Сказка № 5985 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Вот не в котором царстве, не в котором государстве, а именно в том, в котором мы с тобой живем, жил-был крестьянин, звали его Иваном.
У него было трое детей. Старшего звали тоже Иваном, среднего Петром, а младшего Василием. Василий Иванович, по прозванию Чапаев.
Жили они бедно очень, так что своих ловушек не имелось, и также не было своих посудин, на которых нужно было выезжать на лов.
И вот крестьянин этот пожил немного и помер. Осталась вдовка одна с детьми.
Когда выросли дети, в это время случилась война. Старших сыновей забрали на войну, остался один только младший Василий, и этому тоже приходила очередь итти на войну, потому что всех брали поголовно, кто только был трудоспособен к военному действию, не считались ни со старым и ни с малым.
И вот когда очередь дошла до младшего сына, конечно, ему пришлось итти тоже на войну. Распростился он с матерью и отправился на призыв. Идет он себе по деревне, а надо было ему проходить мимо тетки.
Жила тут же недалеко его тетка, материна сестра, он и думает себе. «Давай, – думает, – зайду к тетушке, прощусь, может, и не вернусь с войны».
И зашел.
– Здравствуй, тёта.
– Здравствуй, здравствуй, племянник, куда пошел?
– Да, вот, тетушка, на войну надо итти, старшие братья уж воюют, ну, и мне приходится.
Она ему и говорит:
– Слушай, племянник, вот я даю тебе кольцо, и это кольцо у меня еще от мужа: принес с турецкой войны. И в этом кольце такая волшебная сила, что никакая тебя пуля не возьмет, и никакой тебя меч не сечет. Ну, кольцо будет действовать только на суше, а уж на воде такой силы у него не будет; так что остерегайся воды.
И так он пошел дальше.
Вот приходит он на призыв, и стали их обучать военному действию.
Когда он выучился к военному действию, то начал участвовать в боях. И так он выучился быстро, и так был силен, что уж его произвели в офицеры. И никакая пуля его не берет.
Вот он прослужил на войне три года, и эта война уничтожилась.
Приезжает Василий Чапаев домой, а у него только Одна мать, братьев убили на войне.
Пришлось ему жениться. Мать, конечно, не препятствовала. Взял он из своей деревни тоже у одного крестьянина дочерь. Сыграли свадьбу, и стал Василий Иванович жить со своей женой.
Вот прожили там год или два, родилось у них двое детей.
Да, прошло немного времени, и прослышал Василий Иванович, что перешла власть Колчаку и Деникину, настала власть белая.
Стали притеснять вольную большевицкую власть и гнать ее от силы орудия. Тут Василию Ивановичу стало очень обидно, что погинет весь трудовой народ, перейдет власть белая. Подумал Василий и размыслил сам: «Нет, лучше я еще раз пойду на войну, а уж не дам погинуть своей родине. А пуля меня все равно не возьмет».
Да, и говорит своей матери:
– Ну, маменька родимая, я еще пойду на войну спасать трудовой народ, защищать власть советскую. Говорит ему мать со слезами:
– Эх, ты, сын мой, была ты у меня последняя опора при старости. Было у меня три сына, вернулся ты только один, да опять хочешь итти. Все поклали там головы, и тебе покласть придется, коль уж походишь второй раз.
– Ну, мать, все равно пойду, не оставь ты моих малых деточек, если я умру на войне.
Распростился он с матерью и с женой, оседлал своего ворона коня и поехал в Красную армию.
Приезжает он в войска советские, к красным командирам, поклонился и говорит:
– Здравствуйте, красные командиры советские, я хочу служить в Красной армии, хочу помочь своей родине. Прогоню Колчака и Деникина, чтобы освободить трудовой народ.
Командиры и говорят:
– Здорово, молодец! А кто ты есть такой? Много бывает всяких, натреплют языком, а там глядишь – и поминай, как звали.
– Нет, командиры, я хочу доказать на деле, а языком трепать я не охоч. А есть я вот из такой-то деревни, по имени Василий Иванович, по прозванию Чапаев.
– Молодец, Василий Иванович. Ну, возьмем тебя в Красную армию, только помоги нам.
И вот наступил бой кровавый.
Тогда скочил Чапай на коня и пустился на неприятеля. И начал он бить, как траву косить, колчаковичей и деникинцей.
И так он сильно их бил, и мечом рубил, и копьем колол, приходилось и из нагана бить. Не переставал он бить их ни минуточки.
И не прошло даже шесть часов, как все поле было усеяно войсками.
И этот Колчак не удержался и убежал с остальным своим войском.
Тогда вся Красная армия поверила, и командиры все на деле видели.
Вот солдаты и говорят:
– Мы с Чапаем пойдем, куда хоть в бой, и никогда с ним не погинем.
Не прошла и неделя, как Колчак собрал опять войска, даже в два раза больше прежнего. И пошел опять на Красную армию.
Вот пошел опять Чапай на второй бой. Скочил на своего коня и в самую середину заехал вражеска войска, где стоял сам Колчак на передней линии.
И начал так жестоко бить, как и в первый раз. И мечом рубил, и копьем колол, и носился как вихорь. И бил он их целые сутки.
И его войска, конечно, тоже помогали. Все поле засеяли телами, но своих войсков потери было мало.
Больше половины колчаковичей убили, кого в плен взяли; сам Колчак еле-еле успел скрыться.
Вот после боя отдохнули, конечно, поели, попили, и пошел Чапай к Фрунзе.
Фрунзе ему и говорит:
– Ну, Чапай, молодой герой, вот даю тебе армию, иди теперь командиром на другой фронт. Уж Колчак опять войска набирает.
Пошел Чапай со своим войском к реке Белой. И расположил он свои войска у одной деревни; а где белые находятся – не знает.
Ну, надо во что ни стало узнать, где стоит штаб Колчака. Вот и говорит Чапай своим войскам:
– А что, ребята, кто пойдет со мной на вылазку, узнаем, где генерал Колчак стоит, а потом и все войско поведем за собой.
И вот, конечно, вызвалось итти с ним много, ну, он отобрал так человек пятьдесят или сто, и поехали. А уж дело к вечеру было. И встречает он по дороге одну женщину.
– Эй, тетка, куда идешь?
– Да вот иду, командир, проведать мужа своего в Красную армию, да сбилась с пути, голодна, иду уж вторые сутки, не знаю, куда и попадаю.
– Ну, иди, тетка, мы тебя накормим.
И приказал Чапаев взять ее с собой и накормить. Вот и идет она с ними. А эта женщина, она была полячка, обманула Чапая, она была послана от Колчака шпионкой.
Ну, он этого ничего не знал.
И вот доехали до одной деревни, как раз деревня на берегу реки Белой стояла.
А уж там им мужики и рассказали, где те колчаковичи стоят, тут недалеко за лесом, так верст с десяток будет.
Василий Иванович и говорит своим войскам:
– Так вот что, ребята, ночуем здесь, уж ночь нас застала, а наутро пойдем за своима войсками.
Расположил Чапай свои войска и посты, а сами стали на отдых, отдохнуть надь перед боем.
Все заснули, и Василий Иванович спит, остался только один караул стоять. А эта полячка не спит, дожидает.
Дождалась, как Чапай уснул, и скорей к Колчаку прибежала и обсказала, где войско Чапаеве стоит, а что главного войска с ним нету.
Колчак, конечно, обрадел и сейчас дает приказ своим генералам поймать Чапая живого или мертвого.
Собрали генералы свои войска и окружили Чапая с трех сторон.
Сняли посты и напали на них в ночную пору, когда спал Василий Иванович крепким сном.
Когда приступили белые к ихнему штабу, вскочил Чапай со сна, видит себя окруженным и закричал:
– Вставай, ребята, измена!
Вскочили чапаевцы, и за оружие. Ну, что, их, может, сотня и была, а колчаковичей нагнано тьма. Ну, красные в избах, дак держатся, отстреливают, а к себе не подпускают.
А уж патронов совсем мало осталось. Вот и дает Чапай такой приказ:
– Бежите, ребята, к реке, с суши не прорваться нам будет, а уж за рекой и войска наши близко, опять на Колчака пойдем!
Кинулись чапаевпы плыть через реку, чтобы прорваться через белых.
Увидал Колчак, что Василий Иванович с войском бросились в реку. Кричит своим генералам:
– Стреляй по реке, а уж если переплывут реку Белую, соберут свои силы, то нам всем живым не быть!
Вот колчаковичи сейчас пулемет повернули и давай палить.
Долго плыл Василий Иванович, а потом его в руку ранило (на воде уж кольцо не действовало, дак!). Ну, он все равно не переставал плыть.
Кругом стреляют, много тогда красных положили. А Колчак все кричит:
– Как можь добивай Чапая, чтобы он не перебрался, стреляй по нему по одному!
Вот и второй раз пуля попала, покрыла вода его голову.
Тут Василий Чапаев и преставился. Уж недалеко было от берега. Да, а уж свои войска на помогу шли. Собрали подкрепления и ударили на колчаковичей и деникинчей, разбили Колчака на-голову и прогнали с советской земли.
Прославился Василий свет Иванович, по прозванию Чапаев. И почитают его по всей нашей земле. А семье его и матери дали пособие, не оставили в обидушку. | |
Сказка № 5984 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Не в котором царстве, не в котором государстве жил царь, и он был холост. Имел он стрельцей двенадцать у себя; и один был стрелок Ондрей, то уж на лету сокола стрелил, тот уж числился как старший стрелок. И вот ихна охота выходила, как шесть дней они работали для царя, а седьмой лично для себя. Так он у него прожил пять лет и все на одной работе. Ну, ему показалось – малый заработок, он хотел выйти прочь. Потом подумал:
«Давай еще обживу этот месяц, схожу еще раз для себя охотиться, а потом выйду».
И вот он раз походит для себя, это как в седьмой день.
Вышел он, конечно, целый день ходил по лесу, и никого он не видал.
Потом идет уж близко к городу, смотрит: сидит у лесины соколица.
– Ну, давай, стрелим хоть эту.
Он ее стрелил, обранил, она упала. Он ее поднял и хотел повернуть ей голову. Ну, соколица заговорила человечьим голосом:
– Вот что, Ондрей-стрелок: вы не рвите моей головы, а несите домой. Когда принесешь домой, сядешь чай пить, и положьте меня на окно. Потом бросьте за окно и увидите, что будет. Хочете – берите себе, а нет – так отдайте людям.
Вот он когда стал чай пить, положил ее на окно, потом бросил за окно. И там образовалась девушка, что цветок. И он на неё смотрит, слова промолвить не может. Она и спросила:
– Ну, что ж, Ондрей-стрелок, людям отдашь или себе возьмешь?
– Возьму себе.
– Ну, себе, так ладно, только умей держать.
Вот когда она пришла, и стали с ним жить. Пожили они с ним неделю, она и говорит:
– Ондрей, вы наверно бедно живете?
– Да, как видишь сама. Она и говорит:
– Вот что, Ондрей, а есть ли у тебя кого из знакомых, чтобы тебя выручили на сто рублей, – сходи и попроси. Когда ты получишь эти деньги, то зайди в магазин и принеси мне сто аршин шелку, а я из него буду шить ковер.
Ондрей пошел сейчас к одному знакомому купцу.
– Вот, – говорит, – дайте мне, пожалуйста, двадцать рублей денег.
– А на что тебе?
– Да сам знаешь – на нужду.
– На что тебе двадцать? На, я тебе дам сорок.
Он его поблагодарил и пошел к другому знакомому купцу.
– Вот что, Друг, дай мне рублей двадцать денег, очень нужно.
– На что тебе, Ондрей? Вот я уже тебе дам сорок.
Он взял; у него стало уже восемьдесят, надо ему еще двадцать. Вышел он прочь; заходит к третьему купцу.
– Вот что, друг, выручи меня на десять рублей.
И тот дал ему двадцать рублей. У него стало сто. Когда он получил эти деньги, заходит в магазин, купил сто аршин шелку и приносит жене.
– Вот тебе, Елена Прекрасная, шелк я принес. Она ему и говорит:
– У кого ты эти деньги брал: у одного купца или у трех, и по сколько они тебе давали?
– Я у первого купца попросил двадцать, а он мне дал сорок; у второго попросил двадцать, он мне дал сорок; а третьего – десять, а он мне – двадцать, – вот у меня и сто рублей.
– Вот, Ондрей, как ты получишь деньги и будешь давать, давай тоже двояко: у кого просил двадцать, а он дал сорок – ты давай восемьдесят, и так у всякого.
Тогда Ондрей выходит на работу на шесть дён, а она принялась за свою работу: начала шить ковер. Пока Ондрей охотился шесть дней, приходит домой, а в это время она сготовила ковер.
Ондрей приходит, конечно, в субботу, а утром в воскресенье она подает ковер и говорит:
– Вот, Ондрей, иди на рынок и продай ковер, ну, только цены не облагай, кто что дает, то и бери. Берет он ковер и походит, она и говорит:
– Слушай, Ондрей, когда получишь деньги, этим рассчитайся вдвойне, как они тебе давали.
Ондрей-стрелок берет ковер и пошел на рынок. Приходит на рынок, приносит ковер, развернул его, и собралось публики смотреть этот ковер, что проходу уж не было. И цены никто не облагает, только смотрят. И этот ковер был так расписан: на нем был лес, реки, озера, моря, птицы, рыбы и все на свете. Вот все и стоят. Питом случилось ехать царскому денщику:
– Ну, что тут собрались, давайте дорогу!
Он насилу пропихался в этой публике и давай смотреть ковер.
Вот этот денщик обсмотрел ковер, часа три, и очень он ему понравился, и стал спрашивать:
– Чей это ковер и сколько он стоит?
Тогда подходит Ондрей к денщику и говорит:
– Это ковер мой.
– А сколько он стоит?
– А сколько даите, столько и возьму. Тогда говорит царский денщик:
– Так вот, Ондрей, я тебе тридцать тысяч даю: довольно будет?
– Довольно.
Вынимает из кармана деньги, дает ему и пошел. Ондрей приходит к первому купцу и дает ему восемьдесят рублей; купец и спрашивает:
– Почему же, Ондрей, восемьдесят: я тебе сорок давал.
– Потому что я спрашивал у вас двадцать, вы мне дали вдвойне, так и я вдвойне платить буду.
Так и ко второму купцу, так и к третьему. Эти купцы поблагодарили Ондрея, и приносит он деньги остатни домой к жене.
– Вот, Леночка, я тебе принес деньги.
– А сколько достал?
– Тридцать тысяч.
– Уплатил деньги?
– Уплатил.
– Ну, вот, Ондрей, как видишь теперь мой заработок?
– Да, ничего.
– Ну, можешь теперь пожить и хорошо.
Когда этот царский денщик положил ковер на стену, и случилось в это время притти молодому царевичу к денщику и посмотреть этот ковер. Молодой царевич посмотрел ковер, он ему очень понравился. И стал спрашивать :
– Где ты, денщик, достал этот ковер, за сколько ты его купил?
– Я купил его на рынке и платил тридцать тысяч.
– У кого?
– У Ондрея-стрельца.
– Продай мне его, я тебе дам тридцать пять. Он и говорит:
– Пожалуйста, получай; а я схожу к Ондрею, новый закажу.
Получил деньги и вечером, часов в десять, походит к Ондрею заказывать ковер.
Когда он приходит к Ондрею, Ондрей уже ложился спать и двери были заложены. Вот он приходит, постучал, Ондрей и говорит:
– Надо открыть, Леночка, наверно кто-нибудь; я пойду, оденусь, открою, кто-нибудь из царских прислуг. Она говорит:
– Ондрей, уж ты успокоился, разделся, значит, спи, а я пойду сама открою.
Приходит к дверям и открывает. Вот когда она открыла двери, царский денщик посмотрел на нее, одну ногу через порог перенес, а другую не переносит, так и замолк, больше слова сказать не может. Она и начинает спрашивать:
– Зачем вы пришли, царский денщик, сам ли он вам нужен, Ондрей, или для царя? Вы сами знаете, он лег спать, а утром ему нужно на работу выходить.
Ну, он все молчал. Долго она ждала его ответа, наконец, дождаться не могла, повернула его за плечи и закрыла дверь. Он все молчал и пошел домой. Наконец, отошел сажен за сто и вспомнил: «Ах, я пошел ковер заказывать и забыл. Ну, у Ондрея и жена хорошая, ну и патрет».
Когда он приходит домой, то в то же время приходит царевич:
– Ну, как? Заказал ковер?
