Сказка № 4327 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Дом был старый, деревянный. Крыша покосилась. Печка развалилась. Труба набок съехала. Окна не открываются, двери не закрываются. Щели в полах.
Когда-то в доме жили люди. Давно. Тогда он был новенький и красивый. А потом люди уехали. И дом расстроился. Стал скучать и стареть.
И сад вокруг дома тоже скучал — скучал и даже одичал от одиночества. Яблоки стали кислыми, вишни мелкими. Вместо цветов — высокая трава, крапива да лопухи выросли.
Вот так и жил старый, заброшенный дом в старом, заброшенном саду. Весной, когда стаивали огромные сугробы, выползало из-под снега кривое крылечко, дом и сад просыпались после долгого зимнего сна. Просыпались, потягивались, поскрипывая старыми досками и ветками. И дом говорил:
А не думаешь ли ты, сад, что в этом году к нам могут вернуться люди?
Думаю,— неуверенно отвечал сад.
Мы должны приготовиться к встрече,— говорил дом.
Конечно,— соглашался сад.
Им помогали ветер, дождь и солнце. Ветер влетал в дом через трубу. Проветривал комнаты, чердак и даже подвал. Потом через вечно открытую дверь вылетал в старый сад. Выметал прошлогоднюю листву, сухие ветки, помогал, очень осторожно, развертываться нежным лепесткам диких яблонь и вишен.
После ветра за дело брался дождь. Дождь тщательно отмывал весь дом: от съехавшей набок трубы до самого крылечка.
Конечно, особенно дождь старался, когда мыл окна. Ведь стекла все-таки. Пусть и разбитые. Еще дождь своими сильными струями расчесывал уже густую листву сирени, разглаживал листья тополей. И землю в саду поил дождь. Жаль, конечно, что не розы на ней вырастут, а лопухи да крапива, но пусть и они лучше зелеными и крепкими будут, чем чахлыми.
За ветром и дождем приходила очередь солнца. Солнце хорошенько просушивало дом. Гладило золотыми лучами стекла в паутине трещин — чтоб блестели ярче. Золотило старые наличники на окнах. Потом лучи солнца скользили по саду. Заглядывали в каждый крохотный цветок дикой сирени, чтобы те светились маленькими искорками.
Затем снова прилетал ветер. Он где-то раздобыл семена кое-каких цветов, но ветер не был настоящим садовником и разбросал семена как умел. А потому одуванчики выросли не только в густой траве, но и на крыльце.
А одна ромашка ухитрилась поселиться даже на крыше в какой-то щелочке.
Так ветер, дождь и солнце помогали готовиться заброшенному дому и старому саду к встрече людей.
Дом и сад ждали. Но люди не приходили. Вернее, приходили, но, посмотрев на дом и сад, уходили.
Это старый дом,— говорили люди,— у него разбиты окна, и крыша съехала совсем набок, и крыльцо развалилось. Разве это дом?
Да, конечно,— соглашались другие люди,— и сад тоже совсем заброшен. Яблоки мелкие, вишни кислые. А крапивы сколько-о-о! А трава-то как разрослась... Разве это сад?
Нет,— решали люди,— лучше мы построим новый, красивый дом и вырастим новый, замечательный сад.
И люди уходили. Дом и сад очень огорчались и начинали ждать снова. Ждали, ждали, ждали...
И дождались.
На покрытом пылью долгих дорог велосипеде к дому подъехал человек. За спиной рюкзак. На багажнике — огромный чемодан с разноцветными наклейками. Через плечо — яркая дорожная сумка. На другом плече — фотоаппарат. На голове — широкополая шляпа. Конечно же, это бывалый путешественник. А путешественники, как известно, любят всякие странности.
Дом с ромашкой на покосившейся крыше, с одуванчиками на кривом крыльце, сад, в котором ветви диких яблонь переплетаются с ветками дикой сирени, как в сказочном лесу, а по земле стелются темно-зеленые лопухи, похожие на огромные зонтики,— разве это не странность? Почти волшебная странность.
Ах,— сказал путешественник,— какое чудо! Заколдованная избушка в заколдованном лесу.
«Вовсе мы не заколдованные,— подумали дом и сад,— мы заброшенные». -
Ах!— снова сказал путешественник.— Какая прелесть! И он защелкал фотоаппаратом.
«Мы — прелесть... Мы — чудо...» — почти задохнулись от радости, смущения, неожиданности дом и сад.
Пожалуй, я поживу здесь,— решил путешественник. И путешественник вместе со своим усталым велосипедом, тяжелым рюкзаком, чемоданом с наклейками, дорожной сумкой и, конечно же, с фотоаппаратом поселился в заброшенном доме и одичавшем саду.
Что же из этого получилось? То, чего не могло не получиться. Яблоки стали крупными-крупными, вишни сладкими-сладкими. Среди лопухов расцвели ярко-красные маки величиной с огромные воздушные шары.
