Сказка № 54 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
В некотором царстве, в некотором государстве жил купец с купчихою; у него было двое детей: сын и дочь; дочь была такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке сказать. Пришло время — заболела купчиха и померла; а вскоре после того захворал и купец, да так сильно, что не чает и выздороветь. Призвал он детей и стал им наказывать: Дети мои милые! Скоро я белый свет покину, уж смерть за плечами стоит. Благословляю вас всем моим добром; живите после меня дружно и честно; ты, дочка, почитай своего брата, как отца родного, а ты, сынок, люби сестру, как мать родную. Вслед за тем купец помер; дети похоронили его и остались одни жить. Все у них идет ладно и любовно, всякое дело сообща делают. Пожили они этак несколько времени, и вздумалось купеческому сыну: Что я все дома живу? Ни я людей, ни меня люди не знают; лучше оставлю сестру — пусть одна хозяйничает, да пойду в военную службу. Коли бог даст счастье да жив буду — лет через десять заслужу себе чин; тогда мне от всех почет! Призвал он свою сестру и говорит ей: Прощай, сестрица! Я иду своею охотою служить богу и великому государю. Купеческая дочь горько заплакала: Бог с тобой, братец! И не думала и не гадала, что ты меня одну покинешь! Тут они простились, поменялись своими портретами и обещались завсегда друг друга помнить — не забывать. Купеческий сын определился в солдаты и попал в гвардию; служит он месяц, другой и третий, вот уж и год на исходе, а как был он добрый молодец, собой статный, разумный да грамотный, то начальство скоро его узнало и полюбило. Не прошло и двух лет, произвели его в прапорщики, а там и пошли чины за чинами. Дослужился купеческий сын до полковника, стал известен всей царской фамилии; царь его жаловал, а царевич просто души в нем не чаял: называл своим другом и зачастую ездил к нему в гости погулять-побеседовать. В одно время случилось царевичу быть у полковника в спальне; увидал он на стене портрет красной девицы, так и ахнул от изумления. «Неужели, — думает, — есть где-нибудь на белом свете такая красавица?» Смотрел, смотрел и влюбился в этот портрет без памяти. Послушай, — говорит он полковнику, — чей это портрет? Моей родной сестры, ваше высочество! Хороша твоя сестра! Хоть сейчас бы на ней женился. Да подожди, улучу счастливую минутку, признаюсь во всем батюшке и стану просить, чтоб позволил мне взять ее за себя в супружество. С той поры еще в большей чести стал купеческий сын у царевича: на всех смотрах и ученьях кому выговор, кому арест, а ему завсегда благодарность. Вот другие полковники и генералы удивляются: Что б это значило? Из простого звания, чуть-чуть не из мужиков, а теперь, почитай, первый любимец у царевича! Как бы раздружить эту дружбу? Стали разведывать и по времени разузнали всю подноготную. Ладно, — говорит один завистливый генерал, — недолго ему быть первым любимцем, скоро будет последним прохвостом! Не я буду, коли его не выгонят со службы с волчьим паспортом! Надумавшись, пошел генерал к государю в отпуск проситься: надо-де по своим делам съездить; взял отпуск и поехал в тот самый город, где проживала полковничья сестра. Пристал к подгороднему мужику на двор и стал его расспрашивать: Послушай, мужичок! Скажи мне правду истинную: как живет такая-то купеческая дочь, принимает ли к себе гостей и с кем знается? Скажешь правду, деньгами награжу. Не возьму греха на душу, — отвечал мужик, — не могу ни в чем ее покорить; худых дел за нею не водится. Как жила прежде с братом, так и теперь живет — тихо да скромно; все больше дома сидит, редко куда выезжает — разве в большие праздники в церковь божию. А собой разумница да такая красавица, что, кажись, другой подобной и в свете нет! Вот генерал выждал время и накануне большого годового праздника, как только зазвонили ко всенощной