• Канал RSS
  • Обратная связь
  • Карта сайта

Статистика коллекции

Детальная статистика на
7 Ноября 2024 г.
отображает следующее:

Сказок:

6543+0

Коллекция Сказок

Сказилки

Сказки Индонезийские

Сказки Креольские

Сказки Мансийские

Сказки Нанайские

Сказки Нганасанские

Сказки Нивхские

Сказки Цыганские

Сказки Швейцарские

Сказки Эвенкийские

Сказки Эвенские

Сказки Энецкие

Сказки Эскимосские

Сказки Юкагирские

Сказки Абазинские

Сказки Абхазские

Сказки Аварские

Сказки Австралийские

Сказки Авторские

Сказки Адыгейские

Сказки Азербайджанские

Сказки Айнские

Сказки Албанские

Сказки Александра Сергеевича Пушкина

Сказки Алтайские

Сказки Американские

Сказки Английские

Сказки Ангольские

Сказки Арабские (Тысяча и одна ночь)

Сказки Армянские

Сказки Ассирийские

Сказки Афганские

Сказки Африканские

Сказки Бажова

Сказки Баскские

Сказки Башкирские

Сказки Беломорские

Сказки Белорусские

Сказки Бенгальские

Сказки Бирманские

Сказки Болгарские

Сказки Боснийские

Сказки Бразильские

Сказки братьев Гримм

Сказки Бурятские

Сказки Бушменские

Сказки в Стихах

Сказки Ведические для детей

Сказки Венгерские

Сказки Волшебные

Сказки Восточные о Суде

Сказки Восточные о Судьях

Сказки Вьетнамские

Сказки Г.Х. Андерсена

Сказки Гауфа

Сказки Голландские

Сказки Греческие

Сказки Грузинские

Сказки Датские

Сказки Докучные

Сказки Долганские

Сказки древнего Египта

Сказки Друзей

Сказки Дунганские

Сказки Еврейские

Сказки Египетские

Сказки Ингушские

Сказки Индейские

Сказки индейцев Северной Америки

Сказки Индийские

Сказки Иранские

Сказки Ирландские

Сказки Исландские

Сказки Испанские

Сказки Итальянские

Сказки Кабардинские

Сказки Казахские

Сказки Калмыцкие

Сказки Камбоджийские

Сказки Каракалпакские

Сказки Карачаевские

Сказки Карельские

Сказки Каталонские

Сказки Керекские

Сказки Кетские

Сказки Китайские

Сказки Корейские

Сказки Корякские

Сказки Кубинские

Сказки Кумыкские

Сказки Курдские

Сказки Кхмерские

Сказки Лакские

Сказки Лаосские

Сказки Латышские

Сказки Литовские

Сказки Мавриканские

Сказки Мадагаскарские

Сказки Македонские

Сказки Марийские

Сказки Мексиканские

Сказки Молдавские

Сказки Монгольские

Сказки Мордовские

Сказки Народные

Сказки народов Австралии и Океании

Сказки Немецкие

Сказки Ненецкие

Сказки Непальские

Сказки Нидерландские

Сказки Ногайские

Сказки Норвежские

Сказки о Дураке

Сказки о Животных

Сказки Олега Игорьина

Сказки Орочские

Сказки Осетинские

Сказки Пакистанские

Сказки папуасов Киваи

Сказки Папуасские

Сказки Персидские

Сказки Польские

Сказки Португальские

Сказки Поучительные

Сказки про Барина

Сказки про Животных, Рыб и Птиц

Сказки про Медведя

Сказки про Солдат

Сказки Республики Коми

Сказки Рождественские

Сказки Румынские

Сказки Русские

Сказки Саамские

Сказки Селькупские

Сказки Сербские

Сказки Словацкие

Сказки Словенские

Сказки Суданские

Сказки Таджикские

Сказки Тайские

Сказки Танзанийские

Сказки Татарские

Сказки Тибетские

Сказки Тофаларские

Сказки Тувинские

Сказки Турецкие

Сказки Туркменские

Сказки Удмуртские

Сказки Удэгейские

Сказки Узбекские

Сказки Украинские

Сказки Ульчские

Сказки Филиппинские

Сказки Финские

Сказки Французские

Сказки Хакасские

Сказки Хорватские

Сказки Черкесские

Сказки Черногорские

Сказки Чеченские

Сказки Чешские

Сказки Чувашские

Сказки Чукотские

Сказки Шарля Перро

Сказки Шведские

Сказки Шорские

Сказки Шотландские

Сказки Эганасанские

Сказки Эстонские

Сказки Эфиопские

Сказки Якутские

Сказки Японские

Сказки Японских Островов

Сказки - Моя Коллекция
[ Начало раздела | 4 Новых Сказок | 4 Случайных Сказок | 4 Лучших Сказок ]



Сказки Польские
Сказка № 2592
Дата: 01.01.1970, 05:33
Давным-давно, когда на свете чудеса творились да волшебники и колдуны водились, жил в одной деревушке бедный крестьянин по имени Бартек.
У других людей - и кони, и коровы в хозяйстве, а у него - одна серая уточка. А какая от нее польза, если она даже яиц не несёт? И все только за Бартеком, точно собачонка, бегает и весело покрякивает. Но Бартек очень свою уточку любил и во всем ей угождал. То охапку свежей травки принесет, то лебеды посочней на лугу нарвет, а то на руки возьмет и к чистому прозрачному ручью отнесет. Пустит утку на воду и приговаривает: \"Плавай, плавай, моя уточка!
Вот как Бартек о своей уточке заботился!
Отправился он как-то за сочной лебедой да зеленой ряской, что затянула озерцо в соседней долине. И решето прихватил с собой, чтобы ряску сподручней было черпать. Идет он каменистой тропкой, весело насвистывает да красотой гор любуется. И вдруг остановился как вкопанный. Почудилось ему, ровно его кто-то передразнивает. Постоял он, постоял, послушал-послушал и дальше зашагал. \"Небось эхо\",- думает. Отошел он немного и опять приостановился: нет, не эхо. Совсем близко кто-то свистит, этак тоненько да тихохонько. Огляделся Бартек по сторонам - нет никого. Хотел дальше идти, но тут чей-то голос слышится:
- Бартек, помоги!
Бартек опять по сторонам огляделся и опять никого не увидел.
- Как же я тебе помогу, когда не знаю, где ты? - говорит Бартек.
- А ты к можжевельнику наклонись,- отвечает тоненький голосок.
Подошел Бартек к можжевеловому кусту, что в стороне от дороги рос, наклонился пониже и видит: под кустом змея лежит. Голову подняла и шипит с присвистом. А на голове у нее корона из росяных капелек, как алмазная, блестит. Смекнул Бартек: не простая это змея, а царица змеиная.
- Положи меня в решето,- зашипела змея,- да вон на ту горку отнеси, а я в долгу не останусь, награжу тебя.
Отнесу, госпожа царица,- отвечает с поклоном Бартек,- и награды за это никакой мне не надо.
Положил он змею в решето и понес, куда она велела. Пришел на место, змею осторожно на траву опустил и уходить собрался. Тут змея зашипела с присвистом:
- Наклонись-ка, Бартек, пониже! Хочу я тебе царскую милость оказать.
Не посмел Бартек ослушаться, наклонился. Змея зашипела, и на Бартека словно теплым ветром повеяло.
А змеиная царица и говорит:
- Наделила я тебя силой волшебной. Теперь захочешь - бурю, грозу свистом вызовешь, скалы с места сдвинешь. Придет время, тебе это пригодится. Ну, забирай свое решето и спускайся в долину. Там повстречаешь ты войско. Во главе войска король на кауром коне будет ехать. Смотри, про волшебную силу не забудь!
Поклонился Бартек змее до земли, решето взял и стал спускаться в долину к тому озерцу, что ряской затянуло. Вот идет он каменистой тропкой и вдруг слышит позади конский топот и ржание. Оборачивается, глаза от яркого солнца рукой заслоняет и видит - войско скачет, а впереди на кауром коне король в пурпурной мантии. На голове корона, точно солнце, горит, а в руке скипетр камнями драгоценными посверкивает.
- Эй! Ты кто такой? - окликнул его король.
- Бартек, милостивый король! - отвечает крестьянин.
- Бартек? - переспросил король. Знать, непривычно для королевского уха простое крестьянское имя.- Послушай, Бартек, я устал и хочу отдохнуть. Говори, есть здесь поблизости корчма, где можно переночевать?
- Нет здесь поблизости корчмы, милостивый государь.
- А усадьба?
- И усадьбы нет милостивый король.
- Где же нам на ночлег остановиться? Я устал, и воины мои устали. А отдохнуть нам во что бы то ни стало надо. Ведь мы на войну идем.
- На войну? - испугался Бартек.
- Да ты не бойся! - Король снисходительно улыбнулся и взмахнул скипетром.- Мы в два счета врага одолеем. Но перед битвой отдохнуть бы не мешало. Скажи, нет ли поблизости какой-нибудь избушки, где бы я мог приклонить королевскую голову?
- Коли не побрезгуете, располагайтесь в моей хате.
Король согласился.
Вот въезжает он к Бартеку во двор, и сразу же ему на глаза серая уточка попалась. Уточка навстречу своему хозяину спешит и весело покрякивает. У короля аж слюнки потекли, до того ему жареной утятины захотелось.
- Эй, слуги! - гаркнул король.- Я голоден! Поймать утку и зажарить!
Как услыхал это Бартек, на колени перед королем повалился и просит:
- Милостивый король, не вели мою утку убивать! Найдется в хате молоко, хлеба краюшка да крупы мешочек. Ешьте-пейте на здоровье, а утку мою не убивайте. Сам я ее выходил-выкормил, от ястреба спасал, от холода укрывал.
- Да как ты смеешь, мужик, моей королевской воле перечить! - закричал король и затопал ногами - Эй, слуги, поймать утку!
Послушные слуги разбежались по двору, бедную утку ловят.
\"Что тут делать? Как быть?\" - думает Бартек.
А король смотрит на него и усами грозно шевелит. Тут вспомнил крестьянин змею в короне и решил свою силу испробовать. Вскочил с колен да как свистнет. Еще свист не смолк, а уж ветер налетел. Дунул, все перемешал, взбаламутил, закружил. Смотрит Бартек - король по воздуху несется, за ним пурпурная мантия развевается. А воины, как осенние листья, по ветру летят. Кто над крышей кружит, кто над деревьями. Вот ветер зашвырнул короля на крышу. Король в крышу вцепился, чтобы не упасть, и орет во всю глотку:
- Караул! Спасите! Слуги, ко мне!
А слуги, ветром гонимые, проносятся мимо.
- На помощь! - кричит король, но толку никакого. Помощи ждать неоткуда.
А Бартек за бока схватился и хохочет-потешается.
- Ну что, король,- говорит он,- расхотелось тебе мою уточку есть? Дай королевское слово, что утку не тронешь, я ветер остановлю, и ты с крыши на землю слезешь.
- Не нужна мне твоя утка,- простонал король.- Сделай милость, уйми ветер!
Бартек свистнул, и ветра как не бывало. Не успел король с крыши слезть и на землю ступить, как зычным голосом закричал:
- Эй, слуги! Вяжите дерзкого мужика, а утку на обед жарьте!
- Ах, вот ты как королевское слово держишь! - говорит Бартек.- Ну, погоди ж у меня!
И опять свистнул. Еще свист не смолк, а молнии уже сверкают, гром грохочет, земля дрожит, небо на части раскалывается - вот-вот на короля и, его слуг обрушится. Испуганные слуги к королю жмутся, а спрятаться некуда: кругом огненные языки полыхают, будто землю дотла сжечь хотят.
Струсил король, пощады запросил. Опять поверил Бартек королевскому обещанию.
Еще не затихли в горах раскаты грома, а король уже велит Бартека связать, а утку зажарить.
- Коли так, пеняй на себя! И пощады больше не проси! - не на шутку рассердился Бартек да как свистнет.
И тут хлынул дождь. Обрушились с неба на землю потоки воды. Король с придворными стоят по уши в воде, а вода все прибывает и прибывает, того и гляди, совсем их затопит. А Бартек на сухом месте стоит и смеется.
- Бартек, спаси нас! Останови дождь! - за хныкал король.- Не нужна мне твоя утка. Честное королевское слово!
Но Бартек не поверил королю, ведь тот два раза его обманул. Тут придворные да челядь стали Бар-тека просить, чтобы не губил он их за королевские провинности.
Сжалился над ними Бартек и остановил дождь. Вода мигом в землю впиталась, тучи рассеялись, выглянуло солнышко - землю стало сушить. Король приказал пурпурную мантию на сук повесить. А когда она высохла, придворные взяли ее и на плечи Бартеку накинули. А потом отняли у короля корону со скипетром и тоже Бартеку отдали.
- Будь нашим королем! Ты лучше и могущественней его! - сказали воины.- Едем в столицу, занимай трон и правь нами по справедливости.
Бартек не стал отказываться. На королевского коня вскочил, поправил съехавшую набок корону и хотел уже скипетром взмахнуть - знак к отправлению дать,- да вдруг на землю соскочил. Про серую уточку вспомнил.
- Как же я без нее уеду,- говорит он дружине.- Я ее вырастил, выкормил, от ястреба спасал, от холода укрывал. Она со мной горе мыкала, пускай теперь доли счастливой отведает, во дворце поживет.
Вскочил Бартек в седло и утку в желтый клюв поцеловал. Глядь - не утка перед ним на коне сидит, а красавица, королевна прекрасная.
- Злая волшебница в утку меня обратила, а ты избавил от злых чар,- молвила королевна и поцеловала Бартека.
Поехали они в столицу и зажили припеваючи в королевском дворце. А злой король в избушке-развалюшке стал жить да дрова рубить.

