Сказка № 4946 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Жил старик со старухой. Годы шли, приближалась старость, а детей у них не было. Скучно было старикам.
Но вот на склоне лет родился у них сын, да так быстро рос и такой умный был, что они диву давались. Через день после того, как родился, он уже стал убивать комаров, через два – мух, а через три – ловить мышей.
– О, да наш сын скоро будет охотиться и на зверей, – говорит старуха мужу. – Вот-то будет кормильцем на старости лет!.
Прошло три дня. Однажды сын говорит матери:
– Мама, приготовь мне охотничью одежду. Услышал это старик, обрадовался и говорит жене:
– Достань из амбара охотничью куртку, олочи (обувь), шапку, накидку на плечи, в которых я ходил в молодости в тайгу и отдай их нашему сыну. Сейчас они ему в самый раз подойдут!
Оделся сын и говорит родителям:
– Отец и мать, слышал я, что есть железное чудовище по имени Сунгу, которое много людей загубило. Я пойду убью его.
– Не покидай нас, сын! Мы стары, кто же нас кормить будет, если он тебя убьет? – стала умолять его старуха. – Не тужите, я скоро вернусь; разве вы не верите своему сильному сыну!
Заплакали родители, ухватились за его одежду и не отпускают.
Долго уговаривал сын отца и мать, а потом запел:
«Хотя и говорят, что нельзя быстро бегать на лыжах, а я побегу, да так быстро, что снег вихрем поднимется, а ветер отстанет на день перехода».
И полетел он стрелой на отцовских лыжах, оставляя, на снегу лишь едва заметный след.
Долго он бежал и вот наконец добежал до берега, а.навстречу ему идет одна девушка-красавица. Несет она на коромыслах ведра с водой и тихо напевает.
– Красавица, дай воды напиться, а то я от жажды умру.
Семь дней не пил, – обращается к ней юноша.
Зачерпнула она берестяным ковшиком и подает ему. Пьет он, а в ковше вода не убывает. Ковш-то был заколдованный.
Взял он свою самую острую стрелу и незаметно проткнул его, – вода вся вытекла.
– Девушка, твой ковш ведь течет, – говорит юноша.
– Зачем ты его продырявил? Как же я теперь буду без ковша? Мой брат, рябчик, убьет тебя за это.
Услышав это, рассердился юноша, зашел в дом, убил рябчика и бросил к ногам сестры.
– О-о, что ты сделал? Ты убил моего любимого брата, – так не будет тебе удачи, ты погибнешь около моря! Как я сказала, так и будет.
Но не испугался юноша. Бежит он на лыжах, поет свою песню и не чувствует усталости. Высокие сопки кажутся ему холмиками, а холмы – равниной.
И снова добежал он до берега реки, на котором встретил другую девушку. Спускается она к реке за водой и не замечает юношу. А ему так пить захотелось, что он не выдержал и крикнул:
– Девушка-красавица, дай воды напиться, я не в силах дальше двигаться!
– Пей, – говорит она, подавая ковшик, – только до дна!
Час пил он, два, – напился, а вода не убывает. И опять верная стрела спасла его-проткнула ковшик.
– Девушка, зачерпни еще, а то ковшик-то течет. Рассердилась красавица, вырвала у него ковшик и говорит:
– Не быть тебе живым, ты испортил ковш моего брата, рябчика. Он убьет тебя! Вон он летит, смотри!
Посмотрел юноша в небо, а крылья рябчика уже солнце закрыли. Натянул он отцовский лук и одним выстрелом убил рябчика.
– Сестрица, – говорит, – лови своего брата.
Не успел он сказать, как рябчик камнем грохнулся около красавицы. Заплакала она.
– За что ты лишил меня брата! О-о, ты умрешь от тяжелой болезни!
Но и это не испугало храброго юношу. Побежал он еще быстрее. Долго бежал и вот, наконец, увидел логовище чудовища-Сунгу. Вокруг его жилья, насколько хватает взгляда, белеют человеческие кости. Смотрит на них юноша, печально качает головой и говорит:
– Эх вы, друзья, не смогли его убить, поэтому все и погибли. Но наступил час расплаты. Я отомщу за вас!