и купеческая дочь отправилась в церковь, он приказал заложить лошадей, сел в коляску и покатил к ней прямо в дом. Подъехал к крыльцу, выскочил из коляски, взбежал по лестнице и спрашивает: Что, сестра дома? Люди приняли его за купеческого сына; хоть на лицо и не схож, да они давно его не видали, а тут приехал он вечером, впотьмах, в военной одеже — как обман признать? Называют его по имени по отчеству и говорят: Нет, сестрица ваша ко всенощной ушла. Ну, я ее подожду; проведите меня к ней в спальню и подайте свечу. Вошел в спальню, глянул туда-сюда, видит — на столике лежит перчатка, а рядом с ней именное кольцо купеческой дочери, схватил это кольцо и перчатку, сунул в карман и говорит: Ах, как давно не видал я сестрицы! Сердце не терпит, хочется сейчас с ней поздороваться; лучше я сам в церковь поеду. А сам на уме держит: «Как бы поскорей отсюда убраться, не ровен час — застанет! Беда моя!» Выбежал генерал на крыльцо, сел в коляску и укатил из города. Приходит купеческая дочь от всенощной; прислуга ее и спрашивает: Что, видели братца? Какого братца? Да что в полку служит; он в отпуск выпросился, на побывку домой приехал. Где же он? Был здесь, подождал-подождал да вздумал в церковь ехать; смерть, говорит, хочется поскорей сестрицу повидать! Нет, в церкви его не было: разве куда в другое место заехал... Ждет купеческая дочь своего брата час, другой, третий; всю ночь прождала, а об нем ни слуху, ни вести. «Что бы это значило? — думает она. — Уж не вор ли какой сюда заходил?» Стала приглядываться — так и есть: золотое кольцо пропало, да одной перчатки нигде не видно. Вот генерал воротился из отпуска в столичный город и на другой день вместе с другими начальниками явился к царевичу. Царевич вышел, поздоровался, отдал им приказы и велел по своим местам идти. Все разошлись, один генерал остался. Ваше высочество! Позвольте, — говорит, — секрет рассказать. Хорошо, сказывай! Слух носится, что ваше высочество задумали на полковничьей сестре жениться; так смею доложить: она того не заслуживает. Отчего так? Да уж поведенья больно зазорного: всем на шею так и вешается. Был я в том городе, где она живет, и сам прельстился, с нею грех сотворил. Да ты врешь! Никак нет! Вот не угодно ль взглянуть? Она дала мне на память свое именное колечко да пару перчаток; одну-то перчатку я на дороге потерял, а другая цела... Царевич тотчас послал за купеческим сыном-полковником и рассказал ему все дело. Купеческий сын отвечал царевичу: Я головой отвечаю, что это неправда! Позвольте мне, ваше высочество, домой поехать и разузнать, как и что там делается. Если генерал правду сказал, то не велите щадить ни меня, ни сестры; а если он оклеветал, то прикажите его казнить. Быть по сему! Поезжай с богом. Купеческий сын взял отпуск и поехал домой, а генералу нарочно сказали, что царевич его с глаз своих прогнал. Приезжает купеческий сын на родину; кого ни спросит — все его сестрой не нахвалятся. Увидался с сестрою; она ему обрадовалась, кинулась на шею и стала спрашивать: Братец, сам ли ты приезжал ко мне вот тогда-то, али какой вор под твоим именем являлся? Рассказала ему все подробно. Еще тогда, — говорит, — пропала у меня перчатка с именным моим кольцом. А! Теперь я догадываюсь; это генерал схитрил! Ну, сестрица, завтра я назад поеду, а недели через две и ты вслед за мной поезжай в столицу. В такой-то день и час будет у нас большой развод на площади; ты будь там непременно к этому сроку и явись прямо к царевичу. Сказано — сделано. В назначенный день собрались войска на площадь, приехал и царевич; только было хотел развод делать, вдруг прикатила на площадь коляска, из коляски вышла девица красоты неописанной и прямо к царевичу; пала на колени, залилась слезами и говорит: Я — сестра вашего полковника! Прошу у вас суда с таким-то генералом, за что он меня опорочил? Царевич позвал