Сказка № 2591
Дата: 01.01.1970, 05:33
У одной бедной вдовы было три сына. Она души в них не чаяла. Сыновья тоже мать почитали, добром за добро платили.
И у каждого сына свое ремесло было.
Старший в костёле на органе играл. И к тому же книжки читал. Ученым слыл человеком. Крестьяне его уважали, да что крестьяне - сам ксёндз ему кланялся.
Средний в солдатах служил. Храбрецом слыл, и за это ему тоже от людей почет! Где только он не побывал, каких чудес не повидал! Как начнет рассказывать, односельчане разинут рты и слушают затаив дыхание.
А младший сын, как деды и прадеды, землю пахал да хлеб засевал. Старушку-мать и братьев кормил. Недосуг ему россказни солдата слушать да учености старшего брата дивиться, вот и считали его братья дураком.
Жили они, поживали, горя не знали.
И вот приключилась беда. Заболела как-то ночью старушка-мать. Лежит, стонет и детей зовет. Подбежали братья к постели, а мать, как плат, белая, еле дышит.
Опечалились они, что делать, не знают.
Тут старший сын, что умником слыл, и говорит:
- Я матушку постерегу, а вы сбегайте к бабке-ведунье. Она в лесу возле могилы в заброшенной избушке живет. Может, знает она, как матушке помочь.
Бегут братья долом, лесом. Прибежали к заброшенной избушке, где бабка-ведунья живет. Про беду свою рассказали и тем же путем вместе с ней назад воротились. К дому подходят, а старший брат у ворот стоит, их поджидает.
- Как матушка? - кинулись к нему братья.
- Полегчало ей, стонать перестала. Заснула, родимая.
Бабка-ведунья в избу взошла - и к постели. Дотронулась до больной, покачала головой и молвит:
- Полегчало вашей матушке. Ничего у нее больше не болит. Отмучилась она, померла.
Услыхали сыновьям и в слезы. Плачут, об стену головой бьются, рубахи на себе рвут. Сколько лет бабка-ведунья на свете жила, а такого горя не видывала. Вот пожалела она их и говорит:
- Ладно, дам вам совет: чтобы матушку воскресить, надо каплю живой воды добыть. Только это не всякому молодцу по плечу. За тремя реками, за тремя лесами стоит волшебная гора, на той горе под говорящим деревом - родник. И стережет его сокол заколдованный. Пути до горы и обратно - ровно семь дней. Много туда удальцов хаживало, да назад никто не воротился. Чтоб на вершину взойти, надо держать напрямик, никуда не сворачивать и не оглядываться. Что ни увидишь, что ни услышишь - знай вперед иди, а сделаешь шаг вправо или влево или оглянешься назад - пропал: камнем в землю врастешь. А страхов и соблазнов там не счесть! С тех пор как мир стоит, никто еще до вершины не добрался. Кто из вас хочет счастья попытать, живую воду достать? А идти туда - за солнцем.
Сказала - и вон. А братья стали совет держать, кому за живой водой на волшебную гору идти. Заспорили они, каждому мать хочется спасти.
- Послушайте,- говорит средний брат,- бабка-ведунья сказывала: чтоб на ту гору взойти, храбрость нужна, а мне, бывалому солдату, смелости не занимать стать. Не раз на поле брани смотрел я смерти в глаза. Мне сам черт не брат. Ровно через неделю ждите меня с живой водой.
Простился с братьями солдат, взял острый меч и в путь за солнцем отправился.
День прошел, и два, и три, вот и неделя кончается. А солдата все нет и нет. Затревожились братья, в лес к бабке-ведунье побежали, спрашивают, куда их брат подевался.
- Не ждите его понапрасну, - отвечает ведунья-колдунья,- не воротится он больше домой. Камнем врос в гору и останется там на веки вечные.
Опечалились братья. Идут домой и по дороге спорят, чей черед за живой водой идти. Рассердился умный брат и говорит:
- Сиди, дурак, дома! Где тебе за живой водой идти. Уж если брату, бывалому солдату, не повезло, тебе и подавно не повезет. Без ума тут ничего не выйдет. А мне ума не занимать стать. Уж я-то знаю, как черта перехитришь. Брызну на него святой водой, он и отступится. Жди меня через неделю.
Простился с братом, взял кропильницу с кропилом и в путь за солнцем отправился.
День прошел, и два, и три, вот и неделя чается. А старший брат будто в воду канул. Побежал младший брат в лес к бабке-ведунье и спрашивает, куда брат подевался.
- Не жди его понапрасну,- отвечает ведунья-колдунья,- не воротится он назад. Камнем врос в гору и останется там на веки вечные.
Опечалился младший брат. Да что поделаешь, слезами горю не поможешь. Прибежал он домой, котомку с хлебом взял, косу наточил, через плечо повесил и в путь за солнцем отправился.
Он и день идет, и другой идет. Три реки переплыл, три леса из конца в конец прошел и на третий день на закате солнца заколдованную гору увидел.
Стоит гора высоченная, вершиной в облака упирается, лесом черным ощетинилась. Дубы да сосны, буки да ели, точно великаны в гору лезут, друг дружку плечами подпирают. В прогалинах меж деревьями - терновник да шиповник колючий, трава ядовитая, камни огромные, скользким мхом поросшие. В чаще змей да ящериц, жаб да лягушек - видимо-невидимо. Змеи шипят, клубками свиваются: ужалить хотят.
Как туда идти, когда даже издалека глядеть страшно?
Постоял вдовий сын, вспомнил мать неживую, собрался с духом и на гору полез. Руки себе все изрезал, ноги искровенил. Змеи его обвивают, жалят, колючки одежду рвут, царапают, трава сама в рот лезет, ядовитым соком отравить норовит. А ему всё нипочем.
Много ли, мало ли шел, вдруг слышит, окликает его кто-то:
- Эй, погоди! Куда идешь?
Чуть было не обернулся вдовий сын, да вспомнил, что ему бабка-ведунья наказывала, и дальше пошел.
Вдруг, откуда ни возьмись, с левого бока странник в куцем кафтанишке. Ростом невелик, с виду неказист.
- Здравствуй, приятель! - говорит этак вежливо и шляпу снимает.- Куда путь держишь?
- На гору! - отвечает вдовий сын.
- А зачем ты на гору лезешь?
А вдовий сын в ответ:
- Живой воды хочу зачерпнуть.
- Ну, тогда нам с тобой по пути. Я тоже за живой водой иду. Пойдем вместе.
- Пойдем, коли хочешь.
- Ты, брат, не туда идешь. Зачем сквозь чащу продираться, по камням карабкаться? Посмотри, вон, налево, какая дорога широкая да ровная.
Глянул вдовий сын налево, и впрямь - дорога, как стол, гладкая, улиткой в гору ползет.
- Пойдем, пойдем! - уговаривает его попутчик.
- Сам иди! А я напрямик пойду,- говорит вдовий сын: слова бабки-ведуньи крепко помнит.
- Пойдем!
- Отстань! - отрезал вдовий сын.
- Ну и сверни себе шею, дурак! - Странник в куцем кафтанишке заскрипел в бешенстве зубами, отскочил в сторону и исчез, будто его и вовсе не было.
Карабкается вдовий сын в гору. Вдруг по всему лесу гул пошел. Позади лай, вой, свист, точно за ним тысячная стая волков и собак гонится.
- Ату его! Ату! - науськивает их кто-то дьявольским голосом.
Яростный лай все ближе и ближе. Вот-вот его бешеная свора нагонит и в клочья растерзает.
