Сказка № 4920 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Давным-давно жил старик пастух. Звали его Чат-хан. Много скота было у хана. Много было и пастухов. Трудная служба у пастуха: одни заботы, и совсем нет радостей. Долго думал Чатхан, чем бы облегчить жизнь пастухов, и придумал: сбил из дощечек длинный и узкий ящик, натянул на нем волосяные струны и начал играть на них. По вечерам к нему приходили послушать музыку пастухи. Так красиво звенели семь волосяных струн, что у людей сладко замирало сердце, птицы складывали крылья в полете, звери останавливали свой бег. Очарованные рыбы замирали в реках и озерах, в степи слушали волшебную музыку табуны коней. Легкой стала работа пастухов. Стоило разбиться стаду, как Чатхан брал свой музыкальный ящик, трогал струны, и стада снова собирались. Чатхан один управлялся с бесчисленными стадами хана. Однажды случилась беда. О волшебном инструменте узнали одноглазые разбойники. Они пришли из-за гор, убили старика, унесли музыкальный ящик, угнали скот бедняков. Только ханские стада остались в степи. Был у старика внук. Рос он не по дням, а по часам. Когда подрос, сказал матери: Сделайте мне лук и стрелы. Мать сделала ему лук из табылки, нарезала из тальника стрелы. Хорошим стрелком стал внук Чатха-на. Направо пустит стрелу — тридцать птиц падает, налево пустит — сорок птиц убивает. Мать строго-настрого запретила сыну ходить за большую гору. А мальчику любопытно, что же там есть, за высокой горой. Однажды он поднялся на вершину и увидел возле пещеры большой дом без окон. Мальчик подкрался к дому и прислушался. За стеной людские голоса, как пчелы, жужжали. Один говорил: Еда кончилась... Другой добавил: Нужно яловую кобылицу вызвать. Третий предложил: Хорошо бы яловую корову и яловую овцу заколоть. Вдруг в доме все притихло и послышалась чудесная музыка. Закачались леса, затрепетали на деревьях листья. Легко и весело стало кругом. Заржала кобылица, замычала корова, заблеяла овца. Они подбежали прямо к дому и остановились. Мальчик спрятался за большой камень и стал смотреть, что будет дальше. Из дома вышли семь черных людей. На левой половине головы у них было по одному глазу. Вместо лиц был один огромный рот с двумя клыками. Они зарезали животных и стали носить в дом мясо. Давно не ел мальчик домашних животных. Он протянул из-за камня стрелу и наколол наконечником конскую, коровью и овечью грудинки. Одноглазые разбойники ничего не заметили. Мальчик притащил свою добычу матери. Сильно она обрадовалась, так как тоже давно не ела мяса. Скот ведь остался только у хана, а у пастухов ничего не было. Но когда мать узнала, куда ходил сын и откуда достал грудинку, она опечалилась и сильно поругала его. Эти разбойники убили твоего деда. Я боюсь: не было бы новой беды. Зачем ты туда ходил?— сказала мать. Ничего не бойся,— ответил мальчик. На другой день он взял лук и стрелы и снова отправился за гору. Подкрался к дому и стал прислушиваться. В доме сильно спорили. Кто съел грудинку?— спрашивал один. Сам, наверное, и съел,— отвечал другой. Ни коровьей, ни бараньей грудинки не было, вы всё потихоньку съели,— говорил третий. Спорили они, спорили и решили пересчитать кости. Посчитали — нет грудинок. Тогда один сказал: Все вы ничего не понимаете. Вырос внук Чатхана. Это его рук дело. Надо убить его, Выбежали одноглазые из дома, спешат, толкаются. Были они почти совсем слепые. Взялись за руки и пошли с горы. Мальчик переждал немного и пробрался в дом. Перед дверью он вырыл глубокую яму, прикрыл ее ветками, присыпал ветки землею. После этого он взял инструмент деда и заиграл. Одноглазые услышали и побежали обратно. Только кинулись к двери, как все провалились в яму. Мальчик всех их камнями побил, а яму закопал. Взял он чудесный ящик и заиграл на нем. Открылась пещера, заржали кони, замычали коровы, заблеяли овцы. Пошел мальчик с горы, перебирая струны, а за ним шли стада. Мальчик играл на чудесном инструменте и пел им о злых ханах, о добрых и могучих богатырях. С тех пор в народе волшебный ящик назвали чатхан в честь старика, а мальчика прозвали Хайджи. [Табылка - таволожник.] [Xайджи— народный певец.] | |