– Эй, Сунгу, выходи, я пришел с тобой померяться силами? А чудовище не показывается, лишь зубами скрипит, как будто жерновами ворочает.
– Ты, мальчишка, лучше иди-ка к своим родителям, а то я выйду и раздавлю тебя, как букашку.
– О, да ты меня боишься – ты, который погубил всех сильных! Чего же ты страшишься, я ведь маленький, выходи! И опять чудовище заревело:
– Не спорь с непобедимым Сунгу, уходи, пока я еще отпускаю! Рассердился мальчик и говорит:
– Так почему же непобедимый Сунгу боится, раз он такой сильный? Или ты боишься моего лука? Я выброшу его! Бросил юноша лук в сторону.
– Может быть, тебя страшит мой охотничий нож? – Бросил и его. – Что тебя еще пугает? Уж не обыкновенный ли нож, которым я режу мясо?
Вынул его мальчик и закинул далеко-далеко. Но чудовище и не думало выползать из своего логовища.
– О, я знаю, что тебя пугает! Я забыл выбросить свою трубку, ты ее боишься! Жаль мне расставаться с верным товарищем, да, видно, придется.
И как только он бросил трубку, так страшный Сунгу вышел, огромный, волосатый. С диким ревом набросился он на мальчика. Завязалась борьба. Отбежал мальчик в сторону, взял лук и говорит:
– Стрела, стрела, если я умру, то пролети мимо горла, если же не умру, попади в горло.
Пустил он свою острую стрелу в Сунгу, перерезала она ему горло, и чудовище замертво упало.
Жалко ему было оставлять свою верную помощницу – стрелу – в этом звере-чудовище, и он стал ее вытаскивать. Тянул он, тянул и ранил себя в глаз. Потемнело все вокруг него, опустился он на землю и не может встать. Рядом прошмыгнула мышка, обрадовался он и говорит ей:
– Мышка, мышка, сделай доброе дело, принеси от отца и матери лекарство!
А мышка спряталась и говорит:
– О, ты меня хочешь лишить вкусного завтрака, я жду не дождусь твоей смерти, чтобы глаза твои выпить!
– О, коварная, – воскликнул юноша, – разве мало тебе пищи на земле!
Подбежала тут лиса, хвостом машет.
– Лисичка-сестричка, сходи к моим старикам, расскажи обо мне и принеси лекарство. Я тебя вознагражу! Но лиса лишь хитро улыбнулась и ответила:
– Смерть твоя меня вознаградит-я наемся досыта твоим мясом.
– Так вы все ждете моей смерти? Не бывать этому! – воскликнул юноша.
Задумался он, взглянул на небо, а там вьется черный ворон. Позвал юноша его и говорит:
– Ворон, друг, выручи меня, слетай к родителям за лекарством, скажи, что я убил железного Сунгу и ранил себя стрелой.
– Пока я лечу, – прокаркал ворон, – ты умрешь, и я опоздаю на пир, а мне так хочется выклевать тебе глаза, карр-карр.
– Нет, я не умру! – опять сказал юноша, неужели никого не найдется, кто бы спас меня!
Не успел он это сказать, как подлетел к нему журавль.
– Юноша, что с тобой? Может быть, я тебе помогу? И в четвертый раз сказал он о своей просьбе.
– Успею ли я? – говорит журавль.
Взвился и полетел. Долетел до родителей, кружится над домом. Увидел его старик и говорит:
– Мать, зачем это прилетел журавль, уж не хочет ли что-нибудь стащить?
Услышал это журавль и сказал:
– Я принес весточку от вашего сына, он умирает, просит, чтобы вы дали ему лекарство.
Засуетились старики, пригласили журавля в дом, нагрузили его разными травами и лечебными ягодами так, что журавль едва поднялся. Летит журавль, устал и понемногу разгружает себя. Одни ягоды бросал на деревья, другие на землю. Те, которые зацепились за ветки деревьев, превратились в яблоки и орехи, а те, которые упали на землю, сталибрусникой, смородиной и другими ягодами.