Только хотел он обернуться, косой на них замахнуться, да вспомнил слова бабки-ведуньи и вперед шагнул.
В тот же миг не слышно стало ни треска, ни грохота, утих свист и лай. Только хохот - протяжный, оглушительный - прокатился по лесу, ветвями, точно ветер, зашелестел, и все смолкло.
Не успел вдовий сын опомниться, а тут новая беда!
В непроглядной тьме зарево вспыхнуло, будто солнце в неурочный час взошло. Посмотрел он наверх: полнеба пламенеет. Это лес горит, огнем полыхает. Огонь навстречу ему подвигается, растет, жаром палит. Деревья, как головни гигантские в печке, огнем пышут, искры мечут, друг на дружку валятся, путь ему преграждают.
Помертвел от страха вдовий сын. Ноги к земле приросли. Живьем в огне сгоришь, в пепел обратишься. Но вспомнил он мать неживую, страх одолел и в огонь-пламя кинулся.
В раскаленные угли по колено проваливается, от жара дыхание перехватывает, черный дым глаза ест, а он идет и идет напролом, никуда не сворачивает. Чуть живой из огненного ада выбрался.
Вышел вдовий сын из огня-пламени, посмотрел вверх, а вершина-то уже близко, рукой подать! Отлегло у него от сердца.
Посмотрел в другой раз, радость померкла, в страх обратилась. Перед ним отвесной стеной скала до неба высится.
В третий раз посмотрел, у подножия скалы вору чёрную разглядел. Перед норой змей о семи головах спит, во всю мочь храпит.
Задумал вдовий сын дракона перехитрить, сонного убить. Да не тут-то было! Как услышал дракон человечьи шаги, встрепенулся, проснулся и на ноги вскочил. Все семь голов огнем палят, жаром пышут. Зарычал дракон - гора зашаталась. Зубами ляскнул- лес застонал.
Вдовий сын острой косой семь раз взмахнул и все до единой головы сшиб. Поганое чудище дух испустило, а головы в глубокую пропасть покатились.
Вот вполз вдовий сын в драконье логово. А там дым, темень, чад - дышать нечем. Встал он с трудом на ноги и пошел. Идет в потемках, в горле пересохло, пить хочется - страсть. Еле ноги бед-няга волочит. А пещере конца нет.
Вдруг сбоку из расщелины яркий свет брызнул и дивным запахом повеяло. Чудно ему: откуда под землей солнечный свет? Подходит поближе - перед ним пещера, точно храм громадный, а в пещере сад красоты невиданной. Понизу травка майская зеленеет, розы и лилии цветут, дивным запахом дурманят. На траве-мураве деревья стоят, на них плоды румяные. Ветви под тяжестью их к серебряному ручейку клонятся. Пария голод, жажда донимают, но он отвернулся и дальше пошел.
Долго ли, коротко ли он шел, только опять из расщелины свет пробивается. Подошел он поближе, видит - грот, просторный, высокий, под сводом на золотой цепи золотая лампа торит. А вдаль стен понаставлены кадки, сундуки, ларцы, полные золота, серебра, драгоценных камней.
Не позарился вдовий сын на богатство, отвернулся и дальше пошел.
Вот идет он, идет и вдруг слышит дивную музыку я пение, будто сто соловьев разом поют. Тут скала перед ним расступилась, распахнулись двустворчатые двери и засверкал золотом зал.
Посреди зала на мягком узорчатом ковре десять красавиц в прозрачных, как туман, одеждах под музыку танцуют и нежными голосами поют. Как увидели молодца, танцевать перестали, и та, что краше всех, к двери подбегает, улыбается ласково, белой ручкой манит, сладким голоском зовет.
Тут и святой бы не устоял, но вдовий сын вспомнил свою девушку - белую лилию, что в деревне осталась, глаза рукой заслонил и дальше ощупью побрел. Шел, шел и в железные двери уперся. Рукой до них дотронулся, они со скрежетом распахнулись, и вышел он из тьмы на свет солнечный, на самую вершину заколдованной горы.
Стоит он на вершине, дух переводит, кругом озирается. А тут все, как ему бабка-ведунья предсказывала: на голой, как ладонь, скале одно-единственное дерево растет, серебряными листочками звенит, словно на ста арфах разом играют. Из-под корней прозрачный родник течет, на верхней ветке золотой сокол покачивается.
Увидел молодца золотой сокол, крыльями взмахнул, золотыми перышками зазвенел, поднялся в вышину и исчез в облаках.
Вдовий сын из сил выбился, к говорящему дереву ползком ползет. Приполз, на голую скалу лег и к источнику припал. Пьет, и с каждой каплей сила в нем прибывает, раны затягиваются, заживают, словно и не было их.
Напился он вдоволь, на ноги вскочил и радостным взором на мир поглядел, что внизу раскинулся. Раннее солнышко позолотило землю своими лучами. А на земле гор, полей, лесов, рек, деревень, городов - не счесть! И все такое яркое да пестрое, как на картинке. Сто лет глядеть будешь - не наглядишься.
Вдруг слышит вдовий сын, над головой крылья зашумели. Глянул - золотой сокол летит, в клюве кувшин золотой держит. И прямо к нему на плечо садится. Серебряные листочки зазвенели на дереве, и расслышал он такие слова:
Возьми-ка кувшин,
Возьми золотой,
Наполни кувшин
Живою водой.
Ветку мою
Сломай, не жалей
И отправляйся
Домой веселей.
Вниз по горе
Смело шагай,
В воду живую
Ветку макай.
Шаг ступи -
Водой покропи.
Как велело дерево, так он и сделал. Зачерпнул золотым кувшином прозрачную воду, отломил ветку и стал с горы спускаться. Шагнет, остановится, ветку в живую воду окунет и вокруг побрызгает.
И свершилось чудо! Где капля на камень упадет, там из камня живой человек встает, улыбается и за ним следом идет. Чем ниже спускается он, тем больше народу сбирается. У подножия горы обернулся вдовий сын, а за ним толпа тысячная валит, точно войско на походе.
Со всех концов земли были тут знатные юноши, смелые воины, прекрасные царевичи, были и женщины, и старики, и дети. Увидел вдовий сын в толпе и двух своих братьев: солдата с мечом и органиста с кропилом.
Все крестьянина за избавление благодарят, верой-правдой служить клянутся.
Валит толпа, а вдовий сын впереди шагает. Идут они день, другой, а на третий приходят в деревню, откуда он родом.
Бежит вдовий сын к избушке, дверь отворяет - и к постели, где мать третью неделю неживая лежит. Окунул ветку говорящего дерева в живую воду и той водой мать покропил. И в тот же миг старушка глаза открыла. Жива-здорова, с постели встает, будто и не хворала вовсе. Добрый сын обнимает мать, радуется, а с ним и весь народ ликует, веселится.
Только два человека не радуются: два умных брата. Обидно им, что дурак живую воду раздобыл, а они, умные, не сумели. Не захотели они на братнино счастье глядеть. Тишком да молчком в чужую сторону ушли. А в чужой стороне своих умников хватает - никто старшего брата не почитает. И пришлось ему навоз на поле возить.
Среднему брату совсем не повезло: сложил он голову на чужбине.
Много ли, мало ли времени прошло - на месте убогой деревушки раскинулся большой и славный город. Посреди города замок высится.
Вдовий сын женился на своей девушке - белой лилии, и стали они в замке жить, добрые дела вершить.

