Сказка № 2610 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Собрался чабан к хозяину в город. Притащил за уши беднягу осла из стойла и стал снаряжать в дорогу. Положил чабан на осла подстилку, на подстилку седло деревянное, на седло-сермягу. Подтянул подпругу потуже, посмотрел - ладно, можно теперь и товар нагружать. Взял чабан четыре большие тыквенные бутыли с молоком и повесил их на осла - две справа, две слева. Потом принёс восемь кругов овечьего сыру и их на осла навьючил: четыре справа, четыре слева. Ну, - думает, - хватит! Да не тут-то было: как раз накануне приехали два хозяйских сынка на сыроварню, - надо и их отвезти! Делать нечего, взял- чабан два коврика, бросил их на седло поверх сермяги, посадил на них ребятишек да не как-нибудь, а спиной друг к другу, чтобы не подрались в дороге, друг дружке глаза не выцарапали. Умаялся чабан. Стоит - пот с лица утирает. Вдруг - откуда ни возьмись - блоха: прыгнула чабану на рукав, с рукава на осла, посмотрела направо, посмотрела налево, и забилась в складки мягкой подстилки. “Посижу, - думает, - в тени. День-то сегодня жаркий. Сосну часок, а там погляжу, что будет”. Взял чабан в руки палку, свистнул, крикнул и погнал, осла по дороге в город. Солнце палит, а чабан всё идёт да идёт, - знай себе осла подгоняет. Пот градом с чабана льёт, ребятишек совсем разморило, у осла от тяжести ноги гнутся, а блохе что? Спит на мягкой подстилке, на ослиной спине, как в люльке, качается! Только к вечеру добрались они до города и въехали на хозяйский двор. Тут и блоха проснулась. Из-под подстилки выскочила, осмотрелась, а как увидала, что за гора возвышается у осла на спине, - расхвасталась, раскричалась: - Ай да я! Смотрите, добрые люди, какую я тяжесть тащила! Вот я какой богатырь! Никто со мной силою не сравнится! Так сказала блоха и прыгнула чабану на рукав. Носит чабан поклажу в дом, а блоха сидит у него на рукаве и смеётся: - И эта тяжесть мне нипочём! Вот я какие сыры таскаю! Разгрузил чабан осла и принялся ослаблять подпругу, чтобы снять с осла деревянное седло. Досада взяла блоху: - Ишь ты! Я на себе такую тяжесть несла и то не пикнула, а чабан за дурнем-ослом ухаживает. И осёл-то хорош - стоит, голову повесил, ноги согнул, чуть на бок не валится - совсем раскис. Я меньше его уха и то не жалуюсь. Дай-ка я его проучу, лентяя! Недолго думая, прыгнула блоха прямо ослу На морду и укусила изо всех сил. Вздрогнул осёл, брыкнулся, опрокинул бутыли - всё молоко разлил. Чабан рассердился да как ударит осла палкой - как раз по тому месту, где сидела блоха. Так стукнул - ничего от богатырской блохи не осталось. Ну что ж - так ей и надо: не работала, так не хвастай. | |
Сказка № 2609 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Да, в старину чего только не бывало! Захотелось зверям по-людски жить, свои законы иметь и правила, установить, кто кого главнее и кому кого слушаться. Вот и стали они просить такой указ, грамоту письменную, где бы всё это было оговорено. Написал им бог такую грамоту, дал её волку, его и назначил главным правителем среди зверей. А волка сомнение взяло: где же ему, лесному жителю, такую важную бумагу хранить? Мало ли что может в лесу-то случиться. \"Отдам я её собаке, она всё же в селе живёт, при доме. Так оно будет надёжнее\", - подумал волк и отдал грамоту собаке. Ну, а собака тоже не стала держать у себя грамоту. \"Как бы чего не вышло, - думает, - я на дворе живу, отлучаюсь. Отдам я грамоту кошке, она как-никак в доме живёт, при людях. Так оно будет лучше, спокойнее\". И отдала грамоту кошке. Кошка оставила грамоту у себя, всё бы ничего, да вот беда: мальчишки-озорники ни житья, ни проходу ей не дают. Только выйдет кошка наружу, они давай гонять её. Однажды так загоняли беднягу - некуда ей податься, впереди костерок горит, она и махнула через него. Тут-то кошка и обронила в огонь грамоту - она под хвостом грамоту хранила. Конечно, сгорела грамота дотла. Вот с той поры и повелось: волк за собакой гоняется, требует грамоту, а собака за кошкой. Собака лает, рычит: - Веррни грамоту! Веррни грамоту! А кошка взъерошит шерсть дыбом, мордёнку ощерит, обернётся, шипит-мурчит: - Сгорела же! Сгорела же! | |
Сказка № 2608 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
