Сказка № 441 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
За тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним сторонам, долгое время дома не бывал; в ту пору родила ему царица сына Ивана-царевича, а царь про то и не ведает. Стал он держать путь в свое государство, стал подъезжать к своей земле, а день был жаркий-жаркий, солнце так и пекло! И напала на него жажда великая. Все бы отдал — только бы воды испить! Осмотрелся кругом и видит невдалеке большое озеро. Подъехал к озеру, слез с коня, прилег и давай глотать студеную воду. Пьет и не чует беды, а царь морской ухватил его за бороду. \"Пусти!\" — просит царь. \"Не пущу, не смей пить без моего ведома!\" — \"Какой хочешь возьми выкуп — только отпусти!\" — \"Давай то, чего дома не знаешь\". Царь подумал-подумал — чего он дома не знает? Кажется, все знает, все ему известно — и согласился. Попробовал — бороду никто не держит; встал с земли, сел на коня и поехал восвояси.
Вот приезжает домой, царица встречает его с царевичем — такая радостная! А он как узнал о своем милом детище, так и залился горькими слезами. Рассказал царице, как и что с ним было, поплакали вместе, да ведь делать-то нечего — слезами дела не поправишь. Стали они жить по-старому, а царевич растет себе да растет, словно тесто на опаре, — не по дням, а по часам, и вырос большой. \"Сколько ни держать при себе, — думает царь, — а отдавать надобно: дело неминуемое\". Взял Ивана-царевича за руку и привел прямо к озеру. \"Поищи здесь, — говорит, — мой перстень, я ненароком вчера обронил\". Оставил царевича, а сам повернул домой.
Стал царевич искать перстень. Идет по берегу, и попадается ему навстречу старушка. \"Куда идешь, Иван-царевич?\" — \"Отвяжись, не докучай, старая ведьма! И без тебя досадно\". — \"Ну, оставайся с богом!\" И пошла старушка в сторону. А Иван-царевич призадумался: \"За что обругал я старуху? Дай ворочу ее — старые люди хитры и догадливы! Авось, что и доброе скажет\". И стал звать старушку: \"Воротись, бабушка, да прости мое слово глупое! Ведь я с досады вымолвил: заставил меня отец перстень искать, хожу-высматриваю, а перстня нет как нет!\" — \"Не за перстнем ты здесь: отдал тебя отец морскому царю; выйдет морской царь и возьмет тебя с собой в подводное царство\".
Горько заплакал царевич. \"Не тужи, Иван-царевич! Будет и на твоей улице праздник, только слушайся меня, старухи. Спрячься вон за тот куст смородины и притаись тихохонько. Прилетят сюда двенадцать голубиц — красных девиц, а вслед за ними и тринадцатая; станут в озере купаться, а ты тем временем унеси у последней платье и до тех пор не отдавай, пока не подарит она тебе своего колечка. Если не сумеешь этого сделать, ты погиб навеки: у морского царя кругом всего дворца стоит частокол высокий, на целые на десять верст, и на каждой спице — по голове; только одна порожняя, не угоди на нее попасть!\" Иван-царевич поблагодарил старушку, спрятался за смородиновый куст и ждет поры-времени.
Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют. Вслед за ними прилетела и тринадцатая голубица; ударилась о сыру землю, обернулась красной девицей — и была она всех пригожее, всех красивее! Долго Иван-царевич не мог отвести очей своих, долго на нее заглядывался да припомнил, что говорила ему старуха, подкрался тихонько и унес платье.
Вышла из воды красная девица, хватилась — нет платья, унес кто-то; бросились все искать, искали, искали — не видать нигде. \"Не ищите, милые сестрицы! Полетайте домой; я сама виновата — недосмотрела, сама и отвечать буду\". Сестрицы - красные девицы ударились о сыру землю, сделались голубками, взмахнули крыльями и полетели прочь. Осталась одна девица, осмотрелась кругом и промолвила: \"Кто бы ни был таков, у кого мое платье, выходи сюда; коли старый человек — будешь мне родной батюшка, коли средних лет — будешь братец любимый, коли ровня мне — будешь милый друг!\" Только сказала последнее слово, показался Иван-царевич. Подала она ему золотое колечко и говорит: \"Ах, Иван-царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведет в подводное царство, ступай по ней смело! Там и меня найдешь: ведь я дочь морского царя — Василиса Премудрая\".
Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича. А Иван-царевич отправился в подводное царство; видит: и там свет такой же, как у нас, и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет. Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь: \"Что так долго не бывал? За вину твою вот тебе служба: есть у меня пустошь на тридцать верст и в длину и поперек — одни рвы, буераки да камёнье острое! Чтоб завтра было там как ладонь гладко и была бы рожь посеяна и выросла б к раннему утру так высока, чтобы в ней могла галка спрятаться. Если того не сделаешь — голова твоя с плеч долой!\"
Идет Иван-царевич от морского царя, сам слезами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает: \"Здравствуй, Иван-царевич! Что слезами обливаешься?\" — \"Как же мне не плакать? — отвечает царевич. — Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое и засеять рожью, чтоб к утру она выросла и могла в ней галка спрятаться\". — \"Это не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать: утро вечера мудренее; все будет готово!\" Лег спать Иван-царевич, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом: \"Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте-ка рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте рожью колосистою, чтоб к утру поспело\".
Проснулся на заре Иван-царевич, глянул — все готово: нет ни рвов, ни буераков, стоит поле как ладонь гладкое, и красуется на нем рожь — столь высока, что галка спрячется. Пошел к морскому царю с докладом. \"Спасибо тебе, — говорит морской царь, — что сумел службу сослужить. Вот тебе другая работа: есть у меня триста скирд, в каждой скирде по триста копён — всё пшеница белоярая; обмолоти мне к завтрашнему дню всю пшеницу чисто-начисто, до единого зернышка, а скирд не ломай и снопов не разбивай. Если не сделаешь — голова твоя с плеч долой!\" — \"Слушаю, ваше величество!\" — сказал Иван-царевич. Опять идет по двору да слезами обливается. \"О чем горько плачешь?\" — спрашивает его Василиса Премудрая. \"Как же мне не плакать? Приказал мне царь морской за одну ночь все скирды обмолотить, зерна не обронить, а скирд не ломать и снопов не разбивать\". — \"Это не беда, беда впереди будет! Ложись-ка спать: утро вечера мудренее\".