Едва долетел журавль, как упал обессиленный. Поблагодарил его юноша, взял лекарство и начал лечиться. Помазал рану, и затянулась она, как будто бы ее и не было. Выпил сок ягод, и силы прибавились. Быстро я выздоровел , – подумал юноша. Одел лыжи и пошел в тайгу. Там он убил самого жирного сохатого и отдал журавлю.
– Ешь, мой спаситель. Если будут просить ворон, лиса и мышь, не давай им, а я пойду к родителям.
Шел-шел и дошел до первой девушки, которая поила его водой.
– Девушка. – стучит он, – открой! Я ранен, помоги мне.
Долго она не открывала, наконец, открыла. Юноша выстрелил ей прямо в грудь и убил.
Пошёл дальше. Вторую убил. Силы его ослабли, идет он еле-еле, добрел до следующего селения и, теряя сознание, хотел убить еще женщину, но та выскочила из дома, превратилась в медведя, схватила юношу и побежала в лес. Набрала ягод, растений и начала натирать его. Юноша сразу ожил и говорит:
– Кто ты, которая спасла меня? Если женщина, будь мне матерью, если мужчина – отцом, а коли девушка – женой.
– Это я тебя вылечила, – отозвалась девушка. Женился он на ней, и отправились дальше вдвоем.
Идут они, идут и вот дошли до родителей. А дом-то давно развалился, остался лишь остов, да и тот полугнилой, а в углу, где сидели когда-то отец и мать, выросли небольшие ильмы (деревья).
Посмотрел сын, тяжело вздохнул и говорит жене:
– Ты не трогай эти деревья, они священные.
Однажды ушел юноша на охоту.
«Почему это он не разрешает трогать эти деревья», – думает его жена. Подошла она к дереву, которое больше, надломила сучок и вдруг увидела, как начала капать кровь.
Испугалась она, взяла немного золы, натерла рану и завязала ее. Долго она сидела, а потом решила подойти к маленькому ильму. Стоит он, ласково шелестит продолговатыми листиками, как будто манит к себе. Надрезала она и его на высоте колена, и опять потекла кровь.
«Что же это такое?» – с ужасом подумала она.
И вдруг слышит шаги мужа. Задрожала она. Что же сказать мужу? А он как вошел, сразу же спросил:
– Кто трогал ильмы?
– Я не трогала, – отвечает жена.
– Тогда кто же сломал у отца пальцы и у матери колено поранил? Зачем ты меня обманываешь? И стал бить ее.
А ильмы зашелестели, как бы примиряя их. И жена сказала:
– Я же не знала, что эти два ильма-твои родители, прости меня.
И стала она ухаживать за деревьями.
Однажды проснулись они и видят: в доме сидит мать и готовит пищу, а отец помогает ей. Обрадовались они. И зажили счастливо вчетвером. | |
Сказка № 4945 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жили старик со старухой. Были у них сын и дочь. Сын – охотник, дочь – мастерица. Ушел один раз сын на охоту. Много дней ходил по тайге, ни одного зверя не встретил. Устал совсем. Сел отдохнуть. Видит, под старым кедром тигрята играют, а к ним подползает большая змея. Уже пасть разинула. Жалко охотнику стало тигрят. Метнул он копье и убил змею.
Вернулась тигрица, увидела убитую змею и говорит охотнику:
– Спасибо тебе за то, что ты тигрят моих спас. Я тебе буду помогать охотиться.
Отдохнул охотник и пошел дальше. А тигрица забежала вперед, нашла сохатого и стала нагонять-его на охотника. Увидел охотник сохатого и убил его.
В то время, когда охотник ходил по тайге, в юрту его родителей прилетел Железный клюв. Перья у него железные, клюв и когти тоже из железа. Разорвал он грудь у старика, старухи и девушки, вынул когтями у них сердца, а самих посадил, как живых. Старик вроде копьё точит, старуха вроде одежду латает, девушка вроде вышивает.
Возвратился вечером охотник. Положил возле юрты сохатого и кричит:
– Эй, помогите мне сохатого внести! Никто не выходит.
