Сказка № 5465 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Во городе Киеве у нашего князя Владимира много слуг и крестьян, да был при нем Данило Бессчастный дворянин: придет день воскресный — Владимир-князь всем по рюмке горького подаст, а ему в горб да в горб; придет большой праздник — кому награда, а ему все ничего! Накануне было светлого воскресения, во страстную субботу, зовет Владимир-князь Данилу Бессчастного, отдает ему на руки сорок сороков соболей, велит к празднику шубу сшить: соболь не делан, пуговицы не литы, петли не виты; в пуговицах наказано лесных зверей заливать, в петлях заморских птиц зашивать. Опостылела Даниле Бессчастному работа, бросил — пошел за ворота, пошел ни путем ни дорогою и слезно плачет. Идет ему навстречу старая старуха: - Мотри, Данило, не распороть бы те брюха! О чем ты, Бессчастный, плачешь? - Ах ты, старая пузырница, — пузырем ж... заплачена, лихорадкой подхвачена! Поди прочь, мне не до тебя! Отошел немного и думает: - Зачем я ее разбранил! Стал к ней подходить и такие речи говорить: - Бабушка-голубушка! Прости меня; вот мое горе: дал мне Владимир-князь сорок сороков неделаных соболей, чтоб заутра шуба поспела; были бы часты пуговицы литые, шелковые петли витые; в пуговицах были бы львы золотые, а в петлях были бы птицы заморские завиты — пели бы, распевали! А где мне того взять? Лучше за стойкой чарку водки держать! Говорит ему старуха заплатано брюхо: - А, теперь бабушка-голубушка! Поди же ты к синему морю, стань у сырого дуба; в самую полночь сине море всколыхается, выйдет к тебе Чудо-Юдо, морская губа, без рук, без ног, с седой бородою; ухвати его за бороду и бей по тех пор, пока Чудо-Юдо спросит: за что ты, Данило Бессчастный, бьешь меня? А ты отвечай: хочу, чтоб явилась передо мной Лебедь-птица, красная девица, сквозь перьев бы тело виднелось, сквозь тело бы кости казались, сквозь костей бы в примету было, как из косточки в косточку мозг переливается, словно жемчуг пересыпается. Пришел Данило Бессчастный к синю морю, стал у сыра дуба. В самую полночь сине море всколыхалося, вышло к нему Чудо-Юдо, морская губа, без рук, без ног — одна борода седая! Ухватил его Данило за ту бороду и принялся бить о сырую землю. Спрашивает Чудо-Юдо: - За что ты бьешь меня, Данило Бессчастный? - А вот за что: дай мне Лебедь-птицу, красную девицу, сквозь перьев бы тело виднелось, сквозь тело бы — косточки, а из косточки в косточку мозг бы переливался, словно жемчуг пересыпался. Через малое время плывет Лебедь-птица, красная девица; приплывает к берегу и говорит таково слово: - Что, Данило Бессчастный, от дела лытаешь или дела пытаешь? - Ах, Лебедь-птица, красная девица! Где от дела лытаю, а где вдвое пытаю. Вот Владимир-князь дал мне шубу сшить: соболь не делан, пуговицы не литы, петли не виты! - Возьмешь ли меня за себя? В те поры все будет сделано! Начал он думу думать: как возьму ее за себя? - Ну, Данило, что думаешь? - Нечего делать, возьму за себя. Она крылышками махнула, головкой кивнула — вышли двенадцать молодцев, все плотники, пильщики, каменщики, и принялись за работу: сейчас и дом готов! Берет ее Данило за правую руку, целует во уста сахарные и ведет в палаты княжеские; сели они за стол, пили-ели, прохлаждалися, за одним столом обручалися. - Теперь, Данило, ложись-почивай, ни о чем не помышляй! Все будет готово. Уложила его спать, сама вышла на хрустальный крылец, крылышками махнула, головкой тряхнула: - Родимый мой батюшка! Подавай мне своих мастеров. Явились двенадцать молодцев и спрашивают: - Лебедь-птица, красная девица! Что прикажешь делать? - Сейчас сшейте мне шубу: соболи не деланы, пуговицы не литы, петли не виты. Принялись за работу; кто соболь делает да шубу шьет, кто кует — пуговицы льет, а кто петли вьет, и вмиг шуба на диво сработана. Лебедь-птица, красная девица, подходит и будит Данилу Бессчастного: - Вставай, милый друг! Шуба готова, а в городе Киеве у князя Владимира слышен благовест; время тебе подняться, к заутрене убраться. Данило встал, надел шубу и пошел. Она глянула в окошечко, остановила, дала ему серебряну трость и наказывает: - Как выйдешь от заутрени — ударь ею в грудь; весело птицы запоют, грозно львы заревут. Ты сымай шубу с своих плеч да уряди князя Владимира в тот час, не забывал бы он нас. Станет он тебя в гости звать, станет чару вина подавать — не пей чару до дна, а выпьешь до