Сказка № 2590
Дата: 01.01.1970, 05:33
Идёт по дороге крестьянский сын, ноги в песке вязнут, терновник ветки колючие с обочины протягивает, за одежду цепляет, а дороге конца-краю нет.
Звать крестьянского сына Павлом, а матушка Павлушей кликала.
Куда он путь держит? Почему дома не сидит?
Нет у него дома, нет своего угла, негде ему голову приклонить. Матушки давно в живых нет, а отец весной занемог и помер.
Кроме хаты убогой, ничего у отца не было: ни клочка земли, ни скотины.
Вот и пришлось Павлу хату продать, крова лишиться и на вырученные деньги отца похоронить. Ведь за все платить надо: гробовщику - за гроб, могильщику - за могилу, ксендзу - за отходную молитву, служке за то, что землю святой водой окропил, звонарю - за звон погребальный.
Что за хату выручил - за похороны заплатил. И все-то его богатство - десять пальцев, с этими помощниками и отправился он работу по свету искать.
Вот дошел он до перекрестка, в какую сторону сворачивать, не знает. Сиротский хлеб везде горек. Постоял-постоял и надумал в город Ополье идти. Там князь, говорят, богатый.
У князей да графов, известно, полей, пастбищ, лугов столько, что ни за день, ни за два не обойдешь, а волов, овец, коз, гончих псов - не счесть! Вот и нужны им пахари, пастухи да псари.
\"Авось и для меня там работа найдется\",- решил Павел и свернул на дорогу, что в Ополье вела.
Долго ли, коротко ли он шел и в высокую стену городскую уперся. Повезло ему. Нанялся он в подпаски, овец с ягнятами пасти.
На другой день, чуть только солнышко взошло, вывел его старый пастух на луговину, что к густому темному лесу спускалась, и говорит:
- Паси овец на лугу, до самой речки гоняй, а в лес смотри не пускай.
- Почему? - спрашивает Павел.
Нахмурился пастух, на лес с опаской поглядел и говорит:
- В лесу три великана живут. Меньшой до верхушки мачтовой ели рукой достает. Старшому самая высокая сосна по пояс. Нас, людей, великаны лютой ненавистью ненавидят. Увидят в лесу овец, поймают тебя и вместе с овцами, как букашек, растопчут - и следа не останется. Смотри в лес не ходи!
Вот высохла роса, и погнал Павел овец на пастбище. И, как пастух велел, в лес не заходит, по краешку пасет. В лесу трава - по пояс, сочная, густая, а на пастбище - чахлая, солнцем выжженная, скотом вытоптанная. А под соснами - земляники, будто кто полное лукошко красных бус рассыпал.
День проходит, другой...
Пасет Павел овец на лугу, но трава сочная и земляника красная так и манят его в лес. Вот и думает он: \"Далеко в лес овец не погоню, а с краю, на опушке, пускай себе попасутся, сочной травы вволю поедят. А я земляникой полакомлюсь\".
Погнал он свое стадо в лес. Овцы сочной травы вволю наелись, даже бока у них раздулись.
Стало солнце к закату клониться. Павел стадо в овчарню пригнал, а старый пастух и говорит:
- Уж не в лесу ли ты, сынок, овец пас? Больно бока у них круглые.
- Да нет...- не признается Павел.- В низине пас, возле речки.
Один раз сошло с рук, осмелел подпасок и перестал густого леса бояться. Каждый день пасет там овец, каждый день все дальше и дальше в лес заходит. И ни разу великанов не повстречал, а овцы возвращаются вечером, словно бочки, толстые.
\"Небось выдумал старик про великанов,- думает крестьянский сын.- Неделю уже по лесу хожу, а о них ни слуху, ни духу\".
И осмелел подпасок еще больше.
Проходит неделя, другая...p>Вот зашел он как-то со своими овечками подальше в лес. А там на поляне старый дуб растет, вершиной в облака упирается, корни на сто верст в земле раскинул, ветками красное солнце закрывает. Зашелестит листьями - по лесу шум идет, будто море разбушевалось.
Овцы вокруг дуба пасутся, а Павел в тени сидит и горстями землянику ест. Вдруг, откуда ни возьмись, налетел ветер, дуб ветвями закачал, листьями зашелестел, словно песню запел.
Заслушался Павел. А шелест и впрямь в слова складывается, в песню выливается:
Павлуш-ш-ша... Павлуш-ш-ша...
Навостри-ка уши
И тихонько слушай
Вещий голос мой,
Вещий голос мой.
Прихватив лопату,
Приходи сюда ты
В темноте ночной,
В темноте ночной,
И поглубже яму
Подо мною прямо,
Не робея, рой,
Не робея, рой.
Знай отныне тайну -
Меч необычайный
Спрятан подо мной,
Спрятан подо мной.
Долго под камнями,
Оплетен корнями,
Он хранился там,
Он хранился там.
Этот меч разящий,
Пламенем горящий,
Я тебе отдам,
Я тебе отдам.
Кто тот меч достанет,
Самым сильным станет,
Кто мечом тем рубит,
Великанов губит.
Рой порой ночною
Яму подо мною,
Но все делай сам,
Но все делай сам.
Этот меч разящий,
Пламенем горящий,
Я тебе отдам,
Я тебе отдам.
Павлуш-ш-ша... Павлуш-ш-ша...
Павла холодный пот прошиб. Значит, старый пастух не выдумал про великанов!
Глянул он направо, глянул налево и поскорей овец из леса погнал.
\"Надо темной, безлунной ночки дождаться\",- подумал подпасок и стал ждать.
А ждать пришлось долго: на небе ярко светила полная луна. Но вот стала она всходить все позже | и позже и, как серебряный шар, медленно перекатывалась с востока на запад. Наконец она начала худеть. Вот пропал у нее правый бок, словно его кто откусил. Худела, худела луна и превратилась в тоненький серпик, а потом и вовсе исчезла.
Высоко на небе мерцают звезды, а на земле темно.
\"Пора\",- решил подпасок, выскользнул потихоньку из овчарни и к темному лесу зашагал.
По знакомой дороге, по открытой луговине шагал смело, а в лес вошел, боязно стало. Каждое дерево притаившимся великаном кажется. Съежился Павел, от пенька к пеньку крадется, а у самого душа в пятки ушла... Что это - ель или нога злого великана? А это - корень из земли торчит или пудовый сапожище, который поднимется и раздавит его, как букашку?
В лесу темно и тихо, будто все вымерло, будто никогда солнце не взойдет.
Сердце у Павла колотится - вот-вот из груди выскочит, ноги подгибаются, а он крадется, за деревья хоронится. Весь в испарине добрался Павел до старого дуба, что одиноко посреди поляны рос.
И тут страх как рукой сняло. Словно дуб заступится за него, в обиду не даст. Выпрямился Павел, на руки поплевал и давай землю копать. Работа спорится. Видно, дуб корни в бок убирает, чтобы не мешали.
Выкопал Павел яму глубиной в полчеловеческого роста, смотрит - сверкнуло что-то. Копнул раз-другой - из-под земли рукоять меча показалась.
Ухватился за нее Павел двумя руками, ногами в землю уперся, поднатужился и вытащил огненный меч.
В лесу светло сделалось, будто солнышко выглянуло. Золотыми колоннами заблистали стволы деревьев. Кусты алым пламенем вспыхнули, листья осины затрепетали, замерцали, будто золотой дождь пошел. А старый дуб закачал ветвями и тихо зашелестел:
Кто мечом тем рубит,
Великанов губит.
Павел прикрыл меч полой сермяги* и к опушке заторопился. Не узнать парня: идет, не гнется, не спотыкается. Смело вокруг поглядывает да покрикивает дерзко:
- Ну-ка, выходи, силой хочу с тобой помериться!
Меч сквозь дырки светит, и по земле за Павлом золотая дорожка бежит.
На другой день пригнал Павел овец на поляну. Под дубом сидит, меч в руке крепко сжимает и по сторонам озирается.
Мало ли, много времени прошло, чует подпасок: земля заколебалась, загудела - не иначе, великан к дубу спешит. Так и есть! Видит Павлуша: две высоченные сосны через лесную чащу перешагивают, прямо к нему идут.
Только не сосны это, а ноги великаньи.
Вышел великан на поляну - голова выше дуба, глазищи с луну - да как гаркнет зычным голосом:
- Эй ты, червяк, чего в лесу моем делаешь?
А сам железной палицей* размахивает, длинной да толстой, как колодезный журавль.
Подпасок сжимает в руке огненный меч и дерзко великану отвечает:
- А ну, попробуй ударь!
Размахнулся великан - метнул палицу, а Павлуша в сторону отскочил. Зарылась палица в землю на три сажени*. Подпасок за спину великана забежал да как ударит мечом по пятке - выше не достал.
Пошатнулся великан, покачнулся, за две гигантские сосны руками ухватился, на землю рухнул вместе с ними и дух испустил.
Дивится подпасок: удар по пятке пришелся, а великан на земле бездыханен, мертв лежит. Видно, меч-то волшебный!
Павлуша смело по сторонам поглядывает да покрикивает:
- Эй, второй великан, выходи на бой! Выходите оба, второй с третьим, я вас зарублю!
Кричит и мечом размахивает. В лесу огненные молнии заблистали, золотыми пчелками листья затрепетали, по зеленым мхам светлые дорожки в лесной мрак побежали.
- А ну, выходи на бой!
Но в ответ только ветер шумит да птицы кричат.
На другой день пригнал подпасок стадо на лесную поляну. Стоит под старым дубом и ждет. От убитого великана только ложбина глубокая на земле осталась.
