Сказка № 222 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Жил-был старик со старухой, имели при себе одного сына, и то дурака. Говорит ему мать:
Ты бы, сынок, пошел, около людей потерся да ума набрался.
Постой, мама; сейчас пойду.
Пошел по деревне, видит — два мужика горох молотят, сейчас подбежал к ним; то около одного потрется, то около другого.
Не дури, — говорят ему мужики, — ступай, откуда пришел.
А он знай себе потирается.
Вот мужики рассердились и принялись его цепами потчевать — едва домой приплелся.
Что ты, дитятко, плачешь? — спрашивает его старуха.
Дурак рассказал ей свое горе.
Ах, сынок, куда ты глупешенек! Ты бы сказал им: бог помочь, добрые люди! Носить бы вам — не переносить, возить бы — не перевозить! Они б тебе дали гороху; вот бы мы сварили да и поели.
На другой день идет дурак по деревне; навстречу несут покойника. Увидал и давай кричать:
Бог помочь! Носить бы вам — не переносить, возить бы — не перевозить!
Опять его избили; воротился он домой и стал жаловаться:
Вот, мама, ты научила, а меня избили!
Ах ты, дитятко! Ты бы сказал: «Канун да свеча!» — да снял бы шапку, начал бы слезно плакать да поклоны бить; они б тебя накормили-напоили досыта.
Пошел дурак по деревне, слышит — в одной избе шум, веселье, свадьбу празднуют; он снял шапку, а сам так и разливается, горько-горько плачет.
Что это за невежа пришел, — говорят гости, — мы все гуляем да веселимся, а он словно по мертвому плачет!
Выскочили и порядком ему бока помяли... | |
Сказка № 221 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жили два брата умных, а третий дурак. Вот однажды поехали они в лес по дрова, и захотелось им там пообедать; насыпали они круп в горшок, налили воды, а огня нет.
Неподалеку был пчельник. Вот большой брат и говорит:
Пойти мне за огнем на пчельник.
Приходит и говорит старику:
Дедушка, дай мне огоньку.
А дед говорит:
Сыграй прежде песенку мне.
Да я, дедушка, не умею.
Ну, попляши.
Я, дедушка, не горазд.
А не горазд, так нет тебе и огня!
И приходит этот большой брат без огня к своим братьям.
Тут средний брат говорит:
Экой ты, брат! Не принес нам огню! Да-ка я пойду, — и пошел.
Пришел на пчельник и кричит:
Дедушка, пожалуй мне огоньку.
Ну-ка, свет, сыграй мне песенку!
Я не умею.
Ну, сказку скажи.
Да я, дедушка, ничего не умею.
Приходит и этот брат без огня к своим братьям.
Дурак посмотрел на своих братьев:
Эх вы, умные братцы, не взяли вы огня! — и пошел сам.
Приходит и говорит:
Дедушка, нет ли у тебя огоньку?
А дед говорит:
Попляши прежде!
Я не умею.
Ну, сказку скажи.
Вот это так мое дело, — сказал дурак и присел на лежачий плетень. — Да смотри, — прибавил дурак, — садись-ка насупротив меня, слушай, да не перебивай.
Вот старик сел напротив его. Дурак откашлялся и начал:
Ну, слушай же, дед!
Слушаю, свет!
Была у меня, дедушка, пегонькая лошаденка; я на ней езжал в лес сечь дрова. Вот однажды сидел я на ней верхом, а топор у меня был за поясом; лошадь-то бежит — трюк, трюк, а топор-то ей по спине — стук, стук; вот стукал, стукал, да и отсек ей зад. Ну, слушаешь, дед?
Слушаю, свет!
Вот я на передке этом еще три года ездил, да потом как-то нечаянно в лугах увидал задок моей лошади: ходит он и траву щиплет. Я взял поймал его и пришил к передку, пришил да еще три года ездил. Слушаешь, дед?
Слушаю, свет!
Ездил, ездил, приехал я в лес и увидал тут высокий дуб; начал по нем лезть и залез на небо. Вот увидал я там, что скотина дешева, только комары да мухи дороги, взял и слез на землю, наловил я мух и комаров два куля, взвалил их на спину и вскарабкался опять на небо.
Сложил кули и стал раздавать людям: отдаю я муху с комаренком, а беру с них на обмен корову с теленком — и набрал столько скотины, что и сметы нет. Вот и погнал я скотину, пригнал я к тому месту, где взлезал, — хватился: дуб-то подсекли. Тут я пригорюнился и думал, как мне с неба слезть, и вздумал наконец сделать веревку до земли: для этого перерезал я всю скотину, сделал долгий ремень и начал спускаться. Вот спускался, спускался, и не хватило у меня ремней вышиною поболее твоего шалаша, дедушка, а спрыгнуть побоялся. Слушаешь, дед?
Слушаю, свет!
Вот мужик, на мое счастье, веет овес: полова-то летит вверх, а я хватаю да веревку мотаю. Вдруг поднялся сильный ветер и начал меня качать туда и сюда, то в Москву, то в Питер; оторвалась у меня веревка из половы, и забросило меня ветром в тину. Весь я ушел в тину, одна голова лишь осталась; вылезть мне хочется, а нельзя. На моей голове свила утка гнездо. Вот повадился бирюк ходить на болото и есть яйца. Я кое-как вытянул из тины руку и ухватился за хвост бирюку — стоял он подле меня, — ухватился и закричал громко: тю-лю-лю-лю! Он меня и вытащил из тины. Слушаешь, дед?
Слушаю, свет!
Видит дурак, что дело-то плохо: сказка вся, а дед сдержал свое слово, не перебивал его; и начал дурак иную побаску.
