Сказка № 5077 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Жили мы в Таганах; мы с женой и Ирина с братишкой Ростиком. И вот еще с осени мы затеяли шубу шить для Ирины. Из кроличьих шкурок. Красивая такая шуба у нас получилась; мех белый, пушистый и капюшон тоже белый, пушистый. Приложит его Иринка к щекам, завернется в него как Снегурочка, так бы и смотрел целый день – такая красивая девочка. Постоит она так, постоит, вздохнет украдкой, да и положит опять недошитую шубу на место.
Не хватало нам на рукава двух больших шкурок. Были у нас еще белые кролики, да ведь все малышня. Жалко было у них ихние шубки для нашей отбирать. Так оно бы нехитро: когда малышня разгуляется, то так жарко становится, что они шубки скинут, повесят на стенки и носятся как угорелые из одной комнатки в другую. У нас для таких малышей клетки сделаны семикомнатные: одна комната как спортзал, а остальные поменьше – как спаленки. Ну так вот, и не стали мы шубки у них забирать. Заболеют еще, думаем – вдруг мороз нападет.
И правильно сделали – через день такой мороз на деревню напал, что мы даже и не поверили. Вначале деревья вокруг нашего дома потрескивать начали. \"Что это такое?\" — не поняли мы, когда первый раз треск услышали. \"Неужели кто печку на улице затопил?\" Вроде некому. Посмотрели в окно – небо красное и дым за рекой подымается. \"А-а, — догадалась Иринка, — Мороз печку свою затопил\".
Затрещали сырые деревья в Морозовой печке — в нашей сухие так весело не трещат. Мы вначале нисколько не испугались: потрещат да и перестанут, крепче будут. А потом как война началась: ба-ба-бах, как из пушек, тра-та-та, как из пулеметов. Кто в кого — неизвестно. Тут подумаешь! А на другой день еще провода на столбах загудели: \"у-у-ууу\", словно волки. Ростик и говорит: \"Мультик что ли по телевизору показывают. Надо включить, давно что-то мультиков про волков не показывали\". Включили ему телевизор — пять лет Ростику — что с ним будешь скандалить? Пускай смотрит. Посмотрел он, посмотрел, как два дяденьки между собой разговаривают и выключил, — у нас на завалинках старики летом так разговаривают...
— Непонятно: все выключил, а мультик слыхать.
— Пойду-ка я к другу Сашке, наверное, по другому каналу идет. У них оба показывают, — сказал Ростик, оделся и вышел на улицу. Мы с Иринкой — за ним.
Смотрим: Сашка с Ростиком возле горки стоят, разговаривают. Говорят:
Надо горку полить, а то плохо катится.
А что, — спрашиваем, — мультик не смотрите?
А-а, — говорят, — провода ремонтируют, вот они и гудят. Нету мультиков.
Все понятно: зимой все что-нибудь ремонтируют – Мороз вот решил провода. Ему виднее, что зимой ремонтировать. Не наше дело. Взяли мы ведра, пошли поливать горку, ничего не получается. Просто беда какая-то: пока от колодца до горки ведро донесем, у нас вся вода в нем замерзнет. Начнем выливать — у нас ведрышки ледяные выкатываются.
Посмотрели на нас Ростик с Сашкой и говорят: \"Вы нам всю горку испортили, давайте устраивайте\". А у самих, когда говорят, изо рта шарики разноцветные появляются и лопаются. Иринка и спрашивает: \"Рось, ты где жвачку взял? У тебя надувательная давно кончилась. Опять у меня стащил?\" И пока она все это выговаривала, у нее, у самой, изо рта целых пять шариков выскочило.
Никакую жвачку твою я не брал. Ты сама ее в рот положила и не заметила. Посмотри, сколько шариков понадувала!— сказал Ростик.
И начали мы шарики надувать. Рот откроем пошире и выдохнем — пар как вылетит, так и замерзнет — вот и шарик, красивый и легкий, почти как новогодний. У нас и елка рядом стояла, только без игрушек. Ну, мы взяли, да шариками ее всю нарядили.