Сказка № 4919 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
На берегу быстрой реки жил бай Хырым. У него была жена Хырха. Летняя юрта их стояла у самой воды. Жил у бая в батраках бедный человек по имени Торсых. Бай не позволял ему ставить юрту близко к реке, боялся, что будет бедняк воду бесплатно брать. Всего в хозяйстве у Торсыха были одна коровенка, одна овца и одна собака — все черной масти. Жил Торсых с женой и двумя детьми. Сорок лет работал на бая, ничего заработать не мог и уйти от него не мог. Пройдет год — придет Торсых за расчетом, и он же должен остается. Всё подсчитают: сколько жена Торсыха в речке брала воды, сколько навозу спалила. За долги снова работать заставляют. Так и в этом году случилось. Всю зиму пас Торсых байские табуны и опять в должниках остался. Весной прилетели ласточки. Попробовали вить гнезда у бая, но жена бая прогнала их. «Нечего мусор около жилья разводить»,— сказала она птицам. Ласточки поселились в юрте Торсыха. Жена бедняка никогда их не ругала, еще и подкармливала. Как-то рано утром ласточки сидели на юрте и между собой разговаривали: «Никогда мы не сорили возле жилья бая, а его жена нас выгнала, гнезда наши разорила. Зато здесь, хоть и насорим иногда, никто не ругает, а еще и покормят». Услышала сорока их разговор, и зависть ее взяла. Я,— говорит,— у бедных ничего не ем, брезгую. Вот у богатых — другое дело. А ласточки ей отвечают: Ты нечистая птица. Ты самая плохая из всех птиц. Ты отбросами богатых кормишься, лягушек и змей ешь. Ты в жаркие страны летать не можешь. Я чистая, я чистая!— закричала сорока. Мы к тебе и близко не хотим подходить. Ты лгунья. Ты летом смеешься, а зимой плачешь,— ответили ласточки. Не вытерпела сорока и со злостью улетела. Однажды Хырха и Хырым увидели детей Торсыха и рассуждают между собой. Торсыха мы крепко держим,— сказала Хырха.— А вот его дети вырастут и не станут на нас работать. Надо юрту Торсыха спалить, тогда и его детей в кабалу заберем. Новую юрту нелегко построить,— сказал Хырым. Как решили, так и сделали. Ночью проснулся Торсых — двор горит. Разбудил он жену, детей, схватили они ведра и побежали на речку. Хырым и Хырха уже там стоят, воду не дают. Вы и так уже задолжали,— сказали они Тор-сыху. Ласточки полетели к реке, воду в рот набирают и заливают пожар, а сорока сухой травы в огонь подбрасывает и хохочет: Ха-ха-ха, как горит весело! Пусть все горит! В степи на кургане волк завыл: Так и надо Торсыху: ни одного жеребенка не дал нам съесть, пусть дотла сгорит двор его. А корову с овцой мы задерем. Собака Торсыха вокруг юрты бегает, просит: Хоть бы дождь пошел, хоть бы дождь пошел. В табуне чалый жеребец заржал: Торсых нас днем и ночью никому в обиду не давал, пусть хлынет дождь и зальет пожар. Сорока хохочет: Ха-ха-ха... Если волк у Торсыха корову съест, мне кишки останутся. Ласточки, летая, кричали: Пусть дождь польет... Пусть дождь польет... Подул ветер, нагнал черную тучу, и полил дождь. Дождем быстро залило пожар... Волк подкрался к чалому жеребцу: За то, что ты просил дождь, я съем тебя,— сказал волк. Ты сначала посчитай, сколько у меня волос в хвосте,— ответил жеребец и повернулся задом. Ну что же, посчитаю,— согласился