В стародавние времена, когда ещё хаживал по свету седой как лунь Дед Мороз, жил-был царь, богатый, как царю и положено. И был у него сын по имени Йоница, по прозвищу Фэт-Фрумос (добрый молодец, богатырь). Много утех у Йоницы: и хороводы он водить горазд, и музыкантов-лаутаров не прочь послушать, но дороже всего были молодцу добрые кони из отцовской конюшни. Уж он и холил их, и лелеял, и на выгон водил, где клевер послаще. А надо вам сказать, что нигде не рос такой клевер, как у большого озера. Называлось оно Чудо-озеро. Нет-нет да выходила из него то одна, то другая фея - людям показаться. Вот раз вечером Йоница вместе с царским конюшим погнал лошадей на выгон к тому озеру. Йоница лёг спать на бережку, а конюший остался за лошадьми смотреть. Вдруг как всколыхнётся вода в озере - и выходит на берег фея, распрекрасная девица, такой красоты на всём белом свете не сыщешь. Подходит она к Йонице, целует его и молвит: - Проснись, милый друг! А Йоница спит - ничего не чует. Девица ну ну целовать его, слезы лить, а он спит богатырским сном - не шелохнётся. Делать нечего - пришлось фее вернуться обратно в озеро. Когда лошади напаслись вдоволь, конюший растолкал Йоницу, и они пустились в обратный путь. Дорогой конюший рассказал царскому сыну, как фея из озера выходила. Запечалился Йоница, досадно ему на себя стало. На другой вечер снова повели они лошадей на выгон. Йоница порешил спать не ложиться, да сон-то ведь слаще мёда, против воли очи смыкает. Недаром говорят: и рать, и воеводу - всех повалил. Вышла фея из озера, будила-будила Йоницу, не добудилась, заплакала и ушла в своё озеро. Конюший всё видел и диву давался, как это Йоница спит - ничего не чует. А поутру рассказал ему про фею, как она над ним плакала-убивалась... В третий раз повёл Йоница с конюшим лошадей в ночное к Чудо-озеру. Ходит Йоница взад-вперёд по бережку, глядит во все глаза, поджидает свою фею, а её всё нет да нет. Дай, думает Йоница, прилягу на траву, так ждать сподручнее. Только прилёг, сон тут как тут, сморил молодца. Вышла фея из озера и ну его будить, ну целовать, ну обнимать. Спит Йоница - хоть из пушек пали. Тогда фея и говорит: - Прости-прощай, милый друг. Больше я к тебе не приду. Сняла у Йоницы с пальца перстень, себе на руку надела, а свой перстенёк - ему. И была такова. Растолкал конюший Йоницу, так, мол, и так, говорит, опять ты фею прозевал. Йоница смотрит - у него на мизинце чужой перстенёк, на перстеньке слова: \"Иляна Косынзяна, золотая коса, в косе цветы поют, девяти царствам покоя не дают\". Прочёл надпись Йоница - и тоже покой потерял. Вернулся он домой, раздал всё добро бедным, справил себе пару железных лаптей, взял стальной посох и пошёл по белу свету искать Иляну Косынзяну. Перво-наперво завернул он к своему зятю, к мужу младшей сестры, и спрашивает: - Не слыхал ли ты чего про Иляну Косынзяну? - Слыхом не слыхал,- отвечает зять. Отправился Йоница дальше, приходит ко второму зятю, к мужу средней сестры, и спрашивает, не слыхал ли тот про Иляну Косын-зяну. - Сказки слыхал,- отвечает зять.- Про неё только в сказке и услышишь. Делать нечего, привязал Йоница покрепче свои железные лапти и дальше пошёл. Сердце-то - лучший поводырь. Вот приходит он к третьему зятю, мужу старшей сестры, и говорит: - Много ты на своём веку повидал, может, знаешь и про Иляну Косынзяну? - Не нашлось ещё до сей поры такого удальца, который бы в гостях у Иляны Косынзяны побывал,- отвечает зять.- В её царство и дороги-то нету, ни пройти, ни проехать. Ступай-ка ты лучше домой, нечего тебе бродить по свету, людей смешить. Йоница язык прикусил, тоску в сердце затаил. Простился с зятем и снова в путь-дорогу пустился. Шёл он, шёл горами высокими, долинами широкими, лесами тёмными, дорогами ровными. Кого ни встретит - сейчас про Иляну Косынзяну спрашивает, да все в ответ только плечами пожимают. \"На что мне жизнь без Иляны? - думает Йоница.- Буду идти, пока земля меня носит, пока солнышко на небе светит\". Так плутает он по белу свету, и Иляна у него из головы не выходит. Иной раз чудится ему - вот она, перед ним. Наважденье, да и только. Вот дошёл он до горы, за которую солнце вечером заходит. Стал на неё взбираться, видит - пещера. Вошёл в пещеру и пошёл всё глубже и глубже: ни одной живой души вокруг, только змеи шуршат да звери рыщут. А Йоница идёт как ни в чём не бывало, страха не знает. И вот завидел он впереди свет, шагу прибавил, вышел на волю и видит: бежит быстрая речка, вода черней сажи, а на речке мельница работает, колёса так и мелькают - любо-дорого смотреть. Входит Йоница на мельницу - никого. А что за мельница - без народа? Огляделся Йоница, видит, в углу старый старичок, веки крючьями себе поднимает, такой дряхлый. Муку в мешки ссыпать не успевает, так лихо зерно мелется. - Здравствуй, дедушка! - говорит Йоница старику. - Здравствуй, молодец,- отвечает старик.