Трещины на стеклах сложились в веселые рисунки. Крылечко перестало просто скрипеть, оно стало чирикать очень музыкально. А дверь, которая уже много лет не могла шевельнуться, с удовольствием и легкостью открывалась и закрывалась.
Почему же так вышло? Смешной вопрос... Ясно, почему...
А потом? Потом путешественнику пришло время отправляться в путь. Ведь он путешественник.
И что же получилось? То, что и должно было получиться: жили-были заброшенный дом и заброшенный старый сад...
И потом пришла зима. Повалил снег. Снег. Снег. Сугробы в одичавшем саду. Сугробы на развалившемся крылечке. Сугробы на покосившейся крыше. Тяжелый зимний сон.
...А потом пришла весна. Прилетел теплый весенний ветер. Застучал теплый весенний дождь. Теплое весеннее солнце расправило длинные хрупкие лучи.
И старый дом сказал:
А не думаешь ли ты, сад, что и в этом году к нам могут вернуться люди?
Думаю,— ответил сад.
Наталья Абрамцева | |
Сказка № 4326 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жил-был сон. Добрый, веселый, разноцветный. Когда наплывала ночь, приходило время спать, сон забирался под подушки к маленьким и взрослым. И не только к ним. Сон проскальзывал под подстилки к ласковым кошкам и даже самым сердитым собакам. Заберется сон под
подушку или подстилку и начинает рассказывать разные интересные приятные истории.
Добрый сон знал множество забавных сказок и историй. Например, мамам сон рассказывал о том, что их дочки получали пятерки по рисованию, или о том, что пирожки в последнее воскресенье очень удались.
Девочкам сон дарил сказку о том, что все на свете воробьи и вороны превратились в прекрасных жар-птиц. Это было слишком ярко, но очень красиво. Веселым котятам добрый сон напоминал о том, как весело играть с бумажным бантиком, а щенятам — о вкусной косточке.
Просто невозможно вспомнить все, что знал добрый сон. Добрый сон рассказывал о заснеженных сказочных зимних деревьях, о зеленой-пре-зеленой летней траве, о ледяных сосульках, о красной землянике, а еще о веселых играх и красивых куклах.
Добрый сон, наверное, потому и был добрым и веселым, что постоянно рассказывал о приятных вещах.
Ночью все спят, а потому забот у доброго сна хватало: одному успел присниться, другому, здесь успей, там не опоздай.
А если опоздает добрый сон? Тогда — беда: его опередит сон злой. Злой, грустный сон не рассказывал веселых, добрых сказок. Все его истории были печальными или даже страшноватыми.
Например, про бабу-ягу, или про ангину, или про то, как поссорились лучшие друзья. После такого сна обязательно болит голова, плакать хочется. Потому добрый сон всегда старался прошмыгнуть под подушку раньше злого. Добрый сон всегда старался защитить нас от сна злого.
Но как ни торопился добрый сон, не каждый раз удавалось ему уберечь всех от сна злого. И тогда вот что придумал добрый сон.
Я поговорю со злым сном. Я попрошу его не рассказывать никому своих страшных, печальных сказок,— решил добрый сон.
И вот в стране Сказок, у волшебного озера, возле елки смешинок и грустинок, встретились два сна — добрый и злой. Поговорить встретились.
Послушай, злой сон! Зачем ты злой? Ты что молчишь? Ответь, злой сон.
А он молчит.
Ты злишься и потому рассказываешь грустные и страшные сказки? А он молчит. И вздыхает.
Ты что молчишь?— удивляется добрый сон.— И что вздыхаешь? А? А он вздыхает грустно-грустно.
Послушай!— спохватился добрый сон.— Может, ты вовсе не злой? Может, ты просто грустный оттого, что не знаешь ни одной доброй сказки?
Снова вздохнул сон, тот, что то ли злой, то ли грустный. Вздохнул, но на этот раз будто с облегчением.
Добрый сон!— сказал он.— Ах, добрый сон! Мне так грустно-прегрустно... Я очень не хочу быть злым. Но дело в том... В том дело. Я думаю, ты не поверишь, но я правда не знаю ни одной доброй сказки. Потому и рассказываю злые. Ведь я же сон, мне положено что-нибудь рассказывать.
Неужели?! Неужели ты не знаешь ни одной доброй сказки?! Ведь их так много.
Не знаю... Ни одной...
Как же это вышло так, бедный грустный сон?
Не помню...
Что же мне с тобой делать?— совсем растерялся добрый сон.
Не знаю...
В это время волшебная елка, под которой разговаривали сны, елка смешинок и грустинок, зашуршала своими иголками-хвоинками. Сны прислушались. Тогда елка уронила одну иголочку, потом еще одну, потом еще, и еще, и еще... Падали зеленые иголки и превращались в яркие разноцветные листы с веселыми картинками. Листочки легли один на Другой, а две последние упавшие елкины иголки превратились в замечательную зеленую обложку, и получилась книжка «ДОБРЫЕ СКАЗКИ» — вот что было написано на обложке.