Царевич лег спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом: \"Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирд чисто-начисто\". Поутру зовет морской царь Ивана-царевича: \"Сослужил ли службу?\" — \"Сослужил, ваше величество!\" — \"Пойдем, посмотрим\". Пришли на гумно — все скирды стоят нетронуты, пришли в житницы — все закрома полнёхоньки зерном. \"Спасибо тебе, брат! — сказал морской царь. — Сделай мне еще церковь из чистого воска, чтоб к рассвету была готова; это будет твоя последняя служба\".
Опять идет Иван-царевич по двору и слезами умывается. \"О чем горько плачешь?\" — спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая. \"Как мне не плакать, доброму молодцу? Приказал морской царь за одну ночь сделать церковь из чистого воска\". — \"Ну, это еще не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать: утро вечера мудренее\".
Царевич улегся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом: \"Гей вы, пчелы работящие! Сколько вас на белом свете есть — все летите сюда и слепите из чистого воска церковь божию, чтоб к утру была готова!\" Поутру встал Иван-царевич, глянул — стоит церковь из чистого воска, и пошел к морскому царю с докладом. \"Спасибо тебе, Иван-царевич! Каких только слуг у меня не было — никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства оберегателем, выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены\". Иван-царевич выбрал Василису Премудрую, тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня.
Ни много, ни мало прошло времени, стосковался Иван-царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь. \"Что так грустен, Иван-царевич?\" — \"Ах, Василиса Премудрая, сгрустнулось по отцу, по матери, захотелось на святую Русь\". — \"Вот это беда пришла! Если уйдем мы, будет за нами погоня великая; царь морской разгневается и предаст нас смерти. Надо схитрить!\" Плюнула Василиса Премудрая в трех углах, заперла двери в тереме, и поскакали они с Иваном-царевичем на борзых конях на святую Русь.
На другой день ранехонько приходят посланные от морского царя — молодых подымать, во дворец к царю звать. Стучатся в двери: \"Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовет\". — \"Еще рано, мы не выспались, приходите после!\" — отвечает одна слюнка. Вот посланные ушли, обождали час-другой и опять стучатся: \"Не пора-время спать, пора-время вставать!\" — \"Погодите немного — встанем, оденемся!\" — отвечает вторая слюнка. В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем так долго они прохлаждаются! \"Сейчас будем!\" — отвечает третья слюнка. Подождали-подождали посланные и давай стучаться: нет отклика, нет отзыва! Выломали дверь, а в тереме пусто. Доложили царю, что молодые убежали, озлобился он и послал за ними погоню великую.
А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем уже далеко-далеко! Скачут на борзых конях без остановки, без отдыха. \"Ну-ка, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?\" Иван-царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит: \"Слышу я людскую молвь и конский топ!\" — \"Это за нами гонятся!\" — сказала Василиса Премудрая и тотчас обратила коней зеленым лугом, Ивана-царевича старым пастухом, а сама сделалась смирною овечкою.
Догоняет погоня: \"Эй, старичок! Не видал ты — не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?\" — \"Нет, люди добрые, не видал, — отвечает Иван-царевич, — сорок лет как пасу на этом месте — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!\" Воротилась погоня назад: \"Ваше царское величество! Никого в пути не догнали, видели только: пастух овечку пасет\". — \"Что же не хватали? Ведь это они и были!\" — закричал морской царь и послал новую погоню. А Иван-царевич с Василисой Премудрой давным-давно скачут на борзых конях. \"Ну, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?\" Иван-царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит: \"Слышу я людскую молвь и конский топ!\" — \"Это за нами гонятся!\" — сказала Василиса Премудрая и сама сделалась церковью, Ивана-царевича обратила стареньким попом, а коней — деревьями.
Догоняет погоня: \"Эй, батюшка! Не видал ты, не проходил ли здесь пастух с овечкой?\" - \"Нет, люди добрые, не видал; сорок лет тружусь в этой церкви — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!\" Повернула погоня назад: \"Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха с овечкою; только в пути и видели, что церковь да попа-старика\". — \"Что ж вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые и были!\" — закричал морской царь и сам поскакал вдогонку за Иваном-царевичем и Василисою Премудрой. А они далеко уехали.
Опять говорит Василиса Премудрая: \"Иван-царевич! Припади к сырой земле — не слыхать ли погони?\" Слез царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит: \"Слышу я людскую молвь и конский топ пуще прежнего\". — \"Это сам царь скачет\". Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана-царевича селезнем, а сама сделалась уткою. Прискакал царь морской к озеру, тотчас догадался, кто таковы утка и селезень, ударился о сыру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не тут-то было: что ни разлетится сверху, вот-вот ударит селезня, а селезень в воду нырнет, вот-вот ударит утку, а утка в воду нырнет! Бился, бился, так ничего и не смог сделать. Поскакал царь морской в свое подводное царство, а Василиса Премудрая с Иваном-царевичем выждали доброе время и поехали на святую Русь.
Долго ли, коротко ли — приехали они в тридесятое царство. \"Подожди меня в этом лесочке, — говорит царевич Василисе Премудрой, — я пойду доложусь сначала отцу, матери\". — \"Ты меня забудешь, Иван-царевич!\" - \"Нет, не забуду\". - \"Нет, Иван-царевич, не говори — позабудешь! Вспомни обо мне хоть тогда, как станут два голубка в окна биться!\"
Пришел Иван-царевич во дворец, увидали его родители, бросились ему на шею, стали целовать-миловать его, и на радостях забыл Иван-царевич Василису Премудрую. Живет день, другой с отцом, с матерью, на третий же задумал свататься к какой-то королевне.
А Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне в работницы. Стала просвиры готовить: взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и посадила в печь. \"Разгадай, хозяюшка, что будет из этих голубков?\" - \"А что будет? Съедим их - вот и все!\" - \"Нет, не угадала!\" Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно — и в ту же минуту голуби встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна. Сколько прислуга царская ни старалась, никак не могла отогнать их прочь.
Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы расспрашивать да разыскивать ее, и нашли у просвирни. Взял он ее за руки белые, целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали они все вместе жить да поживать да добра наживать. | |
Сказка № 440 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жил-был царь, и у него было три сына. Он был очень стар, а тут у него жена померла - стал еще старее. Прослышал этот царь, что есть за тридевять земель, в тридесятом государстве у Усоньши-богатырши живая и мертвая вода и молодильные яблоки. Сделал этот царь обед для черни, а после обеда начал вызов: не выищется ли кто, кто бы достал живой и мертвой воды и молодильных яблок. И никто не вызвался. Сделал тогда царь обед для войска, и тоже никто не вызвался. Тогда видят дети, что царь очень предался печали, потому что никто не может достать живой и мертвой воды и молодильных яблок, и сами вызвались. Старшего сына звали Дмитрий-царевич, среднего - Алексей-царевич, а младшего - Иван-царевич. Только они друг с другом условились, что, если один поедет и пропадет, другой бы ехал, и если другой пропадет, ехал бы третий.
Приходит старший сын к отцу и говорит: \"Батюшка, благословите меня! Я поеду, достану живой и мертвой воды и молодильных яблок\". Царь был очень рад, благословил своего сына, приказал собрать корабль и отпустил его с генерал-адмиралом. Ехали они сутки, двое; корабль их шел сначала как следует, а на третьи сутки вдруг полетел как птица. Они спускали и паруса, бросали якоря - ничто не могло удержать его. На четвертые сутки прибыл корабль их к высокому острову, и стояли они около него двое суток. На третьи сутки собрался царевич с генерал-адмиралом на тот остров. Взошли они на него, а на острове преотличные плоды, растения, цветы. Дмитрий-царевич и говорит: \"Если бы не поехали мы за тридевять земель, в тридесятое царство, мы бы никогда этого не увидели\". И вот, когда ходили они по острову, появилась птичка; она очень Дмитрию-царевичу понравилась, и стал он за ней ходить; хочет ее поймать, а она отлетит и опять сядет - так он и не может ее поймать. Генерал-адмирал говорит: \"Дмитрий-царевич! Бросьте за этой птичкой ходить - я уж очень стар, нет моих больше сил!\" Он ему отвечает: \"Нет, генерал-адмирал, я такой птички за всю жизнь не видал и, может быть, не увижу; я с ней не расстанусь, как-нибудь да поймаю\". Только ходит, ходит, все не может поймать.
И говорит Дмитрий-царевич: \"Ну, генерал-адмирал, ступай на корабль; если через трое суток я не буду, то ты отправляйся на родину к отцу, а я, если назад не возвращусь, где меня бог благословит, там и буду\". Генерал-адмирал отправился на корабль, а он стал за птичкой ходить. Сколько ни ходил, все не мог поймать; пришла темная ночь, птичка порхнула в куст и пропала. Ходил Дмитрий-царевич всю ночь, заблудился в лесу и говорит: \"Господи, послал бы ты на меня злого человека или лютого зверя!\" Когда он эти слова проговорил, смотрит: сделалась тропинка в лесу. Пошел он по этой тропинке, видит, стоит хижина - вся мохом заросла. Он входит в эту хижину, а в ней сидит старый старик с большой седой бородой. Когда он вошел, старик и говорит: \"Здравствуй, Дмитрий-царевич! Я тебя сколько ждал! Что ты - волею или неволею, или своею большою охотою? Дело пытаешь или от дела лытаешь?\" Он, как царский сын, на старика закричал: \"Старый черт! Не напоил, не накормил, а спрашиваешь!\" Старик на него взглянул свирепо и говорит: \"Я таких не люблю; хоть ты и царский сын, я постарше тебя!\" И приказал взять его в темницу и давать ему в сутки немного воды и фунт хлеба.
Генерал-адмирал, когда прошло трое суток, обил свой корабль черным трауром и отправился в свое государство. Когда приехал, ударил из пушки: известил, что приехал. Царь вышел на балкон, видит, что корабль в черном трауре. Посылает он адъютанта: \"Поди узнай, что за корабль пришел?\" Адъютант съездил, приезжает, говорит, что это тот самый корабль, на котором поехал Дмитрий-царевич за живой и мертвой водой и за молодильными яблоками. Приезжает сам царь к кораблю; генерал-адмирал вышел к нему навстречу и упал на колени. \"Простите, - говорит, - меня, царь-государь! Когда, - говорит, - поехали мы с вашим сыном, два дня корабль шел хорошо, а на третий день полетел как птица. На четвертые сутки прибыл он к острову; мы вышли на тот остров с вашим сыном, а на острове различные плоды, цветы, птицы поют. И ваш сын за птичкой стал ходить и пропал с ней!\" Берет его за руки царь, заплакал: \"Стало быть, наше несчастье такое, генерал-адмирал!\" И с того раза царь предался еще больше горести и печали.
Много ли, мало ли времени прошло, приходит к отцу второй сын - Алексей-царевич. \"Благослови меня, батюшка! Где мой старший брат пропал, и я там пропаду. А может быть, и достану вам молодильных яблок, живой и мертвой воды\". И отправил с ним царь этот же корабль с этим же генерал-адмиралом. Ехали они двое суток хорошо, на третьи сутки корабль их полетел как птица; они снимали паруса, бросали якоря - не могли остановить корабль. На четвертые сутки прибыли они к острову. Вышел Алексей-царевич с генерал-адмиралом на остров, и все произошло так, как и с Дмитрием-царевичем. Царевич удивился красоте острова, погнался за той же птичкой и попал в тюрьму к тому же старичку. Прошло шестеро суток, а его нет. Генерал-адмирал обил корабль черным трауром и отправился в свое государство. Прибыл, выстрелил из пушки. Приезжает к нему сам царь, он вышел к нему навстречу, упал на колени. \"Государь! Хотите, - говорит, - меня казните, хотите вешайте, все то же случилось!\" Государь заплакал: \"Что же, - говорит, - я тебя загублю - детей не ворочу! Стало быть, наше несчастье с тобой такое!\"
Проходит некоторое время, приходит Иван-царевич к царю и говорит: \"Батюшка! Я хочу тоже ехать; может, погибну там, где мои братья погибли, может, привезу вам молодильных яблок, живой и мертвой воды\". А отец стал его упрашивать: \"Ах, милый мой сын! Как же я тебя отпущу? Ты еще молод, нигде еще не бывал! Я, - говорит, - очень стар, помру, на кого я царство оставлю?\" Сколько он ни удерживал его, не мог удержать - отпустил. Призвал царь генерал-адмирала. \"Как можно, - говорит, - берегитесь того места, откуда у вас корабль летит как птица!\" Отслужили молебен, и отправился Иван-царевич с генерал-адмиралом в путь.