дна — не увидишь добра! Да не хвались ты мною; не хвались, что за едину ночь дом построили с тобою. Данило взял трость и отправился; она опять его воротила, подает ему три яичка: два серебряные, одно золотое, и говорит: - Серебряными похристосуйся со князем, со княгинею, а золотым — с кем тебе век прожить. Распростился с нею Данило Бессчастный и пошел к заутрене. Все люди удивляются: - Вот Данило Бессчастный каков! И шуба поспела у него к празднику. После заутрени подходит он ко князю со княгинею, начал христосоваться и вынул нечаянно золотое яйцо. Увидал это Алеша Попович, бабий пересмешник. Стали расходиться из церкви, Данило Бессчастный ударил себя в грудь серебряной тростью — птицы запели, львы заревели, все удивляются, на Данилу глядят; а Алеша Попович, бабий пересмешник, перерядился нищим-каликою и просит святой милостыньки. Все ему подают, только один Данило Бессчастный стоит да думает: - Что я-то подам? Нет ничего! Ради праздника великого подал ему золотое яичко. Алеша Попович, бабий пересмешник, взял то золотое яйцо и переоделся во свое платье прежнее. Владимир-князь позвал всех к себе на закуску. Вот они пили-ели, прохлаждалися, собой величалися. Данило пьян напивается, спьяну женой похваляется. Алеша Попович, бабий пересмешник, стал на пиру хвастаться, что он знает Данилину жену; а Данило говорит: - Коли ты знаешь мою жену — мне рубить голову, а коли не знаешь — тебе рубить голову! Пошел Алеша — куда глаза глядят; идет да плачет. Попадается ему навстречу старая старуха: - О чем ты плачешь, Алеша Попович? - Отойди, старуха-пузырница! Мне не до тебя. - Ладно же, пригожусь и я тебе! Вот он начал ее спрашивать: - Бабушка родимая! Что ты мне сказать хотела? - А, теперь бабушка родимая! - Да вот я похвастался, что знаю жену Данилину... - И-и, батюшка! Где тебе ее знать? Туда мелкая пташка не залетывала. Поди ты к такому-то дому, зови ее к князю обедать; она станет умываться, собираться, положит на окно цепочку; ту цепочку ты унеси, и покажь ее Даниле Бессчастному. Вот подходит Алеша к косящату окну, зовет Лебедь-птицу, красную девицу, на обед к князю; она стала было умываться, наряжаться, на пир собираться: в то самое время унес Алеша цепочку, побежал во дворец и казал ее Даниле Бессчастному. - Ну, Владимир-князь, — говорит Данило Бесчастный, — вижу теперь, что надо рубить мою голову; позволь мне домой сходить да с женой проститься. Вот приходит домой: - Ах, Лебедь-птица, красная девица! Что я наделал: спьяну тобой похвалился, своей жизни лишился! - Все знаю, Данило Бессчастный! Поди зови к себе в гости и князя с княгинею и всех горожан. А станет князь отзываться на пыль да на грязь, ныне-де пути недобрые, сине море всколыхалося, топи зыбкие открылися, — ты скажи ему: не бойся, Владимир-князь! Через топи, через реки строены мосты калиновые, переводины дубовые, устланы мосты сукнами багровыми, а убиты всё гвоздями полуженными: у добра молодца сапог не запылится, у его коня копыто не замарается! Пошел Данило Бессчастный гостей звать, а Лебедь-птица, красная девица, выступила на крылечко, крылышками тряхнула, головкой кивнула — и сделала мост от своего дома до палат князя Владимира: весь устлан сукнами багровыми, а убит гвоздями полуженными; по одну сторону цветы цветут, соловьи поют, по другую сторону яблоки спеют, фрукты зреют. Срядился князь со княгинею в гости и поехал в путь-дорогу со всем храбрым воинством. К первой реке подъехал — славное пиво бежит; около того пива много солдат попадало. К другой реке подъехал — славный мед бежит; больше половины войска храброго тому меду поклонилося, на бок повалилося. К третьей реке подъехал — славное вино бежит; тут офицеры кидалися, допьяна напивалися. К четвертой реке подъехал — бежит крепкая водка, тому же вину тетка; оглянулся князь назад, все генералы на боку лежат. Остался князь сам-четверт: князь со княгинею, Алеша Попович, бабий пересмешник, да Данило Бессчастный. Приехали гости званые, вошли в палаты высокие, а в палатах столы стоят кленовые, скатерти шелковые, стулья раскрашоные; сели за стол — много было разных кушаньев, а напитков заморских не бутыли, не штофы — реки целые протекли! Князь Владимир со княгинею не пьют ничего, не кушают, только смотрят: когда ж выйдет Лебедь-птица, красная девица? Долго за столом сидели, долго ее поджидали: время и домой собираться. Данило Бессчастный звал ее