– Да нет.
– Почему?
– Ну, не до ковра мне было: такая у Ондрея жена хорошая, я не вспомнил себя. Вот так красавица! Тогда он ему сказал:
– Ну, ладно, тогда я сам схожу и закажу ковер и посмотрю, что у Ондрея за жена.
Так молодой царевич пошел к Ондрею часов в восемь. Он приходит, а Ондрей, уже раздевшись, тоже ложится спать, двери, конечно, были закрыты. Когда застучали, он и говорит, Ондрей:
– Елена Прекрасная, надо сходить, я сейчас оденусь и схожу.
– Нет, нет, Ондрей, коли вы уже разделись, я сама схожу и открою.
Когда Елена пришла к дверям, открыла, молодой царевич занес ногу через порог, увидал такой патрет перед собой, так онемел и остоялся.
Вот долго она смотрела на него, потом стала спрашивать:
– Что, молодой царевич, какая просьба до Ондрея, скажите, пожалуйста, я жду. Сами знаете, Ондрею надо отдыхать и итти в утрях на работу.
Он сказать ничего не может, молодой царевич, все смотрел на нее.
Она поворачивает его за плечо.
– Идите же, молодой царевич, коли не можете ничего сказать; Ондрею надо спать.
И он вышел. Когда он отошел немного места, и вспомнил: Ай-ай, у Ондрея жена какая хорошая, во что бы ни стало надо у Ондрея ее отнять, или, может, добром отдаст мне ее\".
Когда он приходит домой, и собирает своих бояр, и начинает с нима разговоры:
– Каким путем у Ондрея жену отнять: казнить его нельзя. Насилу огнять жену – нельзя. Ну, одним словом, надо придумать какую службу.
И все были согласны, чтобы дать ему службу, чтобы он от своей жены отказался, или отдал ее добровольно через эту службу. Вот и начинают думать. Долго они думали, но ничего придумать не могли. Наконец, взялся один вельможа на трои сутки придумать службу за десять тысяч рублей.
– Вот знаешь что, вот я тебе даю деньги. И дает ему наказ. Вынимает деньги.
– Если вы не придумаете, то на третьи сутки голова долой, – и с тема словами вышел из комнаты.
Этот вельможа думал двои сутки, ничего он придумать не мог.
На третьи сутки пошел в лес. «Придумаю так придумаю, нет, – так повешусь: все равно моя голова долой».
Вот идет он по лесу грустный, печальный и ничо не может придумать, а уже на вечеру являться незачем. И вдруг смотрит – ему навстречу старушка и говорит ему:
– Что, мужичок, задумался? А он отвечает ей сгруба:
– Что тебе от меня нужно?
Попрошел немного, обдумался: «А вот что: надо, пожалуй, спросить старушку, может, она что знает».
– Прости бабушка, дерзкое слово, может, ты знаешь, что я думаю?
– Вот что, милый, вперед бы так; старых людей не обегай. Поди, скажи царю: пусть сходит он в тридевять земель, в тридевять горой, в тридесято царство, на остров Буян, принесет овечку-золоту головку. Дать ему судно текуще и команду пьющу, он туда уйдет, назад не придет, и сроку дать ему на четыре месяца, не боле; откажется он от своей жены.
Тогда этот вельможа поблагодарил бабушку и говорит:
– Спасибо, сейчас пойду.
Вельможа приходит к царю и говорит:
– Ваше величество, я и придумал. Дать Ондрею службу такую: пусть сходит Ондрей за тридевять земель, за тридевять горей, в тридесято царство, на остров Буян, принесет овечку-золоту головку. Дать ему судно текуще, команду пьющу, он туда у дет, назад не придет. Вот этот царевич тогда сказал ему:
– Hу, спасибо.
Сейчас посылает слугу за Ондреем.
– Позвать его, что он мне-ка скажет?
Да, когда приходит слуга, объявил ему, что царь звал.
Он думает.
– Зачем меня царь звал, – говорит Елене Прекрасной, – не знаю.
Говорит Елена:
– Вот что, Ондрей, иди к царю, есть тебе служба, я знаю.
Когда придешь к царю, он тебе скажет: «Вот что, Ондрей, отдашь свою жену, не дам тебе службы и не скажу, если не отдашь – вот тебе служба». Когда ты придешь, и скажи ему: «Ладно, грузите корабль вином и хлебом». И рядись с ним и не соглашайся меньше четырех месяцев итти.
Бот наш Ондрей пошел к царю. Приходит к царю, поздоровался.
– Вот что, Ондрей, какое дело. Отдай мне жену; если отдашь – я тебе не скажу, какая служба, если не отдашь – вот тебе служба.
Отвечает Ондрей царю так:
– Я женился, вашо величество, для себя, а не для людей, и не согласен; грузите корабль вином и хлебом. Обрядились с ним сроком на четыре месяца.
– Если не привезешь, то твоя голова с плеч, – так царь поставил.
И с тема словами вышел домой. «Ну, – думает, – не доносить мне головы, не достать мне за четыре месяца ничего».
Ондрей приходит домой и залился горькими слезами.
– Ну, Елечка, больше мне тебя не видать!
Она ему и отмечает:
– Слушай, Ондрей, это не служба, а службица, а служба будет вся впереди. Поедим, повались спать, а утро вечера мудренее.
Вот они поужинали, легла она с ним спать. Поспала, поотдохнула до полночи, потом встала, вытащила из кармана волшебный платок и махнула им. Выскочило оттуда три молодца.
– Что тебе послужить, Елена Прекрасная?
– Вот, ребятки, какое дело будет. Нужно сбегать в два часа в тридевять морей, за тридевять горей, в тридесято царство, на остров Буян, принести оттуда овечку-золоту головку.
Вот ребятки через два часа принесли овечку – золоту головку.
Она берет ее, запаковала в ящик, положила себе в головы и ложится спать. Поспали они до шести часов. Елечка встала вперед, самоварчик согрела и стала будить – Ондрей, ставай, надо попить, поесть и пойти в дорогу.
Ондрей когда попил, поел, отправляется в дорогу, и заплакал:
– Елечка, до свиданья, больше мне тебя не видать?
– Ондрей, не плачь, ты думаешь – парь меня возьмет? Нет, не видать ему меня, как своих ушей. Она подает ему ящичек.
– Вот, Ондрей, береги этот ящичек. Когда придешь на корабль, пройдет два месяца, будет тихая погода. Во время тихой погоды напой всю команду пьяной, чтобы ни одного трезвого не было, и поворачивай судно. Когда придешь обратно, ну, пойми, что в этом ящичке овечка-золота головка, – и передашь царю.
Вот стал прощаться и заплакал. Она вынимает платок из кармана, обтерла его и говорит:
– Ну, Ондрей, иди, ничего не бойся, я никуда не денусь.
Так, с тема словами, Ондрей пошел на пристань. Приходит Ондрей на пристань, корабль уже совсем готовый. Садится на корабль и пошли по морю.
Когда только Ондрей ушел, то отправил царевич отряд к Елене Прекрасной. Долго они ее искали, перерыли весь дом, и половицы поднимали, ну, найти не могли, и решили, что Ондрей взял ее с собой.
Вот Ондрей шел по морю целых два месяца, потом пал штиль. Он и говорит:
– Да что, ребята, по случаю хорошей погоды выпьем все вместе.
И началась у них попойка. Когда он их всех напоил, было тихо на судне, он зашел в руль и потихоньку поворотил судно. Была поветёрка. Он и говорит:
– - Вот что, ребята, можете ли кто стать в руль?
– Слушай, Ондрей-стрелок, встать-то мы можем, только голова болит.
– Ну, что же, надо опохмелить.
Выпили они немного и опять пошли вперед, и продолжают пить. Вот они плывут, погода очень хорошая, поветёрка. Плыли-плыли и вдруг приплывают в свое государство.
Когда они приплыли в свое государство, его и спрашивает команда:
– Ну, Ондрей-стрелок, где мы были, зачем мы ходили, как мы все пили, зачем мы вернулись в свое государство, принесли ли мы то, или – верней – достали ли то, за чем ходили?
А он отвечает им:
– Да как, ребята, неужели вы не помните?
– Да как помнить, когда все пьяные были.
– Достали.
– Ну, слава богу.
С тема словами выходят к пристани. Когда только вышли на пристань, то встречается молодой царевич, сабля в руке, идет ему навстречу. Когда Ондрей встретил царевича и говорит:
– Ну, что, Ондрей, достал?
– А вот, можете посмотреть, – и дает ему ящичек.
Царевич взял и пошел домой, а Ондрей тоже пошел домой.
Когда он подходит только к дому, то Елечка выбегает на крыльцо, обняла его, поцеловала и заводит в комнату, уже самовар был готов. Садятся чай пить, Елечка и спрашивает:
– Ну, как, Ондрей, сходил?
– Ничего, хорошо.
– Еще тебе придется итти второй раз.
Вот не прошло два дня, когда молодой царевич узнал, что у Ондрея жена есть.
– Во что бы то ни стало надо от него жену отнять.
Призвал этого вельможу, чтобы придумать ему другую службу.
Вельможа говорит:
– Хорошо, ваше величество, я скоро придумаю.
И походит опять эту старушку разыскивать. Идет лесной дорогой. Как только увидал эту старушку, сразу остоялся.
– Ну, как, друг, сходил Ондрей?
– Да, сходил.
– Ну, Ондрея обмануть не хитро, а вот его жену не скоро обманешь.
– Ну, вот, придумай, бабушка, ему другую службу. Бабушка отвечает; – Ладно, я скоро придумаю. Пушай Ондрей опять сходит За тридевять земель, за тридевять .морей, в тридесято царство, на остров Буян, принесет свинку-золоту щетинку.
Дать ему команду пьющу, судно текуще. Он туда уйдет, назад не придет.
С тема словами пришел вельможа к царевичу:
– Ну, ваше величество, я опять придумал. Пущай Ондрей сходит в тридевять земель, в тридевять морей, в тридесято царство, на остров Буян, принесет свинку-золоту щетинку. Дать ему команду пьющу, судно текуще. И срок дать на четыре месяца, не больше.
В скором времени призывают Ондрея к парю. Он и говорит Елечке:
– Опять что-то, какая-то беда за меня заводится, опять к парю зовут.
Она и говорит:
– Скажи царю, пусть грузят опять корабль вином и хлебом.
Сам знаешь, взял ты меня для себя, а не для людей, умей хранить.
Вот он выходит. Приходит, конечно, к царю. Приходит и говорит:
– Что вам нужно, ваше величество, от меня? Царь и говорит ему:
– Слушай, Ондрей, куда ты жену кладешь, как уходишь?
– Она у меня дома.
– Отдай мне ее, а то я опять дам тебе службу.
– Нет, – отвечает, – не отдам. Я женился для себя.
– Дак вот, коли ты мне не отдашь, то я тебе даю службу. Сходи в тридевять морей, в тридевять земель, в тридесято царство, на остров Буян, принеси свинку-золоту щетинку.
Даем тебе сроку на четыре месяца. Не принесешь, то твоя голова с плеч!
Ондрей отвечает ему так:
– Что же, ваше величество, грузите вином и хлебом корабль, я буду готов.
С тема словами Ондрей вышел из дому. Когда он приходит к Елечке, Елечка спросила его:
– Ну, что, Ондрей?
– Да опять служба, куда и раньше.
– Ну, ладно, Ондрей, не печалуйся, утро мудренее вечера. Это еще все, Ондрей, не служба. Вот будет третья служба, вот на этой службе придется задуматься.
Тогда они поужинали, повалились спать. Спала она с ним до двенадцати часов, в двенадцать часов встает, вытаскивает волшебный платок, махнула им, появились три молодца, поклонились ей:
– Что, Елечка, прикажешь делать?
– Вот, что, ребятки, сбегать в два часа в тридевято царство, в тридесято государство, на остров Буян, принести свинку-золоту щетинку!
Ребятки поклонились, побежали. Не прошло даже двух часов, ребятки прибежали, притащили эту свинку. Она берет свинку, забаковала ее в ящик и повалилась спать. Встала в шесть часов, согрела самоварчик и стала Ондрея будить:
– Вставай, Ондрей, надо попить, поесть, в путь-дорогу отправляться!
Вот Ондрей чаек попил, конечно, стал одеваться и заплакал :
– Ну, Елечка, наверно, мне тебя не видать!
– Не плачь, Ондрей, ничего не будет. Когда он оделся, она подает ему ящик:
– Ну, вот, Ондрей, тебе тут ящик, а в нем свинка-золота щетинка. Через два месяца напой команду, поверни корабль и приходи обратно. А тебе ходить никуда не надо. Все у тебя в ящичке.
– А тебя уж царь найдет?
– Нет, не найдет, не видать ему, как своих ушей.
И так Ондрей отправился на корабль.
Приходит, садится на корабль, и так отправились в путь.
Как Ондрей уехал, царевич отправился к нему домой, все перерыл, полы поднял, печи разворотил, перевернул все на свете. «Ну, нет ее, наверно, – думает, – Ондрей с собой ее взял».
Вот Ондрей плывет, плыли они два месяца, до тех пор, пока не сделался штиль. Когда стихла погода, он напоил всю команду, и когда уже было тихо на судне, он заходит в руль, поворачивает руль и начал будить команду со сна.
– Вставайте, друзья, кто-нибудь поправить, если можете. Они и отвечают:
– Править-то хорошо, хозяин, да голова болит.
– Ну, что ж, опохмельтесь.
Теперь стали подвигаться к своему государству. Вот свое государство. И стали опять спрашивать:
– Ондрей-стрелец, так достали ль мы то, за чем ходили?
– Достали.
– Ну, ладно; вот и хорошо.
– Так неужели вы не помните?
– Да как помнить, когда пьяны совсем были.
– Достали.
Вот когда они приплыли, вышли все на пристань, идет уж молодой царевич с мечом и спрашивает:
– Ну, как, Ондрей, достал?
– Достал, можете получить, ваше величество. Исполнил.
И пошел домой. Только приходит к дому, Елечка выскакивает на крыльцо, поцеловала его, ведет в комнату. Уже самовар был готов, сели за стол. Вот пьют чай, она и спрашивает:
– Ну, как, Ондрей, сходил?
– Да ничего, хорошо.
– Ну, ладно, и вперед так будет.
Не прошло два дня, царевич уже узнал, что у Ондрея жена есть. Разыскал этого вельможу, чтобы придумать третью службу и во что бы то ни стало отнять жену у Ондрея. Вот разыскали этого вельможу, и говорит ему царевич:
– Вот что, друг, ты придумай-ко еще третью службу Ондрею. . Он отвечает:
– Хорошо.
Придумать ему недолго, он уже надеется на эту старушку.
Затем вельможа пошел опять лесной дорогой. Долго он шел, встречает эту старушку.
– Здравствуй, бабушка.
– Здравствуй, сынок. Она спросила его:
– Ну, как, Ондрей исполнил?
– Исполнил.
– Гм, Ондрея обмануть недолго, ну, его жену не обманешь. Ну, ничего, теперь я все-таки придумала, разлучу его на семь лет с женой. И говорит ему:
– Вот сходи к царю и говори так: «Пусть Ондрей сходит туда, не знаю куда, принесет то, не знай что». И срок ему дай неопределенный, ну, не меньше семи лет. Может, он и не вернется. А в это время царь может жениться на Елене Прекрасной. (Она то не знает, что Елена скрывается.)
Сейчас этот вельможа приходит к царю и долагает:
– Вот, ваше величество, пусть Ондрей сходит туда, не знай куда, и принесет то, не знай что. И дайте ему срок неопределенный. А в это время вы достанете жену.
Когда царь услыхал эти слова от вельможи, в нетерпеньи послал за Ондреем. Когда пришел посол, то велел Ондрею притти к царю, немедленно его звал. Ондрей ответил:
– Хорошо.
Говорит опять своей Елене Прекрасной:
– Что-то, Елечка, наверно у царя опять есть дурное. – Да, наверно опять служба. Ну, от службы не отказывайся, берись, а там видно будет.
Когда Ондрей приходит к царю, то царь заводит его в особую комнату и начинает его угощать вином: думает его напоить пьяным, чтобы он скорее согласился, но жена его предупредила:
– Смотри, Ондрей, водки не пей.
Ондрей, конечно, не отказался, и пошел с ним за стол. Сел, выпил одну небольшую стопочку, начинает ему царь говорить:
– Вот, Ондрей, слушай: отдай мне жену, а тебя я женю на генеральской хорошей дочке, и будешь ты счастливо жить без лишних хлопот, а то опять даю тебе службу большую.