- Скажи на милость, каким тебя ветром ко мне занесло? Сюда вовек человечья нога не ступала. - Человек всюду дойдёт, за девять морей, за тридевять земель заберётся. Вот и я хожу-хожу, пытаю каждого встречного-поперечного, да всё без толку. Может, ты, дедушка, мне ответишь, тебе ведь, поди, столько лет, сколько самому времени? Старик поднял крючьями веки, взглянул на Йоницу и спрашивает : - Чего же ты ищешь, молодец? Йоница отвечает: - Ищу я Иляну Косынзяну, не слыхал про неё? - Как не слыхать, коли эта мельница-то её, для неё, родимой, я день и ночь муку мелю. Всякое утро прилетают сюда девять птиц-великанов, каждая по четыре мешка пшеницы на себе несёт, за сутки я их должен в муку смолоть. У Йоницы словно камень с души свалился. Слово за слово - глядишь, старик уже доверил ему вместо себя муку в мешки ссыпать, а сам прилёг и тут же уснул. Уж больно он намаялся. А Йонице только того и надо. Он вмиг все мешки мукой наполнил, а в один сам залез и изнутри крепко его зашил. Тут поднялся великий шум, налетели птицы-великаны, кричат старику: - Эй, готова мука? Старик встрепенулся, веки поднял, туда-сюда - нет его помощника, и след простыл. Делать нечего, нагрузил старик мешки птицам на спины, да только их и видели: быстрее ветра, быстрее мысли летали те птицы. А старик остался на мельнице муку молоть. И долго ещё голову ломал, куда его гость пропал: то ли в воду свалился, то ли к людям на вольный свет вернулся. А Йоница цел-невредим добрался до царства Иляны Косынзяны. Отдали птицы мешки пекарю. Развязал пекарь один мешок - тот самый, где сидел Йоница - да так и ахнул. - Ты как сюда попал? Сюда живые души не забредают. - Это ещё как сказать,- отвечает Йоница и показывает ему перстень, а на перстне слова: \"Иляна Косынзяна, золотая коса, в косе цветы поют, девяти царствам покоя не дают\". Ну, пекарь и взял его к себе в дом жить. Настал час пекарю печь хлебы для Иляны Косынзяны - хлеб она ела только его руками испечённый. Йоница и говорит пекарю: - Позволь мне хлеб испечь, вот увидишь, не подведу. - Что ж, пеки,- говорит пекарь. Замесил Йоница тесто по-своему, посадил в печку. Испеклись хлебы на славу - пекарь только руками развёл. Отнёс он хлебы к Иляне Косынзяне, взяла она один каравай в руки и спрашивает: - Кто испёк такой хлеб, пышный да румяный? - Я испёк, кто же ещё! - отвечает пекарь. Когда весь хлеб вышел, Йоница снова вызвался помочь пекарю, и получились у него хлебы вдвое пышнее да румянее против прежнего. Снова подивилась Иляна, такого хлеба даже ей едать не доводилось: сам в рот лезет. Известное дело: хлеб добрый, что калач сдобный. В третий раз настало время печь хлебы. У Йоницы сердце от радости зашлось. Взялся он за дело, ну, думает, была не была - и запёк в один каравай перстень Иляны Косынзяны. Приносит пекарь хлебы своей хозяйке, взяла она каравай, разломила - перстень и выпал. Подняла его Иляна и смотрит - перстень-то её,- и спрашивает она пекаря: - Кто хлеб испёк? Пекарь и так, и сяк, да под конец пришлось признаться, что Йоница за него работал. Иляна тотчас же послала за Йоницей, привели его к ней в хоромы, поцеловала она его в уста, а потом велела одеть в платье, всё шитое золотом. Он-то, пока странствовал, совсем пообносился. Спустя две недели обвенчалась Иляна с Йоницей Фэт-Фрумосом и устроила пир горой, так что весть о нём прокатилась за девять морей, за тридевять земель. После свадьбы Иляна дала Йонице связку ключей от всех амбаров и кладовых. Только от одного погреба не дала она Йонице ключа. День прошёл, другой миновал, и стало Йоницу точить любопытство: а что в том погребе? Попросил он у Иляны ключ, ну, она и дала. Пошёл Йоница к погребу, двери отпер, внутрь заглянул и видит: стоит огромная бочка. Слышит голос из бочки: открой, мол, дверь пошире. Распахнул Йоница двери, тут как стали на бочке обручи лопаться! Да как вырвался на волю чудище - Змей величиной с гору. Схватил он Иляну Косынзяну и унёс за тридевять земель. Горько заплакал Йоница, да слезами горю не поможешь. Снова снарядился он в путь, искать свою Иляну. Надел пару железных лаптей, взял стальной посох и пошёл куда глаза глядят. Идёт наш молодец, горько кается, некого ему винить, кроме себя. Долго ли, коротко ли, приходит Йоница к дому Параскевы-Пятницы и стучится в дверь. Говорит ему