Идут сутки, другие, на третьи сутки опять полетел их корабль как птица. Генерал-адмирал стал приказывать спускать паруса, якоря бросить, а Иван-царевич говорит: \"Не нужно ничего, пускай несется\". И прибыл их корабль к самому острову. Генерал-адмирал говорит: \"Вот ваши братцы на этом острове пропали!\" - \"Ну, если мои братья на этом острове пропали, пойду и я на него!\" Высадились они на остров и видят то же самое: плоды, птички поют. Иван-царевич удивился: \"Ах, генерал-адмирал! Если б я не поехал сюда, никогда бы этого не увидел!\" Ходили они, ходили по острову, вдруг явилась эта же птичка. Царевич за ней стал ходить, генерал-адмирал и говорит: \"Иван-царевич! Не ходите за этой птичкой: за ней ваши братья ходили и пропали!\" - \"Ну, когда мои братья из-за этой птички пропали, я их найду или умру!\" Потом говорит он генерал-адмиралу: \"Отправляйся, генерал-адмирал, на корабль, жди меня три месяца; прождешь три месяца, жди три недели; прождешь три недели, жди три дня. Прождешь три дня и, если меня не будет, отправляйся в свое царство\".
Генерал-адмирал пошел на корабль, а Иван-царевич стал птичку ловить. Пришла темная ночь, птичка порхнула в лес и пропала, а Иван-царевич остался один. Ходил он по лесу и не нашел никого. \"Ах, - говорит, - здесь нет никого!\" Только проговорил это, тропинка явилась перед ним, и он пошел по ней. Подходит к той самой хижине, к которой и его братья подходили. \"Слава тебе, господи! Теперь жить могу, попал на жилье!\" Входит в хижину и видит: сидит старик. \"А, - говорит, - Иван-царевич! Сколько лет я тебя ждал, насилу дождался... Что ты - волею или неволею, или своею большою охотою? Дело пытаешь или от дела лытаешь?\" - \"Ах, - говорит, - дедушка! Я не то что неволею, а больше своею охотою, и дело пытаю и от дела лытаю!\" - \"Вот, - говорит, - Иван-царевич! Я таких людей люблю, которые покорны старым людям. Ты есть хочешь, устал?\" - \"Да, - говорит, - устал: я целую ночь ходил!\" Старик приказал, чтоб явилось двое кресел, и явилось двое кресел; и явились разные напитки, кушанья. И не видно было, кто что подавал. Только напились, наелись - музыка заиграла. Когда музыка кончилась, старик говорит: \"Теперь вы напились, наелись, ложитесь спать, а утром встанете, что будет - сами увидите!\" Поутру Иван-царевич просыпается, видит: он в таких палатах лежит, что чудо, и слуги ходят. Подходит к нему старик: \"Иван-царевич! Вставайте, самовар готов!\"
И так он жил, веселился; прошло два месяца, а ему показалось - три дня. Наконец старик у него спрашивает: \"Что, Иван-царевич, куда вы едете, куда путь держите и что вам нужно?\" Он ему в ответ: \"Отец у нас стар, и прослышал он, что есть за тридевять земель, в тридесятом царстве Усоньша-богатырша, у которой молодильные яблоки, живая и мертвая вода. Я еду за ними\". - \"Ах, Иван-царевич! Вам трудно будет, но если я вам помогу, тогда вы сможете все это достать!\" И говорит ему: \"Ну, Иван-царевич, смотри на меня!\" Пока Иван-царевич на него смотрел, он с него портрет списал. Списал с него портрет, посадил на стол, очертил мелом вокруг него чёлн, дал портрет и свои часы и говорит: \"Смотри, Иван-царевич! Ты сможешь достать живую и мертвую воду и молодильные яблоки у Усоньши-богатырши только в двенадцатом часу. Когда подойдешь к ее дворцу, увидишь: стоят два богатыря, у каждого по палице в 500 пудов, и никого они не пропускают. Ты проходи в двенадцатом часу, тогда они спят, и назад старайся в этом же часу пройти. Когда ты пройдешь в сад, увидишь - стоят два льва, друг друга немного не достают, и стоят они у колодцев, где живая и мертвая вода; они в это время спят, и ты сможешь почерпнуть воду и пройти мимо них. А молодильные яблоки у Усоныпи-богатырши во дворце: тут растут деревья, а на них - молодильные яблоки. Ты в этот же час сможешь и их сорвать! Смотри же, когда, - говорит, - яблоки возьмешь, больше ничего не делай, я тебя прошу\".
Только лишь старик проговорил эти слова, дунул на него, он и оказался в том государстве - у дворца Усоньши-богатырши. Видит: вдали два богатыря, посмотрел на часы - двенадцатый час, и те два богатыря спят. Проходит заставу, видит: львы стоят у колодцев, тоже спят. По левую сторону он взял мертвой, по правую - живой воды и пошел дальше. Приходит во дворец, в нем спит Усоньша-богатырша, а рядом с ней деревья с яблоками растут. Он подошел и сорвал несколько яблок; потом посмотрел на Усоньшу-богатыршу, и очень понравилась она ему; влюбился он и поцеловал ее. И вдруг видит, что осталось ему только четверть часа быть во дворце, схватил нечаянно ее часы и портрет, а свои часы и портрет оставил, выбежал за заставу, за которой был его челн, сел в него и поехал.
А Усоньша-богатырша тем временем проснулась и закричала: \"Кто такой, каков невежа был в моем царстве?\" И приказала в погоню броситься и догнать его. И вот-вот догонят его, он испугался и говорит: \"Ах, дедушка, что ты со мной сделал? Должен я теперь погибнуть!\" Только он эти слова проговорил, вдруг очутился опять у старика на столе. \"Здравствуй, Иван-царевич! Я тебя уже давно дожидаюсь. Ну, — говорит, — расскажи, что ты, все ли достал?\" — \"Я все, дедушка, достал\". — \"Ну, — говорит, — покажи свой портрет и подай мои часы!\" Он вынул портрет и часы: и портрет ее, и часы ее! Что делать? \"Береги, — говорит старик, — этот портрет: в его рамке имеется самотряс-кошелек! А теперь время отправляться домой, осталось только три дня\".