Ондрей ни на что не соглашался, ни на какие уступки, и сказал:
– Я лучше пойду, нежели отдам жену. И отказался от водки совершенно.
– Тогда знаешь что, Ондрей, я тебе даю службу; сходить туда, не знай куда, принести то, не знай что. Даю срок неопределенный, если ты не принесешь, вернешься, то голова с плеч.
Ондрей с тема словами вышел, и приходит он домой к Елене Прекрасной.
Приходит он грустный, печальный, со слезами на глазах.
Елечка спросила Ондрея; – Что ты плачешь?
– Как, Елечка, не плакать, дали такую службу: сходить туда, не знай куда, принести то, не знай что. Она ответила ему:
– Слушай, Ондрей, не печалуйся, попей, поешь, и ложись спать, а утро вечера мудренее, к утру все выяснится.
Поужинали, повалились спать. Она поспала немного, ставает, берет волшебную книгу в руки и начинает искать, где то, не знай что. Долго она искала, найти, конечно, не могла; бросила она волшебную книгу, берет волшебный платок. Тряхнула, выскочили три молодца.
– Что, Елена Прекрасная, прикажете?
– Вот, ребятки, не знаете ли где то, не знай что?
Один говорит – я не знаю, другой – не знаю, все, как в одно слово. Она спрятала платок в карман, берет большой моток шерсти, начала вить на клубок. Когда она свила большой клуб, чуть могла взять его, вынесла на улицу и поставила его на крыльцо. Это провела она время до шести часов утра. Поставила самоварчик, начала будить Ондрея:
– Вставай, Ондреюшко, друг дорогой, уж тебе работа, путь-дорожка дальняя!
Вот они сели, чай попили, она и говорит:
– Вот, Ондрей, на крыльце есть клубок. Этот клубок покатится по дороге, и ты с ним иди. Пика этот клубок покатится по дороге, ты и иди, все иди, до тех пор, пока клубок кончится, нитка растянется по дороге, там ты увидишь дворец. В этот дворец и иди, там тебя встретят.
Вот Ондрей собирается. Собрала она ему сумочку с собой, торбочку, и он заплакал:
– Ну, Елечка, больше мне тебя не видать, не знай куда я пойду!
– Не думай, Ондрей, ни об чем, царь меня не возьмет, я буду тебя ждать; конечно, долго не увидаемся. Вдобавок она ему еще говорит:
– Вот тебе сумочка, когда ты придешь во дворец, там тебя встретят, накормят, напоят, спать уложат. Когда наутро встанешь, будешь умываться, тебе принесут полотенце, ну, ты в их полотенце не трись, достань из сумочки свое и утрись.
Вот запоходил, ему очень было ее жалко, заплакал. Она его стала утешать, утерла платком и вместе вышли на улицу у крыльца. Он спустился на дорогу, и клубок впереди его покатился. И так Ондрей отправился в путь-дорогу.
Вот как узнал царевич, что Ондрей ушел, сейчас и выставил около ее дома караул, стал обыскивать весь дом, но найти не мог; наконец, осерчал, сжег весь дом.
И дальше Ондрей продолжает свою дорогу; ну, клубок катился, катился и все меньше и меньше стал. Как идет Ондрей, клубок все меньше и меньше. Скучно Ондрею итти, все думал об Елене Прекрасной. Вот все шел и шел, продолжал свою дорогу, клубок стал маленький, с куриную головочку. Стало Ондрею скучно, никакого жительства нет. Чем клубок стал меньше, тем Ондрею скучнее. Вот уже до чего клубок стал маленький, что его уже незаметно по дороге, нитка растянулась вдоль дороги. Ондрей поднял глаза, смотрит, стоит дворец, подходит ко крыльцу к парадному. Когда он подходит к крыльцу, то по лестнице к нему сверху сбегают две девушки, точно одна, как его Елечка, но он не осмелился сказать. Берут его за руки и ведут во второй этаж.
Вот когда они его привели, сейчас накрыли скатерти бранные, напивки-наливки, вина заморские. Напоили, накормили и уложили его спать на перину пуховую. И сами ушли. Он проспал эту ночь. Утром прибегают в восемь часов, будят его со сна. Когда он встал, принесли ему воду умыться, принесли полотенца. Ондрей, конечно, умылся. Подают ему полотенце.
– Нет, девушки, у меня есть полотенце свое, дорожное.
Достает полотенце из торбочки, только что успел накрыть полотенцем лицо, одна из девушек хвать это полотенце и убежалa, и другая вслед. Ондрей остался стоять в великой печали, думает:
– Что мне теперь будет, как же она мне велела обтираться в свое полотенце.
Вот эти девушки приносят полотенце к матери, говорят:
– Знаете что, мама, ведь наш зять Ондрей пришел.
– Ага, знаю, знаю, зачем он пришел.
Это ее было полотенце: вот из-за чего она велела утираться в полотенце, чтобы они знали, кто он есть и зачем идет, потому она и велела ему утираться.
Старуха скочила со стула, вместе с дочерями и приходит к нему:
– Здравствуй, зять!
– Здравствуй, здравствуй, матушка.
– А я знаю, зачем ты пришел; хочет Царь мою Елечку взять. Ого, это не выйдет ему, а я тебе помогу, зачем ты пришел. Поживи у меня несколько суток. Ишь он, задумал, молодой царевич, мою Елечку взять. Пусть он, пусть ее ищет хоть сто лет, не найдет.
Тогда Ондрей сел за стол, начал кушать и успокоился. Вот теперь она и говорит:
– Ладно, зять, побудь у меня трои сутки, а я поищу.
И уходит. Берет волшебную книгу в руки, и стала смотреть, где это то, не знай что. Смотрела она долго, бросила книгу и схватила себя за волоса, не могла найти. Думала, думала, и говорит:
– Наконец и надумала.
Берет два голика и полетела по воздуху. Летала сутки и прилетела, найти не могла. Берет волшебную книгу, опять начинает смотреть. Смотрела, смотрела, найти не могла, бросила книгу и начала думать. Думала часов восемь и сказала:
– Вот теперь я придумала, узнала, где оно есть. Скокушка – бабушка живет в болоте триста лет, она наверное знает, полечу-ко я к ней.
Берет два голики и полетела.
Когда прилетела она к скокушке-бабушке в болото, и спросила:
– Знаешь, скокушка-бабушка, где то, не знай что?
– Знаю, – говорит.
– Так скажи.
– Нет, не скажу. Тогда я скажу, когда ты меня пронесешь до огненной реки в пареном молоки, тогда я тебе скажу, а раньше не скажу.
Берет она скокушку и приносит в себе. Берет кувшин молока и начала парить. Вот когда она попарила, посадила эту бабушку-скокушку, лягушку то есть, и приходит к своему зятю:
– Ну, зять, одевайся, поедешь, дам я тебе своего коня.
Оделся наш Ондрей-стрелок, и выводит теща своего коня. Потом ему и говорит:
– Вот лети на этом коне до огненной реки, а у огненной реки коня уже не будет, и спрашивай у бабушки, как попасть дальше.
Когда он доехал до огненной реки, коня у него уже не стало, остался один кувшин, и стал за ниточку вытягивать эту скокушку. Вытянул скокушку, она ему и говорит:
– Садись, Ондрей, на меня, пока не поздно.
А он ей и говорит:
– Что ты, бабушка, эка маленька, я тебя задавлю.
– Ну, садись!
Долго он мешкал, не садился, наконец:
- Ну, ладно, сяду.
Сел, и эта лягушка стала подниматься кверху, кверху и стала выше лесу и все его упивала в себя, только видна одна голова.
Вот она и заговорила:
– Ну, держись крепко!
Как эта лягушка скочит, так и прыгнула через огненную реку. Выпустила она его. Он начинает ее спрашивать:
– Да где же, бабушка, есть то, не знай что?
– То-то, если бы ты не спросил, так и не узнал. Теперь я тебе скажу.
Вот начинает бабушка:
– Вот где то, не знай что живет: иди по этой дорожке, долго тебе, конечно, покажется итти, ну, иди. Увидишь дом – не дом, сарай – не сарай, помещенье – не помещенье; заходи в него, дом совершенно пустой, развалившись только одна печь. Зайдешь в этом дом и становись за печь. Зайдут два молодца и скажут: Сват Наум, попить, поесть\". Заиграет музыка разная, накроются скатерти бранные, напивки-наливки, вина заморские. Вот и ты до тех пор стой, пока они не уйдут и комната будет совершенно пустая. Тогда выходи и говори: «Сват Наум, попить, поесть». И тебе то же самое будет. Старушка ему еще сказала:
– Когда будешь пить и есть, то угости свата Наума рюмочкой, тогда он от тебя никуда. Это будет то, не Знай кто.
Это все обсказала бабушка-старушка-скокушка. Он поблагодарил ее и сам отправился в дорогу. Вот идет он себе долго, наконец, увидал; да, дом – не дом, сарай – не сарай. Заходит в него, совершенно пустой, развалившись, одна печь. И вдруг видит, приходят два человека молодых, сейчас сказали:
– Сват Наум, попить, поесть!
И откуль возьмись, накрылись скатерти бранные, напивки-наливки, заморские вина разные, и комната переменилась совсем другая.
Вот когда они пошли, вышли прочь, то комната стала опять пустая. Тогда выходит Ондрей из-за печи. Когда он вышел из-за печи, и заговорил:
– Сват Наум, попить, поесть!
Так же и ему сделалось, накрылись скатерти бранные, напивки-наливки, вина заморские, и также водочка и рюмочка, и все на свете. Вот он сел за стол и начал есть, и говорит:
– Сват Наум, нельзя ли вторую рюмочку! Сват Наум подает ему вторую рюмочку.
– Сват Наум, угостись второй рюмочкой от меня, дорожного человека.
Когда сват Наум выпил рюмочку и заговорил:
– Ну, Ондрей-стрелок, ты меня угостил рюмочкой, а уж я от тебя никуда. Я двух дураков кормлю тридцать лет, а от них еще горелой корки не видал.
Когда Ондрей его угощал, он говорит:
– Сват Наум, покажись!
– Нет, – говорит, – я есть такой дух, что меня никто не видит, я есть то, не знай кто.
Вот Ондрей выпил, поел и стал собираться.
– Ну, что, сват Наум, ты пойдешь со мной?
– Конечно, я всегда за тобой.
– Куда?
– Ну, пойдем.
Долго Ондрей шел по дороге и все спрашивал; – Сват Наум, ты есть?
– Есть, я от тебя никуда.
Наконец, приходит Ондрей к морю. Когда он пришел к морю, и говорит:
– Сват Наум, а куда мы сейчас пойдем?
– Погоди, Ондрей, сейчас приплывет корабль, и мы поплывем на нем.
Вдруг ниоткуда возьмись корабль; приплывает шлюпка и перевозит его на корабль. Когда вступил он на корабль, то спросил:
– Сват Наум, ты есть? – Есть, есть, я от тебя никуда.
Ну, на корабле не было никакого человека. – Как же, сват Наум, у нас людей нет, кто у нас будет править? Нет ни штурманов, ни матросов.
То сват Наум сказал:
– Ложись спать, а я один управлюсь.
Вот Ондрей лег, поспал, вставает. Говорит ему сват Наум; – Ну, Ондрей, приплывем мы к одному острову, и на этот остров мы высадимся, поселимся то есть.
Вот они приплывают к одному острову. Сейчас спускается с корабля лодка, перевозит их на остров, а уж корабль исчез.
Они заходят на остров, остров стоял на море. Сват Наум и говорит:
– Вот что, Ондрей, на этом острове мы построим дворец и обнесем садами. Мимо острова пойдут три корабля, они зайдут к нам в гости.
Сейчас же сват Наум построил дворец, обнесли сады вокруг, и начали жить, продолжать жизнь вперед. И говорит ему сват Наум:
– Через два дня приплывут сюда три корабля. И они Этакой резкости еще не видали, ходят тридцать лет мимо этого места, а жилья здесь не видали. И они как раз тут остоятся и придут к нам. На этих кораблях у капитанов есть три вещи, диковинки, которые нам нужно захватить с собой на обмен меня. Они согласятся, а я от тебя никуда. Когда мы их напоим, накормим, подпоим пьяненькими, они будут хвастать своими диковинками, и будут спрашивать у тебя: «Что у тебя за сват Наум?» Вот как раз несколько времени проходит, п плывут три корабля. Сошлись все вместе и стали дивиться:
– Что такое, тридцать лет плавали, такой диковинки не видали. Какой приехал сюда, построил дворец, надо посмотреть.
Вот они остановились – все три корабля, – все капитаны с матросами, штурманами, спустили лодки и поехали на гору.
Когда они приехали на гору, и заходят в этот дворец. Их Ондрей-етрелок встретил и сказал:
– Сват Наум, попить, поесть, угостить моряков, и скатерти бранные, напивки-наливки, разные заморские вина!
И это все было сделано. Сели гости за стол. Когда стали водочку выпивать, охмелялись порядочно. Вот и начинают у него спрашивать:
– Что у тебя, Ондрей-стрелок, есть за сват Наум, какой он человек, и давно ли ты поселился здесь на острове? Он тогда им и говорит:
– Это есть сват Наум – мой друг, он исполняет все мои приказанья, и куда лишь хотел поселиться, туда бы с ним я и уехал.
– И что он за человек, как бы его посмотреть?
– Я не знаю, я и сам не видал его, он есть такой дух, что его никто не видит.
Когда напились эти гости, и стали хвастать. Один капитан и говорит:
– Да, Ондрей, у меня тоже есть диковинка: как захочу, у меня есть топор, скажу к дереву: «Топор, тяп-ляп, и сделайся корабь . И в ту же минуту будет. Тогда заговорил второй из капитанов:
– Да, у тебя ничего; ну, и у меня есть сабля такая. Если я приду к берегу и ударю вдоль воды, то сделается мост хрустальный. Ударю поперек воды, то ничего не будет. И ежели задумаю работать дворец, то иду на хорошую площадь, три раза обернусь вокруг саблей и сделаю такой дворец, какой только прикажу.
Тогда говорит третий капитан второму:
– Есть и у меня вещинка хорошая. Есть трубочка такая: выйду я на поле, свистну, и сделается войска столько, что прикажу, то они и будут делать.
Когда все капитаны объяснили все истории, сват Наум и говорит Ондрею, зашептал на ухо:
– Слушай, Ондрей-стрелец, меняйся на меня, все эти вещи нам нужно, а я от тебя никуда; они согласятся. Потом Ондрей-стрелок и говорит капитанам:
– Вот что, товарищи капитаны, давайте менять, я вам отдам свата Наума, а вы мне все эти вещи.
Капитаны подумали, поговорили между собой и, наконец, сказали:
– Ладно.
И так решили:
– Давайте, товарищи, сделаем так: идемте домой, привезем своих жен и будем жить на острове, а сват Наум нас будет кормить, работать нам ничего не надо.
Сейчас же отправились на корабли за вещами. Когда приехали на корабли, взяли вещи, и приехали опять на гору. А в это время сват Наум и говорит Ондрею:
– Когда они приедут, ты их стречай, напой их пьяными, а сам забирай вещи и иди на конец острова.
Вот когда они приходят, капитаны эти сели за стол, и пошла у них попойка.
Эти капитаны отдают ему вещи, а он и говорит свату Науму:
– Ну, сват Наум, ты теперь оставайся с капитанами» служи им, как и мне служил, а я теперь ухожу.
Распростился, получил вещи и пошел. Немного отошел и подумал:
– Сват Наум, ты есть?
– Я давно за тобой, а вот ты подожди, они немного попьют, потом заснут. Проснутся на голых камнях, больше ничего там не будет.
Капитаны эти до тех пор пили, что заснули. Проснулись, вскочили, остались на голых камнях, нет ничего: ни дворца, ни садов, Ондрея и след простыл. Когда Ондрей пришел в конец острова, и спрашивает свата Наума:
– Ну, сват Наум, что будем делать?
– Кажется, ты сам теперь знаешь. У тебя есть топор?
– Есть.
– Ну, и строй корабль.
Ондрей скоро время отыскал дерево, ударил топором:
– Ну, тяп-ляп, сделайся корабь.
В ту же минуту корабль был готов, уже стоял на воде. Теперь он говорит:
– Ну, как же мы, сват Наум, теперь попадем на корабль?
– Ну, у тебя же есть вещь?