Параскева-Пятница: - Если ты добрый человек, входи, а недобрый - уноси ноги, а не то напущу на тебя пса с железными клыками, живым не уйдёшь. - Человек-то я добрый,- отвечает Йоница. Впустила его Параскева-Пятница и спрашивает, куда он идёт. Йоница рассказал ей, как было дело. - Ну и ну,- говорит она,- вот уж истинно: дурная голова ногам покоя не даёт! Хоть надежду не теряешь - и то хорошо. Дам я тебе лук со стрелами, он тебе пригодится. Взял Йоница лук и пошёл в путь-дорогу. Идёт он через царства, идёт через государства и приходит к избушке. Над нею вороны кружат, вокруг волки воют - страх, да и только! Входит Йоница внутрь. Видит: сидит страшилище, баба-яга, вместо ног копыта, когти как серпы острые, в пасти клыки железные. Спрашивает баба-яга, каким ветром его сюда занесло. Йоница ей отвечает, что пришёл в работники наниматься. - Вот и хорошо,- говорит баба-яга,- мне как раз пастух нужен, нанимайся ко мне, а работа моя пустяшная: будешь год кобылицу в ночное водить да домой приводить. Сказано - сделано. Год в те времена всего три дня длился. Йоница и рассудил, что как-нибудь переможется. Настал вечер, привела ему баба-яга кобылицу да наказала присматривать за ней хорошенько, не то - голова с плеч. Сел Йоница на кобылицу верхом и поскакал на выгон. И лук со стрелами не забыл с собой прихватить. Скачет он по дороге, а навстречу птица с перебитой ножкой. Только Йоница тетиву натянул - подстрелить птицу, а та ему и говорит: - Не тронь меня, молодец, лучше перевяжи мне ножку, я тебе ещё пригожусь. Сжалился Йоница над птицей, перевязал ей ножку и поехал своей дорогой. Приехал на выгон, подумал-подумал и не стал с кобылицы слезать. Решил, так вернее будет. Кобылица траву щиплет, а Йоница верхом на ней носом клюёт, так и заснул. Скинула его кобылица на землю, а сама обернулась птицей, в лес полетела и ну с другими птицами песни распевать. Просыпается Йоница чуть свет, глядь - он не на кобылице верхом сидит, а на камне, в руках - уздечка. Заплакал он, запричитал, да так жалобно, что иные птицы даже петь перестали. Вдруг слышит Йоница голосок: - Не бойся, молодец, найдётся твоя кобылица. Видит: сидит перед ним та птица, которой он ножку перевязывал. Вот созвала эта царь-птица всех своих подданных и велела им песни петь и по голосу слушать, которая из них самозванка. Как запели птицы, так и узнали по голосу самозванку и привели её к Йонице. Огрел он её уздечкой и говорит: - Не велю тебе быть птицей, а велю быть опять кобылицей. Птица снова сделалась кобылицей, оседлал её Йоница и вмиг очутился у избушки бабы-яги. Баба-яга как их завидела, взъярилась, бросилась на кобылицу, задала ей трёпку: смотри, говорит, коли в другой раз он тебя найдёт, пеняй на себя. На другой день к вечеру снова поехал Йоница на выгон. Едет он, едет и по дороге встречает хромого зайца: ковыляет косой, лапу волочит. Йоница прицелился было в него из лука, а заяц и говорит: - Не тронь меня, лучше перевяжи мне лапу, а я тебе ещё пригожусь. Йоница лапу ему перевязал и отпустил зайца. Приехали на выгон, Йоница снова с кобылицы не слезает, а чтобы сон его не сморил, взял он колючих репьёв и насовал себе за ворот. Да сон явился, как нежданный гость, сомкнул ему очи. Скинула его кобылица, обернулась зайцем и умчалась в лес. Проснулся Йоница, видит - нет кобылицы, стал он плакать да причитать на всё поле, на всё раздолье. Тут прискакал к нему хромой заяц и говорит: - Не плачь, не горюй, мы её тебе вмиг пригоним. Собрал заяц всех собратьев, стали они промеж себя чужака искать - и нашли по зубам, зубы-то у того лошадиные были. Стали они зайца-чужака щипать да кусать, из лесу гнать. А Йоница уже стоит-дожидается. - Не велю тебе быть зайцем, велю снова быть кобылицею! Огрел он зайца уздечкой, сделался заяц снова кобылицей, оседлал её Йоница и в мгновение ока примчался к бабе-яге. А баба-яга сидит, воду в котле кипятит, ждёт: вот Йоница вернётся без кобылицы - она живьём его в котле и сварит. Как завидела молодца верхом, от злости чуть не лопнула, однако язык прикусила, Йонице слова не сказала. Бросилась к кобылице и ну её калёной железной плёткой охаживать, пока сама не притомилась, а потом снова ей наказала схорониться от Йоницы, чтобы тот её не сыскал. На третий день к вечеру снова поехал Йоница на выгон и снова заснул верхом, словно кто его околдовал. А кобылица на сей раз обернулась древним дубом в лесной чаще и корни пустила как раз в том месте, где прикорнул хромой зайчишка, спугнула