раз, и другой, и третий — нет, не пошла к гостям. Говорит Алеша Попович, бабий пересмешник: - Если б это сделала моя жена, я б ее научил мужа слушать! Услыхала то Лебедь-птица, красная девица, вышла на крылечко, молвила словечко: - Вот-де как мужей учат! -крылышком махнула, головкой кивнула, взвилась-полетела, и остались гости в болоте на кочках: по одну сторону море, по другую — горе, по третью — мох, по четвертую — ох! Отложи, князь, спесь, изволь на Данилу верхом сесть. Пока до палат своих добрались, с головы до ног грязью измарались! Захотелось мне тогда князя со княгиней повидать, да стали со двора пихать; я в подворотню шмыг — всю спину сшиб! | |
Сказка № 5464 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Были два вора. Один говорит: Трудно мне, вору, жить! Но второй не согласился: А я легко проживаю. Дела хватает — и всего у меня вдоволь... Вот, — говорит, — поедет в собор архиерей. Давай будто поспорили: ты говори — «шесть пальцев на ноге», а я — «пять». И будто сто рублей залог у нас... А там не зевай! Пошли они и стали на дороге к собору. Тот вор, что хвалился легкой жизнью, говорит: Едет владыка! Подъехала коляска. Вор встал на колени. Архиерей глянул на него, остановил коляску. Вор говорит: Преосвященный владыко! Вот я с этим купцом (показал на товарища) на сто рублей поспорил. Если моя правда, то я сто рублей свои ворочу назад и его сто рублей возьму, а если его правда — он возьмет. Он говорит — «шесть пальцев на ноге», а я — «пять». Архиерей не долго думал, говорит: Твой выигрыш! У меня пять пальцев на ноге! Разреши, владыко, здесь сосчитать при нем. А можно, можно... Вор сдернул сапог с ноги архиерея и отсчитывает: Раз, два, три, четыре, пять... Мой выигрыш! А второй вор ухватился за другой сапог. А там шесть, — говорит, — снимай и этот! Сдернул второй сапог: Раз, два, три, четыре, пять... Твой выигрыш! И с сапогами бежать! Архиерей скок с коляски в одних чулках да в грязь. Но разве воров нагонишь?! | |
Сказка № 5463 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик. Прошло время - записали его в солдаты; оставляет он жену, стал с нею прощаться и говорит: - Смотри, жена, живи хорошенько, добрых людей не смеши, домишка не разори, хозяйничай да меня жди; авось назад приду. Вот тебе пятьдесят рублей. Дочку ли, сына ли родишь - все равно сбереги деньги до возрасту: станешь дочь выдавать замуж - будет у нее приданое; а коли бог сына даст да войдет он в большие года - будет и ему в тех деньгах подспорье немалое. Попрощался с женою и пошел в поход, куда было ведено. Месяца три погодя родила жена двух близнецов-мальчиков и назвала их Иванами - солдатскими сыновьями. Пошли мальчики в рост; как пшеничное тесто на опаре, так кверху и тянутся. Стукнуло ребяткам десять лет, отдала их мать в науку; скоро они научились грамоте и боярских и купеческих детей за пояс заткнули - никто лучше их не сумеет ни прочитать, ни написать, ни ответу дать. Боярские и купеческие дети позавидовали и давай тех близнецов каждый день поколачивать да пощипывать. Говорит один брат другому: - Долго ли нас колотить да щипать будут? Матушка и то на нас платьица не нашьется, шапочек не накупится; что ни наденем, все товарищи в клочки изорвут! Давай-ка расправляться с ними по-своему. И согласились они друг за друга стоять, друг друга не выдавать. На другой день стали боярские и купеческие дети задирать их, а они - полно терпеть! - как пошли сдачу давать. Всем досталось! Тотчас прибежали караульные, связали их, добрых молодцов, и посадили в острог. Дошло то дело до самого царя; он призвал тех мальчиков к себе, расспросил про все и велел их выпустить. - Они, - говорит, - не виноваты: не зачинщики! Выросли два Ивана - солдатские дети и просят у матери: - Матушка, не осталось ли от нашего родителя каких денег? Коли остались, дай нам: мы пойдем в город на ярмарку, купим себе по доброму коню. Мать дала им пятьдесят рублей - по двадцати пяти на брата - и приказывает: - Слушайте, детушки! Как пойдете в город, отдавайте поклон всякому встречному и поперечному. - Хорошо, родимая! Вот отправились братья в город, пришли на конную, смотрят - лошадей много, а выбирать не из чего; все не под стать им, добрым молодцам! Говорит один брат другому: - Пойдем на другой конец площади; глядь-ка, что народу там толпится - видимо-невидимо! Пришли туда, протолкались вперед - у дубовых столбов