Берет саблю, ударил вдоль воды, сделался мостик. Перешли они на корабль, ударил поперек – убрали мостик, и поплыли они на корабле.
Вот они плыли, долго ли, коротко, низко ли, высоко, близко ли, далёко, и все плывут и плывут. Приплывает Ондрей в то же государство, из которого он вышел. И видит – самое оно. Когда они приплыли на рейду, Ондрей берет саблю, ударил вдоль воды – образовался мостик. Встали они, пошли на гору. Вышли на берег, идут по городу, Ондрей идет к тем жилищам, где его была комната. Когда увидал, взглянул на это место, то это место было сожженное все, на этом месте трава уже выросла.
Он взглянул и сказал:
– Ну, верно, погибла моя Елечка, сжег, безумец!
Тогда Ондрею было делать нечего, он стал спрашивать свата Наума:
– А что мы теперь, сват Наум, будем делать? Сват Наум ответил ему:
– Строй дом, и найдется твоя Елечка.
Тогда Ондрей-стрелок берет сабли, обернул вокруг себя и говорит:
– Ну, постройся мне дворец, даже в три раза лучше царского!
И в эту же минуту дворец построился с надписью серебряной: «Ондрея-стрельца». Когда он увидал, что построен был дворец такой великолепный, то он с радостью пошел во второй этаж и начал ходить по комнатам. Наконец, заше | |
Сказка № 5983 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Вот не в котором царстве, не в котором государстве, неподалеку от царства стояла деревня. И в этой деревне жил-был старичок. И этот старичок, конечно, он еще был в поре. Только у них не было никого детей. Он все занимался охотой. Ставил там силья, ловил птиц и с этого кормился. И вот у них в одно прекрасное время родился сын. И он стал подрастать и выучился в грамоту, хотя немного. Потом, когда сын подрос, так годов двенадцати, и говорит отцу:
– Папа, возьми-ко ты меня охотиться, или хоть я посмотрю лесов.
Он говорит:
– Ну, что же, сын, давай, пойдем.
Они пошли в лес. Он ему дорогой и говорит:
– Вот что, сын, когда мы пойдем похожать силья, тебе бы надо было тоже поставить сило на свое счастье, хотя одно; может, попало бы что.
Когда они пришли в лес, то отец показал ему, как поставить сило. И он поставил на свое счастье одно сило. Вот они опохожали все силья и пошли домой. Попало им птицы много.
Старичок, когда пришли домой, эту птицу роспродал. А они, конечно, с этого только и жили, с этого и кормились. Просидели они день-два, и снова походят.
– Но пойдем, узнаем, что нам теперь попало.
Идут, похожают, смотрят тамотки. Не дошли до его сила еще, отец и говорит сыну:
– Смотри-ко, у твоего сила горит огонь.
Он смотрит. Да, горит огонь. Подошли ближе, огонь стал яснее и яснее. Когда пришли ближе, дедушко и говорит:
– Слушай, сынок, ведь попала в твое сило жар-птица.
И хочет к ней поближе подойти. Вот старик подошел, хотит ее взять, но птица ему не сдается, жжет его, огнем палит, в руки но сдается. Тогда он сказал сыну:
– Но, как ты поставил, так доставай теперь ее, как хочешь.
И подтолкнул своего сына ближе к силу. Когда он подтолкнул его ближе, то этот паренек берет ее. Она ему далася. Распутал он и положил в кошель. Они пошли дальше, остальные силья похожать. Пока они похожали, их затянуло долго, уже стало темно. Когда стало темно, то, несмотря на то, что жар-птица была в кошеле, она освещала им путь, как днем. И они пришли домой. Когда они пришли домой, старик которо распродал, которо для себя оставил и говорит старухе:
– А куда мы эту жар-птицу кладем? Мы, конечно, для себя ее не оставим, а кому-ни продаем. Может, за нее побольше дают.
Тогда старушка согласилась:
– Да, старичок, надо ее нести в город и там сдать купцу или прямо нести к царю. Пожалуй, неси прямо к парю, может быть он купит.
Вот этот старик положил птицу в мешок, сын ему помог, и пошел в город, прямо к царю понес птицу. Приходит он к царскому дворцу на двор. Тут же спросили его придворные:
– Дедушко, куда ты идешь? Дедушко отвечает:
– А я иду прямо лично к царю и хочу предложить ему жар-птицу, может быть он ее у меня купит.
Тогда придворные его провели к царю. Он пришел, поклонился:
– Здравствуйте, ваше величество. Потом говорит царь:
– Ну, что скажешь, дедушко, зачем пришел? Он ему отвечает:
– Может быть не желаете ли, ваше величество, купить у меня птицу; она мне попалась в сило.
– Ну, тогда покажи.
Начинает старик трясти из мещка. Когда вытряс, то так все осветилось, что переменило все царство от этого света.
Тогда сказал царь:
– Ну дедушко, дак сколько тебе надо за эту птицу, я столько тебе и даю. Я не знаю, ваше величество, а что дайте, как ваша милость будет, я то и возьму.
Он и говорит:
– Ну, дедушко, я вот тебе даю два анкирька золота да каменный дом; довольно будет?
Дедушко отвечает:
– Большое спасибо, ваше величество, сколько дайте – я доволен буду.
Сразу же царь приказал министру открыть подвал, дать дедушку золота и лошадь, перевезти золото и дом. Вот это все было сделано. Министр повел его, и когда он все получил, приехал, выложил дом и побежал к своей старухе (сначала успокоим старика, а потом пойдем дальше), приходит к старухе и говорит:
– Ну, теперь мы, старушка, разбогатели. Пойдемте, бросайте этот дом, сынок, и пойдемте в новый. На наш век и того хватит и хлеба, и всего – теперь без нужды жить станем.
Вот они приходят, конечно, в каменный дворец, заходят туда. Старичок и старушка прожили до глубокой старости. Сын потом женился. Теперь эта часть кончилась. Их оставим – перейдем к царскому сыну.
Когда этот царь получил птицу, он отвел ей особую комнату и стал сам ее кормить, что только она желала и что сам ел. И не доверял ключей от этой комнаты никому, чтобы ее никто не выпустил. Вот в одно прекрасное время и говорит жене:
– Но, жена, я теперь поеду во все государства и соберу пир. На пиру покажу эту жар-птицу. Пусть обценят все, сколько она будет стоить. Ее никто не видал. – И добавляет еще: – Вот, жена, я ключи от этой комнаты доверяю тебе. И ты их никому не давай, чтобы птица была сохранна.
И сам уехал по всем государствам повещать про эту птицу и собирать на бал. Пусть посмотрят, а он ее покажет. Он уехал, а у него был сын. Звали его Ванюшей. Он все бегал, играл на улочке. И случилось ему увидать в окно эту жар-птицу. Когда он увидал, то жар-птица заговорила человечьим голосом:
– Ну, Иван-царевич, выпусти меня отсюда, я тебе пригожусь. Я отплачу тебе за это, чем только ты пожелаешь. Он и говорит; – Вот что, жар-птица, как же я тебя отпущу: у меня нет ключей, и я не знаю, где они есть. Мне тебя, пожалуй, не отпустить будет.
– Так слушай, Иван-царевич, если ты желаешь меня отпустить, то я тебя научу, как это сделать. Вот сейчас же иди к матери и попроси, чтобы она у тебя поискала в голове. А. в это время отвяжи ключ. Зайдешь в комнату, открой окно, и я улечу. А потом опять попроси поискать в голове, и привяжешь ключ на место.
Вот он сразу же приходит к матери. А как он был единственный сын, она его всегда потешала. Подошел и говорит:
– Мама, у меня что-то сегодня в голове чешется, поищи в голове.
– Дак что, ложись на колени, я поищу.
А в это время, когда она искала, он отвязал ключи. Вот она кончила. А он кряду же пошел в эту комнату. Приходит, открывает замок, открывает дверь и открывает окно.
– Вот теперь лети, жар-птица, не обижайся на меня, что я тебя не отпустил.
Она села на окно, растянула крылья и говорит:
– Но, Иван-царевич, оставь окно поло на шесть часов: если я не могу высоко подняться, я снова прилечу сюда через шесть часов, и ты тогда закрой окно. А если не прилечу, тоже закрой.
Он через шесть часов приходит, а .она уже прилетела обратно.
– Но, Иван-царевич, я только могла подняться третью часть. Подержи меня еще трои сутки, а тогда выпустишь.
Он закрыл комнату и пришел к матке. Она опять поискала у него в голове, и он привязал ключи. И прошло трое суток. Опять же он подходит к матери:
– Поищи, мама, опять у меня что-то зачесалось в голове. А она не знала хитрости сына и говорит:
– Ну, ладно, сынок, ложись.
И стала искать. А он в это время опять же отвязал ключи. И она кончила только, он и пошел. Приходит в эту комнату и открывает комнату и окно. Жар-птица ему и говорит:
– Ну Иван-царевич, теперь продержи восемь часов окно, будё я не прилечу через восемь часов, то я могу подняться и улочу.
Он когда отпустил, ушел домой, оставил окно поло. Пришел через восемь часов, она сидит уже в комнате и говорит; – Ну, Иван-царевич, я сегодня поднялась уже больше половины, а мне надо подняться, чтобы скрыть всю землю, тогда только я могу улететь в свое царство. Теперь ты держи меня шесть суток и корми.
Прожила она еще шесть суток, а уж он матери ключи привязал. Прошло шесть суток, он опять пришел к матери:
– Но, мама, поищи у меня еще в голове, видно, опять что-то завелось, а уж потом я не буду приневоливать.
Вот она кончила искать. Он взял ключи, пошел, открыл окно. Она ему и говорит:
– Но, Иван-царевич, если я не прилечу через девять часов, то я улетела, значит. А там, когда тебе будет нужда, то спомни меня.
Прошло девять часов – и нет жар-птицы. Он сейчас закрыл окно и заложил эту комнату. Сам пришел к матери:
– Ну, мама, поищи еще раз.
Она поискала, и в это время привязал ключ на место. Не через долго приезжает царь. И начали из разных государствов собираться цари и также короли, князья и бояра. Когда только собрались, то царь пришел в эту комнату, где была жар-птица. Уж ее и нет, только осталось одно перо небольшое. Тогда приходит и говорит; . – Но, жена, сказывай, кто был в комнате и отпустил птицу, а то сейчас казнить буду. У меня собрались со всех государств цари и короли и бояра, а показать нечего – я как будто их обманул. Жена отвечает:
– Ну, муж, что хошь надо мной делай, а я не зваю, куда она делась. Я ее навещала сама только раз в сутки и ключей никому не давала.
Тогда подошел сын. Видит заплаканную мать свою. Ему стало жалко.
– Батюшке, это все есть вина моя. Я отпустил жар-птицу, делай со мной, что хошь, но матери моей напрасно не тревожь!
Потом он ему и говорит:
– Дак слушай, сынок, как ты смел отпустить; а ты, жена, как смела ему дать ключи?
– Нет, папа, она мне ключей не давала, а я взял эти ключи сам; уж как там ухитрился – это мое дело, а мама мне ключей не давала. Когда жар-птица стала проситься, она меня и научила, как отвязать у мамы ключи, и я так и сделал: попросился поискать в голове и в это время отвязал ключи и выпустил птицу. И таким же манером привязал обратно на место, она про это и не знала. А теперь делай со мной, что хошь.
– Ну, коли так, ты сделал такое преступленье, я тебя буду казнить.
Мать еще пуще заплакала. Тогда царь сказал:
– Ну, ладно, иди на обсужденье ко всем парям и королям, они тебе скажут наказанье.
Пошли, и он захватил с собой это перо. Когда он привел, и говорит:
– Вот, товарищи, мой сын, и он сделал такое преступленье: выпустил жар-птицу, только осталось от нее перо. И он выложил это перо на стол.
– Я его хочу казнить. Какое вы выносите ему присужденье? Они ему и отвечают:
– Ваше величество, вы, как сами знаете, что царского рода не казнят, не весят, а только можно выслать на все четыре стороны, но не снимать у него царского звания – это только есть наше такое решенье. Тогда он сказал сыну:
– Ну, сын, сейчас же уходи из царства, куда знаешь, и никакого тебе не будет надела. Уходи, в чем стоишь.
Мать сильно, сильно заплакала, – так ей было жалко своего сына. И заговорила она:
– Слушай, как ты отец своему сыну, дак куда он теперь пойдет без лакея да без лошади? Все-таки попервости он не один пошел бы хоть.
Тогда царь приказал отыскать самую худую лошадь в конюшне и дал лакея. Звали этого лакея тоже Иваном.
И так они отправились на лошади: Иван-царевич и лакей Иван. Этот царь остался со своими царями и королями, и только так они ему поверили, что у него было перо от этой жар-птицы. И вот когда у них отошел пир, они все разъехались по своим странам.
Теперь уж пойдем за Иваном. Вот этот Иван-царевич попадает со своим лакеем. Далеко ли, близко, все едут и едут. Вот они ехали, ехали, а потом утомился ихний конь упал на дороге, и им пришлось бросить его и итти пешеходом. Долго они шли по дороге. Ну, ведь царевич молодой, дак не может итти так быстро, как лакей, а все-таки поддерживается. Вот они шли-шли, потом подходят к колодцу. Иван-царевич и говорит:
– Но, давай этта остановимся, подзакусим и поотдохнем.
Колодец был очень глубокий, а Ивану-царевичу хотелось пить. И он и говорит слуге:
– Ну-ко, слуга, спустись в колодец и достань мне воды. А этот слуга и заговорил:
– Слушай, Иван-царевич, если я опущусь, так тебе меня не выздынуть будет, а лучше ты спустись, нам легче будет.
И вот он, конечно, не переменил слова его. Слуга привязал пояс к нему и спустил в колодец. Когда он напился, и говорит:
– Ну, так, Ванюша, здымай теперь меня обратно, я напился, А он ему и говорит на ответ:
– Нет, Иван-царевич, я тебя обратно здымать не буду. Если отдашь мне царскую одежду, да будешь служить у меня лакеем Иваном, а я буду Иваном-царевичем, дак тогда вытяну, а иначе оставайся в колодце. Он тогда сказал:
– Ну, уж буду служить тебе лакеем и отдам царскую одежду.
И клянется ему всем на свете. И вот так он вытянул его. Иван-царевич не переменил слова своего, кряду же стал раздеваться и отдал ему свою одежду, а сам надел лакейское платье. И так они пошли дальше. И идут, и идут себе и не через долго приходят в одно царство. Когда они пришли только в царство, то сразу идут к царю во дворец. Там видят, что идет чей-то царевич, и встречают его с радостью. Расспросили царевича, как его звать.
И он все обсказал им: что он такого-то государства есть Иван-царевич. Тогда говорит царь:
– Ну, Иван-царевич, куда прикажете своего лакея класть, на какую должность или что с ним будете делать? Он отвечает:
– Ваше величество, нет ли какой-нибудь работёнки ему, хоть бы куриц пасти, ли может каким-нибудь пастухом. Я на то согласен, чтобы он не возжался без дела тут. Отвечает ему царь; – Вот что, Иван-царевич, нет у нас такого дела, чтобы куриц пасти, либо другое что, а вот есть у нас триста заицей, так может ли он их пасти, чтобы не растерять? И пасти их нужно три года. И когда он будет пасти, в течение трех лет хоть одного потеряет, то он за это будет наказан.
– Ну, он может пасти.
Итак, отвели ему комнату. На второй день сдали на руки этих заицей. Он сосчитал их, конечно, и выгнал пасти в первый раз (каждый выгон – год, к году должен всех пригонять). Выгнал он их за город и погнал в лес. И вот только что выгнал их в лес, зайцы увидали кусты и разбежались кто куда. Он целый день бегал, бегал за нима и ни одного не мог и на глаза схватить. К вечеру он и думает: «Вот я теперь попал на смерть».
Увидал большой камень, пал на него и заплакал. И до того заплакал, что лицо опухло у него от слез. Потом и спомнил: «Ох, хоть бы жар-птица мне помогла!» А это было дело ночью. И вдруг он вскинет глаза и смотрит: стает солнце. И это солнце стало ближе и ближе. И не солнце, а прилетела к нему жар-птица. Прилетела и говорит:
– Что ты плачешь, Иван-царевич, садись на меня и полетим ко мне. Все твои зайцы будут спокойны, только садись на меня.
Она посадила его на себя и полетела. И поднялась настолько высоко, что он худо и землю видит. И вдруг прилетает к высокой горе. Гора разошлась на две части, и они залетели в эту гору. Смотрит Иван-царевич, а там большое царство и такое богатое, что кругом только золото да серебро. Они зашли в дом. Жар-птица посадила его за стол.