Посмотрела мама в окошко и говорит:
Это кто же нам елку-то нарядил?
А мы отвечаем:
Это мы нарядили. А то жалко, все шарики растеряются. Пусть на елке висят.
Ну, — говорит, — молодцы. Очень даже красиво!
Порадовались мы, что мама нас похвалила, и что с Морозом у нас так удачно все вышло, и сели обедать. Только Мороз, который напал тогда на нашу деревню, такой большой оказался, что мы и не видели. Бывало и раньше: придет к нам Мороз, да мы сами его в плен и возьмем, затащим его с собой в избу, а он от нас – деру. Посмотришь, а его уж и след простыл. Лишь на окнах от валенок отпечатки останутся.
В этот раз по-другому все вышло: Мороз нас в плен взял, а не мы его. Хотели мы выйти на улицу – двери не открываются. Вот тебе – и в плену. Замерз воздух. Пока мы его от дверей оттолкали, замучались. Снег и тот легче отталкивать. Оттолкнешь его, он и лежит, где лопатой пристукнешь. А Мороз ты куда оттолкнешь? Его не перетолкаешь. Пришлось его в рот набирать, да глотать. Еле-еле дорогу проели – на улицу выбрались. Посмотрели: дым кольцами из трубы подымается и замерзает, и над трубой целая гора этих колец скопилась, скоро дыму идти будет некуда.
Взял тогда я лопату, полез эти кольца замерзшие разгребать. Немного разгреб, пошел дым из трубы. Сел тогда я в кольцо, словно в кресло, и решил передохнуть. Только кресло на месте стоит, на полу, а кольцо в воздухе. Ну и поехало потихонечку. Хорошо, что за дерево зацепилось, а то бы совсем неизвестно куда унесло. Пришлось мне по дереву, словно белке, на землю спускаться. И вот тут, как про белок мы вспомнили, так и решили идти в лес: посмотреть, что Мороз в лесу делает. Взяли топорик, прошли мимо горки, потом мимо бревен, потом переправились через речку – вот и все, и в лесу.
И вот только тогда, наконец, поняли, какой большой Мороз напал на всех нас. Птицы, белки висели, застыв в воздухе. На лету как замерзли, так и остались на том месте, где замерзли. Лоси, волки и лисы, словно в музее, стояли замерзшие между деревьев. Зайцы, кто куда прыгнул, тот там и остался – кто за кустиком, кто над полянкой – висят, ждут, когда Мороз кончится и можно будет дальше бежать.
Лисы, волки, те нам ни к чему были. А вот парочку зайцев, которые побелее, я на веревочку привязал, да и повез за собой, как воздушные шарики, а веревочку сзади, к ремню привязал, чтобы идти не мешала.
Вот, — говорю, — Ирина, тебе рукава к шубе будут.
Ладно, папа, — говорит, — молодец. Ты шагай, не оглядывайся.
Шагаю, шагаю, а как там Ростик? Наверное, руки замерзли?
Не замерзли. Ты, папа, шагай.
Все шагай, да шагай, уж и так тороплюсь, а вы все подгоняете!
Пришли мы домой, посмотрел я, а зайцев-то – нет!
Как же так, — говорю, — а где зайцы?
Улетели, — Иринка мне с Ростиком отвечают.
А веревочку кто перегрыз?
Так они и перегрызли. Перегрызли и улетели.
Мороженые?! И сумели веревочку перегрызть? — еще спрашиваю.
Да. Мороженые, — отвечают. И так твердо, что призадумаешься: нужно ль дальше чем-нибудь спрашивать.
Ну, улетели так улетели. Дело ихнее. Только шубу тебе нынче мы не дошьем, не хватает двух шкурок на рукава. Улетели, — сказал я Иринке, а она мне в ответ:
Ладно, ты не расстраивайся, на будущий год дошьем. Нынче я так похожу. Мороз-то кончается.
В самом деле — Мороз кончился — вначале на нас сверху упала лопата, которую я забыл, когда слазил с кольца; потом сквозь туман выглянуло солнышко, оттаяли и полетели по воздуху птицы, и наконец повалил мягкий снежок. Мороз кончился. Ребятишки стояли поодаль и разговаривали.