волк. Подобрался к жеребцу, а жеребец как ударил задними ногами, так волчью голову на две части и расколол. Дождь лил все сильнее. Хырха и Хырым в свою юрту спрятались. Тут речка из берегов вышла. Хлынула волна, смыла юрту, и Хырха с Хырымом захлебнулись. Уцелела только юрта Торсыха, потому что стояла она на бугре, вдали от реки. Смотрит утром Торсых, а от байских дворов и следа не осталось. Ласточки поют, радуются, а сорока плачет: Свила я себе гнездо на низкой иве. Вода поднялась и унесла моих бедных детенышей. Ласточки ей в ответ кричат: С черными мыслями сорока на черной иве плачет! У нас нет злых мыслей, и мы радуемся. Сегодня радуемся, и завтра, и послезавтра, и всегда будем радоваться. Торсых собрал батраков. Они поделили между собой байский скот, поставили на берегу новые юрты и стали жить хорошо. | |
Сказка № 4918 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
В одном большом улусе жил жадный и злой бай по имени Хара-хан. Он облагал народ данью, разорял. На другом конце этого улуса, в плохонькой юрте, жил сирота охотник. Ничего у него не было, кроме лука, из которого бил он зверей, да игреневой лошадки, на которой он ездил на охоту. В феврале — месяце «запаса» — много добывал охотник пушнины, потому что был сильным и ловким. Невзлюбил бай охотника, теснил его, забирал всю добычу. Чем удачней бывала охота, тем большую дань накладывал Хара-хан. Время шло. Случилось так, что не смог охотник заплатить дани. Тогда бай забрал у него игреневую лошадь. Совсем стало трудно жить. Была в улусе у бедных стариков дочь. Очень любил ее охотник, и она его любила. Решили они пожениться, уйти из улуса и жить в тайге. Так и сделали. Поставили юрту в глухом месте. Охотник бьет зверей и птиц, домой их на себе носит, живут спокойно. Жена охотника была очень красивой. Однажды сын бая Хара-Пидекей поехал в тайгу. Наткнулся на жилье охотника. Подъехал байский сын к юрте и бросил в дымоход стрелу. Подождал немного и говорит: Вынесите мне стрелу. Зайди и возьми,— ответила в юрте жена охотника. Сам хозяин на охоте был. Хара-Пидекей слез с лошади, вошел в юрту за стрелой и остановился: глаз от женщины оторвать не может. Потом взял стрелу и вышел. Сел байский сын на коня и про охоту забыл. По дороге в улус ругал себя: где раньше глаза были, такую девушку проглядел! Дома Хара-Пидекей сказал отцу: Возьми жену охотника для меня. Коня мы у него за ясак отняли, а вот как жену взять?— ответил Хара-хан. Ты — бай, ты — начальник, как хочешь, так и отбери. Охотник вечером вернулся домой. Жена ему ничего не сказала про встречу с байским сыном. Приняла добычу, накормила мужа и легла спать. Наутро приходит в юрту слуга Хара-хана и говорит: Бай велел к нему явиться. Ладно, приду,— ответил охотник. Слуга ушел, а охотник спрашивает жену: Зачем меня Хара-хан зовет? Пойди — уенаешь,— сказала жена. Пришел охотник в улус. Открыл дверь в байскую юрту — поздоровался, перешагнул порог, поклонился. По какому делу вызвал, начальник мой?— спросил охотник. Будешь с моим сыном в прятки играть. Завтра, как придешь утром, ищи его. Не найдешь — голову отрублю,— ответил бай. Выслушал охотник и пошел домой. Сидел в юрте повеся голову. Жена спросила: По какому делу бай вызывал? В прятки со своим сыном заставляет играть. Голову грозится отрубить, если сына не найду. А к чему зто — не пойму. Жена сразу сообразила, в чем тут дело, сказала: Ты не печалься. Ложись спать. Утром я научу, как в прятки играть. На рассвете она разбудила мужа и, пока он ел, поучала : Ты, как зайдешь в дом бая, не здоровайся. Все, что есть в доме, переворачивай. Посуду на пол сбрасывай — пусть бьется. Во все углы заглядывай. Когда