генерала: Знаешь ты эту девицу? Она на тебя жалуется. Генерал вытаращил глаза. Помилуйте, — говорит, — ваше высочество! Я ее знать не знаю, в первый раз в глаза вижу. Как же ты мне сам сказывал, что она тебе перчатки и золотое кольцо подарила? Значит, ты эти вещи украл? Тут купеческая дочь рассказала царевичу, как пропали у ней из дому кольцо и одна перчатка, а другую перчатку вор не приметил и не захватил: Вот она — не угодно ль сличить? Сличили обе перчатки — как раз пара! Нечего делать, генерал повинился, и за ту провинность осудили его и повесили. А царевич поехал к отцу, выпросил разрешение и женился на купеческой дочери, и стали они счастливо жить-поживать да добра наживать. | |
Сказка № 53 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Жил-был охотник, и было у него две собаки. Раз как-то бродил он с ними по лугам, по лесам, разыскивал дичи, долго бродил — ничего не видал, а как стало дело к вечеру, набрел на такое диво: горит пень, а в огне змея сидит. И говорит ему змея: Изыми, мужичок, меня из огня, из полымя; я тебя счастливым сделаю: будешь знать все, что на свете есть, и как зверь говорит, и что птица поет! Рад тебе помочь, да как? — спрашивает змею охотник. Вложи только в огонь конец палки, я по ней и вылезу. Охотник так и сделал. Выползла змея: Спасибо, мужичок! Будешь разуметь теперь, что всякая тварь говорит; только никому про то не сказывай, а если скажешь — смертью помрешь! Опять охотник пошел искать дичь, ходил, ходил, и пристигла его ночь темная. «Домой далеко, — подумал он, — останусь-ка здесь ночевать». Развел костер и улегся возле вместе с собаками и слышит, что собаки завели промеж себя разговор и называют друг друга братом. Ну, брат, — говорит одна, — ночуй ты с хозяином, а я домой побегу, стану двор караулить. Не ровен час: воры пожалуют! Ступай, брат, с богом! — отвечает другая. Поутру рано воротилась из дому собака и говорит той, что в лесу ночевала: Здравствуй, брат! Здорово! Хорошо ли ночь у вас прошла? Ничего, слава богу! А тебе, брат, как дома поспалось? Ох, плохо! Прибежал я домой, а хозяйка говорит: «Вот черт принес без хозяина!» — и бросила мне горелую корку хлеба. Я понюхал, понюхал, а есть не стал; тут она схватила кочергу и давай меня потчевать, все ребра пересчитала! А ночью, брат, приходили на двор воры, хотели к амбарам да клетям подобраться, так я такой лай поднял, так зло на них накинулся, что куда уж было думать о чужом добре, только б самим уйти подобру-поздорову! Так всю ночь и провозился! Слышит охотник, что собака собаке сказывает, и держит у себя на уме: «Погоди, жена! Приду домой — уж я те задам жару!» Вот пришел в избу: Здорово, хозяйка! Здорово, хозяин! Приходила вчера домой собака? Приходила. Что ж, ты ее накормила? Накормила, родимый! Дала ей целую крынку молока и хлеба покрошила. Врешь, старая ведьма! Ты дала ей горелую корку да кочергой прибила. Жена повинилась и пристала к мужу, скажи да и скажи, как ты про все узнал. Не могу, — отвечает муж, — не велено сказывать. Скажи, миленький! Право слово, не могу! Скажи, голубчик! Если скажу, так смертью помру. Ничего, только скажи, дружок! Что станешь с бабой делать? Хоть умри, да признайся! Ну, давай белую рубаху, — говорит муж. Надел белую рубаху, лег в переднем углу под образа, совсем умирать приготовился, и собирается рассказать хозяйке всю правду истинную. На ту пору вбежали в избу куры, а за ними петух и стал гвоздить то ту, то другую, а сам приговаривает: Вот я с вами разделаюсь! Ведь я не такой дурак, как наш хозяин, что с одной женой не справится! У меня вас тридцать и больше того, а захочу — до всех доберусь! Как услыхал эти речи охотник, не захотел быть в дураках, вскочил с лавки и давай учить жену плеткою. Присмирела она: полно приставать да спрашивать! | |