Мало ли, много времени прошло, опять из лесу великан выскакивает. Под ногами деревья, точно травинки, гнутся, камни, точно комочки сухой земли, в прах рассыпаются.
Этот железную палицу на плече несет.
- Это ты, червяк, моего брата убил? - закричал он так громко, что деревья к земле пригнулись.
Поднял железную палицу и в Павлушу метнул. Павлуша за дерево схоронился, а палица в дерево вонзилась.
Ухватил тут великан сосну за верхушку, выворотил с корнями да как завопит:
- Сейчас я тебя этой палкой пристукну!
Не стал Павел дожидаться, пока великан его столетней сосной ударит. Прошмыгнул между корнями вырванного дерева и огненным мечом проткнул подошву гигантского сапога.
Развалился сапог на части, земля кровью обагрилась, и второй великан на землю рухнул и дух испустил.
\"Теперь один остался\",- подумал Павлуша.
На третий день не успел подпасок в лес войти, как из-за деревьев великан выскочил и железной палицей в стадо метнул.
Полтораста овечек железная палица задела, полтораста овечек замертво на землю упали.
Увидел Павлуша мертвых овечек, и такая ярость в нем забушевала, что позабыл он страх и на великана кинулся.
А великан нагнулся - палицу поднять, чтобы еще полтораста овечек уложить. Не стал тут Павлуша мешкать и огненным мечом великана по руке ударил. Брызнула кровь алой струей, и третий великан бездыханен, мертв наземь упал.
Убил подпасок последнего великана, и огненный меч погас. Видно, конец пришел его волшебной силе.
Павлуше и весело, и грустно.
Посмотрит направо, на освобожденный от великанов лес, и душа радуется. Теперь люди смогут смело в лес ходить. Ягоды, грибы, орехи собирать, деревья на постройку домов рубить, скот на травянистых полянах пасти.
А как налево, на мертвых овечек, глянет - сердце сжимается. Лежат они неподвижно, точно камни.
Уткнулся подпасок лицом в землю и заплакал, как малое дитя.
- Ой, овечки мои милые! Никогда-то я вас не обижал, кнутом не стегал, камнями не подгонял. Как вернусь я без вас к старому пастуху? Что скажу ему?
Плакал он, плакал, а потом рассудил: \"Слезами горю не поможешь, овец не оживишь. Надо пастбище получше поискать, а то они всю траву здесь подъели\".
И погнал он овец под дубами да буками, под соснами да елями туда, где трава погуще, посочней, цветом позеленей.
Глядит подпасок на овец и дивится. Травы вдоволь, а они все дальше в лес бегут, на полянках не останавливаются, сквозь чащу продираются, через топи болотные по кочкам перескакивают.
- Стой! Стой!
Но где там! Не слушаются его овцы, бегут, будто их кто подгоняет.
Вот прибегают они на поляну. Вековые буки поляну подковой окружили, в древесные объятия дворец беломраморный заключили. Дворец на солнце искрится, будто из снега слеплен.
Тут овечки остановились и к пастуху обернулись.
Сразу смекнул Павел, чей это дворец.
Поднимается он по широкой лестнице, во дворец заходит. А там покои, как костёлы, высокие! Двери, как ворота, широкие! Окна в оловянных рамах - как озера зеленые!
Всё тут великанам под стать: столы и лавки, полки и сундуки, кувшины и миски.
Выпил Павлуша молока из кувшина величиной с бочку, отломил кусок хлеба от каравая со стог целый.
Идет он большими покоями и видит - на стене охотничья сумка висит. Влез он на лавку, руку в сумку запустил и достал золотой рог. Для великанов рог небось в самый раз, а для него как полено - толстый да большой.
Вдохнул Павлуша побольше воздуха и затрубил в рог.
Тут двери распахнулись, и в горницу трубач вбегает в серебряном кафтане, с соколиными крыльями на шляпе.
Остановился он перед подпаском, руки по швам, и говорит:
- Приветствуем тебя, избавитель, злодеев-великанов победитель! Много лет ждали мы, когда этот миг настанет, и вот дождались.
Павел слушает и ушам своим не верит, а трубач дальше говорит:
- Три тысячи воинов томятся в подземелье. Держали нас злодеи-великаны в темной, тесной яме, как невольников. А ты вернул нам простор полей, солнечный свет, вольность крылатую. Отныне да будет тебе счастье и удача во всем!
Сказал, в рог затрубил, и сразу стук да гром в подземелье послышался. И вот по лестнице поднимается воинство. Валит и валит несметная рать перед изумленным Павлушей.
Радостно подпаску глядеть на эти чудеса, да только как вспомнит убитых овечек, лицо печалью затуманивается.
- О чем, крестьянский сын, печалишься? - спрашивает его трубач. - Горе нам свое поведай, авось да поможем тебе.
- Как же мне не печалиться? - говорит подпасок.- Третий великан полтораста овечек убил. Резвились они на зеленом лугу, травку щипали, а теперь на опушке лежат неподвижно, как камни.
- Не горюй! Прежде чем солнышко над лесом поднимется, оживут твои овечки и сюда прибегут.
И приказал воину кувшин с живой водой взять и мертвых овечек окропить.
Поспешил воин на опушку, мертвых овечек живой водой окропил. Овечки мигом на ноги вскочили, отряхнулись от росы, радостно заблеяли и к стаду побежали.
До вечера паслись овцы на лугу возле дворца, а трубач с двумя воинами по всем покоям подпаска водил, сокровища и чудеса разные показывал.
Ходили они, ходили и пришли в подвал. Там под соломенным навесом - колодец, а в колодце не вода, а золото блестит-переливается.
Подхватили воины с двух сторон подпаска, головой в колодец окунули и снова на землю поставили.
А трубач из-за голенища медное зеркальце достает и говорит:
- Погляди на себя, крестьянский сын!
Посмотрел Павлуша в зеркало и оторопел. Вместо растрепанных, выцветших волос золотые кудри вьются.
На заходе солнца простился Павлуша с трубачом и воинами и погнал стадо домой.
А когда лесом шел, обмотал голову тряпицей, чтобы никто золотых кудрей не видел.
На скотном дворе поглядел старый пастух на овец и говорит:
- Видно, досыта травки овечки наелись, вон как бока-то округлились у них. Уж не в лесу ли ты их пас?
Подпасок ничего не ответил, смолчал.
- Ну что ж, коли тебя великаны не трогают, паси овец в лесу. А голову почему тряпкой обвязал?
- На сучок напоролся...
И с той поры так и повелось: овцы каждый день на лугу возле замка паслись, Павлуша с воинами в покоях пировал, а старый пастух перестал спрашивать, куда Павлуша стадо гонял и почему у него голова тряпкой обвязана.
Много или мало времени прошло, созвал опольский князь всех, сколько ни есть в его владениях, стекловаров и велел им стеклянную гору отлить. Высокую, как Чантория*, острую, как башенный шпиль, и чтоб она в Одре отражалась.
Вот стоит гора высокая, в голубой воде отражается, на солнце горит-переливается. И кликнул клич опольский князь:
- Кто три раза на коне до вершины доскачет, тому дочь в жены отдам.
Дочь у князя одна-единственная, и все богатство после его смерти ей достанется.
Быстро разнеслась об этом весть, и вот стали съезжаться к княжескому двору храбрые рыцари, знатные вельможи. Всем охота счастья попытать.
Да не тут-то было!
Под одним конь пал, другой шею себе свернул, третий вместе с конем погиб. С каждым беда приключилась, никто и до середины горы не доскакал.
Павлуша в тот день, как всегда, погнал в лес овец.
Вот приходит он в замок, а трубач ему и говорит:
- Поезжай-ка и ты, крестьянский сын, счастья попытать. Коня мы дадим тебе из конюшни великаньей. Для великанов кони-то малы были, держали они их для забавы, разным штукам обучали.
Вывели из конюшни вороного* коня. Три статных молодца на плечи друг дружке станут - до седла не достанут. Вот какой конь! Сбруя на нем серебряная, и узда серебряная, и чепрак* серебряный, и седло серебряное, а на подковах - шипы алмазные.
Нарядили Павлушу в кафтан парчи серебряной, приставили к коню лестницу, влез Павлуша на коня по лестнице и поехал.
Едет Павлуша лесом, а золотые кудри верхушки деревьев вызолачивают, будто второе солнышко светит.
Дивится народ, в стороны расступается - отродясь никто такого коня-великана не видывал.
Павлуша коня пришпорил. Конь подскочил - и до половины горы допрыгнул. Подскочил еще раз - и до вершины достал. А с вершины одним прыжком на земле очутился.
Обрадовалась княжна. Бросила смельчаку рубиновый перстень, пастух тот перстень подхватил и в лес ускакал.
Пригнал Павлуша вечером овец, а старый пастух и говорит:
- Ох, было нынче на что поглядеть! Прискакал к стеклянной горе молодец на вороном коне, а конь с дом величиной!
На другой день воины вывели из конюшни коня в яблоках. Тот был большой, а этот еще больше! И все на нем золотое! И сбруя, и узда, и чепрак, и седло.
Нарядили Павлушу в кафтан золотой парчи. Кафтан золотой, кудри золотые - прямо загляденье!
Влез пастух по приставной лестнице на коня и поскакал к стеклянной горе.
В тот день никто даже до половины горы не допрыгнул. Никому охоты нет шею себе ломать.