его с насиженного места. Проснулся Йоница - ищи-свищи кобылицу. Он и раньше убивался, а теперь и вовсе голову повесил. От бабы-яги мудрено живым уйти. Да ведь друзья в беде не оставят. Приходят к Йонице царь-птица и хромой заяц и говорят ему: - Не бойся ты ничего! Возьми свой посох да ударь по каждому дереву в лесу, тогда и найдёшь кобылицу. Послушался Йоница. Как дошёл черёд до древнего дуба, тот зашумел, зашатался, а Йоница говорит: - Не велю тебе быть дубом, велю быть кобылицей! Стал дуб кобылицей, оседлал её молодец и поскакал домой. Как увидела их баба-яга, зубами заскрежетала, так что они у неё покосились-покривились, да делать нечего. Год исполнился. Говорит Йоница: - Довольна ты моей службой? - Куда как довольна,- ворчит баба-яга.- Что ж, пошли в конюшню, выберешь себе коня, как уговор был. Только поешь сперва, оголодал небось. Йоница принялся за еду, а тем временем подлетела к окошку царь-птица и шепнула ему: - Коня выбирай самого невидного. Пошли Йоница с бабой-ягой в конюшню, стала она ему коней показывать. Каких тут только не было: и гнедые, и буланые, и каурые. Выбирай любого. А в дальнем углу стояла шелудивая кляча, смотреть стыдно. - Возьму вот эту, пожалуй,- говорит Йоница. - Да на что тебе такая лядащая,- говорит баба-яга,- выбирай себе доброго коня. Но Йоница упёрся, стоит на своём, пришлось бабе-яге отдать ему клячу. Распростился он с бабой-ягой и повёл клячу за ворота. А она еле-еле плетётся, спотыкается. Но только со двора вышли, что за чудо - послышалось богатырское ржанье, и превратилась кляча в чудного коня, хоть в поднебесье лети. Четырнадцать селезёнок было у того коня, мог он без роздыха день и ночь скакать. Вскочил на коня Йоница, только про Иляну Косынзяну подумал, глядь - а он уже у дворца, где Змей живёт. Иляна как раз по воду шла к колодцу, увидала Йоницу, сразу его признала, на шею бросилась. Тотчас сели они на коня и понеслись. Змей мигом об этом проведал, оседлал своего коня и во весь опор пустился за ними в погоню. Только куда ему за богатырским конём угнаться! Видит Змей - дело худо, стал он кричать коню Йоницы, чтобы тот хозяина на землю сбросил, а за то, мол, будет он его в молоке купать и кормить овсом да сахаром. Не сплошал Йоница, крикнул змеиному коню, что будет кормить его одним клевером да в росе купать. Змеиный конь как это услышал, мигом сбросил с себя Змея, расшиб его о землю и копытами растоптал. Пересел тогда Йоница на змеиного коня, Иляна на богатырском осталась, и поехали они за тридевять земель, к Иляне во дворец. Тут устроили они пир на весь мир, все феи из Чудо-озера на тот пир пришли, пели, плясали, устали не знали. И стали Йоница с Иляной Косынзяной жить-поживать, и по сей день живут, коли не умерли. | |
Сказка № 2607 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Жил-был, сказывают, бедняк, и было у него три сына. Как старших величали, не помню, а меньшого звали Тоадер или попросту Тодераш. Выросли сыновья, возмужали, стали на охоту ходить, да так пристрастились, что дома их не удержишь, день-деньской по лесам пропадают. Вот однажды случилось им в лесу заночевать. Сошли они с дороги, развели костёр под большим деревом, стали ужинать да совет держать. И порешили, что двое спать лягут, а один станет при дороге дозором. А то не ровен час: пройдёт мимо недобрый человек, на них, на спящих, нападёт, ружья отберёт. Сказано - сделано. Двое младших спать легли, а старший зарядил ружьё и отправился в дозор. Стоит он, стоит и ровно в полночь слышит - колёса стучат. Луна светит ярко, и видно - едет четвёрка вороных, бричку везёт. - Стой, кто там? - кричит старший брат. Только из брички никто ему не отвечает. Во второй раз кричит - опять нет ответа. В третий раз кричит старший брат: - Стой, не то курок спущу! И в ответ слышит: - Погоди, не стреляй. Подъедем - остановимся. Не стал он стрелять. Поравнялась с ним бричка и стала. В ней двое сидят. Один подал парню охотничий рог с такими словами: - Возьми этот рог. Коли придётся тебе худо - потруби в него, и соберётся вокруг тебя рать несметная, земля ходуном заходит. А в другой конец дунешь - и нет никого. Сказал, лошадей стегнул, укатила бричка. А старший брат решил рог испытать: в один конец дунул - откуда ни возьмись, появилась рать несметная. В другой дунул - словно никого и не было. Как стало светать, разбудил он братьев и спрашивает: - Крепко ли, братцы, спали-почивали? - Крепко спали, братец. А ты не видал, не слыхал ли чего? Или тебя