Сказка № 52 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Жил-был поп с попадьею; у них была дочка Алёнушка. Вот этого попа позвали на свадьбу; он собрался ехать с женою, а дочь оставляет домоседкою. Матушка! Я боюсь оставаться одна, — говорит Алёнушка матери. А ты собери подружек на посиделки и будешь не одна. Поп и попадья уехали, а Алёнушка собрала подружек; много сошлось их с работою: кто вяжет, кто плетет, а кто и прядет. Одна девица уронила невзначай веретено; оно покатилось и упало в трещину, прямо в погреб. Вот она полезла за веретеном в погреб, сошла туда, смотрит, а там за кадушкою сидит разбойник и грозит ей пальцем. Смотри, — говорит он, — не рассказывай никому, что я здесь, а то не быть тебе живой! Вот вылезла она из погреба бледная-бледная, рассказала все шепотом одной подружке, та другой, а эта третьей, и все перепуганные, стали собираться домой. Куда вы? — уговаривает их Алёнушка. — Постойте, еще рано. Кто говорит, что ей надо по воду идти; кто говорит, что ей надо отнести к соседу холст, — и все ушли. Осталась одна Алёнушка. Разбойник услыхал, что все приутихло, вышел из погреба и говорит ей: Здравствуй, красная девица, пирожная мастерица! Здравствуй! — отвечает Алёнушка. Разбойник осмотрел все в избе и вышел посмотреть еще на дворе, а Алёнушка тем временем поскорей двери заперла и огонь потушила. Разбойник стучится в избу: Пусти меня, а то я тебя зарежу! Не пущу; коли хочешь, полезай в окно! — А сама приготовила топор. Только разбойник просунул в окно голову, она тотчас ударила топором и отрубила ему голову, а сама думает: скоро приедут другие разбойники, его товарищи; что мне делать? Взяла отрубленную голову и завязала в мешок; после притащила убитого разбойника, разрубила его на куски и поклала их в разные мешки и горшки. Прошло ни много ни мало, приехали разбойники и спрашивают: Справился ли? Они думали, что товарищ их жив. Справился, — говорит Алёнушка голосом разбойника, — вот два мешка денег, вот крынка масла, вот ветчина! — И подает приготовленные мешки и горшки в окно. Разбойники забрали все это, да на воз. Ну, поедем! — говорят они. Поезжайте, — говорит Алёнушка, — а я посмотрю, нет ли еще чего. Те и уехали. Рассвело. Поп с попадьей воротились со свадьбы. Она и рассказала им все, как было: Так и так, сама разбойников победила. А разбойники приехали домой, да как поглядели в мешки и в горшки, так и ахнули: Ах она такая-сякая! Хорошо же, мы ее сгубим! Вот нарядились они хорошо-хорошо и приехали к попу свататься за Алёнушку, а в женихи ей выбрали дурачка, нарядили и его. Алёнушка сметила их по голосу и говорит отцу: Батюшка! Это не сваты, это те же разбойники, что прежде приезжали. Что ты врешь? — говорит поп. — Они такие нарядные! А сам-то рад, что такие хорошие люди приехали свататься за его дочь и приданого не берут. Алёнушка плакать — ничего не помогает. Мы тебя из дому прогоним, коли не пойдешь теперь замуж! — говорит поп с попадьею. И просватали ее за разбойника, и сыграли свадьбу. Свадьба была самая богатая. Повезли разбойники Алёнушку к себе, и только въехали в лес — и говорят: Что ж, здесь станем ее казнить? А дурачок и говорит: Хочь бы она денечек прожила, я бы на нее поглядел. Ну, что тебе, дураку, смотреть! Пожалуйста, братцы! Разбойники согласились, поехали и привезли Алёнушку к себе, пили-пили, гуляли-гуляли; потом и говорят: Что ж, теперь пора ее сказнить! А дурачок: Хочь бы мне одну ноченьку с нею переночевать. Ну, дурак, она, пожалуй, еще уйдет! Пожалуйста, братцы! Разбойники согласились на его просьбу и оставили их в особой клети. Вот Алёнушка и говорит мужу: Пусти меня на двор — я простужусь. А ну как наши-то услышат? Я потихонечку; пусти хочь в окошко. Я бы пустил, а ну как ты уйдешь? Да ты привяжи меня; у меня есть славный холст, от матушки достался; обвяжи меня холстом и выпусти, а когда потянешь — я опять влезу в окно. Дурачок обвязал ее холстом. Вот она это