– Теперь я у тя ничего не буду спрашивать, Иван-царевич, пока ты не попьешь, не поешь.
И сама ушла. Не через долго приходит цярь:
– Ну, здравствуй, Иван-царевич, что желал, то и получил. Я не птица-жар, а я есть царь этого государства. Ты знаешь, как судьба затянула меня в ваше государство: я был на войне по соседству с вашим царством и обессилел совсем и попал в сило. И только у тебя поправился до прежнего положения и за то, что ты меня выкормил и выпустил, я все тебе отомщу, что пожелаешь. Вот теперь поживи у меня дней шесть, потом я тебя поводу к моей старшей сестре. И ты там пробудешь, одиннадцать месяцев проведешь, будто один день, и все печали и горести свои ты забудешь.
Вот он прожил шесть дён. Ему показалось за шесть часов. Исполнилось шесть дней, тогда царь позвал его к своей старшей сестре. Привел к сестре и говорит:
– Вот, сестра, угощай Ивана-царевича, чем он только желает, и проси его, что он от тебя хочет. Держи его одиннадцать месяцев, а потом представь ко мне.
Она его с радостью приняла, Ивана-царевича, и стала его поить-кормить, угощать и ублажать. И у него пошла такая счастливая жизнь, что эти одиннадцать месяцев показались за одиннадцать дён. И вот на одиннадцатый месяц она у него стала спрашивать (раньте-то и не спрашивала ничего), когда оделась в самую дорогую одежду, и спрашивает его:
– Ну, Иван-царевич, скажи, чем мне отомстить, отплатить За моего брата, скажи только, что пожелаешь, я тебе всего даю: бери, Иван-царевич, золота, сколько тебе надо, бери серебра, бери жемчугу, каменьев самоцветных, бери только, что тебе надо.
Но он от всего отказался:
– Ничего мне не надо.
– Ну, уж коли ты ото всего отказываешься, то возьми от меня хоть скатерётку-хлебосолку, как ты живешь при царстве бедно, дак не отказывайся, она тебе пригодится.
Он берет эту скатерётку-хлебосолку, и она еще ему сказала:
– Когда ты придешь домой, наложь ей на стол, и тебе всего будет, сколько надо. Не думай, что оно убудет, это будет навсегда.
И кряду же она представила его своему брату после Этого. Когда она представила его к брату, то сказала:
– Ничего, братец, Иван-царевич за тебя выкупа не берет, только дала я ему одну скатерётку-хлебосолку, больше ничего не взял.
Ну, ладно, и на том спасибо, сестра, – отвечал ей царь.
После этого оиа распростилась в ушла. Вот и говорят этот царь:
– Иван-царевич, ведь завтра уж год, как ты у нас живешь. (Вот провел время-то скоро!)
– Да, Иван-царевич, я теперь тебе даю гармошку и унесу к городу. Ты заиграй в эту гармошку, и твои зайцы все, как один, найдутся; только пусть считают – ты ни об чем и не думай.
Сейчас же он обернулся жар-птицей, посадил его на спину и поднялся. Поднялся так высоко, чго всю землю скрыл. И скоро представил его в это царство. Сам улетел, а Иван-царевич пошел с этой гармошкой в город. Подошел только к городу и заиграл в гармошку. Смотрит, а со всех сторон один за одним бежат эти зайцы, только считай. Вот открыли ворота и начинают считать. Когда сосчитали, то все зайцы были полностью. И до чего эти зайцы были хороши, доложили царю, что вышли они такие гладкие, да хороши. Когда царь пришел, посмотрел и говорит:
– Ну, этому пастуху надо дать самую хорошую пишу, такую, какую мы сами едим, – и потом еще добавил: – Можешь теперь трои сутки гулять и отдыхать, а потом снова погонишь.
И вдруг приходит этот Иван – Ивана-царевича лакей, как Иван-царевич, – и говорит:
– Какую ему хорошу пищу? Дайте ему хлеба да воды, больше ему ничего не надо.
Тогда Иван-царевич, конечно, ничего не сказал, приходит в свою комнату. Принесли ему хлеб и воду. Он взял хлеб нищим отдал, воду вылил в рукомойку, а сам развернул скатерётку-хлебосолку. Ну, тут ему, конечно, было что пить-есть. Вот стал есть. Поел и раздернул свою гармошку, и так стал играть, что собрались все придворные смотреть. Услыхала и царская дочь и говорит своим нянюшкам:
– Нянюшки, мамушки, кто это так хорошо играет? Пойдемте, мне надо посмотреть. Я такой игры еще не слыхала в нашем государстве.
Те. конечно, не могли отказаться, пошли с ней. Идут по двору, на эту гармошку и подошли к той хижинке, где сидел Иван-царевич, играл. Она приказала служанкам открыть дверь, и все они зашли вме;те в эту избушку. Иванушко сидел и играл на гармошке, а перед ним стояла скатерётка-хлебосолка. Вот, когда она пришла и поздоровалась:
– Здравствуй, пастушок, давно ли ты у нас пасешь зайцев?
Он говорит:
– Год скоро придет другой. Вот что, ваше высочество, не угодно ли со мней садиться за стол со своима нянюшками?
Но, она не могла отказаться, потому что у них и в царстве не было того, что стояло у него на столе. Тогда они сели за стол, а Иванушко стал играть на гармошке. И так она его слушала, что думала, прошло всего два часа, а меж тем уж прошло два дня, и она все сидит за столом вместе со своима нянюшками.
И вот эти нянюшки стали говорить:
– Слушай, прекрасная царевна, не время ли нам итти прочь, потому что время, наверно, уж много. Потом она встала на ноги.
– Да, пожалуй, пойдем.
Попрощались с Иванушком и пошли во дворец. Отцу про это ничего не сказала и не велела нянюшкам говорить, запретила. Сама про себя и думает: «Ежели удастся еще раз итти, я не возьму с собой нянюшек. Наверно, он мне скажет, кто он такой есть; уж не простого звания, коли имеет такие вещи за собой» – стала догадываться.
Вот прошло три дня, надо Ивану опять выгонять зайцев своих в лес. Он закрыл комнату, пришел к воротам, сосчитал зяицёв и погнал. Гармошку взял с собой. Выгонил только до лесу, смотрит, заици все один по одному стали теряться, и все потерялись, никакого он больше не видит. Пришел уже вечер. Он приходит к этому каменю и думает: «Ну, ладно, теперь я сыграю в гармошку, наверно, мои зайцы найдутся».
Начал в гармошку играть. Но его все труды даром пропали. Сколько он ни играл, ни одного зайца больше не видит. Играл, играл, лег потом на этот камень и горько заплакал: «Что теперь мне делать?» Вот немного поплакал, скинул глаза, видит – стает солнце; сам думает: «Нет, это не солнце, не что иное, как это жар-птица». И видит; все ближе и ближе, и, наконец, она к нему прилетела.
– Ну, что, Иван-царевич, плачешь? Наверно находишься в худом положении? Садись на меня!
– Да что, как не плакать, растерял всех зайцев. И играл, играл на гармошке, а ни одного не вижу.
– Да тебе и не увидать будет, лучше садись на меня и полетим в мое царство.
И гак он сел на жар-птицу, и полетели. Сначала понеслись так высоко, что скрылась земля. Потом прилетели в ейное царство. Опять раздвоилась гора на две части, и они залетели туда. Завел он его к себе в дом, напоил, накормил и говорит:
– Вот, Иван-царевич, живи ты у меня сутки, а потом я тебя поведу к моей средней сестре. И также проживешь ты у нее одиннадцать месяцев. И она тебе даст, что ты пожелаешь, за то, что выпустил меня.
Так он и сделал. На второй день повел его к средней сестре и все обсказал, как и в первый раз.
– Здравствуй, сестрица, вот я тебе привел Ивана-царевича. Пой его, корми, сама знаешь, за что, и сделай все, что он пожелает.
И сам ушел. Да, вот он и живет, и живет так весело, что и сам не знал, как прошло одиннадцать месяцев, как одиннадцать дён.
Вот после одиннадцати месяцев эта сестра оделась тоже в самую дорогую одежду, а она еще красивее была первой, и спрашивает его:
– Ну, скажи теперь, Иван-царевич, что тебе надо за спасенье брата? Скажи правду, ты еще сейчас молодой, мысль твоя может ходить на все.
Больше дальше она говорить ничего не стала. Он и говорит:
– Слушай, прекрасная, мне ничего не надо.
– Ну, бери мешок золота, бери меток серебра или жемчугу.
– Нет, мне ничего не надо. Мне первая сестра и так подарка много.
– Ну, смотри, больше у меня дарить нечего.
Потом уходит в одну комнату и приносит плеточку.
– На, Иван-царевич, это тебе пригодится в первую очередь. Когда ты придешь ко дворцу и у тебя не будет Зайцев, ты как только придешь, то ударь но дороге три раза крест-накрест и увидишь, что будет: они побежат один за одним, только кричи, чтобы ворота отворяли да их считали. Теперь пойдем к брату, ты уж прожил у меня одиннадцать месяцев.
Берег его за pyку и повела к брату. Привела к брату и говорит:
– Ну братец, Иван-царевич никакого подарка от меня не взял, я только подарила ему плеточку; я знаю, что ему пригодится эта штука, когда будет собирать зайцев.
– Ну, ладно, сестра, хоть ты и это догадалась ему дать.
Тогда она попрощалась с Иваном-царевичем и вышла домой. После этого он ему сказал:
– Ну, Иван-царевич, на завтрашний день я тебя снесу на старое место, а сегодня ночуй еще ночь и слушай, что я тебе скажу: в этот раз я тебе не дам ничего. Если дать тебе силу богатырскую, так мне тяжело будет нести тебя. И в этот раз также не укажу тебе, где конь богатырский и латы, и меч-кладенец, – это все обскажу, когда ты будешь у меня третий раз. Все равно не миновать тебе третьего раза побывать у меня.
Когда ночь переспал, утром встали, и он опять обратился в жар-птицу и унес его. Прилетел к царству, опустил его и сказал:
– Ну, вот, сестра дала тебе плеточку и сказала, как с ней обращаться, так ты и делай.
И сам улетел.
Он пришел к самому городу и начал плеточкой ударять. Раза три ударил крест-накрест и смотрит: заицы бежат, как вицу вьют. Он закричал:
– Отворяйте ворота, считайте заицей!
Сейчас же открыли ворота и зачали считать. Все были зайцы налицо. И такие были тельные, как налитые, и выросли почти в два раза. И кряду же доложили до царя. Как царь пришел, посмотрел заицёй и говорит:
– Ну, у меня таких пастухов не бывало. Надо этому пастуху дать такую пищу хорошую, какую .едим сами. Теперь тебе, Иван-пастушок, дам четыре дня отдыху: гуляй!
День прибавил в этот раз. В это время выходит Иван-царевич и говорит:
– Моему пастуху Ивану ничего не надо, только давать коврижку хлеба да воды.
Вот опять ему принесли хлеба и воды. Хлеб он нищим отдал, а воду в умывальник вылил. Развернул скатерётку-хлебосолку, позакусил и взял раздернул гармошку. Так заиграл, что все царство развеселил. Когда услыхала царевна Олександра, она ничего не сказала своим нянюшкам, а прямо убежала к своему пастуху Ванюшке. Прибегает, дверь отворяет. Он кряду и говорит:
– Ну, прекрасная царевна, садитесь со мной кушать!
Она сейчас села с ним за стол. Второй-то раз дак, брат, и посмелее, а вдосталь одна пришла, дак!
– Скажи, дорогой мой Ваня, наверно, есть ты не простого рода? Скажи всю правду, откройся, может быть будешь ты тогда счастливый. Он и говорит:
– Да, прекрасная царевна, я бы хотел узнать, как вас звать по имени?
– Меня зовут, Ваня, Олександрой-царевной.
– Спасибо, что сказала.
Потом он наливает по кубку меду и говорит:
– Вот, прекрасная царевна Олександра, выпей этот кубок, тогда я скажу, а раньше ничего тебе говорить не буду. Она с радостью взяла кубок в руки и говорит; – Давай, Ваня, выпьем, хотя я и не пивала, ну, уж послушаю, выпью.
Они колнулись и выпили.
– Ну, скажу теперь тебе, Олександра-царевна, только ты никому не говори до тех пор, пока этр время все не обойдется. Да, и вот слушай: я, конечно, правда, Иван-царевич есть, а он мой слуга, лакей. Когда я спустился в колодец напиться, он не хотел меня здымать обратно, и я таким манером отдал ему свою царскую одежду и стал на его место, а он на мое. И теперь я пасу уже второй год в вашем царстве заицей. И еще скажу, из-за чего я выслан из своего царства: а выслан я из-за того, что выпустил у батюшка жар-птицу. И вот через это мне сейчас помогает жар-птица и дарит, что я захочу. Но только ты про это не говори ничего никому, чтобы не знал об Этом мой лакей, а ваш названный Иван-царевич. Теперь она и говорит ему:
– Ну, ладно, Иван-царевич, я все равно за него замуж не пойду, а пойду за тебя.
Снимает с руки перстень и дарит ему:
– Вот мой перстень – бери и считай меня своей.
Вот уж проходит три дня, а она все сидит с ним, а он играет на гармошке, утешает ее.
– Ну, теперь, прекрасная Олександра-царевна, вам надо итги, а мне завтра надо гнать эаицей пасти.
И вот, когда она ушла домой, она стала больше и больше думать об Иване-царевиче, но, конечно, молчала и таила это про себя. На четвертый день он таким же манером выходит и начинает заицей считать, и когда сосчитал их, погонил. И вот только выгнал их к лесу, как заицы все разбежались, и он их и не видит (худо заицей пасти!). Он сперва гонялся, гонялся и потом говорит:
– А что мне гоняться, у меня есть и плеточка.
Провел время до вечера и стал плеткой этой по дорою крест-накрест ударять. Но сколько он ни бился, не видать эаицей. Вот обиделся, сел на камешок и заплакал: «Ну, если мне жар-птица не поможет в последний раз, теперь мне придет крах».
И вот немного поплакал, смотрит, как будто огонек издалека горит. «Ну, это, наверно, не что иное, как жар-птица летит мне помогать». Огонек все ближе и ближе. И так прилетела она к нему и говорит:
– Полно, Ваня, плакать, садись на меня, полетим!
И вот он сел на нее, и они поднялись и полетели. Гора опять разошлась, и они залетели в царство. Завел его в дом, посадил за стол, напоил, накормил и говорит ему:
– Ну, Ваня, живи у меня сутки. А я тeбe все подарю то, что я обещался, а потом поведу к младшей сестре.
Прожил он у него сутки, а на вторые повел он его к младшей сестре. Привел когда, и говорит:
– Вот, сестрица, привел я тебе Ивана-царевича, угощай его. Дай ему все то, что он захочет. Ты сама знаешь, он молод, и дари, чем можешь.
Она сейчас уходит и оделась в такую дорогую одежду, и приходит. Те две сестры были красивы, а эта еще краше. Она сразу Ивану понравилась. Когда она пришла, села рядом с Иваном и начала говорить:
– Ну, скажи, Иван-царевич, скажи, что ты желаешь за избавленье моего брата? Надо ли тебе золота, серебра, одним словом, чего только пожелаешь? Я все отдам тебе, ничего не пожалею!
Он все сидел, молчал и глядел на нее. Он, конечно, отказался от золота и от серебра и сказал:
– Мне ничего не надо. Уж ты, наверно, сама знаешь, прекрасная, что мне надо, – наконец сказал.
Она сразу смекнула.
– Слушай, Иван-царевич, ты молод, может быть хошь тениться, я могу найти для тебя и невесту, какую только пожелаешь.
Она спомнила туг слова брата. Теперь он зглянул на нее. У него сердце так и обрадело. «Что, если я возьму ее замуж?» Но ей ничего этого не говорит, думает еще про себя только. А потом спомнил Олександру-царевну, которая ему обещалась и от которой у него был перстень, и сказал ей:
– Нет, прекрасная царевна, я еще молод и жениться еще мне рано, а может быть ты в чем-нибудь в другом мне поможешь?
Тогда она немного подумала:
– Чем же я тебя буду дарить, такого дорогого гостя?