«Что такое?» – думает охотник. Вошел он в юрту. Рассердился он, толкнул в плечо сестру – сестра упала, толкнул мать – мать упала, толкнул отца – отец упал, Нагнулся над ними охотник, посмотрел – у каждого грудь разорвана, сердце вынуто. Больно стало охотнику. Кто мог такое сделать?
– думает он. – Кто бы ни сделал, все равно найду врага и отомщу за родных .
Взял он копье и лук и пошел в тайгу. Шел он, шел, видит юрта стоит. Входит в юрту, там сгорбленная старушка сидит.
– Куда идешь, молодой охотник? – спрашивает его старушка.
– Иду искать своего врага, – отвечает охотник, – кто он, не знаю. Он убил моих родных и вынул у них сердца.
– Их убил Железный клюв. Он за сердцами людей охотится, – говорит старушка. – Он пролетал недавно над тайгой. Наверно, сидит в лиственничной роще и отдыхает. Возьми мою дочь – Медное ухо. Она тебе покажет, где Железный клюв отдыхает.
Только сказала это старушка, как вошла в юрту красивая девушка.
– Пойдем со мной, молодой охотник, – говорит улыбаясь девушка и протягивает ему руку.
Хотел ее взять за руку охотник, смотрит – а ее уже нет в юрте. Вышел он из юрты – перед ним огромная птица стоит, перья на ней медные. Это девушка превратилась в птицу Медное ухо, – Нужно незаметно подойти к Железному клюву, – говорит Медное ухо. – Меня он не боится. А ты пойдешь под моим крылом.
Пошли они. Медное ухо распустила крыло и при-крыла им охотника. Так дошли они до лиственничной рощи: На высокой лиственнице с четырьмя сучьями сидит на вершине Железный клюв и перья очищает.
– Железный клюв, зачем ты людей убиваешь? – спрашивает Медное ухо.
– Уходи-ка отсюда поскорей. А то я тебя съем, – отвечает Железный клюв.
Медное ухо подняла крыло, вышел из-под него охотник и выстрелил в Железный клюв. Стрела попала в грудь страшной птицы, пробила перья и застряла. Железный клюв упал, зацепился за сук и повис. Охотник полез на лиственницу. Железный клюв упал на землю. Схватила его Медное ухо и кричит охотнику:
– Слезай скорее! Я подержу.
А охотник будто не слышит, лезет все выше и выше на лиственницу. Железный клюв вырвался и полетел к себе в юрту. Охотник с лиственницы увидел, где он сел, слез и говорит Медному уху:
– Спасибо тебе за помощь. Теперь я знаю, где дом Железного клюва, пойду туда.
– У Железного клюва семь братьев-разбойников, – говорит Медное ухо. – Они убьют тебя. Услышал Железный клюв шаги и говорит отцу:
– Посмотри, откуда человек идет: если с этой стороны – враг, убей его; если с другой – зови в юрту.
Вышел старик, смотрит – идет охотник с востока. Зазвал его в юрту. Вошел охотник, видит: лежит Железный клюв и стонет.
– Болеет? – спрашивает охотник.
– Охотился он, – отвечает старик, – да на сук напоролся. Может, ты шаман, полечи тогда.
– Бубен немножко держу в руках, – отвечает охотник.
Взял он бубен, ударил три раза и говорит:
– Э-э, трудная болезнь. Ее надо лечить в отдельном шалаше. Сделайте шалаш и не входите в него. Я духа изгонять буду. Если кто будет кричать, все равно нельзя. Если кто войдет в шалаш, злой дух увидит и не уйдет из больного. Помрет больной тогда. Только утром приходите.
Построили шалаш, отнесли туда раненого. Вошел охотник в шалаш и говорит:
– Это я тебя ранил, Железный клюв. Зачем ты людей убивал? Теперь твоя смерть пришла. Ночью помрешь. Будешь звать на помощь, никто не придет к тебе – ни братья, ни отец.
Сказал охотник и ушел. А Железный клюв стал помирать и кричит:
– Отец, братья, помогите, умираю!
Услышал отец, хотел бежать на помощь, а сыновья схватили его за руки и говорят:
– Это злой дух из него выходит. Нельзя к нему идти. Шаман не велел.
Вошли они утром в шалаш. Смотрят, Железный клюв мертвый лежит.