стоят два жеребца, на железных цепях прикованы: один на шести, другой на двенадцати; рвутся кони с цепей, удила кусают, роют землю копытами. Никто подойти к ним близко не смеет. - Что твоим жеребцам цена будет? - спрашивает Иван - солдатский сын у хозяина. - Не с твоим, брат, носом соваться сюда! Есть товар, да не по тебе, нечего и спрашивать. - Почем знать, чего не ведаешь; может, и купим, надо только в зубы посмотреть. Хозяин усмехнулся: - Смотри, коли головы не жаль! Тотчас один брат подошел к тому жеребцу, что на шести цепях был прикован, а другой брат - к тому, что на двенадцати цепях держался. Стали было в зубы смотреть - куда? Жеребцы поднялись на дыбы, так и храпят... Братья ударили их коленками в грудь - цепи разлетелись, жеребцы на пять сажен отскочили, на землю попадали. - Вот чем хвастался? Да мы этих клячей и даром не возьмем. Народ ахает, дивуется: что за сильные богатыри появилися? Хозяин чуть не плачет: жеребцы его поскакали за город и давай разгуливать по всему чистому полю; приступить к ним никто не решается, как поймать, никто не придумает. Сжалились \"над хозяином Иваны - солдатские дети, вышли в чистое поле, крикнули громким голосом, молодецким посвистом - жеребцы прибежали и стали на месте словно вкопанные; тут надели на них добрые молодцы цепи железные, привели их к столбам дубовым и приковали крепко-накрепко. Справили это дело и пошли домой. Идут путем-дорогою, а навстречу им седой старичок; позабыли они, что мать наказывала, и прошли мимо, не поклонились, да уж после один спохватился: - Ах, братец, что ж это мы наделали? Старичку поклона не отдали; давай нагоним его да поклонимся. Нагнали старика, сняли шапочки, кланяются в пояс и говорят: - Прости нас, дедушка, что прошли не поздоровались. Нам матушка строго наказывала: кто б на пути ни встретился, всякому честь отдавать. - Спасибо, добрые молодцы! Куда ходили? - В город на ярмарку; хотели купить себе по доброму коню, да таких нет, чтоб нам пригодились. - Как же быть? Нешто подарить вам по лошадке? - Ах, дедушка, если подаришь, станем тебя вечно благодарить! - Ну пойдемте! Привел их старик к большой горе, отворяет чугунную дверь и выводит богатырских коней: - Вот вам и кони, добрые молодцы! Ступайте с Богом, владейте на здоровье! Они поблагодарили, сели верхом и поскакали домой. Приехали на двор, привязали коней к столбу и вошли в избу. Начала мать спрашивать: - Что, детушки, купили себе по лошадке? - Купить не купили, даром получили. - Куда же вы их дели? - Возле избы поставили. - Ах, детушки, смотрите - не увел бы кто! - Нет, матушка, не таковские кони: не то что увести - и подойти к ним нельзя! Мать вышла, посмотрела на богатырских коней и залилась слезами: - Ну, сынки, верно, вы не кормильцы мне. На другой день просятся сыновья у матери: - Отпусти нас в город, купим себе по сабельке. - Ступайте, родимые! Они собрались, пошли на кузницу; приходят к мастеру. - Сделай, - говорят, - нам по сабельке. - Зачем делать! Есть готовые, сколько угодно берите! - Нет, брат, нам такие сабли надобны, чтоб по триста пудов весили. - Эх, что выдумали! Да кто ж этакую махину ворочать будет? Да и горна такого во всем свете не найдешь! Нечего делать - пошли добрые молодцы домой и головы повесили. Идут путем-дорогою, а навстречу им опять тот же старичок попадается. - Здравствуйте, младые юноши! - Здравствуй, дедушка! - Куда ходили? - В город, на кузницу, хотели купить себе по сабельке, да таких нет, чтоб нам по руке пришлись. - Плохо дело! Нешто подарить вам по сабельке? - Ах, дедушка, коли подаришь, станем тебя вечно благодарить! Старичок привел их к большой горе, отворил чугунную дверь и вынес две богатырские сабли. Они взяли сабли, поблагодарили старика, и радостно, весело у них на душе стало! Приходят домой, мать спрашивает: - Что, детушки, купили себе по сабельке? - Купить не купили, даром получили. - Куда же вы их дели? - Возле избы поставили. - Смотрите, как бы кто не унес! - Нет, матушка, не то что унесть, даже увезти нельзя. Мать вышла на двор, глянула - две сабли тяжелые, богатырские к стене приставлены, едва избушка держится! Залилась слезами и говорит: - Ну, сынки, верно, вы не кормильцы мне! Наутро Иваны - солдатские дети оседлали своих добрых коней, взяли свои сабли богатырские, приходят в избу, с родной матерью прощаются: - Благослови нас, матушка, в путь-дорогу дальнюю. - Будь