Взглянул Иван-царевич на старика и слезно заплакал. \"О чем же ты, Иван-царевич, так сильно плачешь?\" — \"Ах, дедушка, как же мне не плакать? Я все достал, а братьев моих нет\". — \"Что же, Иван-царевич! Тебе, стало быть, желается своих братьев выручить? Они у меня!\" — \"Как же, — говорит, — мне не желательно, когда мы одной крови?\" Пожалел его старик и приказал привести братьев. Их тут же привели. Увидали они своего брата и упали перед стариком на колени: \"Дедушка, прости нас!\" Старик им отвечает: \"Я бы вас никогда не простил, да за брата вашего прощаю и отпускаю в свое государство\".
Поблагодарили они старика, вышли из хижины. Пришли на берег моря, смотрят — корабль стоит. Увидал генерал-адмирал Ивана-царевича с братьями и забыл свою старость: бросился к ним. Разукрасили они корабль и отправились в свое государство. А Иван-царевич, может, ночи две не спал и крепким сном заснул. Братья же между собой говорят: \"Что же, мы — старшие братья, мы ничего не достали, а он — младший брат, все достал и нас выручил. Отберем у него все, а ему подложим простых яблок и морской воды!\" Взяли у него, у сонного, живую и мертвую воду, а ему влили морской, взяли молодильные яблоки, а ему положили простых.
Приезжают в свое государство. Генерал-адмирал выстрелил из пушки. Царю докладывают, что приехал корабль, на котором отправился генерал-адмирал. Царь сам приезжает к кораблю, увидал генерал-адмирала и всех своих трех сыновей, забыл старость свою, очень обрадовался. Приезжают во дворец, стал он у них спрашивать: \"Что, дети мои, достали ли для меня что?\" Иван-царевич говорит: \"Всего я для вас достал: и молодильных яблок, и живой и мертвой воды!\" И подает отцу воды. Отец выпил ее, и сделалась с ним рвота, и упал он в обморок от этой воды. Потребовали доктора, привели его в чувства. Иван-царевич вынимает яблоки. \"Вот, — говорит, — как съедите, и сделаетесь молодым!\"
Он съел — как был, так и остался стар. Старшие братья и говорят отцу: \"Он все врет; мы все достали: живой и мертвой воды, и молодильных яблок!\" Отец выпил их воды и сделался здрав, съел яблоки и сделался молодой, как и дети его.
Осердился он на Ивана-царевича, потребовал палача: \"Вот тебе, палач, мой сын, отведи в поле, изруби его в мелкие кусочки и принеси мне меч в его крови!\" Пошли они в поле, и горько Иван-царевич плачет; видит палач, что напрасно царевич погибает. Выходят они в чистое поле. Иван-царевич говорит: \"Палач, не руби меня! Отрежь у меня с левой руки мизинец и помажь меч!\" Палач отрезал у него мизинец и помазал меч кровью. Иван-царевич и говорит: \"Палач, держи полу: я за это буду тебя благодарить!\" Вынул он кошелек-самотряс и целую полу натряс ему золота. Распростился с палачом и отправился куда глаза глядят.
Приходит Иван-царевич в другое государство. Подходит к городу и видит: стережет пастух скотину. Он к пастуху: \"Отдай одежду, а мою возьми себе!\" Пастух говорит: \"Как можно, вы надо мной смеетесь! Как можно вашу одежду на мой кафтан променять?\" Но царевич снимает свое платье, отдает пастуху; а пастуший кафтан надевает. Поблагодарил пастуха и пошел в город.
Пришел он в город; идет, рассматривает, где что есть. Вот подходит к одной лавке: в ней старичок сидит, торгует. Он встал и смотрит на него. Старик спрашивает: \"Кто ты такой?\" Он ему отвечает: \"Я не знаю откуда, не помню и родства!\" А старик заметил, что он был красив и по словам неглупый, и начал его приглашать к себе жить. Детей же у этого старика, кроме дочери, не было. И остался царевич у старика. Когда он торговал, старику доход отличный был. Выстроил ему старик другую лавку и посадил одного торговать. День он торговал, два. На третий день отворил лавку, и шел полк солдат мимо, он говорит им: \"Что есть в лавке, берите все себе!\" Солдаты разобрали все, а он вынул кошелек-самотряс и во все ящики золота насыпал. Увидали старика купцы и спрашивают: \"Где ты такого дурака себе взял?\" — \"А вам что же за дело?\" — \"Да нам со стороны жалко. Сегодня он отворил лавку, пустил солдат, и не чтоб какие от них барыши — всё разобрали дочиста\". — \"Хоть, — говорит, — весь товар у него разобрали задаром, а я всю жизнь не получал столько барыша, как от него\". Купцы и говорят: \"Постой, мы завтра раньше встанем и тоже солдат пустим!\" Поутру рано встали. И вот идет полк солдат на ученье. Купцы говорят: \"Солдаты, берите, что вам угодно!\" Солдаты все забрали, и не осталось ничего у них: ни денег, ни товару. \"Вот, — говорят, — старый, сам обанкротился и нас в банкроты произвел!\"
Усоньша-богатырша с того времени, как Иван-царевич у нее был, родила двух сыновей, и дети ее росли не по дням, а по часам. Когда им было по пяти лет, стали они учиться грамоте. Только другие товарищи смеются над ними, говорят, что у них отца нет. Это им показалось обидно. Приходят они домой, плачут слезно. Мать на них смотрит: \"Дети мои, о чем вы плачете?\" — \"Как же нам не плакать, когда другие дети говорят, что у нас отца нет\". Она вздохнула и слезно заплакала: \"Есть, — говорит, — у вас отец, да далеко: за тридевять земель, в тридесятом государстве царский сын, звать Иван-царевич и прекрасен собой!\"
Дети начали мать просить: \"Сделай милость, мамаша, поедем разыскивать папашу\". Она снарядила корабль и поехала вместе с детьми отыскивать Ивана-царевича.
Приезжает она к царю, посылает посланника и письмо: \"Выдайте мне Ивана-царевича, а не выдадите, я все царство огнем пожгу, а вас самих в плен возьму\". Дорогу от своего корабля до царского дворца выстлала красным сукном. Царь призывает своих детей: \"Ну, дети мои милые! Кто из вас виноват перед ней, ступайте к ней\". Вот старший сын Дмитрий-царевич оделся в хорошую одежду и отправился к ней. Увидали его дети: \"Мамаша! Это не наш ли идет папаша?\" — \"Нет, это, — говорит, — не папаша, а вашего папаши брат. Только он выдает себя за папашу и передо мною виновен\". Дети и спрашивают: \"Что ж прикажете с ним делать?\" Она им отвечает: \"Как придет, схватите и дайте ему двести пятьдесят ударов\". Как только Дмитрий-царевич поравнялся с ними, они его схватили и дали двести пятьдесят ударов.