– Ох, обманул нас шаман! – закричали братья-разбойники.
– А, может, не шаман это? Молодой больно, – . сказал старик.
– Кто бы он ни был; мы догоним его и убьем, – отвечали братья-разбойники. Взяли они копья и бросились вдогонку за охотником.
Увидел дятел братьев-разбойников, полетел к охотнику, сёл на сук ильма и говорит:
– Квар-квар-кан... Фырк-фарк-ванн... Гынн-гынн... Охотник, за тобой братья-разбойники гонятся. Убьют они тебя.
– Если ты мне хочешь помочь, лети к старому кедру, скажи тигрице, – отвечает охотник.
Полетел дятел. Прилетел к старому кедру, сел на сук и говорит тигрице:
– Квар-квар-кан... Фырк-фарк-ванн... Гынн-гынн... Тигрица, тигрица, тигрица, послал меня охотник, который тигрят твоих спас. За ним гонятся семь братьев-разбойников, убить его хотят.
Рявкнула тигрица и побежала на помощь охотнику.
Долго гнались братья-разбойники за охотником. Нагнали его наконец. Встал охотник спиной к толстому тополю, поднял свое копье и говорит:
– Живым в руки не дамся. Кто первый, под-ходи!
Стали окружать его разбойники. Вдруг выбежала из чащи тигрица. Как посмотрит на разбойников – глаза у нее большие от злости стали – да как зарычит! Сучки с деревьев полетели. Испугались разбойники, побросали копья и разбежались в разные стороны.
А молодой охотник пошел домой. Пришел, смотрит: возле юрты стоят мать с отцом и сестра, а рядом с ними девушка красивая. Да ведь это Медное ухо с ними стоит , – подумал он.
– Кто вас оживил? – спрашивает родителей охотник.
– Она оживила, – указывает на Медное ухо. – Сердца изюбрей вставила нам.
– Спасибо тебе, Медное ухо. Много ты мне хорошего сделала.
– Добрым людям я всегда помогаю, – отвечает девушка, – так учит закон тайги.
– Выходи за меня замуж, – говорит охотник.
– За хорошего охотника любая девушка пойдет, – отвечает Медное ухо.
И стали они жить все вместе. | |
Сказка № 4944 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Это еще тогда было, когда звери человеческий язык понимали. Тогда тигр с удэгейскими людьми в родстве состоял. Тогда в роду Бисанка тигр желанным гостем был.
Жили Бисанка в верховьях реки Копии. Много их было. Когда все разом говорили – на Анюе слышно было.
Один год очень хорошая охота случилась. Столько охотники соболя, выдры, белки, хорька, колонка, медведя и лисицы добыли, сколько ни разу добыть не могли.
Купцы к Бисанка приехали, все товары продали: а пушнины будто и не убавилось.
Собрались Бисанка на Амур – пушнину свою продавать. Двадцать нарт снарядили. Лучших собачек в стойбище взяли. Лучшую одежду надели. Косы новым красным шнуром оплели. Шапочки из шкурок кабарги с собольими хвостами на головы надели. Белые богдо – повязки – на головы надели. Белые халаты, шелками шитые, белые штаны надели. На нарты сели, ездовыми палками взмахнули, между полозьями их вставили – собакам волю дали.
– Тах-Тах! Поть-поть-поть!
Побежали собаки. Только снег в стороны летит да полозья скрипят.
Бегут собачки, лают. Тот лай услыхав, все звери в разные стороны бегут, за деревья, за сугробы прячутся. Несутся собачки, как ветер.
Такие хорошие собачки, что без остановки летят, на ходу юколу глотают...
Через горный хребет перевалили собачки; им все нипочем; горы, реки, распадки – мчат напрямик. На верховья Ануя вышли, потом – на Хор, потом – на Уссури, потом – на Амур. Сколько ехали удэ – кто знает: весело ехали, время не считали!
А в Муллаки на Амуре – торг большой. Народу собралось отовсюду великое множество: нанайцы с Амура; нивхи, одетые в рыбью кожу, с острова; не-гидальцы с Амгуни на собаках; орочоны с далеких пастбищ, в овчинной одежде; ульчи в сохатиных унтах; орочи в оленьих торбасах... Разве всех пересчитаешь!