над вами, детушки, мое нерушимое родительское благословение! Поезжайте с Богом, себя покажите, людей посмотрите; напрасно никого не обижайте, а злым ворогам не уступайте. - Не бойся, матушка! У нас такова поговорка есть: еду - не свищу, а наеду - не спущу! Сели добрые молодцы на коней и поехали. Близко ли, далеко, долго ли, коротко - скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - приезжают они на распутье, и стоят там два столба. На одном столбу написано: \"Кто вправо поедет, тот царем будет\"; на другом столбу написано: \"Кто влево поедет, тот убит будет\". Остановились братья, прочитали надписи и призадумались: куда кому ехать? Коли обоим по одной дороге пуститься - не честь, не хвала богатырской их силе, молодецкой удали; ехать одному влево - никому помереть не хочется! Да делать-то нечего - говорит один из братьев другому: - Ну, братец, я посильнее тебя; давай я поеду влево да посмотрю, от чего может мне смерть приключиться? А ты поезжай направо: авось Бог даст - царем сделаешься! Стали, они прощаться, дали друг дружке по платочку и положили такой завет: ехать каждому своею дорогою, по дороге столбы ставить, на тех столбах про себя писать для знатья, для ведома; всякое утро утирать лицо братниным платком: если смерть приключится; при такой беде ехать мертвого разыскивать. Разъехались добрые молодцы в разные стороны. Кто вправо коня пустил, тот добрался до славного царства. В этом царстве жил царь с царицею, у них была дочь царевна Настасья Прекрасная. Увидал царь Ивана - солдатского сына, полюбил его за удаль богатырскую и, долго не думая, отдал за него свою дочь в супружество, назвал его Иваном-царевичем и велел ему управлять всем царством. Живет Иван-царевич в радости, своей женою любуется, в царстве порядок ведет да звериной охотой тешится. В некое время стал он на охоту собираться, на коня сбрую накладывать и нашел в седле - два пузырька с целящей и живой водою зашито; посмотрел на те пузырьки и положил опять в седло. \"Надо, - думает, - поберечь до поры до времени; не ровен час - понадобятся\". А брат его Иван - солдатский сын, что левой дорогой поехал, день и ночь скакал без устали. Прошел месяц, и другой, и третий, и прибыл он в незнакомое государство - прямо в столичный город. В том государстве печаль великая: дома черным сукном покрыты, люди словно сонные шатаются. Нанял он себе самую худую квартиру у бедной старушки и начал ее выспрашивать: - Расскажи, бабушка, отчего так в вашем государстве весь народ припечалился и все дома черным сукном завешены? - Ах, добрый молодец! Великое горе нас обуяло: каждый день выходит из синего моря, из-за серого камня, двенадцатиглавый змей и поедает по человеку за единый раз, теперь дошла очередь до царя... Есть у него три прекрасные царевны; вот только сейчас повезли старшую на взморье - змею на съедение. Иван - солдатский сын сел на коня и поскакал к синему морю, к серому камню; на берегу стоит прекрасная царевна - на железной цепи прикована. Увидала она витязя и говорит ему: - Уходи отсюда, добрый молодец! Скоро придет сюда двенадцатиглавый змей; я пропаду, да и тебе не миновать смерти: съест тебя лютый змей! - Не бойся, - красная девица, авось подавится. Подошел к ней Иван - солдатский сын, ухватил цепь богатырской рукою и разорвал на мелкие части\" словно гнилую бечевку; после прилег красной девице на колени. - Я посплю, а ты на море смотри: как только туча взойдет, ветер зашумит, море всколыхается - тотчас разбуди меня, молодца. Красная девица послушалась, стала на море смотреть. Вдруг туча надвинулась, ветер зашумел, море всколыхалося - из синя моря змей выходит, в гору подымается. Царевна разбудила Ивана - солдатского сына; он встал, только на коня вскочил, а уж змей летит: - Ты, Иванушка, зачем пожаловал? Ведь здесь мое место! Прощайся теперь с белым светом да полезай поскорее сам в мою глотку - тебе ж легче будет! - Врешь, проклятый змей! Не проглотишь - подавишься! - ответил Иван, обнажил свою острую саблю, размахнулся, ударил и срубил у змея все двенадцать голов; поднял серый камень, головы положил под камень, туловище в море бросил, а сам воротился домой к старухе, наелся-напился, лег спать и проспал трое суток. В то время призвал царь водовоза. - Ступай, - говорит, - на взморье, собери хоть царевнины косточки. Водовоз приехал к синему морю, видит - царевна жива, ни в чем