Еще Усоньша-богатырша посылает посланника и письмо: \"Выдайте мне Ивана-царевича, а не выдадите, все царство огнем пожгу, всех в полон возьму\". Опять царь призывает своих детей. \"Кто из вас, — говорит, — виновен перед ней, ступайте к ней\". Алексей-царевич надел хорошую одежду и идет к ней. Дети спрашивают: \"Мамаша! Это не наш ли папаша идет?\" — \"Нет, — это вашего папаши брат\". И этого схватили, дали двести пятьдесят ударов.
А Усоньша-богатырша снова Ивана-царевича требует. Тогда Дмитрий-царевич и Алексей-царевич падают на колени перед отцом. \"Прости, — говорят, — нас, батюшка! Это наш брат все достал, а мы ничего не достали, он нас самих выручил из нужды!\" — \"Где же мы теперь можем его взять, когда я приказал палачу изрубить его в мелкие части?\" Потребовали палача. \"Если ты, — говорит царь, — моего сына изрубил, целые куски подай,мне сюда!\" Палач падает на колени. \"Я, — говорит, — вашего сына не убил, только мизинец отрезал\". Царь поднимает его за руки, целует и пожаловал ему чин генерала. А сам разослал посланников по всем губерниям, по всем городам разыскивать его.
И вот приезжают посланники в тот самый город, где жил Иван-царевич. Рассказывают им, что у такого-то купца есть прекрасный человек, и у него нет пальца; только завтра свадьба будет: старик хочет его женить на своей дочери. Приходят посланники к царевичу, заметили, что на левой руке у него нет пальца, взяли его, посадили и увезли. А в городе говорят: \"Непременно какой-нибудь разбойник, что-нибудь сделал и убежал\".
Привозят его к отцу. Когда увидели его отец и братья, пали перед ним на колени и просят прощения. \"На что ж, — говорит, — я вам понадобился? То был не нужен, то вдруг понадобился!\" Царь ему говорит: \"Усоньша-богатырша требует тебя\". Иван-царевич заплакал: \"Ах, господи, боже мой, то был в беде, а что теперь будет со мной?\" Тотчас принесли ему царское платье, хотели одеть. \"Мне не нужно, — говорит, — вашего платья, дайте мне худой кафтан\". Дали ему худой кафтан и лапти худые; он сажей обмазался, пошел. Идет к Усоньше-богатырше, а дети говорят: \"Какого это пугалища царь выслал?\" А она им: \"Нет, дети! Это ваш папаша; разуйте, разденьте его и как можно чище вымойте!\" Как он поравнялся с ними, они взяли его, разули, раздели, вымыли, она подала одежду и приказала одеть его. Когда они одели его, привели к матери. Поздравляет она его с детьми и говорит: \"Вы были в моем государстве, извольте меня замуж взять!\" А он этому очень рад, берет ее за руки и приводит к отцу. \"Вот, — говорит, — папаша, моя нареченная супруга\". И царь очень рад.
У царя, конечно, не надо было пиво варить и вино готовить — все готово, сыграли тут же свадьбу. А после свадьбы Иван-царевич братьев своих с отцом оставил: отправился он с Усоньшей-богатыршей и с детьми в ее государство. | |
Сказка № 439 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жил-проживал Кузенька один-одинёшенек в темном лесу; у него был худой домишко, да один петушок, да пять курочек.
К этому Кузеньке повадилась ходить лисичка; пошел он раз на охоту, и только из дому, а лисичка тут как тут; прибежала, заколола одну корочку, изжарила и скушала. Воротился Кузенька, хвать — нет курочки. И думает: верно, коршун утащил.
На другой день пошел опять на охоту. Попадается ему навстречу лисичка и спрашивает: \"Куда, Кузенька, идешь?\" — \"На охоту, лисичка!\" ~ \"Ну, прощай!\" И тотчас же побежала к нему в избу, заколола курочку, изжарила и скушала.
Пришел домой Кузенька, хватился курочки - нету! Пало ему в догадку: \"Уж не лисичка ли кушает моих курочек?\"
Вот на третий день он крепко-накрепко заколотил у себя в избе окна и двери, а сам пустился на промысел. Откуда ни возьмись лисичка и спрашивает: \"Куда идешь, Кузенька?\" — \"На охоту, лисичка!\" Лисичка тут же и побежала к дому Кузеньки, а он поворотил да вслед за нею. Прибежала лисичка, обошла кругом избу, видит: окна и двери заколочены крепко-накрепко, как попасть в избу? Взяла да и спустилась в трубу. Тут Кузенька и поймал лисичку. \"Ба, - говорит, — вот какой вор ко мне жалует! Постой-ка, сударушка, я тебя теперь живой из рук не выпущу!\" Лисичка стала просить Кузеньку: \"Не убивай меня! Я тебя сделаю Козьмою Скоробогатым, только изжарь для меня одну курочку с масличком пожирнее!\"
Кузенька согласился, а лисонька, накушавшись такого жирного обеда, побежала на царские заповедные луга и стала на тех заповедных лугах кататься. Бежит волк и говорит: \"Эх ты, проклятая лиса! Где так жирно обтрескалась?\" — \"Ах, любезный волченёк-куманёк! Ведь я была у царя на пиру. Неужели тебя, куманек, не звали? А нас там было всяких разных зверей, куниц, соболей видимо-невидимо!\" Волк и просит: \"Лисонька, не сведешь ли и меня к царю на обед?\" Лисичка обещалась и велела собрать сорок сороков серых волков и привести с собою.
Волк согнал сорок сороков серых волков, а лиса повела их к царю; как привела, сейчас же вошла в белокаменные палаты и поклонилась царю сороком сороков серых волков от Козьмы Скоробогатого. Царь весьма тому обрадовался, приказал всех волков загнать в ограду и запереть накрепко.