спустилась, поскорей отвязалась, а заместо себя привязала за рога козу и немного погодя говорит: Тащи меня! — А сама убежала. Дурачок потащил, а коза — мекеке-мекеке! Что ни потянет, коза все — мекеке да мекеке! Что ты мекекаешь? — говорит молодой. — Наши услышат, сейчас же тебя изгубят. Притащил — хвать — а за холст привязана коза. Дурачок испугался и не знает, что делать: Ах она, проклятая! Ведь обманула. Поутру входят к нему разбойники. Где твоя молодая? — спрашивают его. Ушла. Ах ты, дурак, дурак. Ведь мы ж тебе говорили, так нет! Сели верхами и поскакали нагонять Алёнушку; едут с собаками, хлопают да свищут — такая страсть! Алёнушка услыхала погоню и влезла в дупло сухого дуба и сидит там ни жива ни мертва, а вокруг этого дуба собаки так и вьются. Нет ли там ее? — говорит один разбойник другому. — Ткни-ка, брат, туда ножом. Тот ткнул ножом в дупло и попал Алёнушке в коленку. Только Алёнушка была догадлива, схватила платок и обтерла нож. Посмотрел разбойник на свой нож и говорит: Нет, ничего не видать! И опять они поскакали в разные стороны, засвистали и захлопали. Когда все стихло, Алёнушка вылезла из дупла и побежала; бежала, бежала — и слышит опять погоню. А по дороге, видит она, едет мужик с корытами и лотками. Дяденька, спрячь меня под корыто! — просит она. Эка ты какая нарядная! Ты вся вымараешься. Пожалуйста, спрячь! За мной разбойники гонятся. Мужик раскидал корыта, положил ее под самое нижнее и опять сложил. Только что успел кончить, как наехали разбойники. Что, мужик, не видал ли такой-то женщины? Не видал, родимые! Врешь! Сваливай корыта. Вот он стал сбрасывать корыта и посбросал уж все, кроме последнего. Нечего, братцы, здесь искать; поедемте дальше! — сказали разбойники и поскакали с гамом, свистом и хлопаньем. Когда все стихло, Алёнушка и просит: Дяденька, пусти меня! Мужик выпустил ее, и она опять побежала; бежала, бежала — и слышит опять погоню. А по дороге, видит она, едет мужик — везет кожи. Дяденька, — молит она, — спрячь меня под кожи! За мной разбойники гонятся! Эка, вишь, ты какая нарядная! Под кожами ты вся вымараешься. Ничего, только спрячь! Мужик раскидал кожи, положил ее под самую нижнюю и опять сложил все по-прежнему. Только что успел кончить, как наехали разбойники. Что, мужик, не видал ли такой-то женщины? Не видал, родимые! Врешь! Сваливай кожи. Да зачем, родимые, стану я разбрасывать свое добро? Разбойники бросились сами сбрасывать кожи и посбросали, почитай, все кожи; только две-три оставалось. Нечего, братцы, здесь искать; поедемте дальше! — сказали они и поскакали с гамом, свистом и хлопаньем. Когда не стало слышно ни стуку этого, ни грому, она и просит: Дяденька, пусти меня! Мужик выпустил ее, и она опять побежала; бежала, бежала и пришла домой в полночь, да и легла в стог сена, закопалась туда вся и заснула. Рассвело. Поп пошел давать коровам сена, и только воткнул вилами в стог — Алёнушка и схватилась руками за вилы. Поп оробел, крестится и говорит: С нами крестная сила! Господи помилуй! Потом уж спросил: Кто там? Алёнушка узнала отца и вылезла из сена. Как ты сюда попала? Так и так, вы отдали меня разбойникам; они хотели меня убить, да я убежала. — И рассказывает все страсти. Немножко погодя приезжают к попу разбойники, а он Алёнушку спрятал. Поп спрашивает: Жива ли, здорова дочка моя? Слава богу! Она осталась дома хозяйничать, — говорят разбойники. И сели они как бы в гостях; а поп тем временем собрал солдат, потом вывел дочь и говорит: А это кто? Тут разбойников похватали, связали — да в тюрьму. | |
Сказка № 51 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Какой-то мужик купил полуштоф вина, выпил зараз — ничего; купил еще косушку — все не пьян; выпил еще шкалик — и опьянел. И начал тужить: Зачем покупал я полуштоф да косушку? Лучше б прямо купил шкалик — с него б меня и так разобрало! | |
|