Ушла потом в другую комнату. Приносит одежду и сказала:
– Ну, на, Иван-царевич, скинь свою одежду и надень эту, а сверху опять надень свою и не показывай никому этой одежды. Такой одежды ни у кого нету. Я пасла ее для своего мужа, но уж теперь возьми ты за спасенье моего брата, у меня все равно ничего не вышло (не открывается ему-прямо, а намеки дает).
Иван кряду же разделся, эту одежду надел, а свою наверх. В это время уже прошло одиннадцать месяцев. Потом она ему и говорит:
– Ну, Иван-царевич, пойдем к брату, он тебя там еще будет дарить.
Взяла его за руку, поцеловала и говорит:
– Ну, не удалось мне с тобою жить, уж коли сам отказался, – тут она уж ему покаялась. Привела к брату и говорит:
– Вот я тебе привела Ивана-царевича, ну, только подарков он никаких от меня не берет. Только я ему подарила ту одежду, какую ты сам знаешь.
– Ну, ладно, спасибо, сестра.
Она распростилась и ушла. А тогда подошел царь.
– Ну, скажи, Иван-царевич, скучно ли тебе было? Ты прилетал к нам три раза и жил у нас три года, скажи правду.
Он говорит:
– Нет, ваше величество, мне было жить не скучно. Эти все три года мнр, может быть, показались за три дня.
– Ну, хорошо. Я для тебя все дорогое хотел отдать, но ты отказался сам. Конечно, без этого жить ты не станешь, но уж раз ничего не вышло, так не будем говорить.
Сестра шла на все уступки, но ты сам отказался (ему хотелось женить его на своей сестре, да не вышло), ну, а теперь, что обещано, я буду говорить, слушай, Иван-царевич. Вот тебе, Иван-царевич, как придешь домой, царь даст пять суток отдыха. На шестые сутки царю падёт несчастье – выстанет из озера змей и будет просить человека каждый день на съедение, и потом присудят царскую дочерь вести к нему. Первый змей будет шестиглавый, а их всех три: шести-, девяти – и последний – двенадцати-главый. Шесть и девять – ты с ними легко справишься, ну, а с двенадцатиголовым тебе будет трудно. Первые десять голов ты легко снесешь, а последние две головы придет очень трудно. Будете биться вы двои сутки с ним. И вот на вторы сутки спомни меня. Как будет ставать солнце, ты ему скрычи: Смотри, проклятое чудовище, дом у тебя горит!\" Он оглянется, и тогда только у него отрубишь последние две головы. Смотри, не затягивай на третьи сутки, а то он тебя убьет. – Теперь и говорит: – Вот тебе, Иван-царевич, две бутылочки: из одной выпей рюмочку, из другой – две. Только сейчас не пей. Выпей, когда это будет тебе надо. И вот ты, на котором камени лежал, плакал, помнишь этот камень?
– Помню.
– Так вот, под этим каменем есть конь богатырский и латы, и меч-кладенец. Ты из бутылочек как выпьешь, так легко этот камень отвернешь. И вдруг он приносит ему рожок.
– Вот, Иван-царевич, тебе этот рожок, как в него сыграешь, то все эти заицы соберутся. А теперь садись на меня, и я тебя унесу. Мы распростимся, и ты не увидишь меня больше никогда. Только не забудь, что я тебе сказал.
Затем он посадил его себе на спину, и полетели. Принес он его в это царство, еще раз подал ему руку и сказал:
– Помни мои слова!
После этого сам скрылся. Вот, конечно, подходит к самому царству. Сыграл раз, другой в этот рожок, – смотрит, а заицы бежат, что вода льется.
- Открывайте ворота, считайте заицей!
Кряду же открыли и стали считать. Сосчитали и говорят:
– Но, Иванушко, ты, значит, работу свою кончил!
Потом доложили царю, что зайцы все налицо и здоровы и тельны.
– Такого пастуха мы еще не видали, а живем давно в своем царстве.
Вот когда посмотрел царь своих заицей, и говорит:
– Но, молодец, Иванушко, кончил свою работу хорошо, надо тебя кормить теперь самой лучшей пищей и отдыху даю тебе пять дён.
Но опять же выходит этот названный Иван-царевич и говорит:
– Кроме хлеба и воды, ему не надо ничего давать, он и дома это только ел.
Ну, а ему и не надо, не нуждается он в ихней пище. Вот заходит он в свою комнату, а уж принесли воду и хлеб. Хлеб он отдаст опять нищему и воду выливает в рукомойку. Потом умылся, раздел сверху свою одежду, сел за стол и взял в руки гармошку. Как услышала царевна эту игру, у нее сердце здрогнуло, и она кряду побежала к Ивану-царевичу. Как она пришла в избу, как увидала Ивана-царевича, уж совсем в другой форме. И до чего он стал красивый и румяный и весь переменился. известно, в хорошую одежду ступу наряди, и та будет хороша, а не то человек, да еще вдосталь молодой. И одежда на нем, даже обценить невозможно. Она совсем такой не видала в своем государстве. Она не стерпела и бросилась ему на шею.
– Милый Иван-царевич, делай со мной, что хошь, а я на все согласна!
И вот он, конечно, обнял ее, прижал к себе и сказал:
– Ну, так и быть, прекрасная царевна, будем жить, пока живется.
И они легли спать, недосуг в гармошку в этот раз играть, и прожила она у него целых два дня. Он ей и говорит:
– Слушай, прекрасная царевна, теперь пора тебе итти, а то если кто узнает: царь ли, кто из прислужных, что ты здесь, то мне будет худо, хотя я и не боюсь, да и тебе нехорошо.
Ей было очень жалко, но уж надо итти. Когда она пришла домой, то служанки спрашивают:
– Где вы ходите, ваше высочество, – уж отец вас спрашивал.
Знает она ответ сказать, не надо учить, кто на что пойдет, дак!
– Я была у одной княжны, у своей подруги, приглашена была на банкет, и там меня затянуло очень долго.
Тем и кончилось. Вот прошли сутки. Нетерпится ей, надо сбегать посмотреть Ивана-царевича опять. И убежала. Приходит к дверям, колонула. Он открывает двери, уж знает. И кряду бросилась ему на шею и давай его целовать. Пожила с ним опять сутки, он ей и говорит:
– Теперь ты поди домой, прекрасная Олександра. Нам скоро не увидаться, потому что в городе будет несчастье, но все-таки ты будешь моя, как у нас сказано, так и будет.
Она пришла домой, а на пятые сутки приходит посол из озера и требует каждый день по человеку на съедение шестиглавому змею, а то царскую дочерь за него замуж. И пригрозил, что если сам придет, так все царство разорит. Царь сильно задумался:
– Что, если по человеку он в день будет пожирать, то все царство прижрет и все равно и дочерь возьмет.
И присудили лучше отдать дочерь сразу в замужество. Тогда царь пишет такой доклад:
«Ежли кто найдется, спасет мою дочерь, тому будет она отдана в замужество и полцарства, а впоследствии он будет поставлен на царство».
Тогда подходит этот Иван-царевич, который находился у них.
– Ваше величество, позвольте, я вам слово скажу.
– Ну, говори, Иван-царевич.
– Вот, ваше величество, я хочу спасти вашу дочерь и на ней жениться, только дайте мне коня и припасы все.
Царю это очень понравилось. И все это было снаряжено в одни сутки. Ему был конь и доспехи, а царевну посадили в черную карету, и они отправились кряду же к озеру. Но, а Иван-царевич все это дело слышал и знал. Берет эти две бутылочки и пошел к этому каменю. Приходит, распечатал эти бутылочки и выпил из одной рюмочку, из другой две. И почувствовал в себе такую силу необыкновенную, что сам удивился. И как подошел, этот камень снял, как будто шутя. Отвернул, и спускается туда. А там стоит конь вороной, и повешена сбруя вся: латы висят и меч. Он сейчас выводит коня, оседлал его, конечно, обуздал. Надел латы богатырские, опоясал меч и вскочил на коня. Едет и видит, что Иван-царевич тоже едет, но он ему ничего не сказал, проскочил, словно молния, мимо него и обогнал также и царевну. Подъехал к озеру и поезживает. И только подъехала эта царевна, сразу заставала вода до шести раз. На седьмой раз выскакивает змей и говорит:
– фу-фу, какой царь милостивый, я ждал одну царевну, а он мне дает вместе с Иван-царевичем, вот я и пообедаю. А Иван-царевич ему на ответ:
– Не хвастай, поганое чудовище, обедом, может, подавишься, сперва испытай, а потом и хвастай! А он и говорит:
– Но, чем спорить, так давай, поедем воевать.
Только съехались в первый раз, Иван-царевич отрубил ему три головы. Другой раз съехались – отрубил змею и остальные три головы, потом отрезал языки, склал в карман и приехал к царевне. А царевна не узнала его и стала спрашивать:
– Скажи, добрый витязь, кто ты есть, хоть я тебя потом где узнаю.
– Так что, Олександра-царевна, скоро ты забывать стала, как не узнала Ивана-царевича.
Она прибежала кряду к нему, обняла и стала плакать.
– Ну, не плачь, | |
Сказка № 5982 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Не в котором царстве, не в котором государстве был-жил знаменитый купец. Но он не имел никакой торговли, а имел громадные земли для посева и много имел рабочих. И этот избыток хлеба продавал в разные государства, и из-за этого он оборот большой получал денег. Когда он насеет хлеб весной, то обирает на осень, скажем, в августе месяце, и говорит рабочим своим:
– Вот когда будете хлеб обирать, то смотрите, не оставляйте одной зернины на пожне, смотрите, чисто обирайте, чтобы не было покушения от зверья или от птиц.
И эти слуги, работники, конечно, это все исполняли. И вот раз они обирают хлеб и так дочиста обирали, что, думали, ничего не осталось. На это время все-таки оставили они в главной полосе, может быть, несколько десятков зернин и сами даже не знали. Но птицы пользовались тем случаем и стали следить. Во-первых, прибежала мышка и прилетел воробушке, малая головка. И вот они поели три зернышка, на четвертом подрались; и так сильно подрались, и заспорили. Потом мышка и говорит:
– Ну, коли так, кто заберет сильнее, тот и будет правее. Заговорила мышка:
– - Сколько будет бегучего зверья, то идите мне на помогу. А воробушко сказал; – А сколько есть летучей птицы на свете и пусть мне летит на помогу.
Ну, это поле было около пятисот десятин земли, и полное поде налетело зверья и птиц, и пошла у них промеж собой битва, можно сказать – война. И вот через сутки, сколько они бились, не осталось ни одной животной живой, только остался один орел, сидячий на лесине, раненый.
И случилось пойти на охоту молодому царевичу в ртом же городе. Он был недавно только женат. Он приходит на широкое поле и видит – все поле усеяно зверьем, и все были мертвые. Когда он прошел это поле, на краю видит – сидит орел на сосне на самых низких суках; он прицелился, хотел его стрелить. Орел ему и заговорил:
– Слушай, Иван-царевич, не стреляй меня, возьми меня к себе.
Он опустил ружье и раздумался: «Ну, что я его понесу, такого громадного зверя, мне и не унести будет».
И хочет второй раз стрёлить. Уже поднял ружье, опять он заговорил:
– Слушай, Иван-царевич, не стреляй в меня.
Так сильно испугался, что чуть не упал с сука. Он опустил ружье. И вот опять царевич раздумался: «Что же он не велит стрелять, куда я его унесу?» Орел и опять заговорил, ну, так испугался, что уж Закрыл глаза.
– Слушай, Иван-царевич, не стреляй, я тебе пригожусь, отомщу, если ты меня возьмешь к себе. Царевич ему говорит:
– - Слушай, орел, если я тебя возьму, то мне тебя не унести будет.
– Я как-нибудь около тебя хоть на крыльях, только возьми к себе, откорми, а я тебе пригожусь. Тогда царевич согласился и сказал:
– Ну, если можешь, тогда шагай или лети вслед, ну, мне тебя не унести будет, ты слишком большой.
Тогда орел спустился с сука, которо бежал, а которо летел. С большим трудом и с большой силой дошел до государства его, это ему было слишком тяжело. Когда он пришел к нему в государство, то сказал:
– Ну, Иван-царевич, не пожалей меня кормить и прокорми меня девять месяцев, а я тебе все уплачу. Давай мне шесть коров или шесть волов каждые сутки на пропитанье, хоть тебе и трудно будет, но я тебе все уплачу.
И вот Иван-царевич начал его кормить. И прокормил то три месяца. Тогда орел и говорит; – ну, Иван-царевич, отпусти меня теперь полетать, сколько я могу подняться, не бойся, не обману тебя за твое добро, прилечу обратно.
И он его отпустил. Он пролетал целые сутки и обратно прилетел. И сказал:
– Ну, Иван-царевич, только чуть-чуть третью часть мог подняться. Корми меня еще три месяца.
Когда он прокормил шесть месяцев, то у него уж нехватило своего скота, стал покупать на стороне и отпустил его опять второй раз. Когда отпустил второй раз, он пролетал целых шесть суток. Прилетел обратно и говорит:
– Ну, Иван-царевич, еще корми меня три месяца, я только поднялся воккурат на половину.
Когда он прокормил его еще три месяца, то он ему такой громадный убыток сделал, что уже ему было чувствительно. И сказал ему:
– Ну, теперь еще отпусти меня на четверо сутки, а потом я к тебе вернусь и скажу тебе окончательно.
И он отпустил его. Орел пролетал четверо суток, спустился и говорит:
– Ну, Иван-царевич, теперь полетим ко мне, я тебе отомщу все убытки, какие ты сделал, и награжу за все, только полетим. Не бойся ничего, обратно ты легко попадешь, а я тебе таких редкостей дам, каких только ты пожелаешь.
Потом Иван-царевич распростился, конечно, с молодой женой со своей и сказал:
– Ну, жена, не печалуйся, я полечу с орлом за своима убытками, которые он мне обещал возместить.
Уселся на него и стал подниматься. Когда они поднялись так сильно высоко, что орел стал спрашивать:
– Ну, Иван-царевич, высоко ли небо, низко ли земля, скажи мне теперь?
И вот он ему отвечает; – Земля наша такая маленькая, что чуть не с овчину, а до неба я не знаю, сколько места.
И вдруг орел сбрасывает его с крыльев, Иван-царевич полетел книзу – Иван-царевич полетел книзу и так сильно испугался: «Ну, – думает, – смерть».
А. орел спустился книзу, ухватил его на крылья, стал подниматься кверху. Поднялись они так опять высоко, что он начинает опять спрашивать Ивана-царевича:
– Ну, что, Иван-царевич, далеко ли земля, близко ли небо?
– Земля с лист, а до неба – я не знаю.
Он опять его спустил с крыльев, Иван-царевич полетел книзу. Иван-царевич полетел книзу и так сильно испугался, что уж не помнит себя. Орел опять захватил его, стал подниматься кверху и дальше полетел. Поднялся еще выше и спрашивает:
– Ну, Иван-царевич, высоко ли небо, низко ли земля, тебе виднее? Он отвечает:
– Небо – не знаю, а земля с грош или чуть-чуть с копеечку.
Он его опять сбрасывает с крыльев и пропустил его далеко. А сам полетел книзу. Потом он под низ подлетел, подхватил его и стал подниматься кверху; ну, Иван-царевич не чувствовал совершенно себя. Когда поднялся кверху, тогда пришел в память:
– Ну, скажи теперь, Иван-царевич, как ты испугался в первый раз?
– А я так сильно испугался, думал, что смерть.
– А как на второй раз испугался, скажи?
– А на второй раз до чего я испугался, думал, что уж не быть мне живому.
– Так, теперь расскажи, как на третий раз испугался?
– А я уж на третий раз до того испугался, летел без памяти, запер глаза, и даже не было у меня сознанья.
– Так, так, Иван-царевич, ты испугался, а думаешь, я не испугался, когда на первый раз хотел меня стрелить в поде? А ты опустил ружье, это мне еще не так было страшно. А второй раз, когда я у тебя стал проситься, а ты сказал: «Куда я с тобой буду таскаться», я так сильно испугался, глаза закрыл, что едва не упал со сука. А когда ты меня третий раз хотел стрелять, то я так испугался, потерял сознанье, только сказал: «Выручи, возьми меня с собой». Думал, что вот-вот смерть. Ну, а теперь полетим, я тебе отомстил, что ты мне отомстил. Ну, это было дело у нас полюбя, но думай плохого, Иван-царевич. А теперь полетим, я тебе сделаю все лучшее, посколько ты разорился, прокормил меня. Теперь посмотри, высоко ли небо, низко ли земля. Наверно ты сейчас земли не увидишь, мы поднялись так высоко. И он ответил ему:
– Ну, орел, я уж земли не замечаю, а до неба не знаю, сколько места.