А лисичка бросилась к Кузеньке; прибежала, велела зажарить еще одну курочку; пообедала сытно и пустилась на заповедные луга и стала кататься по траве. Бежит медведь мимо, увидел лисоньку и говорит: \"Эк ведь ты, проклятая хвостомеля, обтрескалась!\" Она отвечает: \"Я была у царя в гостях; нас там было всяких разных зверей, куниц, соболей видимо-невидимо! Да и теперь еще остались — пируют волки. Ты знаешь, любезный куманек, какие они объедалы! По сию пору всё обедают!\" Мишка и просит: \"Лисонька, не сведешь ли и меня на царский обед?\" Лисичка согласилась и велела ему собрать сорок сороков черных медведей: \"Для одного тебя царь и беспокоиться не захочет!\"
Мишка собрал сорок сороков черных медведей, а лиса повела их к царю; привела и поклонилась ему сороком сороков черных медведей от Козьмы Скоробогатого. Царь тому и рад, приказал загнать их и запереть накрепко.
А лисичка отправилась к Кузеньке; прибежала и велела зажарить последнюю курочку с петушком. Кузенька не пожалел, зажарил ей последнюю курочку с петушком, лисичка скушала на здоровье, пустилась на заповедные луга и стала валяться по зеленой траве. Бегут мимо соболь с куницею и спрашивают: \"Ах ты, лукавая лиса, где так жирно накушалась?\" — \"Ах вы, соболь и куница! Я у царя в превеликом почете! У него нынче пир и обед для всяких зверей; я что-то переела: так много жирного поела; а что зверей на обед-то было — видимо-невидимо! Только вас там и недоставало. Вы сами знаете волков, как они завистливы, будто сроду жирного не едали, — до сих пор трескают у царя! А про косолапого мишку и говорить нечего: он до тех пор ел, что чуть дышит!\"
Соболь и куница стали лису упрашивать: \"Кумушка, своди ты нас к царю — мы хоть посмотрим!\" Лиса согласилась и велела им согнать к себе сорок сороков соболей и куниц.
Согнали; лиса привела их во дворец и поклонилась царю сороком сороков соболей и куниц от Козьмы Скоробогатого. А царь не может надивиться богатству Козьмы Скоробогатого; с радостью принял он дар и приказал всех зверей перебить и снять с них шкуры.
На другой день лисичка опять прибежала к царю и говорит: \"Ваше царское величество! Козьма Скоробогатый приказал тебе низко кланяться и попросить пудовку: нужно посчитать серебряные деньги. Свои-то пудовки заняты у него золотом!\" Царь тут же дал лисе пудовку.
Она прибежала к Кузеньке и велела мерить пудовкою песок, чтобы высветлить бочок... Как высветлило, она бросила в нее несколько мелких денег и понесла назад к царю. Пришла и стала сватать у него прекрасную царевну за Козьму Скоробогатого. Царь не отказал, велел Козьме приезжать.
Поехал Кузенька к царю, а лисичка забежала вперед и подрядила работников подпилить мостик. Кузенька только въехал на мостик — мостик вместе с ним и обрушился в воду. Лисичка стала кричать: \"Ахти! Пропал Козьма Скоробогатый!\"
Царь услышал и тотчас же послал людей спасать Козьму. Они спасли его, переодели в нарядное платье и привели к царю.
Женился он на царевне и живет у царя неделю и две. \"Ну, — говорит царь, — поедем теперь, любезный зять, к тебе в гости!\" Козьме делать нечего, надо собираться. Запрягли лошадей и поехали.
И лисичка отправилась вперед. Бежала, бежала, глядит: пастухи . пасут стадо овец; она спрашивает их: \"Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?\" Пастухи отвечают: \"Стадо царя Змиулана!\" Лисичка начала их учить: \"Сказывайте всем, что это стадо Козьмы Скоробогатого, а не Змиулана-царя; а то едут царь Огонь да царица Ма-ланьица; коли не скажете им, что это стадо Козьмы Скоробогатого, они всех вас, с овцами, сожгут и спалят!\" Пастухи видят, что дело неминучее — надо слушаться, и обещали всякому сказывать про Козьму Скоробогатого, как лиса учила. А лисичка пустилась вперед; видит: пастухи стерегут свиней — и спрашивает: \"Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?\" — \"Царя Змиулана!\" — \"Сказывайте, что стадо это Козьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Маланьица: они всех вас сожгут и спалят, коли станете поминать царя Змиулана!\" Пастухи согласились.
Лиса опять побежала вперед; добегает до коровьего стада царя Змиулана, потом до конского табуна и велит пастухам сказывать, что это стада Козьмы Скоробогатого, а о царе Змиулане ничего не говорить.
Добегает лиса и до стада верблюжьего. \"Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?\" — \"Царя Змиулана!\" Лиса строго запретила им сказывать о царе Змиулане, велела говорить, что это стадо Козьмы Скоробогатого, а то теперь царь Огонь и царица Маланьица сожгут и спалят их...
Лисонька опять побежала вперед, прибегает в царство самого царя Змиулана и прямо в белокаменные палаты. \"Что скажешь, лисонька?\" — \"Ну, царь Змиулан, надо скорее прятаться! Едет грозный царь Огонь и царица Маланьица — все жгут и палят... Стада твои с пастухами сожгли — сначала овечье, потом свиное, а тут коровье и конское. Я не стала мешкать, пустилась к тебе сказать и чуть от дыма не задохнулась!\"
Царь Змиулан закручинился-запечалился: \"Ах, лисонька, куда же я подеваюсь?\" — \"Есть в твоем саду старый заповедный дуб — середина вся повыгнила; беги и схоронись в дупло, пока они мимо не проедут!\" Царь Змиулан вмиг собрался и по сказанному, как по писаному, сделал так, как лиса научила.
А Козьма Скоробогатый едет себе да едет с женою и тестем. Доезжают они до стада овечьего. Молодая царица и спрашивает: \"Пастушки, пастушки, чье стадо пасете?\" — \"Козьмы Скоробогатого\", — отвечают пастухи. Царь тому и рад: \"Ну, любезный зять, много же у тебя овец!\"
Идут они дальше, доезжают до стада свиного: \"Пастушки, пастушки, — спрашивает молодая царевна, — чье стадо пасете?\" — \"Козьмы Скоробогатого!\" — \"Ну, любезный зять, много же у тебя свиней!\" Едут они все дальше и дальше; тут пасется стадо коров, там конское, атам верблюжье. Спросят у пастухов: \"Чье стадо пасете?\"— они знай отвечают одно: \"Козьмы Скоробогатого\". Вот приехали к царскому дворцу, лисонька встречает и вводит их в палаты белокаменные. Царь вошел и задивился: столь хорошо убрано! И давай пировать, пить-есть и веселиться!