невредима, посадил ее на телегу и повез в густой, дремучий лес; завез в лес и давай нож точить. - Что ты делать собираешься? - спрашивает царевна. - Я нож точу, тебя резать хочу! Царевна заплакала: - Не режь меня, я тебе никакого худа не сделала. - Скажи отцу, что я тебя от змея избавил, так помилую! Нечего делать - согласилась. Поехали во дворец; царь обрадовался и пожаловал того водовоза полковником. Вот как проснулся Иван - солдатский сын, позвал старуху, дает ей денег и просит: - Поди-ка, бабушка, на рынок, закупи, что надобно, да послушай, что промеж людьми говорите, нет ли чего нового? Старуха сбегала на рынок, закупила разных припасов, послушала людских вестей, воротилась и сказывает: - Идет в народе такая молва: был-де у нашего царя большой обед, сидели за столом королевичи и посланники, бояре и люди именитые; в те поры прилетела в окно каленая стрела и упала посеред зала, к той стреле было письмо привязано от Другого змея двенадцатиглавого. Пишет змей: коли не вышлешь ко мне среднюю царевну, я твое царство огнем сожгу, пеплом развею. Нынче же повезут ее, бедную, к синему морю, к серому камню. Иван - солдатский сын сейчас оседлал своего доброго коня, сел и поскакал на взморье. Говорит ему царевна: - Ты зачем, добрый молодец? Пущай моя очередь смерть принимать, горячую кровь проливать; а тебе за что пропадать? - Не бойся, красная девица! Только успел сказать, летит на него лютый змеи, огнем палит, смертью грозит. Богатырь ударил его острой саблею и отсек все двенадцать голов; головы положил под камень, туловище в море кинул, а сам домой вернулся, наелся-напился, и опять залег на три дня, на три ночи. Приехал опять водовоз, увидал, что царевна жива, посадил ее на телегу, повез в дремучий лес и принялся нож точить. Спрашивает царевна: - Зачем нож точишь? - А я нож точу, тебя резать хочу. Присягни на том, что скажешь отцу, как мне надобно, так я тебя помилую. Царевна дала ему клятву, он привез ее во дворец; царь возрадовался и пожаловал водовоза генеральским чином. Иван - солдатский сын пробудился от сна на четвертые сутки и велел старухе на рынок пойти да вестей послушать. Старуха сбегала на рынок, воротилась назад и сказывает: - Третий змей появился, прислал к царю письмо, а в письме требует: вывози-де меньшую царевну на съедение. Иван - солдатский сын оседлал своего доброго коня, сел и поскакал к синю морю. На берегу стоит прекрасная царевна, на железной цепи к камню прикована. Богатырь ухватил цепь, тряхнул и разорвал, словно гнилую бечевку; после прилег красной девице на колени: - Я посплю, а ты на море смотри: как только туча взойдет, ветер зашумит, море всколыхается - тотчас разбуди меня, молодца. Царевна начала на море глядеть... Вдруг туча надвинулась, ветер зашумел, море всколыхалося - из синя моря змей выходит, в гору подымается. Стала царевна будить Ивана - солдатского сына, толкала, толкала - нет, не просыпается; заплакала она слезно, и капнула горячая слеза ему на щеку: от того богатырь проснулся, побежал к своему коню, а добрый конь на пол-аршина под собой земли выбил копытами. Летит двенадцатиглавый змей, огнем так и пышет; взглянул на богатыря и воскликнул: - Хорош ты, пригож ты, добрый молодец, да не быть тебе живому, съем тебя, и с косточками! - Врешь, проклятый змей, подавишься. Начали они биться смертным боем; Иван - солдатский сын так быстро и сильно махал своей саблею, что она докрасна раскалилась, нельзя в руках держать! Взмолился он царевне: - Спасай меня, красна девица! Сними с себя дорогой платочек, намочи в синем море и дай обернуть саблю. Царевна тотчас намочила свой платочек и подала доброму молодцу. Он обернул саблю и давай рубить змея; срубил ему все двенадцать голов, головы те под камень положил, туловище в море бросил, а сам домой поскакал, наелся-напился и залег спать на трои сутки. Царь посылает опять водовоза на взморье. Приехал водовоз, взял царевну и повез в дремучий лес; вынул нож и стал точить? - Что ты делаешь? - спрашивает царевна. - Нож точу, тебя резать хочу! Скажи отцу, что я змея победил, так помилую. Устрашил красную девицу, поклялась говорить по его словам. А меньшая дочь была у царя любимая; как увидел ее живою, ни в чем невредимою, он пуще прежнего возрадовался и захотел водовоза жаловать - выдать за него замуж меньшую царевну. Пошел про то слух по всему государству. Узнал Иван - солдатский сын, что