Торг большой.
Купцов понаехало много: косатые маньчжу, бритые нека с длинными ногтями приехали; с заморских островов купцы в деревянных латах, с двуручными мечами приехали.
Только с купцами черная болезнь приехала. На чем ехала – кто знает! На лодке ли, на оленях ли, пешком ли пришла – не знаю. В чем одета была – не знаю. Только на том большом торге хозяйкой стала.
Сели Бисанка торговать, а тут – беда!
Напала на людей черная болезнь. И стали они умирать. И нанайцы, и негидальцы, и орочоны, и маньчжу, и орочи, и ульчи умирать стали, и охотники, и купцы умирать стали.
Видят люди – плохо дело: смерть ни с кем не торгуется, всех подряд берет. Разбежались люди в разные стороны.
А у Бисанка и бежать некому! Из .всех в живых один парень остался, по имени Конга. Приезжал он с братом. А брата взяла черная смерть. Похоронил Конга своих сородичей. Думает: Как брата своего на чужой земле оставлю? Пусть со мной едет. Пусть по обычаю нашему похоронят его. Пусть за всех сородичей перед Хозяином стоит!
Сколотил Конга большой ящик, положил туда брата.
Бросил Конга все товары – не до них тут... Сел на последнюю упряжку, крикнул на собак – и поскорее от проклятого места, домой!
Едет Конга – не оглядывается, от болезней бежит.
А болезнь вместе с братом в ящике лежит...
Сколько ехал Конга – кто знает: сначала на Уссури, потом на Хор, потом на Анюй, потом через горы...
В тех горах каменные поляны были. На тех каменных полянах – тигровое стойбище. В том стойбище тигры жили. К стойбищу многие дороги вели: дороги костями да черепами огорожены.
Подъехал Конга к тигровой дороге.
Стоит на дороге тигр. Увидал Конгу, через спину перекатился, человеком стал, поздоровался, спросил, как торговал Конга, какие новости везет.
Рассказал парень, какая беда случилась, какие плохие новости с собой везет. Покачал головой тигриный человек, говорит:
– Поезжай! Хоронить брата будете – поплакать приду. Твой брат хороший охотник был... – Через спину перекатился, тигром стал, ушел.
Переехал Конгу дорогу. Отсюда и до стойбища недалеко.
Приехал парень. Матери, сородичам рассказал, что с ним случилось. Открыла мать ящик, чтобы попрощаться с телом сына.
Открыла ящик и выпустила болезнь...
Пошла черная смерть по стойбищу гулять.
Поумирали все люди.
Только младший брат да сестра Конги живы остались. Да шаман Канчуга.
Канчуга трусливый да жадный был. Никогда никому не помогал ничем. Увидел он, что кроме него два ребенка остались, подумал:
«Пока смерть уйдет – один я прокормлюсь. Зачем ребятишкам помогать буду? Тогда и мне не хватит».
Закрыл он дверь в юрте Конги, бревнами прижал. Оставил в юрте детей. В свою юрту зашел, закрылся. Сидит и жрет.
Сначала он из юрты не выходил. Потом жадность его обуяла.
«Зачем, – думает Канчуга, – пища в стойбище пропадать будет! Нельзя у мертвых брать – грех большой. Мертвых пищу злые духи стерегут, – говорит себе Канчуга. – Ну да ничего! Их много – я один. На меня набросятся, друг с другом столкнутся, между собой передерутся, про меня забудут!»
Пошел Канчуга в юртах еду собирать.
Квашеную бруснику, нерпичий жир, соленую черемшу, сохатиное мясо, осетриные брюшки, сарану сушеную, черемуховые лепешки со всего стойбища собрал. Сидит и ест.
А в юрте Конги голодные дети плачут.
Пришел тут к стойбищу тигр. Через спину перекатился, человеком стал. Глядит: не курится дым, не ходят люди, не гремит бубен, не слышно собак – мертвые все лежат. Пришел по брату Конги поплакать, а тут слез не напасешься: столько покойников в стойбище.