Живут они день, живут и неделю. \"Ну, Кузенька, — говорит лисонька, — перестань гулять, надо дело сделать. Ступай с тестем в зеленый сад, в том саду стоит старый дуб, а в том дубе сидит царь Змиулан — от вас спрятался. Расстреляйте дерево на мелкие части!\"
Тогда Кузенька по сказанному, как по писаному, пошел вместе с тестем в зеленый сад, и стали они в тот дуб стрелять и убили царя Змиулана до смерти!
А Козьма Скоробогатый воцарился в том государстве и стал с царевною жить-поживать да добра наживать; и теперь живут — хлеб жуют...
Лисоньку же всякий день угощали курочками, и она до тех пор у них гостила, пока всех кур не передавила. | |
Сказка № 438 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Один князь женился на прекрасной княжне и не успел еще на нее наглядеться, не успел с нею наговориться, не успел ее наслушаться, а уж надо было им расставаться, надо было ему ехать в дальний путь, покидать жену на чужих руках. Что делать! Говорят: век, обнявшись, не просидеть...
Много плакала княгиня, много князь ее уговаривал, заповедовал не покидать высока терема, не ходить на беседу, с дурными людьми не ватажиться, худых речей не слушаться. Княгиня обещала все исполнить.
Князь уехал, она заперлась в своем покое и не выходит.
Долго ли, коротко ли — пришла к ней женщина, казалось — такая простая, сердечная! \"Что, — говорит, — скучаешь? Хоть бы на божий свет поглядела, хоть бы по саду прошлась, тоску размыкала!\"
Долго княгиня отговаривалась, не хотела; наконец подумала: \"По саду походить — не беда\", — и пошла. А в саду, в реченьке, ключевая хрустальная вода. \"Что, — говорит женщина, — день такой жаркий, солнце палит, а водица студеная — так и плещет, не искупаться ли нам здесь?\" — \"Нет, нет, не хочу!\" А сама подумала: \"Ведь искупаться — не беда!\" Скинула сарафанчик и прыгнула в воду. Только окунулась, женщина и ударила ее по спине: \"Плыви ты, — говорит, — белою уточкою!\" И поплыла княгиня белою уточкою.
Ведьма тотчас нарядилась в ее платье, убралась, намалевалась и села ждать князя.
Только щенок вякнул, колокольчик звякнул — она уж бежит навстречу; бросилась к князю, целует, милует. Он обрадовался, сам руки протянул и не распознал ее.
И белая уточка нанесла яичек, вывела деточек: двух хороших, а третьего заморышка, и деточки ее вышли — ребяточки. Она их вырастила, стали они по реченьке ходить, злату рыбку ловить, лоскутики сбирать, кафтаники сшивать, да выскакивать на берег, да поглядывать на лужок. \"Ох, не ходите туда, дети!\" — говорила мать. Дети не слушают; нынче поиграют на травке, завтра побегают по муравке, дальше, дальше — и забрались на княжий двор.
Ведьма чутьем их узнала, зубами заскрипела. Вот она позвала деточек, накормила-напоила и спать уложила, а сама велела разложить огонь, навесить котлы, наточить ножи.
Легли два братца и заснули, — а заморышка, чтоб не застудить, приказала им мать в пазушке носить, — заморышек-то и не спит, все слышит, все видит.
Ночью пришла ведьма под дверь и спрашивает: \"Спите вы, детки, или нет?\" Заморышек отвечает: \"Мы спим — не спим, думу думаем, что хотят нас всех порезати: огни кладут калиновые, котлы высят кипучие, ножи точат булатные!\" — \"Не спят!\"
Ведьма ушла, походила-походила, опять под дверь: \"Спите, детки, или нет?\" Заморышек опять говорит то же: \"Мы спим — не спим, думу думаем, что хотят нас всех порезати: огни кладут калиновые, котлы высят кипучие, ножи точат булатные!\" — \"Что же это всё один голос?\" — подумала ведьма, отворила потихоньку дверь и видит: оба брата спят крепким сном; она тотчас обвела их мертвой рукой — и они померли.
Поутру белая уточка зовет деток — детки не идут. Зачуяло ее сердце, встрепенулась она и полетела на княжий двор.
На княжьем дворе белы, как платочки, холодны, как пласточки, лежат братцы рядышком. Кинулась она к ним, бросилась, крылышки распустила, деточек обхватила и материнским голосом завопила:
Кря, кря, мои деточки! Кря, кря,голубяточки! Я нуждой вас выхаживала, Я слезой вас выпаивала, Темную ночь недосыпала, Сладок кус недоедала!
\"Жена, слышишь небывалое? Утка приговаривает!\" — говорит князь. — \"Это тебе чудится! Велите утку со двора прогнать!\" Ее прогонят, она облетит да опять к деткам:
Кря, кря, мои деточки! Кря, кря,голубяточки! Погубила вас ведьма старая, Ведьма старая, змея лютая, Змея лютая, подколодная Отняла у вас отца родного, Отца родного — моего мужа, Потопила нас в быстрой реченьке, Обратила нас в белых уточек, А сама живет — величается!
\"Эге!\" — подумал князь и закричал: \"Поймайте мне белую уточку!\" Бросились все, а белая уточка летает и никому не дается; выбежал князь сам — она к нему на руки пала. Взял он ее за крылышко и говорит: \"Стань, белая береза, у меня позади, а красная девица — впереди!\" Белая береза вытянулась у него позади, а красная девица стала впереди, и в красной девице князь узнал свою молодую княгиню!
Тотчас поймали сороку, подвязали ей два пузырька, велели в один набрать воды живящей, в другой — говорящей. Сорока слетала, принесла воды. Сбрызнули деток живящею водою — они встрепенулись, сбрызнули говорящею — они заговорили!
И стала у князя целая семья, и стали они жить-поживать, добро наживать, худо забывать.
А ведьму привязали к лошадиному хвосту и размыкали по полю: где оторвалась нога — там стала кочерга, где рука — там грабли, где голова — там куст да колода; налетели птицы — мясо поклевали, поднялись ветры — кости разметали, и не осталось от нее ни следа, ни памяти. | |
|