все перевернешь вверх дном, иди во двор. У коновязи увидишь трех одинаковых коней под седлом. Ты на них внимательно посмотри — у одного коня будет левый глаз чуть прикрыт, а конец удил ржавый. Ты на этого коня садись, посильней повод дергай, рот до крови ему раздери и плеткой по глазам, не жалея, бей. Дальше сам увидишь, что будет. Только смотри — бей посильнее. Пришел охотник в юрту Хара-хана. Ни здравствуй, ни прощай не говорит. Молча все вверх дном перевернул, всю посуду переколотил и на двор вышел. На дворе прямо к коновязи пошел. Стоят у коновязи три коня один на другого похожи. Охотник внимательно посмотрел и видит: глаз у среднего коня веком наполовину прикрыт, а конец удил ржавый. Сел охотник верхом на этого коня. Рвет повод, бьет изо всех сил плеткой по глазам. Конь под ним завертелся, на дыбы встал и вдруг в сына Хара-хана обратился — глаза у него распухли и изо рта кровь идет. Вот он, твой сын,— сказал охотник Хара-хану. Ладно, ступай домой. Завтра мой сын придет тебя искать. Если найдет, я тебе голову отрублю. Пришел охотник домой невеселый. Жена стала расспрашивать. Рассказал ей все, как было. Не печалься раньше времени. Садись покушай и спать ложись. На другое утро проснулись, слышат конский топот. Забегал охотник: где в юрте спрячешься? А сын Хара-хана уже с лошади слезает. Жена, ничего не говоря, превратила мужа в ножницы, взяла в руки и что-то режет. В юрту вошел байский сын, все перевернул— нет никого. Растерялся. Стоит, по сторонам смотрит. Нашел?— спрашивает его жена охотника. Нет, не нашел,— ответил Хара-Пидекей. Когда он отвернулся, жена ножницы уронила. Оглянулся Хара-Пидекей, а охотник посреди юрты стоит и вместе с женой над ним смеется. Вернулся Хара-Пидекей к отцу и говорит: Ты здесь самый главный. Как хочешь, а жену охотника забери, иначе я тебе не сын, ты мне не отец. Хара-хан снова охотника вызвал и сказал ему: В черной тайге живет черный медведь. Пойди к этому медведю и спроси, сколько ему лет. Вернулся охотник домой, голову повесил. Жене говорит : Решил меня бай жизни лишить, к черному медведю посылает. Ничего, ложись и отдыхай, а я в улус схожу,— сказала жена. Пошла в улус, собрала на свалке разных лоскутков от шкур и вернулась в тайгу. Всю ночь просидела, из тряпья семь шапок сшила. На рассвете разбудила мужа, сказала: Вот тебе семь шапок. В черной тайге увидишь три тополя. Под ними будет логово медведя. Ты подойди без страха, ляг на спину. Две шапки надень на ступни, две — на колени, две — на руки и одну — на голову. Так и лежи, и смотри, что будет. Охотник собрался и ушел. Долго ли, мало ли шел, дошел до черной тайги. Идет по тайге и видит три тополя. Подошел к ним, лег на землю перед берлогой и сделал все так, как велела жена. Выскочил из берлоги медведь, зарычал. Никак не может понять, что за семиголовое чудо перед ним лежит. Ходит вокруг, сам с собой рассуждает: Триста лет стоят тополя. Я под ними в берлоге шестьдесят лет прожил, а такого еще не видел. Подумал медведь и убежал в лес подальше от беды. Пришел охотник к Хара-хану. Узнал, что я тебе велел?— спросил Хара-хан. Узнал,— ответил охотник.— Тополя над берлогой триста лет стоят. А медведь шестьдесят лет на свете живет. Взял Хара-хан черную книгу, раскрыл ее и читает. Все оказалось так, как сказал охотник. Ушел охотник домой, а Хара-хан начал сына уговаривать : Зачем тебе обязательно жена охотника понадобилась? Возьми другую — девушку. Разве мало их? Сын на своем уперся: Какой же ты бай, если не можешь заставить охотника отдать жену? Махнул рукой Хара-хан, сказал: Ладно, завтра опять его вызовем. Наутро охотник явился к Хара-хану. Дверь открыл — поздоровался, через порог ступил — поклонился, спросил: Зачем звал, начальник? С тех пор, как умерли мои мать и отец, прошло тридцать лет,— сказал Хара-хан.