Мой дедушка на твоем дедушке верхом езжал...
Нет, мой на твоем езжал верхом! — перебил старик.
Дурак тому и рад, взял огня и пришел к своим братьям.
Тут разложили они огонь, поставили горшок с крупами на таган и начали варить кашу.
Когда каша сварится, тогда и сказка продлится, а теперь пока вся. | |
Сказка № 220 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Деревня была неграмотна; поп неграмотный, дьякон неграмотный, да и дьячок неграмотный. А церковь была, приход служили. Прознал архиерей, поехал любопытствовать. Приехал к попу, поп и побежал к дьякону:
Вот беда! Архиерей приехал, как мы служить станем?
А дьякон сказал:
А как-нибудь, сваракосим как-нибудь.
Поп говорит:
Ты то пой, что я буду.
Дьячок говорит:
Мне уж надо свое петь на клиросе, не с вами!
Поп говорит:
Что знаешь, то и валяй!
Затем к обедне зазвонили, поп стал собираться и говорит архиерею:
Владыка, благослови!
Бог тебя благословит, поди служи.
Поп пришел в церковь, надел ризу. Архиерей пришел, в алтарь стал.
Ну, начинай, служи!
Поп запел — голос громкий:
О-о-о! Из-за острова Кельястрова
Выбегала лодочка осиновая,
Нос-корма раскрашенная,
На середке гребцы-молодцы,
Тура-мара и пара.
Дьякон тоже запел:
О-о-о! Из-за острова Кельястрова
Выбегала лодочка осиновая...
А дьячок на клиросе:
Вдоль по травке да вдоль по муравке,
По лазоревым цветочкам...
Архиерей вышел да рукой махнул:
Служите как служили!
Да и уехал прочь. | |
Сказка № 219 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жил да был старик. Поехал об Афанасьеве дни в гости со старухой. Сели рядом, стали говорить ладом. Ехали-попоехали, по ногам дорогой. Хлесь кобылу бичом троеузлым. Проехал, знать, верст пять-шесть, оглянулся: тут и есть (еще и с места не тронулся). Дорога худая, гора крутая, телега немазаная.
Ехал-попоехал, до бору доехал. В бору стоит семь берез, восьмая сосна, виловата. На той сосне виловатой кукушица-горюшица гнездо свила и детей вывела. Откуда ни взялась скоробогатая птица, погуменная сова — серы бока, голубые глаза, портеное подоплечье, суконный воротник, нос крючком, глаза по ложке, как у сердитой кошки. Гнездо разорила, детей погубила и в землю схоронила.
Пошла кукушица, пошла горюшица с просьбой к зую праведному. Зуй праведный по песочку гуляет, чулочки обувает, сыромятные коты. Наряжает синичку-рассылочку, воробушка-десятника к царю-лебедю, филину-архиерею, коршуну-исправнику, грачу-становому, к ястребу-уряднику, к тетереву польскому — старосте мирскому.
Собрались все чиновники и начальники: царь-лебедь, гусь-губернатор, филин-архиерей, коршун-исправник, грач-становой, ястреб-урядник, тетерев польской — староста мирской, синичка-рассылочка, воробей-десятник и из уездного суда тайна полиция: сыч и сова, орел и скопа. Что есть на белом свете за скоробогатая птица, погуменная сова — серы бока, голубые глаза, портеное подоплечье, суконный воротник? И добрались, что ворона.
И присудили ворону наказать: привязали ко грядке ногами и начали сечи по мягким местам, по ляжкам. И ворона возмолилася.
Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаете!
Кто у тебя есть свидетель?
У меня есть свидетель — воробей.
Знаем мы твоего воробья, ябедника и клеветника и потаковщика. Крестьянин поставил нову избу, — воробей прилетит, дыр навертит; крестьянин избу затопляет, тепло в избу пропускает, а воробей на улицу выпускает... Неправильного свидетеля сказала ворона!
И ворону наказывают пуще того. И ворона возмолилася:
Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаете!
Кто у тебя есть свидетель?
У меня есть свидетель — жолна.
Знаем мы твою жолну — ябедницу, клеветницу и потаковщицу. Стоит в раменье липа, годится на божий лик и на иконостас. Жолна прилетит, дыр навертит, дождь пошел, липа сгнила, не годится на иконостас — и лопаты из нее не сделати. Неправильного свидетеля опять сказала!
И пуще того ворону стегают по ляжкам и по передку. Опять ворона возмолилась:
Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаете!
Кто у тебя есть свидетель?
У меня есть свидетель последний — дятел.
Знаем мы твоего дятла — ябедника, клеветника и потаковщика. Крестьянин загородил новый огород, — и дятел прилетел, жердь передолбил, и две передолбил, и три передолбил: дождь пошел, огород расселся и развалился; крестьянин скот на улицу выпускает — дятел в поле пропускает.
И ворону наказали, от грядки отвязали. Ворона крылышки разбросала, лапочки раскидала...
Из-за кукушицы — из-за горюшицы, из-за ябедницы я, ворона-праведница... Ничем крестьянина не обижаю: поутру рано на гумнешко вылетаю, крылышками разметаю, лапочками разгребаю — тем себе и пищу добываю! Она, кукушица, она, горюшица, она, ябедница, она, клеветница! Крестьянин нажал один суслон — кукушица прилетит и тот одолбит! Больше того под ноги спустит!..
И выслушал суд воронины слова. И ворону подхватили, в красный стул посадили. Кукушицу-горюшицу, в наказание ей, в темный лес отправили на тридцать лет, а поглянется — живи весь век! И теперь кукушка в лесу проживает и гнезда не знает. | |
|