тоже сон сморил? - Где это видано, чтобы дозорный уснул? Я глаз не сомкнул, ничего не видал, ничего не слыхал. Разожгли костёр, поджарили зайчатины, перекусили и в путь отправились. Целый день проплутали, думали из лесу выйти. А к вечеру - что за чудеса - оказались на том же месте, откуда утром ушли. Делать нечего, пришлось опять на ночлег устраиваться. Костёр развели, поужинали и решили снова дозор выставить. Настал черёд среднего брата. Он ружьё зарядил, трубку табаком набил, чтобы сон отгонять, и встал при дороге. Луна с неба светит - хоть деньги считай, коли водятся. До полуночи всё было тихо. А ровно в полночь застучали колёса и показалась бричка, запряжённая четвёркой вороных. - Стой, кто там? - кричит средний брат. А ответа не слышит. Во второй раз крикнул - молчат. Кричит он в третий раз: - Стой, курок спущу! - Погоди, не стреляй! - отвечают из брички.- Подъедем - остановимся. Он не стал стрелять. Подъехали двое в бричке, и один протянул парню тугой кошелёк. - Возьми,- говорит.- Кошелёк этот не простой. Из него сколько ни бери, всё не вычерпаешь. Дали кошелёк и были таковы. А средний брат думает - нет ли здесь обману? Вытряхнул горсть золотых - глядит, а кошелёк снова набит доверху. То-то было парню радости. Как стало рассветать, разбудил он братьев, велел завтрак готовить: он-де ночь не спал, от голода живот подвело. - Ты, может, что видал? - спрашивают братья. - Да нет, не привелось. Хоть я всю ночь глаза таращил, заснуть боялся. Самое время поесть и в дорогу пуститься. Может, выберемся нынче из чащобы. Сказано - сделано. Костёр развели, мясо на углях испекли, наелись досыта и пошли напрямик по лесу - просвета искать. Идут они, идут, а вокруг всё глуше, всё темнее. И под вечер снова они на том же зачарованном месте очутились. Снова развели костёр, ужин затеяли. После старшие братья спать улеглись, а младший, Тодераш, пошёл в караул, его черёд наступил. До самой полуночи простоял у дороги, трубкой попыхивал. Ровно в полночь стук раздался. Тодераш ружьё взял наизготовку, глаза навострил, видит: едет бричка, запряжённая четвёркой вороных. - Стой, кто там? - окликает Тодераш. И, не дождавшись ответа, ещё раз голос подаёт. А бричка всё ближе. Взвёл Тодераш курок и кричит в последний раз: - Стой, а не то курок спущу! А ему в ответ: - Погоди, не стреляй. Подъедем - остановимся. Не стал Тодераш стрелять. А бричка и вправду подъехала к нему и остановилась. В бричке - двое сидят. Один подаёт Тодерашу шляпу и говорит: - За то, что ты нас послушался, стрелять не стал, возьми себе эту шляпу. Она не простая: надень её, скажи «Гоп! Гоп!», и она невидимкой тебя сделает и куда хочешь перенесёт, хоть за царский стол. Можешь с царём и с вельможами рядом сесть, пить, есть, и никто тебя не заметит. Сказал - и стегнул лошадей. А Тодераш стоит - глазам не верит. Вот нахлобучил он шляпу на голову и говорит: - Гоп! Гоп! Хочу к царю на угощенье! Глазом моргнуть не успел - а он уже в царской трапезной. Пир идёт горой: приехали к царю сваты, его дочь сватать. Тодераш тоже за стол сел, стал пить, есть да по сторонам глазеть, благо его-то ни одна душа не видела. Царевна парню приглянулась, писаная красавица. Только больно строптивая. Возьми да объяви сватам: за того только она замуж пойдёт, кто с ней в карты играть сядет и не проиграется. Тодераш слушал да на ус мотал. Наелся, напился и молвит: - Гоп! Гоп! Хочу обратно к братьям! И тотчас в лесу очутился. Как рассвело, разбудил Тодераш братьев. - Не видал ли чего ночью, - спрашивают они его. - Нет, всё тихо-спокойно было,- отвечает Тодераш. Пошли братья по лесу, плутали-плутали, наконец в какое-то село вышли. Там старшие братья нашли себе невест, поженились, стали своим домом жить. Один Тодераш в холостяках остался. И решили братья друг другу открыться: показать, что каждый из них от неведомых проезжих в подарок получил. Похвастались, а Тодераш и говорит среднему брату: - У тебя, братец, жена есть, а у меня нет. А царская дочь, я слыхал, за того замуж пойдёт, кто с ней в карты на деньги играть станет и не проиграется. Давай меняться: ты мне кошелёк, я тебе - шляпу. С твоим кошельком разориться мудрено. Женюсь на царевне, вас обоих в генералы произведу. Ударили по рукам. Отдал Тодераш свою шляпу, взял кошелёк и отправился в город к царю. Купил себе в лавке платье, какое богатею подобает, и пошёл царёву дочь сватать. Поглядела царевна на Тодераша и говорит: - Всем ты взял, добрый молодец, как я погляжу, да только