у царя свадьба затевается, и пошел прямо во дворец, а там пир идет, гости пьют и едят, всякими-играми забавляются. Меньшая царевна глянула на Ивана - солдатского сына, увидала на его сабле свой дорогой платочек, вскочила из-за стола, взяла его - за руку и говорит отцу: - Государь-батюшка! Вот кто избавил нас от змея лютого, от смерти напрасныя; а водовоз только знал нож точить да приговаривать: я-де нож точу, тебя резать хочу! Царь разгневался, тут же приказал водовоза повесить, а царевну выдал замуж за Ивана - солдатского сына, и было у них веселье великое. Стали молодые жить-поживать да добра наживать. Пока все это деялось с братом Ивана - солдатского сына, с Иваном-царевичем вот что случилось. Поехал он раз на охоту, и попался ему олень быстроногий. Иван-царевич ударил по лошади и пустился за ним в погоню; мчался, мчался и выехал на широкий луг. Тут олень с глаз пропал. Смотрит царевич и думает, куда теперь путь направить? Глядь - на том лугу ручеек протекает, на воде две серые утки плавают. Прицелился он из ружья, выстрелил и убил пару уток; вытащил их из воды, положил в сумку и поехал дальше. Ехал, ехал, увидал белокаменные палаты, слез с лошади, привязал ее к столбу и пошел в комнаты. Везде пусто - нет ни единого человека, только в одной комнате печь топится, на шестке стоит сковородка, на столе прибор готов: тарелка, и вилка, и нож. Иван-царевич вынул из сумки уток, ощипал, вычистил, положил на сковороду и сунул в печку; зажарил, поставил на стол, режет да ест. Вдруг, откуда ни возьмись, является к нему красная девица - такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером написать, - и говорит ему: - Хлеб-соль, Иван-царевич! - Милости просим, красная девица! Садись со мной кушать. - Я бы села с тобой, да боюсь: у тебя конь волшебный. - Нет, красная девица, не узнала! Мой волшебный конь дома остался, я на простом приехал. Как услыхала это красна девица, тотчас начала дуться, надулась и сделалась страшною львицею, разинула пасть и проглотила царевича целиком. Была то не простая девица, была то родная сестра трех змеев, что побиты Иваном - солдатским сыном. Вздумал Иван - солдатский сын про своего брата; вынул платок из кармана, утерся, смотрит - весь платок в крови. Сильно он запечалился: - Что за притча! Поехал мой брат в хорошую сторону, где бы ему царем быть, а он смерть получил! Отпросился у жены и тестя и поехал на своем богатырском коне разыскивать брата, Ивана-царевича. Близко ли, далеко ли, скоро ли, коротко - приезжает в то самое государство, где его брат проживал; расспросил про все и узнал, что поехал-де царевич и охоту, да так и сгинул - назад не бывал. Иван - солдатский сын той же самой дорогою поехал охотиться; попадается и ему олень быстроногий Пустился богатырь за ним в погоню. Выехал на широкий луг - олень с глаз пропал; смотрит - на лугу ручеек протекает, на воде две утки плавают. Иван - солдатский сын застрелил уток, приехали в белокаменные палаты и вошел в комнаты. Везде пусто, только в одной комнате печь топится, на шестке сковородка стоит. Он зажарил уток, вынес на двор, сел на крылечке, режет да ест. Вдруг является к нему красная девица: - Хлеб-соль, добрый молодец! Зачем на дворе ешь? Отвечает Иван - солдатский сын: - Да в горнице неохотно, на дворе веселей будет! Садись со мною, красная девица! - Я бы с радостью села, да боюсь твоего коня волшебного. - Полно, красавица! Я на простой лошаденке приехал. Она и поверила и начала дуться, надулась страшною львицею и только хотела проглотить доброго молодца, как прибежал волшебный конь и обхватил ее богатырскими ногами. Иван - солдатский сын обнажил свою саблю острую и крикнул зычным голосом: - Стой, проклятая! Ты проглотила моего брата Ивана-царевича! Выкинь его назад, не то изрублю тебя на мелкие части. Львица и выкинула Ивана-царевича: сам-то он мертвый. Тут Иван - солдатский сын вынул из седла два пузырька с водою целящей и живой; взбрызнул брата целящей водою - плоть-мясо срастается; взбрызнул живой водой - царевич встал и говорит: - Ах, как же долго я спал! Отвечает Иван - солдатский сын: - Век бы тебе спать, если б не я! Потом берет свою саблю и хочет рубить львице голову; она обернулась душой-девицей, такою красавицей, что и рассказать нельзя, начала слезно плакать и просить прощения. Глянул на ее красу неописанную, смиловался Иван - солдатский сын и пустил ее на волю вольную. Приехали братья во дворец, сотворили трехдневный пир; после попрощались; Иван-царевич остался в своем государстве, а Иван - солдатский сын поехал к своей супруге и стал с нею поживать в любви и согласии. | |