Ты, Ростик, топорик всегда с собой бери. Когда путешествуешь, всякое может случиться. Вдруг опять папа придумает зайцев ловить.
Я, Иринка, всегда его буду брать, пока шубу тебе не сошьем, — сказал Ростик.
Они взялись за руки и пошли в дом. А я сел в сугроб и хохотал до тех пор, пока он не растаял. Потом встал из лужи и тоже пошел в дом. Одному в луже было неинтересно. | |
Сказка № 5076 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Раз зашел я к соседям. Не помню зачем, только помню — по делу. А дело зимой было. На улице холод — ни галок, ни воробьев не видать, собаки и те по задворкам попрятались... А у соседей стоит на столе банка стеклянная, трехлитровая, а в ней — лягушка! Живая, глаза через банку таращит, и лапками шевелит. Детишки соседские через банку, как через лупу, подробности лягушачьи разглядывают. И особенно, что запомнилось мне в тот раз, они пальцы на лапках лягушачьих сосчитать не могли, что-то все у них там по-разному получалось.
Я у них спрашиваю: откуда у них посредине зимы, в самый лютый мороз, оказалась живая лягушка?!
Сосед вышел из кухни и начал рассказывать:
— Вчера баню топили...
Конечно же. Так и есть! Накануне суббота была — значит, я заходил в воскресенье. За каким-нибудь инструментом. У соседа наждак электрический, мелкозернистый, стамеску там поточить или топор, — это самое милое дело. Вот, наверное, я за ним и пришел... А сосед продолжает:
— Стал воду с колодца таскать в банный котел, — каждый раз, как ведро из колодца достану, оно полное льду, — ну я вместе со льдом и ношу: надоело мне каждый раз в ведро голой рукой за льдом лазить. А в последнем ведре вовсе глыба большая попалась, наверное, с осени намерзала; хотел я ее все же выкинуть — а то, думаю, не дождешься, когда и растает, — потом присмотрелся: внутри что-то виднеется. Края глыбы неровные, больно не разберешь, что такое... А что, кроме лягушки, зимой из колодца еще выудишь? Да и с краю видать лапки лягушачьи выставляются...
Ладно, думаю, отогреешься в бане, потом выкину. Любопытно и самому: сумеет лягушка такое свое замерзание перенести или нет? Когда рыбу с рыбалки зимой принесешь — вроде мерзлая. А в ведро с водой сунешь — оттает, и плавает как ни в чем не бывало. Вот и думаю: “А лягушка сумеет оттаять?” В общем, выплеснул эту глыбу в котел, затопил баню и позабыл, что лягушка в котле греется — отвлекли меня разные безделушки, жена баню дотапливала, а я с бензопилой провозился. Даже мыться и то напоследок с сынишкой пошли.
Так мы с Ростиком первые париться ходим, а тут с этой пилой пришлось ждать девок. Они, правда, вернулись скорехонько. Говорят, завелась в бане нечистая сила, шуршит, шлепает, напугала их до смерти.
Мы с Ростиком посмеялись над их болтовней и пошли мыться сами. Еще думаем: хорошо, что девчонки удрали: — весь жар нам оставили.
Зашли в баню. И как глянул я на котел, так и вспомнил лягушку. “Давай, — говорю, — беги, Ростик, домой за фонариком, поглядим, что у нас в котле делается?..”
Принес Ростик фонарик: в котле — ничего, за котлом — тоже. Давай шарить вокруг каменки, под полком; нашли нашу гостью. Сидит в уголке, в самой сырости, на нас смотрит. Живая... Наверное, когда глыба растаяла, ей в котле жарко стало, она выбралась и отправилась вдоль по бане. Пока прыгала да искала себе подходящее место, девок перепугала, нам тоже хлопот понаделала: еле-еле загнали ее мы в пустое ведро и отправили в дом. А тем временем баня выстыла.