дала я зарок замуж пойти за того, кто со мной в карты будет играть и не проиграется. - Идёт,- согласился Тодераш. Сели они играть. Три дня и три ночи не вставали. Выиграла царевна у Тодераша три бочки золотых монет, а у него в кошельке не убавилось. Смотрит царевна на кошелёк - диву даётся. Вот притомились они оба. Царевна и говорит: - Вот что, Тодераш, хватит, наигрались. Приглянулся ты мне, я за тебя и так пойду. Бросили они карты, стали пир пировать. Отведал Тодераш дорогих вин, захмелел с непривычки и уснул мёртвым сном. А царевна вытащила у него волшебный кошелёк и простым подменила. Проснулся Тодераш, а она ему и предлагает: - Сыграем ещё, Тодераш, может, своё золото отыграешь. Сели они играть, Тодераш и проигрался дотла: в простом кошельке много ли поместится? И выставила его царевна вон из дворца. Поплёлся Тодераш к старшему брату, рассказал, что да как, и попросил рог, чтобы царю погрозить - кошелёк воротить. Одолжил ему старший брат волшебный рог. Пришёл Тодераш к царскому дворцу, дунул в рог - откуда ни возьмись, собралась рать несметная, затеяла битву с царёвым войском. Перепугался царь и говорит: - Знаешь что, Тодераш, давай мириться: ты свою рать уведёшь, мою дочь в жёны возьмёшь. Поверил Тодераш царю на слово. Дунул в рог с другого конца, рати как не бывало. Ввели Тодераша во дворец, как гостя дорогого. Сейчас, говорят, попа приведём, венчание устроим. А Тодераш и уши развесил. Сидит, ест, пьёт, попа дожидается. Ну, и выпил больше, чем жениху положено, его сон и повалил. А царь тем временем подменил волшебный рог на простой. Разбудил Тодераша и говорит: - Ишь, зять какой мне выискался. Убирайся восвояси, пока цел. Разозлился Тодераш, схватил рог и ну в него трубить. Да только всё напрасно: рог-то был подменённый. Стал тогда Тодераш царя просить-умолять: не надо, дескать, ему в жёны царской дочери, пусть только вернут ему рог и кошелёк. А его и слушать не стали, выгнали из дворца, да ещё и собак натравили, еле ноги унёс. Идёт Тодераш по дороге, обида его разбирает, идёт он и голову ломает, как бы обидчиков проучить. И приходит к среднему брату. Всё брату рассказал, как было, и выпросил свою шляпу: пойду, говорит, попытаю счастья, может, отобью ваши подарки. Получил шляпу, на голову нахлобучил и произнёс: - Гоп! Гоп! Хочу быть в царских палатах, у царя и у царевны за трапезой. И в мгновение ока очутился за столом у царя. Ест-пьёт невидимкой, а потом как сдёрнет с себя шляпу. Глядят все на Тодераша - это ещё кто такой да откуда? А Тодераш - шляпу на голову и снова невидимкой стал. Посидел рядом с царевной, разных яств поотведал, а потом царевну крепко обнял и говорит: - Гоп! Гоп! Хочу быть с царской дочерью в дремучем лесу, где я с братьями плутал. Царевна и крикнуть не успела, как оказались они на лесной поляне, на траве-мураве. Сдёрнул Тодераш шляпу, признала его царевна и прикинулась, будто рада. - Чудной ты, Тодераш! - говорит.- Что же ты меня сразу не увёз? Я же хотела за тебя пойти, да отец с матерью противились. Вот пусть теперь поплачут. Заживём мы с тобой в лесу, я тебя научу, как кошелёк и рог вернуть, как обидчиков проучить. Ластится к нему царевна, приговаривает: - Вот бедовый, вот молодец, сумел своего добиться! А Тодераш и размяк. - Давно бы,- говорит,- тебя умыкнул, будь у меня эта шляпа. Её наденешь - невидимкой станешь. А стоит сказать: «Гоп! Гоп! Хочу быть там-то и там-то!» - вмиг куда хочешь перенесёшься. Сказал - а царевне только того и надо. Стала она его нежить да голубить, пока Тодераша сон не сморил. Тогда надела она его шляпу на себя и говорит: - Гоп! Гоп! Хочу быть в отцовских палатах! И впрямь очутилась у себя во дворце, а Тодераш на поляне спать остался. Вот проснулся он, хватился - нет ни царевны, ни шляпы. Что тут делать? К братьям стыдно на глаза показаться, раз их подарки из рук упустил. И пошёл Тодераш по лесу куда глаза глядят. Впору хищному зверю на растерзанье себя отдать - так ему свет не мил сделался. Вот бродит он, бродит по лесу, жажда его донимает, голод мучает,- и выходит к раскидистой яблоне, яблоки на ней - с кулак величиной, румяные, налитые, так в рот и просятся. Сорвал Тодераш сразу два яблока, съел, и вдруг выросли у него на голове рога, тяжёлые, витые, как у вола. «Ну и ну! - думает Тодераш.