– Ну, ладно, хорошо, теперь мы скоро прилетим в мое государство.
И вот видит издалека золотое царство. Залетели когда туда, встречают этого орла царем, и он приказал царевича угощать и ценить его, как спасителя этого государства. Вот он прожил у него три дня. Он его поил, кормил, угощал и говорит ему на четвертый день:
– Сегодня я тебя свезу к старшей сестре, и вот она чего тебе будет давать за то, что ты меня спас, ну, ты ничего не бери. Много тебе она будет разных ценностей давать, злато и серебро, всего, она тебе будет давать и кошелек-самотряс, сапоги-скороходы, шапку-невидимку, ты ничего не бери, а проси у ней разноцветный ящичек; хотя ей и жалко будет, но все равно отдаст его тебе. А потом придешь ко мне, и тебе придется ходить ко всем трем сестрам.
И вот когда он пришел к ней, она до чего обрадовалась, встретила и стала его угощать таким угощением, что он еще и не видел в своем государстве. Она ему и говорит на четвертые сутки:
– Ну, Иван-царевич, чего тебе надо за спасенье моего брата, я тебе все даю, чего ни пожелаешь. Возьми сапоги-скороходы.
- Нет, не надо мне, прекрасная девица, сапоги-скороходы.
– Ну, возьми шапку-невидимку.
– Нет, не надо мне, прекрасная девица, и шапки-невидимки.
– Так что тебе надо, возьми злата и серебра, сколько хочешь, ты не бойся, мы тебя представим на родину. Чем же я тебе больше буду платить за спасенье моего брата?
– Слушай, прекрасная девица, дай мне разноцветный ящичек.
Она немного подумала и говорит:
– Слушай, Иван-царевич, жалко мне отдать тебе разноцветный ящичек, но уж много ты капитала погубил, отдам тебе ящичек, только он у меня без ключа.
Она приносит ему разноцветный ящичек. Распростился он с ней и приходит к этому орлу-царевичу.
– Ну, что, Иван-царевич, достал ты разноцветный ящичек?
– Достал.
– Ну, ладно, положь сюда, назавтра иди к средней сестре я тебя провожу.
Он переспал ночь, и наутро ему говорит орел; – Ну, пойдем к средней сестре, и ты возьми у нее кошелек-самотряс, а я в это время узнаю у нее, где хранится ключ от этого ящика.
Вот он приходит к ней, она его приняла, посадила за стол, начала угощать. Брат немного посидел и ушел, а Иван-царевич остался у нее.
Она ему и говорит:
– Ну, что тебе, Иван-царевич, надо за моего брата, что ты его спас, кормил и убил своего капитала много, я тебе все дам, уплачу за брата.
Она ему приносит сапоги-скороходы.
– Нет, мне не надо, прекрасная девица, сапоги-скороходы.
– Ну, так что тебе надо, скажи мне? Потом она приносит ему ковер-самолет.
– Вот тебе штука хороша домой лететь.
– Нет, не надо мне, прекрасная девица, это.
– Да чем же я тебя буду дарить, коли ты ничего не берешь?
– Слушай, прекрасная девица, дай мне кошелек-самотряс. Она ему и говорит:
– Ну, коли так, отдам тебе кошелек-самотряс, у нас только есть два в царстве: один у старшей сестры, другой у меня. Ну, не пожалею, отдам тебе его за брата.
Получил он кошелек-самотряс, распростился с прекрасной девицей, приходит к орлу-царю.
– Ну, что, Иван-царевич, достал, что я тебе велел?
– Достал.
– Ну, ладно, ночуй у меня еще ночь, а потом сходим к младшей сестре, я тебе скажу.
Ночевал ночь, утром встает, попили они чай, орел и говорит:
– Ну, пойдем теперь к младшей сестре. Смотри, ни на что не соглашайся, проси у нее ключик от разноцветного ящика, он у нее. А я тебе все приготовлю.
И он сейчас повел его к младшей сестре. Такая красавица, только и думает: «Вот бы быть ей моей женою. Ну, уж у меня жена есть, на что мне?» Она так им обрадела и говорит:
– Ну, Иван-царевич, бери, что пожелаешь, я тебе уж отомщу за брата своего, оплачу тебе все убытки.
И вот орел ушел, конечно, прочь, она осталась с ним и угощала его три дня. Ничего у него не спрашивала, дала ему полную свободу, водила по своим комнатам. показывала богатство и все такое. Прошли эти три дня, она и стала говорить.
– Ну, Иван-царевич, что тебе надо, я тебе все даю, золота, серебра, что хоть.
– Нет, слушай, прекрасная девица, мне ничего не надо, а дай мне ключик от разноцветного ящичка, я как слышал, что он у тебя есть. Она и говорит ему:
– Слушай, Иван-царевич, на что тебе ключик от разноцветного ящичка, когда у тебя нет ящичка, тебе он ни к чему.
– Так уж слушай, прекрасная девица, ты только мне отдай, а больше мне не надо ничего.
– Ну, ладно, я тебе его отдам.
И приносит золотой ключик. Принесла, отдала, он распростился с ней и приходит к орлу-царевичу.
– Ну, орел-царевич, что ты мне велел достать, я все достал, дали сестры.
– Ну, молодец, а теперь поживи у меня три дня, а там я тебя отправлю в путь-дорогу. И вот он говорит:
– Ну, где твой разноцветный ящичек, дай мне сюда, и ключик, а через три дня я все приготовлю и расскажу про путь твой, как тебе нужно итти.
И дает ему этот ящичек и ключик, и через три дня орел навел ему в этот ящичек громадную силу. На четвертый день приносит ему, отдает в руки и говорит:
– Вот, Иван-царевич, теперь ты сегодня от меня пойдешь. Бери этот ящичек с собой и этот ключик, а кошелек-самотряс у тебя в кармане. Захочется тебе есть, понюхай ключа, захочется спать, тоже понюхай ключа, ну, ящичка не отпирай. И скучно тебе будет дорогой о жене или о своем царство, тоже понюхай ключа, и скука пройдет, и весело тебе будет итти, только не открывай ящичка. До тех пор не открывай, пока не придешь в твое царство, и там зайди на громадное поле и открой ящичек, и увидишь, что будет. И ты скоро доберешься до своего государства.
Распростился Иван-царевич с орлом-царевичем и отправился в дорогу. Идет без всякой думы, ему итти до чего весело, что прямо не чует ног под собой. И перед ним стоит широкая дорога. И вот ему захотелось есть. Он вспомнил ключик, понюхал, прошел голод. Идет дальше, и захотелось ему пить и спать, он опять же ключик понюхал, прошел сон и жажда. Идет дальше, и вдруг его ударила такая грусть, мысль, печаль, что он не видит даже свету. Он опять понюхал ключа, и все прошло. Вот идет он так долго, что задумал о своей жене: «Как у меня осталась теперь женочка, что она осталась молодая». Опять стал думать. Потом опять же он понюхал ключа, все прошло и думает: «Теперь уж наверное близко завожусь от своего государства».
И потом раздумался: «Почему же он не велел мне открыть ящичек, хотя бы посмотреть, что в нем хранится? Я открою, ничего не будет».
А это волшебный король все более его смущал:
«Открой, открой!» Конечно, он его не видал.
– Давай, открою немножко, хоть краичек.
И он взял ключик, только хотел повернуть, сейчас крышка открылась, зафурчало, все кверху полетело, и он остался пустой. И вот он закрыл этот ящичек, пошел дальше. И напал на него голод. Он вспомнил про ключ, стал нюхать, пользы никакой не было.
Потом его ударил сон и жажда, и дорога стала хуже, хуже, угрюмее пошла. Он стал опять ключ нюхать, но пользы никакой, а все стало хуже и хуже, утомился Иван-царевич. Настолько он утомился, зашел в такую глушь, в чащу, что больше и податься некуда. Сидит и плачет:
«Не послушал я орла-царевича, теперь мне и смерть, больше итти некуда».
И вдруг обратился перед ним какого-то высокого роста мужчина и говорит:
– Что, Иван-царевич, так уплакался, и о чем задумался? Он говорит:
– Да как же не думать, коль я шел путем-дорогою домой, а теперь и не знаю, куда мне итти, холодный, голодный, истомился совсем. Раньше я шел, у меня был ящичек, когда я ключ нюхал, все было хорошо, а потом, когда я открыл его, он не стал действовать. И дошел до того, что стал холодный, голодный и сонный.
– Так вот, Иван-царевич, желаешь, я тебе верну обратно, только отдай мне, что у тебя дома незнаемое есть. И все ты вернешь обратно, что у тебя в ящичке было, только не открывай, пока не дойдешь до дому, как тебе говорил орел-царевич, так и не открывай. Ну, так вот, как думаешь, отдашь или нет?
Он подумал: «Семьи у меня нет никого, жена одна осталась, скот известен, как я скормил его много и даже покупал, царство известно, а больше нет ничего такого, и если мне здесь помирать, то не лучше ли так сделать?» Ну, он тогда сказал:
– Ну, что же, если ты только можешь вернуть все, – согласен.
– Ну, хорошо, давай делать с тобой запись, договор, чтобы ты мне отдал через три года, а даешь раньше, и то возьму.
А это был сам волшебный король. И вот уж он совсем приготовил запись и принес ему:
– Ну, вот, теперь распишись. И дай мне ящик и ключ, я тебе приготовлю, а ты сиди на этом месте.
Вот, конечно, он отдает ему ящичек и ключик и сел. И он ушел. Немного погодя вдруг приходит и говорит ему:
– Ну, на, Иван-царевич, ящичек, и теперь понюхай ключ, коли ты усталый, голодный, печальный и сонный. Вот понюхай ключ и тогда узнаешь, что будет.
Берет ящичек в руки и понюхал ключ, и сделался сытый, веселый, без устали. И перед ним стоит широкая дорога. Он распростился с ним и пошел вперед.
– Ну, смотри, не открывай его, пока не придешь на .большое поле, которое ты хотел разделывать.
И так царевич пошел вперед. И вот он немного подошел, пошли знакомые луга, лес, и подумал: «Ну, наверное царство мое близко!»
И как раз издалека увидал свое государство. И приходит на это место, где хотел разделывать новую пожню. Взял, вскрыл этот ящичек и смотрит – из этого ящичка столько вылезло силы, что это поле было заставлено людьми. И начали корчевать, боронить, сеять, а царевич пошел в свое царство.
Когда он приходит в свое царство, то выходит жена встречать его и несет мальчика, уж был годовой. Он так и ахнул, ну, ничего не сказал. Она обрадела, что он вернулся, уж не видела около двух лет. И зашли они в царские палаты. Он и думает: «Уж наверное никого больше посулил, как своего сына».
Но жене своей ничего не сказал.
Вот он с той поры стал дома жить и все стал грустить, что у него единственный был сын, еще из детей никого не было. Жена его и стала спрашивать:
– Что ты, Иван-царевич, ходил, ходил и пришел грустный, разве орел не уплатил тебе убытков?
– Нет, прекрасная моя жена, орел дал мне денег и силу, и у меня теперь есть кошелек-самотряс, так что богатство Это никогда не уничтожится.
– Ну, так чем ты недоволен, Иван-царевич, муж мой, скажи мне правду.
– Да, жена, делать нечего, хотя и жаль, а приходится сказать. Когда пошел я от орла-царевича, он мне дал ящичек, набито было силой. И я шел до чего веселый, сытый, дорога, понимаешь, стояла широкая, но я вздумал его открыть. Когда я его открыл, тогда я оказался сонный, голодный, холодный, и путь мой стал такой тяжелый, зашел в такую глушь, что уж дальше было некуда. И стал я плакать, думал: «Ну, пришла моя смерть». Тогда пришел какой-то человек и сказал: «Ну, вот, Иван-царевич, отдашь незнаемое дома, я тебе верну», – и мне пришлось это отдать, чтобы добраться до своего государства. Когда я пришел, смотрю, ты несешь мне сына, вот с того я и задумался.
– Ну, что же делать, когда ты был при гибели, то уж не при разуме, мы еще молодые, может, у нас и будут дети.
Конечно, она заплакала сильно, но уж делать было нечего.
Ну, этот мальчик у них стал расти не по дням, а по часам. Уже стал играть с ребятами и сделал стрелочку, стал стрелять из лука или самострела. Когда он сделал эту стрелочку, то раз выстрелил и попал в окно одной бабушке. Она вышла и говорит; – Ишь ты какой, Иван-царевич, у меня окна стал бить. Но погоди, отец тебя посулил одному волшебному королю, недолго тебе здесь бить стекла, остался один год. Он прилетит сюда сам и возьмет тебя.
Парень, конечно, задумался и пошел к отцу-матери со слезами. Мать его и спрашивает:
– Ну, что ты, сынок, обиделся, кто тебя обидел?
– Как же мне не плакать, мама, бабушка сказала, что недолго тебе здесь окна бить, oтец посулил тебя одному волшебному королю, скоро придет за тобой и возьмет, как же мне не плакать?
Приходит отец, спрашивает:
– Ну, что же ты, Иван-царевич, сегодня уплакавши, печальный?
– Да как же, папа, не печалиться, коли ты посулил меня какому-то волшебному королю. Говори правду, посулил ты меня или нет?
– А что ты бабушке разве сделал плохое, что она так высказалась на тебя?
– Да что, я ничего не сделал, выстрелил стрелочку и разбил окно.
– Не надо, Ванюша, так делать, она это со зла и пригрозила тебе, а так что она знает.
Он, конечно, убедился и это все забыл, потому что был малый, только начинался третий год. И он это все забыл, через недолго опять же выстрелил бабушке второй раз в окно. Бабушка выходит на крыльцо и говорит:
– Ну, Иван-царевич, ты последние полгода здесь живешь, уж коли ты так часто начал у меня окна бить, скоро прилетит волшебный король и возьмет тебя.
Парень сильно задумался: «Уж наверное бабушка не врет, значит есть какое-то дело».
И вот он приходит к отцу и говорит:
– Ну, отец, теперь уж я верно знаю, что ты меня посулил. Скажи правду, и я пойду к бабушке, повинюсь, заплачу деньги за то, что я окно у нее разбил. Отец и говорит:
– Ну, сынок, коли так, уж я тебе скажу, я тебя посулил.
– Ну, отец, коли так, что делать, придется итти. Дай мне денег, я схожу к бабушке, уплачу, верно, судьба моя такая.
Отец, конечно, дает ему денег.
– На, поди, уплати бабушке и спроси у нее, как тебе будет итти удобней.
– Ну, ладно.
Так он пошел к этой бабушке. Приходит к бабушка и говорит:
– Ну, бабушка, прости меня, что, может, и провинился, разбил у тебя окно. И скажи мне правду, что батюшка-посулил меня или нет, – спрашивает он у нее.
То бабушка и говорит.
– Да, Иван-царевич, малый ты, а тебе надо раньше итти, как король придет за тобой. А уж я тебя научу, как тебе попадать. И трудно тебе будет, да уж все равно, только иди раньше, пока он сам не придет.
И бабушка приносит ему воды в чашке и говорит:
– Ну, сынок, выпей эту чашечку, а потом почувствуешь сам себя, какой ты будешь.
Когда он выпил эту воду, то сделался в полтора раза больше, как он был. И таким сделался красавцем, бравым парнем, как будто взрослый человек.
– Мне жалко, Иванушко, тебя, да уж делать нечего, тут ничего не изменишь, придется итти. Я зато тебе и дала, чтобы навести красоту и ты бы понравился прекрасной девице, королевне Елене. И вот теперь, когда ты пойдешь из своего царства отсюда, и поведет тебя дорожка. Иди до тех пор, пока не приведет тебя к озерку. Когда ты придешь к озеру, заройся в песочек и лежи. Прилетят двенадцать лебедей, обернутся прекрасными девушками, скинут платья и начнут купаться. Когда станут купаться, смотри, которая меньше всех, та будет красивее всех. И вот старайся у нее платьице убрать. И прислонись так, чтобы она тебя не заметила. Вот сестрицы улетят, она одна останется. И будет у тебя просить платьице. Ты до тех пор не открывайся, пока она не скажет: «Будь ты моим суженым». Она всех хитрее и знает все волшебство, так что перехитрит своего батюшка, и ты будешь счастлив, если достанешь это платье. Теперь, сынок, иди домой, веди матери напечь подорожничков, пока у тебя есть еще свободных три месяца. Как придешь первый, то он тебя не сразу съест, а как прилетит за тобой, то кряду сглонет. Он приходит домой и говорит матери-отцу:
– Ну, мама, пеките мне подорожничков, а я уж все равно пойду, может, дорогой могу найти себе счастье.