Сосед в этом месте нахмурился. Мне хотелось смеяться: история, в общем, веселая, я ни капельки не переживал из-за чужой выстывшей бани, но сосед был задумчив и хмур. Чтоб его не обидеть, я как будто бы тоже расстроился и произнес:
— Да... Занятная эта лягушка! В колодце перезимовала, в бане попарилась, теперь в доме у вас поселилась. А чем же кормить вы ее собираетесь? Она ведь в колодце, наверное, за зиму проголодалась?
— А ничем... Выпускать ее будем, — ответил сосед.
— Это ясно, что выпускать... А куда? — спросил я. — Сам ведь видишь: в колодцах и тех вода скоро вымерзнет. Где ты воду найдешь?! Уж придется держать эту живность, пока снег не растает.
Я еще раз взглянул на лягушку: она была взрослая, не какой-нибудь лягушонок.
— И как такая в колодец сумела забраться? Крышку что ли оставили незакрытой? — спросил я еще у соседа.
— Я вот тоже тому удивляюсь: откуда такие лягушки в колодце берутся?! — ответил сосед. — Маломерки так те через щелку какую-нибудь могут протиснуться... Да и то непонятно: зачем это нужно — в колодец протискиваться? Что им в лужах воды мало?
Сосед выразил полное недоумение. Ребятишки тем временем продолжали свой спор из-за пальцев.
Я склонился над банкой и посчитал: на передних лапках пальчиков три, а на задних — пять.
А сынишка соседский мне говорит:
— А сейчас через банку, через стекло сосчитай!
Сосчитал я через стекло: оказалось — на задних ногах — пять, и на передних, как будто бы тоже пять, а не три. Стекло что ли неладное? Ростик это же говорит:
— Стекло выпуклое, увеличительное. Вот оно из-за этого увеличивает!
Посмеялся я над таким объяснением, взял штуковину, за которой к соседу ходил, и пошел домой. И там выбросил всю эту историю из головы.
Прихожу в следующее воскресенье соседу наждак отдавать, смотрю, банка с лягушкой по-прежнему на столе.
— Что не выпустил? — спрашиваю. Сосед снова хмурится. Я тогда говорю:
— Хочешь, я научу, как под лед вашу гостью отправить? Возьми ледобур, просверли во льду дырку и сунь в нее лягушенцию, а уж дальше она сама путь отыщет.
— Уже отыскала, — ответил сосед как-то странно, а сам в сторону смотрит.
— Куда отыскала? — спросил я его.
— Куда надо — туда и отыскала! В колодец.
— Так, так, — говорю. А сосед меня взял да передразнил:
— Квак и есть, — говорит. Насчет дырки во льду я и сам догадался, проделал дыру, затолкал в нее это животное, а пошел вчера баню топить, достаю из колодца ведро — из него на меня эта самая глаза пучит, тоже “квак” сказать хочет, да выговорить, видно, не может.
— Так, так, так, — произнес я задумчиво. Сосед тут же передразнил:
— Квак, квак, квак...
— Может, это не та? — спросил я, словно в чем-то был виноват. Не моя была эта лягушка, ничего общего у нас с ней отродясь не было, а получалось, что я ее защищаю. Сосед рассердился...
— Возьми, — говорит, — посчитай ее пальчики, тогда сам убедишься: она или не она.
Подошел я к столу, посчитал пальчики — сперва сверху, через отверстие, потом через стекло. Выходило как в прошлое воскресенье: просто так, без стекла — на передних ногах пальцев три, через стекло баночное — пять. Как и на задних.
— Я удивляюсь, — сказал Ростик, — стекло это увеличительное для одних лапок — передних. А на задних, хоть сверху, хоть через стекло — все равно пальцев пять!
Я задумался: парень прав, со стеклом было что-то неладное. А гостья была прежняя. И без лапок видать...
— Ну, что? Убедился? — спросил меня, не переставая сердиться, сосед.
— Убедился, — сказал я и пошел к дверям.