Слышит тигриный человек – кто-то в юрте Конги плачет. Дверь открыл. Детей, увидел. На руки взял. По стойбищу пошел, живых искать. Никто на его зов не откликается...
К юрте Канчуги подошел тигриный человек. Дверь дернул – не открывается. А слышно – кто-то возится.
Постучал.
Услыхал Канчуга стук. Подумал, что дети Конги из своей юрты выбрались, пришли, есть просят. Жует Канчуга, давится, полный рот набивает... Едва прожевал, кричит:
– Уходите, не просите: самому есть нечего! Сказал тогда тигриный человек:
– Э-э, Канчуга, ты закон лесных людей забыл: слабому – помоги, голодному – дай, сироту – приюти! Так жили удэ. Так жить будут. Не место тебе, среди простых людей! Три раза ты умирать от страха будешь. Тело твое все меньше становиться будет, а жадность – все больше. Так с тобой будет, пока не исчезнешь совсем!
Через спину перекатился, тигром стал. Детей на спину посадил, в тигриное стойбище унес. Говорит своим сородичам:
– Вот дети моего дяди. Кормить их некому... Стали тигры детей кормить. Самые лучшие куски детям отдавали. Стали дети расти. Новое имя детям дали, чтобы черная смерть со старым именем следом не пришла на новое место. Девочку Инга назвали, мальчика – Егда.
Скоро выросли дети.
Инга рукодельницей стала. Егда охотником стал...
Вот время пришло, старый тигр с ними через тигриную дорогу переступил, дорогу простых людей показал, закон рассказал, как жить, чтобы все хорошо было. И в свое стойбище ушел.
А Инга с Егдой пошли к людям.
Мимо стойбища отца прошли. К стойбищу тропинки травой заросли. Егда пучок сухой травы над тропинкой привязал, чтобы мимо шли люди, не останавливаясь. .
Это то, что с детьми было.
А с Канчугой вот что случилось. Когда тигриный человек слово сказал, вытянулся у Канчуги нос, выставились изо рта клыки, на горбу щетина выросла, а на руках и ногах – копыта. Кабаном стал Кан-чуга. Ростом меньше стал, а жадности у него прибавилось. Сожрал он все, что в юрте было. В тайгу побежал. Роет корни, грызет, молодую траву обгрызает, желуди ищет, жрет, от жадности давится – все наесться не может, хрустит, грызет, а все не сыт. И во сне чавкает, сопит, жует: снятся ему желуди, птичьи потроха и всякая другая еда. Как проснется, так опять за еду, а брюхо – все пустое!
Так в тайге и повстречали Канчугу Инга с Егдой, когда шли от тигровых людей.
Увидал Канчуга брата с сестрой, думает: Съем я их – сытым наконец стану! Бросился он на родичей Конги.
Взмахнул Егда копьем – умер кабан-Канчуга от страха. Через спину перекатился – рысью стал. Пасть раскрыл, зубы оскалил, на Егду бросился, съесть его хочет...
Опять взмахнул Егда копьем – и умер от страха рысь-Канчуга. Через спину перекатился – крысой стал. Ростом меньше, а жадности все больше. Красные глаза вытаращил, голым хвостом по земле бьет, зубы свои острые выставил, кинулся на Егду, думает: Вот его съем – сытым стану! Махнул Егда на крысу рукой. Подох от страха в третий раз Канчуга. Через спину перекатился – жуком-древоточцем стал. Таким жуком, которые столетние сосны сжирают, в пыль да труху обращая. Загудел жук, крылья расправил, усами шевелит, ножками сучит. Налетел он на Егду, на лоб сел, рот разевает, думает парня заглотить живьем.
Рассердился тут Егда-парень:
– Коли злости у тебя не убывает и жадности не убавляется, сам себя вини, а не меня – я перед тобой не виноват!
Сказал так и хлопнул себя по лбу.
Только мокрое место от жука осталось.
Пропал совсем жадный Канчуга, пожалевший пищу для детей. От их руки погиб. И никому его не жалко было. | |
Сказка № 4943 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Если лень нападает на человека, ни один шаман не поможет. Только голод и вылечит.