Стоит народ, озирается: не приедет ли опять рыцарь на коне-великане? Всем любопытно узнать, кто он таков и откуда.
Как увидели коня в яблоках, а на нем всадника в золотом кафтане, гору кольцом окружили, клянутся-божатся, что коня за узду схватят и до тех пор не отпустят, пока рыцарь не скажет, кто он и откуда родом.
Пришпорил Павлуша коня. Конь прыгнул - и до половины горы доскакал. Скакнул еще раз - и до вершины достал.
Стоит Павлуша на вершине горы и видит - люди кольцом гору окружили, хотят ему дорогу загородить. Сделал он знак рукой: буду, мол, по правому склону спускаться. Откатилась толпа направо, а он с левой стороны спрыгнул, перстень княжны на лету поймал, к лесу поскакал, и след его простыл.
Пригнал Павлуша вечером стадо, а пастух и говорит:
- Опять тот же смельчак приезжал. Только конь под ним был не вороной, а в яблоках. Хотели люди его поймать, да где там - в лес умчался, только его и видели!
- А до вершины-то он доскакал? - спрашивает Павлуша и загадочно усмехается.
- Как же! Два раза скакнул - и на вершине!
На третий день старик говорит:
- Надо и тебе к стеклянной горе сходить, на рыцаря поглядеть. Оставь овец в овчарне, дай им сена, и пойдем со мной.
А Павлуша в ответ:
- Жалко летом сено переводить. Погоню-ка я их лучше на пастбище, а вечером расскажете мне, что да как.
- Вот глупый! - рассердился пастух.
Засмеялся Павлуша, выпустил овец из овчарни и погнал в лес.
Нынче по уговору последний, третий, день на гору скакать.
Нарядили воины пастуха в кафтан, алмазами изукрашенный. Конь под ним масти каштановой, весь алмазами убран, грива до колен, хвост до земли.
Едет Павлуша чистым полем, едет темным лесом, алмазы горят-искрятся - глазам смотреть больно.
Нынче князю с княжной узнать не терпится, кто этот смельчак. Нынче не уйти ему - воины тройной цепью окружили гору.
Подъехал Павлуша к горе, коня пришпорил. Конь в облака взвился и доскочил до вершины.
Тут все зашумели, закричали:
- Держи его! Лови!
Конь копытами в гору ударил, и над цепью солдат по воздуху пролетел. Павлуша перстень княжны на лету поймал и в лес ускакал.
Пустил он коня во всю прыть. А в лесу, в кустах, притаился злодей. Задумал он Павлушу погубить и от князя награду получить.
Вот мчится Павлуша по дороге, а злодей из кустов выскочил и саблей взмахнул.
Только как он ни целился, как ни метил, а выше стремени не достал. Сабля сапог рассекла, оцарапала ногу, об алмазное стремя сломалась, а конец в подошве застрял.
Обмыли воины ногу ключевой водой, намазали медвежьим салом. Вмиг зажила рана, только чуть приметный шрам на коже остался.
Вечером старый пастух говорит Павлуше:
- Ну и дурак ты, что к стеклянной горе не пошел, на того рыцаря поглядеть не захотел. Он через тройную цепь солдат перемахнул и в лес ускакал. Только теперь не скрыться ему - ранили его в правую ногу.
...Сидит как-то вечером княжна и на дорогу глядит. А по дороге Павлуша овец с пастбища гонит. Вот княжна и говорит своей служанке:
- Любо-дорого смотреть, какие резвые да сытые овцы у этого пастуха! И никогда они у него не хромают, никогда он их кнутом не бьет. А ягнят, которые за стадом не поспевают, он на руках несет. Хороший пастух! Да видно, бедняк - сапоги на нем дырявые, стоптанные, шапки и той нет - голова тряпкой обмотана. Отнеси-ка ему три талера, пусть он себе шапку да сапоги купит.
Пришла служанка на скотный двор, Павлуше слово в слово передала, что княжна велела, и три талера ему подает.
Павлуша засмеялся, подбросил монеты. Ударились они друг о дружку, звякнули, а Павлуша внуков старого пастуха подзывает и приговаривает:
- Дзинь-ля-ля! Дзинь-ля-ля! Вот вам, ребятишки, бляшки-кругляшки, катайте их по земле, играйте!
Служанка увидела - за голову схватилась и побежала к госпоже с неслыханной вестью: этот оборванец три талера за деньги не считает, на землю швыряет!
День за днем идет, неделя за неделей. Князь с княжной ждут-поджидают рыцаря, что три раза на стеклянную гору въехал, а его все нет и нет.
Когда ждать стало невмоготу, призвал князь придворных звездочетов и говорит:
- Грош цена вашей мудрости, если не узнаете вы у далеких звезд, у солнца, у месяца, где тот рыцарь, что три раза на стеклянную гору въехал!
Разбрелись ученые по своим горенкам, а горенки у них - на высоких столбах, чтобы ни крыша, ни дерево, ни башня не заслоняли им звезды, луну и солнце, не мешали смотреть на облака да высчитывать, с какой быстротой бегут они по небу.
Три дня и три ночи смотрел на небо первый звездочет - измерял, высчитывал, рисовал, а на четвертый день пришел к князю и говорит:
- Милостивый господин, не чужой это человек, а ваш подданный.
Разослал князь придворных по всем городам и селам Силезии и велел смельчака среди рыцарей и шляхты искать. Придворные искали-искали, да так ни с чем и воротились назад.
Семь дней и семь ночей смотрел на небо второй звездочет - измерял, высчитывал, рисовал, а на восьмой день явился к князю и говорит:
- Милостивый господин, человек этот при вашем дворе служит и ваш хлеб ест.
Тут велел князь учинить допрос челядинцам, воинам, стражникам, но и среди них не оказалось смельчака.
Девять дней и девять ночей смотрел на небо третий звездочет - измерял, высчитывал, рисовал, а на десятый день к князю пришел и говорит:
- Милостивый господин, человек этот не шляхетского рода, а простой работник и все свое состояние на похороны отца истратил.
Стали среди скотников, землепашцев, портных, башмачников искать - и не нашли.
Много ли, мало времени прошло - сидит как-то княжна у окошка и на дорогу смотрит. А по дороге Павлуша овец с пастбища гонит. Глянула княжна на Павлушу и опрометью кинулась к отцу:
- Батюшка, а подпасок?
- Какой подпасок?
- Подпаска спрашивали?
Вспомнил тут князь самого бедного своего слугу. Не раз видел он, как бредет подпасок за стадом в рваных сапогах, с головой, обмотанной тряпкой.
Вспомнил и засмеялся.
- Если хочешь,- говорит,- спрошу у старого пастуха.
- Спроси, батюшка, спроси!
Послали за пастухом. Удивился старик, встревожился: не часто ведь такую мелкоту в замок к самому князю зовут.
- Скажи, старик,- спрашивает князь,- а про помощника твоего, про подпаска, не забыли, когда смельчака искали, который три раза на стеклянную гору въехал?
- Чего дурака спрашивать? Он даже поглядеть на коня-великана и то не захотел. А талеры, что ему княжна пожаловала, ребятишкам для забавы швырнул. Дурак он, каких свет не видывал.
- Так-то оно так, но во всем должна быть справедливость,- сказал князь и послал трех придворных в овчарню.
Идут придворные на скотный двор и смеются.
- Ну и кавалера выбрала себе княжна! - говорит один.
- Не иначе, парша* у него на голове, недаром он ее тряпкой обмотал,- молвит другой.
- Вот сорву я с него эту тряпку, тогда посмотрим, что он делать станет! - пригрозил третий.
Заходят они в овчарню, останавливаются перед подпаском и спрашивают:
- Не ты ли три раза на стеклянную гору въехал?
- Я, - как ни в чем не бывало говорит Павлуша.
Двое придворных так и покатились со смеху, а третий разгневался, ногами затопал.
- Я тебе, паршивец, покажу, как с княжной шутки шутить! - закричал он и сорвал у подпаска с головы тряпку.
Золотые кудри по плечам рассыпались, и в овчарне словно жаркое пламя вспыхнуло. И сразу точно ослепли все, будто онемели, слова сказать не могут. Стоят как неживые. А Павлуша и говорит:
- Мало вам этого, могу еще кое-что показать.
Приподнял сноп соломы, что подушкой ему служил, и достал оттуда три перстня: рубиновый, изумрудный и бриллиантовый - три подарка княжны.
Хочешь не хочешь, а пришлось поверить. Бегут придворные со всех ног в замок и кричат:
- Смельчак нашелся! Жених объявился!
Привели Павлушу с почестями в замок.
Князь с княжной на троне сидят, вокруг вельможи, рыцари знатные, господа толпятся, а напротив, на лавке, узорчатым ковром покрытой, примостился подпасок в рваных сапогах, в сермяге латаной-перелатаной, с золотыми кудрями до плеч.
- Расскажи нам, храбрый рыцарь, как ты героем стал?
И Павлуша рассказал: про дуб говорящий, про меч огненный, про великанов, про замок в лесу, про воинов из подземелья, про коней-исполинов, про богатства несметные, что в сокровищницах лежат и теперь ему, подпаску, принадлежат.
Князь знак подает, все на коней садятся и в лес едут. А в лесу по сказанному как по писаному: замок стоит, воины с оружием полководца ждут, в сокровищницах - богатства несметные, в конюшне - кони-исполины.
Не стали тут ждать - справили шумную свадьбу. Гости так плясали, что потом три месяца хромали, а народ целый год только о свадьбе и толковал.