— Еще выпущу раз, а потом — не взыщите! — возьму в руки топор... — пригрозил мне вдогонку сосед. Ростик крикнул ему: “Папа”… – А что папа? Я бы тоже, наверное, рассердился: выпускаешь лягушку в реку, а вылавливаешь из колодца; от реки расстояние чуть ли не километр — по сугробам лягушке пешком не прийти — только вплавь. А где вплавь? Под землей? Что-то не верится!..
Взял я дома учебник по зоологии, посмотрел, чем питается, где живет и зимует лягушка. Про колодцы в учебнике ничего не было. Отыскал иллюстрацию, на которой лягушка распорота и стал ждать следующего воскресения. Что там, думаю, эта лягушка еще вытворит? Только дело прибрал, чтоб к соседу идти, – а он сам на порог.
— Давай, — говорит, — собирайся, поможешь колодец мне чистить.
“Вот ведь, — думаю, — что затеял в такую-то холодину!”
— А что, — спрашиваю его чистить?! Году нету колодцу — зачем его чистить?
— Давай, — говорит, — не разговаривай... Забирай лучше веревку с лопатой, пойдем, будем ворот устраивать.
Прихожу. У колодца стоит экое сооружение: квадратное, метра три или пять в высоту, из досок сделано, ни одной щелочки не видать. Ребятишки назвали бы параллелепипед, а по-нашему: ларь. И похоже, сосед собирается этот ларь внутрь колодца спускать. Ладно, если в колодце внутри стенки ровные, а то будешь обтесывать, чтобы этот ларь до дна отпустить.
Ладно. Начали приспосабливать ворот: вышку сделали треугольную над колодцем, подвесили блок, чтобы ларь на веревке в колодец спускать. Сосед хвалится:
— Погляди, до чего плотный ларь: «в закрой» каждую досочку подогнал, а углы “в замок” сделал — ни одно насекомое не пролезет!
— Не слепой, — говорю, — вижу, чего понаделал. А как, — говорю, — вода будет к тебе попадать, если ты для нее ни одной щелочки не оставил?
— Ничего, — отвечает, — вода путь найдет, но зато посторонним сейчас ходу в колодец не будет.
— Опять, — говорит, — вчера эта лягушка в колодце была. — Это он уже после сказал, когда стали воду отчерпывать. Я все в ведра заглядывал: не видать ли чего интересного?
Когда чистишь колодцы, всегда много находок на дне попадается. И откуда чего там берется? Когда успевает всего накопиться? И году колодцу тому нет, а мы кроме пары заржавелых ведер уже вытащили из него мотыгу и детский велосипед, а потом очень старинной работы флакон из-под духов.
Велосипед забрал себе Ростик. Хороший велосипед: с железными, ручной ковки, колесами, и сиденьем. Садись и езжай: нажимай на педальки, приделанные к переднему колесу и кати, куда хочешь! Ростик сел и поехал.
Флакон с вычурной пробкой и какими-то иероглифами на боках взяла у соседа жена. Повертела его, повертела, потерла, потом пробку открыла, понюхала и говорит:
— Шарь Мошер, — говорит. — Очень редкий букет, секрет выделки в прошлом веке утерян. — Кричит мужу в колодец: — Посмотри, — говорит, — нет ли там еще...
Уж не помню, чего-то ему с номером назвала, словно муж не в колодце сидит, а в каком-нибудь магазине на Елисейских Полях прохлаждается... Он ей что-то сказал, и она сразу ушла.
Оставалась еще нам в помощницах его дочка. Стоит, прутиком грязь колодезную ковыряет — пока ее вовсе морозом не прихватило — и вдруг ойкнула:
— Ой! Шкатулочка...
Посмотрел я: ну что за напасть – и, действительно, откопала из грязи какую-то чудесную штуку!.. Ну, все! — думаю. — Хватит...
— Давай, вылезай! — кричу я соседу. — Тоже что-нибудь будем искать, пока к нам вся деревня не прибежала и все ценное не растащили.
Сосед вылез.
— Ну, все, — говорит, — сейчас малость передохнем и ларь будем спускать.
А Иринка шкатулку показывает и смеется:
— Это мне от лягушки подарок...