— Когда умер отец, я надел на него черную шубу. Когда умерла мать, я покрыл ее черным шелковым платком. Ты сходи в царство дьявола Эрлик-хана, разыщи отца с матерью — пусть отдадут платок с шубой. Если за полмесяца не управишься, голову отрублю. Вернулся охотник домой, голову повесил, не ест, не пьет. Жена его принялась расспрашивать. Рассказал ей муж все, как было. Ты вот что сделай,— сказала жена.— Найди череп собаки, возьми вот этот клубок ниток и брось перед собой. Клубок покатится, а ты за ним иди. Он тебя очень далеко заведет. Попадешь в темноту. Страшно тебе станет. Ты брось череп собаки и дальше иди. А там сам увидишь, что надо делать. Ну иди, дорогой. Бросил охотник перед собой клубок. Клубок покатился, а он за ним пошел. Долго ли, мало ли шел, покатился клубок в пещеру. Кругом темнота, страшно стало. Охотник бросил череп собаки и дальше пошел. Шел, шел, и вдруг почудилось ему, что бродят кругом какие-то тени. Потом голос слышит: За делом ли ты пришел, сирота? Рассказал охотник, за каким делом он пришел. Тогда одна из теней говорит: Жадный Хара-хан. Мы ему оставили скот, богатую юрту, деньги. Все ему мало. Теперь последний платок и шубу у матери и отца требует. Иди к нему и скажи: «Из-за своей жадности превратись в черного дятла. Жена твоя Кокей-Пурчун пусть обратится в синего дятла. День и ночь долбите клювами черное дерево. А сын ваш Хара-Пидекей пусть превратится в сороку и роется в навозе. Передай: так пожелали твои умершие отец с матерью. На обратном пути собачий череп не забудь. Он день и ночь лает, покоя нам не дает». Пошел охотник домой. Мимо черепа прошел, но брать его не стал: «Пусть лает». Долго ли, мало ли шел, дошел за клубком до своего дома. Смотрит: пустая юрта — одна зола да пепел в очаге. Побежал охотник к Хара-хану. А в улусе ханский сын на его жене женится, свадьбу собираются справлять. Зашел охотник потихоньку в юрту к Хара-хану, слышит, жена говорит: Подождите, срок ведь еще не вышел... Он все равно не придет,— ответил ханский сын. Я уже пришел,— сказал охотник. Хара-хан оглянулся. Видит: охотник цел и невредим стоит. Прийти-то ты пришел. А принес ли, что я тебе велел?— спросил Хара-хан. Я тебе принес привет от отца с матерью,— ответил охотник.— Сказали они так: «Пусть Хара-хан из-за своей жадности обратится в черного дятла, а его жена — в синего дятла. Пусть оба день и ночь долбят черное дерево. Сын Хара-хана пусть обратится в сороку и всю жизнь роется в навозе». Только он так сказал, как Хара-хан с женой обратились в дятлов, а сын их — в сороку. Все трое улетели из юрты. Богатые гости Хара-хана в испуге разбежались, а охотника бедняки выбрали на место Хара-хана и весь байский скот поделили между собой. | |
Сказка № 4917 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Жили два парня. Были они большими друзьями. Одного звали Адычах, другого — Кечох. Дали они клятву не покидать друг друга в беде. Мой отец очень храбрый. Я весь в него пошел. Ты, Кечох, со мной не пропадешь,— говорил Адычах. Кечох молча выслушал своего друга и хорошо запомнил его слова. Как-то шли они по тайге. Навстречу им медведь. Адычах мигом оказался на дереве. Кечох упал на землю и притворился мертвым. Медведь подошел к нему, обнюхал лицо и заковылял в тайгу — мертвых медведи не трогают. Адычах подождал, пока медведь ушел, слез с дерева и спросил у товарища: Что тебе медведь говорил? Он сказал: никогда не ходи в тайгу с другом, который только о себе думает... С тех пор появилась у хакасов пословица: «Без беды друга не узнаешь». | |
|