- Так мне и надо. Попали мне чудные дары, а я их из рук выпустил, за царской дочерью погнался. Бодайся теперь, дурья башка, вот тебе царская дочь!» Не стал он больше заколдованные яблоки рвать, побрёл прочь. Только отошёл, глядит - грушевое дерево, на ветках груши величиной с гусиное яйцо, золотистые, с румяными бочками. Хочется Тодерашу и есть, и пить, а попробовать грушу - боязно. Потом рукой махнул. «Эх, чему бывать, того не миновать». Сорвал грушу и съел. Смотрит: один рог у него отвалился. Поблагодарил он судьбу, съел вторую, не стало у него и второго рога. Стал тут Тодераш думу думать. И надумал. Вернулся к яблоне, нарвал яблок, сколько мог унести, и про груши не забыл. Потом стал дорогу искать и скоро из лесу вышел. Добрался до города, а народ как раз из церкви идёт. Разложил Тодераш яблоки, народ вокруг него столпился, как на ярмарке. Таких дивных яблок отродясь никто не видывал. Спрашивают его люди, что он за них просит, а Тодераш и отвечает: - Четыре сотни за яблоко. Люди подивились: за такую цену можно пару волов купить. Дошла молва о чудесных дорогих яблоках до царского дворца. Царевна не утерпела, дала служанке денег и наказала купить четыре яблока: отцу с матерью по одному, а пару - себе. Принесла служанка царевне яблоки. Дала она по яблоку отцу с матерью, себе два взяла и ушла на свою половину. Царь яблоко съел - и вырос у него на лбу рог. Царица яблоко съела - и тоже рог на лбу получила. А царевна - лакомка, как все девицы,- сразу два яблока умяла, и выросли у неё настоящие воловьи рога. Только сразу не заметили ни царь, ни царица, ни царевна, что с ними стало. Вот собрались они все к обеду, глянули друг на дружку и обмерли. - Папенька,- говорит царевна,- что это у вас рог на лбу? И у маменьки тоже. Так и ахнули царь с царицей. - А у тебя, доченька, не один, а два! - говорят. Созвали они лекарей со всего света, каких только снадобий не испробовали, ничего рога не берёт. А Тодераш на деньги, что за яблоки выручил, купил в лавке лекарское платье, шляпу, здоровенную, как ведро, да чёрные очки. Нацепил всё на себя и пошёл вразвалочку - чистый лекарь. Приходит он к царскому дворцу. - Ты кто таков? - спрашивает его привратник.- И зачем явился? - Я лекарь, лечу от рогов. Хочу царю представиться. - В добрый час тебя принесло,- говорит привратник.- У царя-то как раз рог вырос. И пропустил Тодераша во дворец. Царь обрадовался. - Хорошо, что ты пришёл,- молвит.- Видишь, какая беда: у меня рог вырос ни с того ни с сего. И у царицы тоже. А у дочки нашей - сразу два. Нам-то с царицей что, мы своё пожили. А дочку жалко. К ней сватов засылать перестали. Возьмёшься нас исцелить - ничего для тебя не пожалею. - Возьмусь, а как же,- отвечает Тодераш. Достал он склянку с мазью и грушу. - Отведай грушу, царь-государь, пока я над рогом хлопотать буду! Царь грушу ест, а Тодераш притворяется, что он рог мазью намазывает. Съел царь грушу, Тодераш взялся за рог, тот у него в руках и остался. Царь себя не помнит от радости, наградил Тодераша кошельком золота и повёл к царице. Тодераш и царицу так же вылечил, ещё один кошелёк получил. Настал черёд царевны. Тодераш говорит: - С барышней, мои милые, дело посерьёзней будет, рогов-то пара, да ещё таких увесистых. Исцелить-то я её исцелю, но так скоро не управлюсь. Оставьте-ка нас вдвоём и раньше, чем через час, не заходите. Рога сперва подпилить придётся, царевне больно будет, станет она кричать, вас звать, а вы послушайте меня, не входите, если хотите, чтобы ваша дочка опять такой стала, как была. - Тебе виднее,- отвечают царь с царицей. А царевна сидит - рада-радёшенька, что такой учёный лекарь нашёлся, родителей исцелил и её за час вылечит. Вот остались они одни, вынул Тодераш из кармана верёвку, привязал царевну к лавке и ну её плёткой охаживать. Она голосит-надрывается, а он знай её плёткой лечит. Час миновал, входят царь с царицей. - Ты что делаешь, господин лекарь? Этак ты её покалечишь! - Нет, царь-государь, это ей наука. Где мой охотничий рог, кошелёк да шляпа, что вы хитростью у меня выманили? Отдайте добром, не то и вам достанется. - Развяжи её, исцели, всё тебе вернём,- взмолились царь с царицей. Развязал Тодераш верёвку. Царевна сей же миг достала из ларя рог, кошелёк и шляпу. А взамен две груши получила. Забрал своё добро Тодераш и, не простясь, нахлобучил шляпу и молвил: - Гоп! Гоп! Хочу к родным братьям! И вмиг у братьев очутился. Вернул он им волшебные подарки и про все свои злоключения рассказал - точно так же, как я вам сейчас. Что с ним дальше стало - женился он или нет,- не знаю. Знаю только, что на царских дочек он больше не зарился. Верно, и поныне живёт, коли не помер. | |
|