Сказка № 2589
Дата: 01.01.1970, 05:33
Жил-был в одной деревне бедный крестьянин. Как ни бился, ни трудился, не мог он со своей семьей прокормиться. Вот и прозвали его соседи Горемыкой.
Достался ему от отца земли клочок, да какой от него прок? Слева - болото, справа - песок, даже вереск* и тот не растет, только посередке узенькая полоска землицы, вся в яминах да каменьях. Какой уж тут достаток!
Вот отправился как-то осенью мужик свою полоску под озимые пахать. Конь - кожа да кости, еле тащится, выщербленный лемех по камням скрежещет. У мужика по лбу пот градом катится, словно в знойный июльский полдень. А на дворе мелкий холодный дождик моросит, даль мглой затянуло, как по осени бывает.
Пашет, пашет мужик. Умаялся, живот совсем подвело. Отдохнуть бы да хлебушка пожевать, что за пазухой спрятан. \"Нет,- думает,- поработаю до полудня без отдыха\".
Работа спорится, когда сила есть. А у бедного мужика сил мало, и голод его донимает. Куст шиповника отдохнуть манит и от дождя укрыться. Приостановился мужик, краюшку из-за пазухи вынул, оглядел, понюхал. \"Может, съесть? - думает.- Хлебушек добрый, из чистой ржи, хоть и черствый, а корочка вкусно пахнет... Только солнышко еще низко, до полудня далеко... Съем краюшку сейчас - до вечера не дотяну. Нет, обождать надо. Положу-ка я лучше хлеб на межу под куст: пускай не соблазняет\".
Обернул краюшку льняной тряпицей, чтоб сырость осенняя не пропитала, и с тяжелым вздохом положил под куст на межу. Пашет он и не глядит по сторонам: ни налево, ни направо - ни на песок бесплодный, ни на болото топкое.
А за болотом и вовсе трясина бездонная, и водилось там леших видимо-невидимо.
Зеленый Леший к себе в топь заманивает. Ухватится жабьими лапищами за колеса - они по ступицу в трясине увязнут. Большущей зеленой жабой прыгает перед конскими мордами - кони в сторону шарахаются, упряжь рвется, телега ломается, а измученные, перепуганные люди плутают до рассвета, дорогу ищут.
Жил там и Синий Леший. Этот по протокам, по ручейкам из болота в реки и озера выплывает. Сети у рыбаков рвет, рыбу распугивает! А то плотину прокопает, воду спустит, и водяная мельница останавливается.
Рыжий Леший болотную лихорадку на людей напускает.
Но отчаянней всех Черный Леший. Только он отваживается средь бела дня из болота вылезать, по окрестным полям скакать, в хаты заглядывать да высматривать, что бы ему натворить, как навредить людям, горе-беду наслать на них.
Вот вылез Черный Леший из трясины, за кустом шиповника притаился. Луп-луп глазищами, озирается, что бы такое выкинуть, себя, Лешего, потешить.
Видит: мужик из-за пазухи хлеб достал, со всех боков оглядел, в тряпицу льняную завернул и со вздохом под куст положил на межу. А сам опять за соху взялся.
Только мужик спиной к Лешему повернулся, Леший краюшку схватил и шмыг в кусты. Сидит и ждет, что будет. Мужик покражу обнаружит, ругаться небось станет, вора проклинать да их, чертей, поминать. Вот потеха!
Тут солнышко из-за туч выглянуло, весь свет позолотило, короткие тени легли на мокрую землю от деревьев и кустов.
Пахарь из-под ладони на небо глянул, вздохнул с облегчением: вот и полдень, время червячка заморить. Вывел он коня на межу - пусть попасется, а сам к кусту зашагал, где хлеб схоронил. Подходит, а хлеба-то нет, одна тряпица на земле белеет. Мужик глазам своим не поверил. Что за напасть?
- Кто ж это на хлеб мой позарился? Меня, горемыку, без еды оставил? Не иначе шел мимо человек еще бедней меня. Пусть ест на здоровье!
Оторопел Черный Леший. Вот чудак! Не ругается, не проклинает, чертей не поминает. А коли так, никакой радости от проделки нет. Чуть было не подбросил он хлеб обратно под куст, да спохватился: негоже им, лешим, людей жалеть. Коли напроказил, так тому и быть. У них тоже свое бесовское достоинство есть.
Леший загоготал злобно, топнул козлиными копытами, тряхнул козлиными рогами и умчался прочь - в болото.
А там, в глуши непроходимой, где нога человеческая не ступала, на краю мочажины, камышом и ряской поросшей, сидел Водяной - старшой над всей нечистью.
Развалился Водяной на троне из ивовых прутьев и дремлет - разморило его осеннее солнышко. На нем кафтан богатый, из тростника сотканный, на лысине - камышовый венок, лицо зеленью отливает; из себя он огромный, пузатый.
Дела он все справил: леших да бесенят в разные стороны разослал - козни дьявольские строить, добрым людям вредить.
Остановился перед ним Черный Леший. Водянойодин глаз открыл и спрашивает:
- Зачем пожаловал?
-Да вот украл я у бедняка краюшку хлеба,-проскрипел Леший,- думал, он ругаться станет, нас, чертей, поминать...
- Ну и что? - встрепенулся Водяной.- Проклинал?
- Нет. Здоровья пожелал тому, кто хлеб его съел.
- Здоровья, говоришь, пожелал? - Водяной покачал головой, большущей, как дыня.- Закрома у него небось полнехоньки. Что ему кусок хлеба!
- Какое там! Во всей округе бедней его не сыщешь. С хлеба на квас с семьей перебивается. Теперь до самого вечера крошки во рту не будет.
Услыхал это Водяной, брови насупил да как рявкнет:
- Ах ты негодяй! Иль ты забыл, что лешие и бесы тоже свою честь блюсти должны? Последний кусок хлеба украл у бедняка? К богачу небось потрудней в сундук залезть. Стыд и срам! Пусть люди бедняков обижают. Беги, что есть мочи и положи хлеб, откуда взял.
- Да как же я положу его? - захныкал Леший.- Раскрошился он весь, а крошки птицы склевали.
Водяной приложил палец к носу и задумался.
- Не можешь отнести хлеб - службу ему сослужи. В работники к нему наймись. Послужи мужику верой-правдой да через три года возвращайся. А до того и на глаза мне не показывайся!
Делать нечего. Водяного, что над всеми бесами и лешими старшой, никто ослушаться не смеет. Выскочил Черный Леший из топи болотной, оземь ударился, в пригожего малого обратился и к мужику подходит.
Солнце уже за дальним лесом схоронилось, и голодный мужик домой собрался.
Еле волочит он ноги, лошадь спотыкается, соха на камнях, на выбоинах подпрыгивает. А у мужика сил нет ее придержать. В глазах темно от голода и усталости.
Тут подходит к нему незнакомец. Глаза зеленые, точно лесные озера, волосы, как вороново крыло, черные, над алыми губами темные усики топорщатся, лицо румяное - парень кровь с молоком!
Залюбовался мужик парнем, а что глаза у него злым огнем горят, этого он не приметил.
Незнакомец соху за рукояти ухватил и говорит:
- Давайте-ка я вам помогу, хозяин!
Свистнул парень, и лошадь, будто дотронулись до нее волшебной палочкой, встрепенулась, заржала весело и помчалась домой. Ни дать, ни взять молодой жеребец! Мужик диву дается.
- Наймите меня в работники,- молвит парень.
Еще пуще удивился мужик:
- Какая тебе корысть к бедняку наниматься? Мы и сами-то впроголодь живем, а тебе еще платить надо...
А тот в ответ:
- Не надо мне никакой платы. Не гоните меня и в накладе не останетесь.
И просил он так настойчиво, что мужик даже испугался малость. Почем знать, кто он, этот пришелец? Может, разбойник, что от справедливой кары прячется, безопасное убежище ищет? Прогонишь его, он еще мстить станет. \"Лучше не перечить ему\",- решил бедняк и говорит:
- Ну что ж, поживи недельку, а коли понравится, насовсем оставайся.
Так поселился Леший у мужика. Первым делом стал он коня в силу приводить: скребницей чистит, отборным овсом кормит, ключевой водой поит. А откуда он овес брал, мужику невдомек.
Недели не прошло - коня не узнать, словно подменили его. Бока округлились, шерсть блестит, грива расчесана. Идет-пританцовывает, ровно девица на свадьбе. День-деньской без устали работает, а в телегу запряжешь - так и рвется вперед, вожжи не удержишь.
Соседи диву даются. Откуда у мужика такой конь? Купить - не купил, потому что гроша ломаного у него нет. Обменять - не обменял: кто ж без обмана его клячу возьмет, а он хоть и бедный, но честный мужик. Да и масть у коня та же, и шрам на спине. Чудеса! А может, колдовство?
Привел батрак коня в силу, за корову принялся. По обочинам, по придорожным канавам ее пасет, траву посочней косит. Возвращается корова с пастбища - вымя у нее, что твое ведро.
Пьют мужиковы ребятишки молока вволю. Побелели они, потолстели. Чирикают весело, как воробьи, когда солнышко пригреет.
\"Хороший батрак, усердный,- думает мужик.- Хлеба ест мало, а работает за семерых\".
- Оставайся у меня, живи,- говорит он Лешему.- Мне такой работник надобен.
Обрадовался Леший. Не то несдобровать бы ему. Как покажешься на глаза Водяному, приказа его не выполнивши! У нечисти на этот счет строго!