Сосед вытер брезентовой рукавицей штуковину, которую дочка из грязи достала, и она засверкала, запереливалась разноцветными огоньками, словно радуга из-под грязи на свет проглянула. У Иринки от радости слезы закапали: вот подарочек, так подарочек!
— Ну, чего ты ревешь! — говорит ей отец. — Никто у тебя эту безделицу не отберет. У нас здесь богатеев больших не было: стекляшки какие-нибудь для красы сверху прилеплены, вот и светятся. Твоя будет шкатулка, иди, в теплой воде вымой, потом поглядим, как она открывается...
Дочка тут же ушла. Мы спустили в колодец новехонький ларь. Сосед хмыкнул:
— Ну, все! Завтра выпущу пучеглазую — пусть плывет, куда хочет — в колодец уж больше ей не попасть. А то, видишь, повадилась по субботам к нам в баню ходить! Наверное, внутри жила широкая до реки, вот по ней к нам в колодец и добиралась квакушка.
Отработавшись, мы пошли в дом погреться и закусить. На столе вместо разных огурчиков и грибочков, ожидаемых мною, стояла все та же стеклянная банка с лягушкой. У хозяйки, видать, времени не осталось на угощение, все флакон свой, наверное, нюхала.
Подошел я к столу, ткнул в стекло, сквозь которое, не мигая, смотрела лягушка, принесшая столь хлопот, и шутливо сказал:
— Ути-ути, а сколько у нас нынче пальчиков на передних ногах?
— Не ногах, а руках, — вдруг услышал я из-за спины чей-то голос. Я не сразу и сообразил, что Иринка со мной разговаривает: такой странный был голос и сами слова тоже. Я ей так и сказал:
— Ну вот, странно ты рассуждаешь!.. У животных бывают или лапы или ноги, а рук не бывает...
— Она не животное, а царевна, которую злой волшебник заколдовал в лягушку. Поэтому у нее и пять пальчиков впереди, как у нас, а не как у лягушек.
— Ну, это стекло увеличивает, — сказал я.
— А ты сверху глянь, — посоветовала мне Иринка своим странным голосом.
Я взглянул в банку сверху, а в ней — никого...
А лягушка где? — спросил я и снова взглянул в банку, теперь уже через стекло. Так я снова увидел лягушку. Она, как и прежде, стояла на задних ногах, опираясь передними о стекло, и как будто внимательно вглядывалась в меня. Но была неподвижна и даже прозрачна – в общем, одна видимость, а не лягушка.
Сосед, как и я, позаглядывал в банку, обрадовался и говорит:
Ну, вот видишь, как само все получилось, даже лунку сверлить во льду больше не надо: исчезла лягушка.
Жена его вышла из кухни и говорит:
— Вы тут рассуждаете, а о главном не знаете. — При этих словах она вытащила из-за спины дочку, а у той в ушах вздеты сережки, похожие на паутинки из тонкого серебра, а по ним камушки переливчатые, как росинки, разбросаны. Мы лишь ахнули. Я таких в телевизоре не видал, а не только на ком-нибудь из деревни.
А хозяйка нам объясняет:
— Наверное, все-таки непростая лягушка была. Когда дочка шкатулку домой принесла, лягушка тогда еще плавала. Я сама видела, как Иринка ей что-то шептала... Потом мы отмыли шкатулку, потом открывали, потом уж Иринка обновку надела. Вышла, значит, Иринка, сережки лягушке показывает — та, как будто бы, тоже любуется, через стенку вот так смотрит. Хотела Иринка ее на руки взять, а там — нет никого!?
Тут Иринка на ухо своей матери что-то проговорила, взяла со стола банку и утащила за переборку.
— Я ее кормить буду и воду менять, она ко мне снова вернется, — долетел до нас ее голос. — Она вас боится, поэтому и не кажется. А то вы ее снова в реку к щукам бросите!
Мы с соседом переглянулись и промолчали. Сосед, правда, хмыкнул, но спорить не стал: пускай, дескать, делает как ей нравится…
Вот такая история. | |
|