Мать насилу распознала его, что он такой был высокий, стройный, красивый. Только уж распознали его по голосу и сильно заплакали, но уже делать было нечего. И мать в эту же ночь приказала служанкам напечь сухариков, приготовила ему все с собой, чтобы к утру все было готово. Ну, утром все было сделано. И вот он со сна встает и говорит отцу-матери:
– Ну, теперь, если все готово, то я иду.
Отец с матерью заплакали, стали его снаряжать в путь-дорогу. Он справился, распростился с отцом-матерью, и ушел наш Иванушко. Вышел из города и пошел по широкой дороге. Идет себе, никакой нужды-печали не видит, и дорога ему шла веселая. И вот он скорое время приходит к озерку, озерко красиво, пески кругом. Он взял вырыл себе ямочку, притаился, немного подождал и смотрит, – летят двенадцать лебедей. И он стал очень зорко смотреть, что будут делать. Они ударились в пески, обернулись девушками, посняли платьице свое и давай купаться. А Иван очень зорко смотрел за самой красивой девушкой. Когда он высмотрел эту девушку, сейчас пополз к этому платью, унес его к себе, зарыл в ямку и лежит, смотрит, что будет дальше. Вот сестрицы все покупались, покупались, выскочили на гору, и она выскочила. Сестры оделись, обернулись лебедями и улетели. А у нее платья нет. Она зашла обратно в воду, стоит и плачет. Потом, наконец, заговорила:
– Слушайте, кто взял у меня платье, то пусть отдаст мне его. Если старый старичок, то пусть мне дедушкой будет, если старая старушка, то пусть мне бабушкой, а если в средних летах, то пусть мне братцем, только отдайте платьице. Ну, уж если молодой молодец, да по нраву будет, то замуж пойду, пусть моим суженым будет. Тогда выходит Иван-царевич и говорит:
– Ну, прекрасная королевна, я твое платьице украл, пойдешь за меня замуж, то отдам.
– Ну, Иван-царевич, коли угадал, то счастлив будешь. Оставь платьице на песке, а сам отойди, я к тебе прилечу, не бойся, не обману, я знаю, куда ты идешь.
Он на песочек платьице положил, сам притаился, она встала, оделась, пришла к нему и говорит:
– Ну, Иван-царевич, ты обещанный отцом моему батюшку, Знаю, что ты к нему попадаешь. Ну, уж я тебе буду помогать за все, и ты придешь к нему теперь до той поры, как он полетит, и он обрадуется, что ты раньше пришел. А теперь я полечу домой, а ты придешь за трое суток до срока, за три года. И он дает тебе три дня без работы, поживешь так, а уж там видно будет, какая работа, и я прилечу к тебе тогда.
И вот они тогда стали прощаться, конечно, друг друга поцеловали, она улетела, а он пошел себе путем-дорогой вперед. И вот он шел опять близко ли, далеко, низко ли, высоко, уж у него не стало хлеба, идет он сутки холодный, голодный, а дорога все продолжается вперед. Ну, дорога, конечно, стоит хорошая. И вдруг он увидал целое царство. Стоит такой дворец золотой, так прямо украшенье. И подходит он к нему. Когда он только подходит к дворцу, то выходит сам король:
– Вот молодец царь, что раньше прислал тебя, сынок, за трое суток. Спасибо большое отцу твоему. Ну, ладно, Ванюша, теперь иди трое сутки отдыхай. Я тебе квартиру даю особую, да через трое суток я тебе работу даю небольшую. И вот он отдыхает, пьет, ест трои сутки и вспоминает:
«Нет у меня прекрасной Елены-королевны, не летит ко мне». И так прошло три дня. На четвертые сутки наутро походит к королю. Когда он пришел к нему:
– Здраствуйте, королевское величество.
– Ну, молодец, Ванюша, что пришел рано. Вот я тебе даю работу, чтобы она была исполнена к утру.
– Ну, что же, батюшко, какая работа будет?
– Да, вот, Иван-царевич, небольшая работка, маленькая. Вот отстрой такой же дворец, как у меня. Если не построишь завтра к девяти часам утра, то твоя голова с плеч. Он и говорит:
– Что вы, ваше величество, где же мне построить? Я еще молодой, ничего у меня в руках не было.
– Ну, не разговаривать, ты знаешь королевское повеленье, а то голова с плеч.
Иван-царевич сильно заплакал, пошел к себе в избу, идет и пути-дороги не видит. И вот пришел и целый день плачет до вечера, стало уже темно. Вдруг прилетает пчела в окно и обернулась Еленой Прекрасной.
– Что, Иван-царевич, плачешь?
– Да как же мне не плакать, прекрасная царевна? Вот батюшко дал работу построить дворец такой, как у него, вот беда. Да у меня и топор ни разу в руках не был.
– Эх, Иван-царевич, это не служба, а службица, а служба вся впереди. Не печалуйся, вот теперь поешь, да повались со мной спать, а утро мудренее вечера.
Иван-царевич, конечно, обрадел, попил, поел и заснул так крепко, что и не слышит, что творится. Она в полночь выходит на крыльцо и говорит:
– Ну-ка, дядьки, няньки, старые служанки, как батюшку служили, как матушке служили, так и мне послужите – Елене-королевне. Копорульники, байники, подбайники, лопатники, – все выходите ко мне на работу. И сработайте такой же дворец, как у батюшка, и даже лучше, и чтобы был к утру, к шести часам готовый.
И их налетело, что черного ворона, поклонились и побежали по своим мостам. А она пошла и повадилась спать с Иваном-царевичем. Поспала до трех часов и говорит:
– Ну, Иван-царевич, вставай, не спать пришел, а батюшкину работу работать. Вставай, умывайся.
Иван-царевич, конечно, соскочил со сна. Она и говорит:
– Ну, выходи теперь, смотри, что творится, и проводи время до девяти часов, а там сдавай работу.
Вышла она с ним на крыльцо и скрылась, а он смотрит – стоит дворец почти готовый и столько людей, как черного ворона. И вот только стало рассветаться к шести часам, никого людей не осталось, стоял дворец совершенно готовый. Только Иван один остался, поколачивал молоточком, что попало, но делать было нечего. И он так провел время до девяти часов утра. И приходит к королю.
– Ну, ваше королевское величество, дворец готовый, можешь принять.
Он посмотрел в окно.
– Молодец, Ванюша, теперь иди, сутки отдыхай, через сутки придешь ко мне.
И вот он пришел домой, поел, повалился спать. Переспал он до вечера, встал, уж было светло. Спать ему неохота, итти некуда, и думает: «Что ж это Елечка не летит, хотя бы я с ней поговорил до завтрашнего утра, до девяти часов».
Вдруг не в долгом времени прилетает пчела на окно, пролезла в дырочку, обратилась Еленой-королевной и говорит:
– Ну, что, Иван-царевич, сработал дворец?
– Да, сработал, Елена-королевна, кто-то, ну, только не я.
– Да, у нашего батюшка хватит работы, не сработать будет, иначе, как бежать только. Ну, еще скоро не побегу.
– Не знаю, завтра батюшко какую работу дает.
– Завтра известная работа. Дает тебе сработать корабль – З головешки, что у него под окном лежит вот уже тридцать лет.
– Что ты, Елена-королевна, люди из дерева работают. Как туг из головешки сработать?
– Из дерева! Вот тут-то и надо сработать. Ну, ладно, Иван-царевич, сейчас поужинаем, повалимся спать, а утро вечера мудренее.
И так она переспала с ним часов до четырех и улетела.
– А я завтра вечером прилечу опять, – только сказала. Вот она улетела, а он пошел к девяти часам к королю.
– Ну, ваше королевское величество, какая же теперь будет работа?
– Небольшая, Иван-царевич, работка-то.
– Да всегда у вас небольшая, смотрите, какую работу задали.
– Ну, как ту быстро сработал, так и эту сработаешь. Вот, Иван-царевич, работка какая: у меня туг под окошком лежит головешка, вот сработай мне завтра корабль, чтобы паруса были шелковые, мачты серебряные, корабль золотой. И чтоб летал по воздуху и ходил по воде. Если не сработаешь – голова с плеч долой.
– Да как же, ваше величество, из головни корабль работать?
– Ну, не разговаривай, а приказано, так делай.
Иванушко пошел домой. Приходит домой и так сильно задумался, что уж прямо до слез, сам думает: «Ну, уж если поможет Елена Прекрасная, то хорошо будет, а уж не поможет, то мне смерть».
И вдруг только вечереться стало, подтемнилось, прилетает пчела к окну.
– Ну, что, Иван-царевич, какую службу батюшко дал?
– Да уж служба у твоего батюшка!
– Что, не нравится? Это еще не служба, а службица, а служба вся впереди будет. Ладно, не печалуйся, поешь, попей, да ложись спать, все будет сделано.
И потом они, конечно, попили чаек, повалились спать. Когда она проспала до трех часов, будит его:
– Ну, Иван-царевич, вставай, не спать пришел, отцу-батюшку работу работать. Вставай.
Вот она разбудила его, он встал со сна, она ему дает плеточку:
– Вот, Иван-царевич, бери плеточку, иди к батюшку под окно, ударь этой плеточкой головню три раза крест-накрест. Эта головня закатается и улетит на воздух. А ты дожидай до шести часов утра. А к шести часам прилетит корабль золотой, и выставай на него, поколачивай молоточком и проводи время до девяти часов утра. А в девять часов приходи к батюшку, сдавай работу.
И вот она тут же кряду скрылась, улетела, а он пошел к батюшкиным окнам. Приходит, эту головешку ударил три раза крест-накрест, она закаталась, поднялась на воздух, а он стал ждать. Как только шесть часов исполнилось, смотрит, летит золотой корабль. Прилетает, встал против него, он заходит и стал молоточком поколачивать, а уж он был совсем готовый. И вот провел время до девяти часов и идет к королю:
– Ну, ваше королевское величество, не знаю, годится или нет, а корабль готов, принимайте работу.
– Ну, молодец, Иванушко, иди теперь, сутки отдыхай, а потом я даю тебе третью работу. Если третью работку справишь, то я тебя женю на своей дочери.
Он уж стал догадываться, что помогает дочь, только не знает – какая.
И вот он пришел, конечно, домой, день проводил до вечера, вечером нет Елены-королевны. «Что за беда, если не прилетит на вторую ночь, то не знаю, что и будет».
Вот он на второй день вечером запечалился, что не летит. Вдруг летит пчела.
– Что ты, Елена-королевна, совсем меня забыла?
– Нет, Иван-царевич, нельзя мне вчера было. Нужно узнать дополна, какая у батюшка работа будет. Вот сегодня утром он даст тебе работу. Ну, эта работа ему небольшая будет, а тебе покажется большая. Это последняя работа, – он тогда узнает, кто из нас, из сестер, помогает.
Вот наутро он пошел к королю.
– Ну, батюшко, я пришел, какая работа будет?
– Да, Иван-царевич, еще сработай эту работу, а уж потом я женю тебя на своей дочери. Вот в эту ночь, к девяти часам утра, к завтрашнему дню, выруби лес, выкорчуй, выжги и выпаши хлеб, и чтобы этот хлеб вырос, и сними его, и чтобы успел к утру напекчи мне блины.
Тогда Иван-царевич ничего ему больше не сказал. Вот он пришел и думает: «Как же тут можно будет в одни сутки вырубить лес, выкорчевать, выжгать, посеять, убрать, и чтобы ему к утру блины были? Не знаю! Уж вот придет Елена-королевна, что скажет».
И вот так часов в семь-восемь летит пчела.
– Ну, пришла, моя прекрасная Елена-королевна?
– Да, пришла. Ну, что, какую работу батюшко дал?
– Да уж известно, у твоего батюшка работа легкая, только трудно сделать.
– Ну, это не служба, а службица, служба вся впереди будет. «Вот, – думает, – беда-то!» – Ладно, попей, поешь, ложись спать, утро мудренее вечера.
И они так легли спать, она в полночь встала, выскочила на крыльцо:
– Ну, дядьки, няньки, верные служанки, как батюшку служили, как матушке служили, так и мне послужите, Елене-королевне. Копорульники, байники, подбайники, лопатники, выходите все.
И вот прилетело, как черного ворона, встали все и спрашивают:
– Ну, что, Елена-королевна, прикажешь делать?
– В эту ночь, чтобы к девяти часам утра непросветимый лес вырубить, выкорчевать, выжгать, выкопать, посеять хлеб и обмолотить и к девяти часам чтобы блины готовы батюшку к завтраку.
Те поклонились, побежали.
– Трудно, Елена-королевна, но сделаем. Она прилегла, часок полежала и говорит:
– Ну, Иван-царевич, не спать пришел, не лежать пришел, отцу-батюшку работу работать. Вставай скорее. И сказала, куда ему итти:
– Ну, иди скорее, тебе только стрелкой стоять да блины подбирать, да батюшку нести к девяти часам.
И вот она сама скрылась, он пошел к лесам. Только пришел к лесам, смотрит, бежит девушка, точно Елечка. Ну, он не мог узнать, она ему ничего не сказала, и пошел дальше. Приходит к лесам, уж все почти что готово, все посеяно, и колос вырос, только стало чуть рассветаться, то уж стали снимать, молотить, расклали костер и стали блины печь. Он стоит, только подбирает. К шести часам все блины готовы, блины напечены, и никого не стало. И вот он провел до девяти часов, идет с тарелкой.
- Вот, ваше королевское величество, я тебе блинки несу свеженькие.
– Молодец, Иван-царевич, вот так молодец, эту службу сделал, теперь иди домой, завтра приходи, выбери меньшую всех дочь Елену-королевну, я отдам тебе замуж ее и женю тебя.
Он пошел, обрадел, думает: «Вот теперь хорошее дело!» Уж теперь он достоверно узнал, что она помогает. Да, вот так провожает этот день весь, веселый такой, и вдруг на вечеру прилетает Елена-королевна пчелкой, обернулась и говорит:
– Ну, что, Иван-царевич, что тебе батюшке посулил? Он ласкает, целует ее и говорит:
– Ну, батюшко посулил, чтобы завтра мне выбрать тебя, Елену-королевну, вот и заживем.
– Да, Иван-царевич, у него мысль вторая. И так думаешь выбрать легко! Батюшко теперь достоверно знает, вот он и сказал: выбери теперь Елену-королевну, вот и живите. А вот выберешь ли ты ее?
– Ну, как, Елена-королевна, я тебя разве не узнаю между сестрами?
– Вот именно, что ты меня не узнаешь, мы будем не девицами стоять, а кобылицами, и вот выбери, все будем одинаковы. Одна будет сбруя, один рост, один волос, можно сказать, один голос, и все будем одинаковы. И он тебе дает пять минут. «Скорей, скорей, а то отсеку голову». И он говорит ей:
– Ну, уж у твоего батюшка затеи есть!
– Вот то-то, что есть. А я тебе сейчас до утра ничего не скажу, а то он передумает.
И вот они, конечно, чаек попили, повалились спать. Часа в три она встает, будит Ивана-царевича:
– Вставай, Иван-царевич, послушай, что я скажу, мне надо итти, а ты придешь в девять часов. И вот слушай. Теперь он, когда ты придешь, он выведет двенадцать кобылиц вороных. И пройди не более, как два раза, и смотри всем в глаза, я буду скорее всего в пятом ряду стоять или в шестом, седьмом. У меня будет одна волосинка на лице чуть-чуть подлиннее. Смотри зорчее, а так тебе не узнать. И теперь мне некогда, а утром не проспи, он начнет нас с пяти часов штурмовать.
Вот он провел часов до восьми, в девятом часу пошел, Пришел.
– Ну, Иван-царевич, теперь иди, выбирай Елену-королевну, тогда я отдам замуж, а уж ие выберешь – твоя голова с плеч.
Вывел он двенадцать кобыл и выставил всех в ряд, и дает пять минут сроку.
– Угадаешь – твоя будет, не угадаешь – сейчас же отрублю голову.
Вот раз он прошел, ничего не заметил, скорей, скорей, идет второй раз. Пятая, шестая, у седьмой кобылы на щеках чуть волос подлиннее, он говорит:
– Ну, ваше королевское величество, вот эта пусть будет Елена Прекрасная.
– Ну, молодец, Иван-царевич, угадал, вот приходи на За | |
|