Сказка № 5462 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Жил да был мужик, прижил двух сыновей и помер. Задумали братья жениться: старший взял бедную, младший — богатую; а живут вместе, не делятся. Вот начали жены их меж собой ссориться да вздорить; одна говорит: - Я за старшим братом замужем; мой верх должон быть! А другая: - Нет, мой верх! Я богаче тебя! Братья смотрели-смотрели, видят, что жены не ладят, разделили отцовское добро поровну и разошлись. У старшего брата что ни год, то дети рожаются, а хозяйство все плоше да хуже идет; до того дошло, что совсем разорился. Пока хлеб да деньги были — на детей глядя, радовался, а как обеднял — и детям не рад! Пошел к меньшому брату: - Помоги-де в бедности! Тот наотрез отказал: - Живи, как сам знаешь! У меня свои дети подрастают. Вот немного погодя опять пришел бедный к богатому. - Одолжи, — просит, — хоть на один день лошади; пахать не на чем! - Сходи на поле и возьми на один день; да смотри — не замучь! Бедный пришел на поле и видит, что какие-то люди на братниных лошадях землю пашут. - Стой! — закричал. — Сказывайте, что вы за люди? - А ты что за спрос? - Да то, что эти лошади моего брата! - А разве не видишь ты, — отозвался один из пахарей, — что я — Счастье твоего брата; он пьет, гуляет, ничего не знает, а мы на него работаем. - Куда же мое Счастье девалось? - А твое Счастье вон там-то под кустом в красной рубашке лежит, ни днем, ни ночью ничего не делает, только спит! - Ладно, — думает мужик, — доберусь я до тебя. Пошел, вырезал толстую палку, подкрался к своему Счастью и вытянул его по боку изо всей силы. Счастье проснулось и спрашивает: - Что ты дерешься? - Еще не так прибью! Люди добрые землю пашут, а ты без просыпу спишь! - А ты небось хочешь, чтоб я на тебя пахал? И не думай! - Что ж? Все будешь под кустом лежать? Ведь этак мне умирать с голоду придется! - Ну, коли хочешь, чтоб я тебе помочь делал, так ты брось крестьянское дело да займись торговлею. Я к вашей работе совсем непривычен, а купеческие дела всякие знаю. - Займись торговлею!.. Да было бы на что! Мне есть нечего, а не то что в торг пускаться. - Ну хоть сними с своей бабы старый сарафан да продай; на те деньги купи новый — и тот продай! А уж я стану тебе помогать: ни на шаг прочь не отойду! - Хорошо! Поутру говорит бедняк своей жене: - Ну, жена, собирайся, пойдем в город. - Зачем? - Хочу в мещане приписаться, торговать зачну. - С ума, что ли, спятил? Детей кормить нечем, а он в город норовит! - Не твое дело! Укладывай все имение, забирай детишек и пойдем. Вот и собрались. Помолились богу, стали наглухо запирать свою избушку и послышали, что кто-то горько плачет в избе. Хозяин спрашивает: - Кто там плачет? - Это я — Горе! - О чем же ты плачешь? - Да как же мне не плакать? Сам ты уезжаешь, а меня здесь покидаешь. - Нет, милое! Я тебя с собой возьму, а здесь не покину. Эй, жена! — говорит. — Выкидывай из сундука свою поклажу. Жена опорожнила сундук. - Ну-ка, Горе, полезай в сундук! Горе влезло; он его запер тремя замками; зарыл сундук в землю и говорит: - Пропадай ты, проклятое! Чтоб век с тобой не знаться! Приходит бедный с женой и с детьми в город, нанял себе квартиру и начал торговать: взял старый женин сарафан, понес на базар и продал за рубль; на те деньги купил новый сарафан и продал его за два рубля. И вот таким-то счастливым торгом, что за всякую вещь двойную цену получал, разбогател он в самое короткое время и записался в купцы. Услыхал про то младший брат, приезжает к нему в гости и спрашивает: - Скажи, пожалуй, как это ты ухитрился — из нищего богачом стал? - Да просто, — отвечает купец, — я свое Горе в сундук запер да в землю зарыл. - В каком месте? - В деревне, на старом дворе. Младший брат чуть не плачет от зависти; поехал сейчас на деревню, вырыл сундук и выпустил оттуда Горе. - Ступай, — говорит, — к моему брату, разори его до последней нитки! - Нет! — отвечает Горе. — Я лучше к тебе пристану, а к нему не пойду; ты — добрый человек, ты меня на свет выпустил! А тот лиходей — в землю упрятал! Немного прошло времени — разорился завистливый брат и из богатого мужика сделался голым бедняком. | |
|