и говорит:
Смерть, жива ли ты?
Ой, — говорит смерть, — едва не задохлась!
Ну ладно, — говорит солдат.
Открыл табакерку с табаком, понюхал да и чихнул.
Смерть говорит:
Служивый, дай-ка мне!
Она все просила, что увидит у солдата.
Солдат и говорит:
Да что, смерть, ведь тебе мало одной щепотки, а поди сядь в табакерку да и нюхай сколько захочешь.
Только что смерть залезла в табакерку, солдат захлопнул да и носил ее целый год. Потом он опять отворил табакерку да и говорит:
Что, смерть, нанюхалась?
Ой, — говорит смерть, — тяжело!
Ну, — говорит солдат, — пойдем, я теперь покормлю тебя!
Пришел он домой да и посадил ее за стол, а смерть ела да ела за семерых. Рассердился солдат и говорит:
Ишь, прорва, за семерых съела! Эдак тебя не наполнишь, куда я денусь с тобой, проклятая?
Посадил ее в мешок да и понес на кладбище; вырыл в сторонке яму да и закопал ее туда.
Вот прошло три года, господь вспомнил про смерть и послал ангелов ее отыскивать. Ходили, ходили ангелы по миру, отыскали солдата да и говорят ему:
Куда ты, служивый, смерть-то девал?
Куда девал? А в могилу зарыл!
Да ведь господь ее к себе требует, — говорят ангелы.
Пришел солдат на кладбище, разрыл яму, а смерть там уж чуть-чуть дышит. Взяли ангелы смерть и принесли ее к господу, а он и говорит:
Что ты, смерть, такая худая?
Смерть и рассказала господу все, а он и говорит:
Видно, тебе, смерть, от солдата не хлебы, поди-ка кормись сама!
Пошла опять смерть по миру, да только того солдата больше не посмела морить. | |
Сказка № 360 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Стоял солдат на часах, и захотелось ему на родине побывать.
Хоть бы, — говорит, — чёрт меня туда снес!
А он тут как тут.
Ты, — говорит, — меня звал?
Звал.
Изволь, — говорит, — давай в обмен душу!
А как же я службу брошу, как с часов сойду?
Да я за тебя постою.
Решили так, что солдат год на родине проживет, а черт это время прослужит на службе.
Ну, скидавай!
Солдат все с себя скинул и не успел опомниться, как дома очутился.
А черт на часах стоит. Подходит генерал и видит, что все у него по форме, одно нет: не крест-накрест ремни на груди, и все на одном плече.
Это что?
Черт — и так и сяк, не может надеть. Тот его — в зубы, а после — порку. И пороли черта каждый день. Так хороший солдат всем, а ремни все на одном плече.
Что с этим солдатом, — говорит начальство, — сделалось? Никуда теперь не годится, а прежде все бывало в исправности.
Пороли черта весь год.
Изошел год, приходит солдат сменять черта. Тот и про душу забыл: как завидел, все с себя долой.
Ну вас, — говорит, — с вашей и службой-то солдатской! Как это вы терпите?
И убежал. | |
|