Жила девушка Дзи-Дзи. Полюбила она охотника Даду. Поженились они, стали жить. Только плохо они жили. Напала на Даду лень, стал он Гяндоу – лодырем. Лежит Дада целыми днями в юрте и на дудочке кингуласти играет. Все запасы мяса и юколы съели – опустел цзали.
– Ты почему на охоту не идешь? Есть нечего, – говорит ему Дзи-Дзи.
– Не мешай, – отвечает Дада, – видишь, занят я, на кингуласти играю.
Едут по реке на батах охотники. Дзи-Дзи попросила у них ленков: есть, говорит, нечего совсем. Удивились охотники и спрашивают Даду:
– Почему ты не охотишься, в тайге ведь живешь?
– Почему ты рыбу не ловишь, река ведь рядом?
– У меня ноги болят и глаза не видят, – отвечает Дада. Пожалели его охотники и говорят:
– Зачем тебе здесь оставаться, помереть можешь. Возьмите наш бат, поезжайте к нам в стойбище.
Оставили они бат, а сами уехали. Обрадовалась Дзи-Дзи.
– Собирай вещи и грузи в бат, – говорит она мужу.
– А мне и здесь неплохо, – говорит Дада. – Тебе нужно, ты и грузи, а я поиграю на кингуласти. У меня ноги болят.
Рассердилась жена и поломала у него дудку. Встал Дада и от злости бат столкнул в воду. – Грузи сама, если хочешь. А я пойду в тайгу, вырежу кингуласти.
– Говоришь, ноги болят? А бат столкнул в воду, однако, – крикнула ему вслед Дзи-Дзи. – А про себя подумала: Зря я за него замуж пошла, – ему дудочки больше, чем я, нравятся. Гяндоу он, лентяй он .
Только погрузила она вещи, как вернулся Дада из тайги с новой кингуласти. Сели они в бат и поплыли вниз по реке. Дзи-Дзи сидит на корме с веслом и управляет батом, а Дада лег на носу, задрал кверху ноги да играет себе на кингуласти. Доплыли они до переката, а Дада все на кингуласти играет. Волны стали захлестывать бат. Брызги ударили ему в лицо, и захлебнулся Дада, играть перестал.
– Неправильно ты едешь, заяц тебя породил! – обругал он жену. – Надо ехать по тихому месту.
Тем временем кончился перекат, река снова спокойной стала. Отряхнулся Дада, лег в бат да и наигрывает. Так они доехали до стойбища охотников Кончуга. Попросила Дзи-Дзи рыбы у охотников.
– Наловим – отдадим, – говорит.
Дали ей охотники рыбы, ничего не сказали. Дада наелся, в юрту полез и снова играть начал.
– Ты хорошо играешь, – говорят ему охотники, – но почему на охоту не ходишь?
– У меня ноги болят, – отвечает Дада. Смотрела-смотрела Дзи-Дзи, стыдно ей стало. Небуду больше просить рыбы для него, пусть с голоду помирает , – думает она. Поругалась Дзи-Дзи с Дадой.
– Не буду больше жить с тобой, – говорит она ему. – Раз ты Гяндоу, лентяй, – живи один.
Взяла она свою одежду, одеяло из беличьих шкурок, медвежьи шкуры, связала все в узел и ушла в другую юрту. Один день играл на кингуласти Дада, второй день играл, на третий день живот подвело, воздуху больше не стало, играть нельзя. Делать нечего – встал он, взял шест и острогу, сел в омо-рочку и поплыл. Сначала плыл тихо и вихлял в разные стороны; посмотрят, скажут – больной. Как только стойбище скрылось, встал на ноги и поплыл быстро. Отплыл подальше, развел огонь на носу оморочки и много ленков набил острогой.
Вернулся Дада в стойбище, выгрузил рыбу и побежал за женой. Вошел в юрту к Кончуге, взял Дзи-Дзи за руку и говорит:
– Пойдем домой, рыбу чистить надо. Я наловил.
Не поверила ему Дзи-Дзи, даже нож не взяла с собой. А когда увидела – обрадовалась. С тех пор они помирились и живут дружно. Дада по-прежнему играет на кингуласти, только лень из него вся вышла. | |
|