Прошло сколько-то времени, и вот говорит батрак мужику:
- Пора поле под озимую пшеницу пахать, не то поздно будет.
А мужик в ответ:
- Да я уже полоску запахал и рожь посеял. Надо ведь и под картошку клочок поля оставить.
- А вон тот кусок возле болота разве не ваш?
- Мой-то мой, да толку-то что,- со вздохом говорит мужик.- Кочки да мхи пахать не станешь.
- Давайте я попробую.
- Лошадь не осилит.
- У меня осилит. А зерно для посева я сам раздобуду.
Согласился мужик. Пускай этот чудной батрак поступает по своему разумению. Коли он сам зерно достанет, значит, убытка в хозяйстве не будет.
Распахал Леший болото. А ночью у всех хомяков в округе кладовые обчистил и к полевым мышам в норки заглянул. Писк, плач поднялся - за десять верст* слышно! Приволок Леший мешок пшеницы - ну прямо чистое золото! - и засеял поле.
Увидели это соседи, от смеха животы надорвали.
- Вот дурак! Зерно в болото швыряет. Уж лучше бы жабьим пометом засеял, хоть жабы развелись бы.
Смеются соседи, пригорюнился хозяин. А батрак знай свое дело делает да помалкивает.
Пришла зима. Землю сковал лютый мороз. Зато весна настала на редкость дружная, теплая. А летом - сушь да зной! Самые старые старики такой жары не припомнят.
Солнце жжет огнем, палит. Напрасно канюки жалобно кричат - дождя просят. Земля потрескалась, трава на лугах пожухла-пожелтела, поля покрылись толстым слоем пыли, колоски печально поникли.
А у мужика на болоте пшеница стеной стоит, налитые колосья к солнцу тянутся. Пришло время, сжали пшеницу. Урожай собрали сам-сто.
Насыпал мужик полнехонек амбар: и на хлеб, и на семена хватит, да еще на продажу останется. И хотя несуразной цены он не заламывал, а все же и в кубышку малую толику денег отложил.
На батрака он со страхом, с почтением поглядывает. А тот работает себе да посвистывает, как ни в чем не бывало.
Вот настало время поле пахать, батрак и говорит мужику.
- В этом году пески пахать будем.
- Пески? Да там испокон века не росло ничего - ни былинки, ни травинки.
- У меня, хозяин, вырастет.
Не стал ему перечить мужик - знал: парень он проворный, башковитый. А соседи опять до упаду хохотали, когда мужик с батраком выехали пустошь пахать.
Запахали, посеяли, забороновали, управились и стали ждать.
В том году лето выдалось дождливое: ни клочка голубого неба, ни солнечного лучика. Серые струи дождя уныло плещут по лужам, барабанят по крышам, текут по размокшим дорогам - ни пройти ни проехать.
Поле мужика, что в низине, озером разлилось. Хлеб сгнил на корню, а на пустоши пшеница уродилась на диво. Опять собрал мужик урожай сам-сто.
Не смеются больше соседи, не до смеха им. \"Откуда батрак знает, дождь будет или вёдро?\" - гадают они.
На третью осень вышел как-то ночью батрак и давай с болота на пустошь грязь носить, а песок с пустоши на болото. Огромный кус поля осушил, огромный кус удобрил. Теперь у мужика вся земля пахотной стала, для сева пригодной. Засевай да урожай собирай.
Каждому ясно: такая работа не под силу человеку. Проснулся утром мужик, увидел, что батрак сделал, сплюнул потихоньку, перекрестился и ни о чем больше его не спрашивал. Стороной обходил и с опаской поглядывал.
А батрак сложа руки не сидит. Пшеницу, рожь, ячмень посеял, картошку посадил. Хватило места и для капусты с горохом. Урожай по осени собрали невиданный.
Полон у мужика амбар, полон овин. И никакой он теперь не Горемыка, хотя соседи по старой памяти его так называют. Одежа на нем исправная, лицо гладкое, румяное. А ребятишек с женой и вовсе не узнать, будто и не они это.
Время идет, и третий год уже на исходе.
Настала лунная сентябрьская ночь. Месяц высоко на небе висит и заливает землю потоками голубого света, да такого яркого, что малюсенький самый гвоздик на дороге разглядишь, зато привычных предметов не различишь - до того свет этот обманчив.
Вот вышел батрак в глухую полночь на порог, оземь ударился, в Лешего обратился и к топи-трясине помчался.
А там меж ивами и ракитами, меж зельем болотным, на краю мочажины, камышом и ряской поросшей, пляска, гульба - дым коромыслом! То нечисть разная: кикиморы да русалки, лешие да бесы, упыри да оборотни хороводы водят, скачут, визжат, по-собачьи брешут, гогочут. А над головами у них огни болотные, точно венки огненные.
Водяной на трухлявом пне сидит, на дудочке наигрывает - лягушачьими лапами перебирает, на серебряную луну любуется. Остановился Черный Леший перед ним, поклонился до земли и говорит:
- Вот и я! Кончилась моя служба. Верой-правдой послужил я мужику три года.
- Коли так, оставайся с нами! Ступай попляши, пока луна не померкнет, пока небо на востоке не зарумянится.
Но Черный Леший к месту пристыл, в затылке чешет, с копытца на копытце переступает.
- Чего тебе надобно? - спрашивает Водяной.
- Всемогущий господин и повелитель! Помог я мужику из нужды выбиться. Украденный кусок хлеба стократ ему вернул. Так и оставить мужика в довольстве, в достатке?
- А чего же ты хочешь?
- Подшутить над ним малость на прощание.
- Смотри только, чтобы вся работа насмарку не пошла.
- Не бойся!
Хлопнул Водяной в зеленые ладоши и закричал зычным голосом:
- Эй вы, бесы, лешие, идите-ка сюда!
Сбежалась к трухлявому пню вся нечисть. В кучу сбились, шеи вытянули, ждут, что старшой скажет.
Так и так, говорит он им.
- Дозволь ему над мужиком подшутить! Дозволь! - завопили, заверещали, заржали бесы, лешие, кикиморы.
Водяной ударил себя по зеленой ляжке и говорит:
- Ладно! Будь по-вашему! Недаром мы нечистой силой зовемся, значит, наше дело козни строить, проказить, людей пугать. Сыграй шутку со своим хозяином. Да смотри чести нашей бесовской не посрами!
У Черного Лешего глаза так и загорелись:
- Не бойся, не посрамлю!
До рассвета плясал и пел Леший со своими. Плясал до упаду, пел до хрипоты. А когда на востоке заалела заря, стукнул козлиным копытцем об землю и полетел прямиком к хате мужика.
А мужик спит себе спокойно и ни о чем не подозревает.
Наутро говорит ему батрак:
- Служил я тебе, хозяин, верно и платы никакой не требовал. А теперь давай рассчитаемся, в путь мне пора.
Мужик рад от батрака избавиться.
- Правда твоя, преумножил ты мое добро. Говори, сколько тебе заплатить?
- Ни много ни мало - меру ржи.
Удивился мужик:
- А на что тебе зерно? На себе ведь ты его не потащишь?
Батрак смеется в ответ:
- Насыпьте зерно возле печки да котел побольше дайте. Стану зерно варить.
- Зерно варить? И что же получится?
- Увидите.
Принялся батрак за дело. Залил зерно ключевой водой из такого ключа, что никогда петушиного пения не слыхивал. Варил, парил, цедил, доливал, переливал и никому через плечо заглянуть не позволил.
Долго ли, коротко ли, приглашает батрак хозяина к столу. На столе бутылка, а в ней словно вода прозрачная, только запахом острым в нос ударяет.
- Что это? - спрашивает мужик.
Батрак скалит белые зубы и говорит:
- Питье такое.
- Отродясь такого не видывал: ни квас, ни мед, ни пиво!
- Чего понапрасну глядеть - глазами не распробуешь. Глотните-ка!
Попробовал мужик и скривился: горько и язык жжет.
- Да вы побольше выпейте,- уговаривает батрак.
Мужик отпил и сплюнул с отвращением:
- Тьфу, гадость!
Приуныл батрак: неужто шутка не удалась?
- Не угодил, значит? Не по вкусу мое угощение? Глотните, хозяин, еще разок, сделайте одолжение!
Выпил мужик стаканчик, выпил другой. В голове у него зашумело, хата ходуном заходила. Чудится мужику: стены рухнут, насмерть задавят. Хочет он встать - ноги не слушаются. Слово молвить хочет - язык заплетается. А батрак захохотал, да так на мужика глянул, что у того мурашки по спине побежали. Догадался он, кто у него в батраках служил три года, и с горя третий стакан выпил. Выпил и под лавку свалился.
Загоготал глумливо Черный Леший, остатки варева по бутылкам разлил, выскочил в окно и был таков!
Проспал мужик под лавкой до вечера, проснулся - на душе тоскливо, свет белый не мил. А увидел бутылки на столе, словно клещами к ним потянуло.
Встал он, соседей позвал и всю ночь потчевал их дьявольским зельем.
С той поры обеднели крестьяне. Работа у них не спорится, из рук все валится. Да и как работе спориться, если они каждую ночь к бутылке прикладываются, а наутро с больной головой встают.
И пошло у мужика прежнее горемычное житье: опять бесхлебица, бессолица, в доме раззорица.
Вот какую злую шутку Черный Леший с мужиком сыграл.

Перепубликация материалов данной коллекции-сказок.
Разрешается только с обязательным проставлением активной ссылки на первоисточник!
© 2015-2025