Елка! — обрадовался добрый сон.— Милая елка, ты замечательно придумала. Пусть грустный сон читает добрые сказки, тогда он перестанет быть злым. Перестанешь?
Перестану,— согласился второй сон. С тех пор, перед тем как присниться кому-нибудь, он читает одну из добрых сказок. Прочитал уже почти всю книжку.
Некоторые сказки знает наизусть и рассказывает по многу раз. Но иногда, по старой, злой привычке, он забывается и рассказывает печальные сказки. Реже, все реже и реже так получается. Ведь он уже не злой, а наполовину добрый. Не грустный, а наполовину веселый.
Скоро сон дочитает подаренную волшебной елкой книжку добрых сказок и станет обыкновенным добрым, веселым сном.
Подождем.
Наталья Абрамцева | |
Сказка № 4325 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Много лет назад — может, двести, а может, и триста — в одном маленьком городке жил Сапожник. Обыкновенный городок: узкие улицы, острые шпили главных зданий. Обыкновенный Сапожник. Хороший Сапожник. Вот однажды под вечер приходит к нему заказчик — самый известный в городе Адвокат. И просит к утру сшить
ему сапоги, да как можно лучше, наряднее.
Завтра,— объясняет,— у меня очень важный суд: защищаю совершенно невиновного человека. Вот я и хочу повнушительнее выглядеть.
Хорошо,— говорит Сапожник,— очень постараюсь. Не волнуйтесь. Только ушел Адвокат, бежит Девушка. Спешит, торопится, волосы светлые разлетаются.
Дорогой Сапожник, помогите! Завтра в парке Большие танцы. Туфельки мне нужны для вальса! Такие туфельки, такие...— запнулась Девушка, покраснев.
Знаю, знаю, какие нужны тебе туфельки. Приходи утром. Знал Сапожник и тайну Девушки: она очень хотела, чтобы на вальс ее
пригласил один молодой гончар.
Только принялся Сапожник за работу, ворвался в мастерскую
Мальчишка. Таких рваных башмаков Сапожник за всю свою жизнь
не видел.
Да-аа,— ни о чем не спрашивая, сказал Сапожник.
Покрепче, пожалуйста,— попросил Мальчишка,— а то у меня привычка такая: что увижу, все пинаю — и камень, и бревно.
Ладно,— кивнул Сапожник,-— сошью из самой прочной кожи. А привычка плохая. Отвыкай!
Постоял Сапожник возле двери в мастерскую, подождал,— может быть, еще кто зайдет. Нет. Все на сегодня. Взялся за работу. Быстро работал, умело. Вот готовы чудесные, из мягкой кожи сапоги для Адвоката. Вот розовые с золотыми бантиками туфельки для Девушки. А вот прочнейшие башмаки для Мальчишки. Поставил Сапожник -все три пары рядом на рабочий стол, лег спать.
Ночь. Окна темные. Звезды яркие. Луна большущая. И ночь какая-то странная. Что-то волшебное в ней, сказочное. Дело в том, что в эту ночь у одной молодой и легкомысленной Феи был день рождения. Ночью — день рождения? Ну и что? Ведь у Феи и не такое бывает.
Захотелось этой Фее что-нибудь забавное и хорошее сделать. Полетела она по городу, понравилась ей вывеска мастерской Сапожника. Заглянула в мастерскую. На секунду задумалась Фея и рассмеялась. И тут же поменяла каблуки на новой обуви. Девушкины каблучки — адвокатским сапогам. Мальчишкины — девушкиным туфелькам. Каблуки Адвоката — мальчишкиным башмакам. Фея так ловко, волшебно сделала это, что со стороны ничего не было заметно. Снова рассмеялась Фея-озорница и улетела.
Утром Адвокат, Девушка и Мальчишка приходят один за другим. Благодарят Сапожника, радуются вместе с ним, что такие внушительные сапоги вышли, такие чудесные туфельки, такие наипрочнейшие башмаки.
И никто не знает их главного, волшебного, подаренного Феей секрета!
Дальше все вышло так, как задумала Фея.
Надел адвокат новые сапоги (сапоги с девушкиными каблучками) и отправился на заседание суда. Пришла его очередь выступать. Хотел начать речь, а тут каблучки вспомнили, что они с туфелек для вальса. И закружился Адвокат в танце... Совсем неожиданно и для себя, и для всех! Испугался, удивился, а потом ему понравилось! С упоением, напевая, кружился Адвокат вокруг судьи, прокурора, зрителей, невиновного обвиняемого. Только одному танцевать неудобно, вот и подхватил Адвокат судью. Тот сначала сопротивлялся, потом покорился, а потом увлекся, и ему понравилось. Так хорошо танцевал Адвокат! Кружился старый судья в огромном напудренном парике, длиннющей красной мантии и думал:
«Да, старик я. Вот как, оказывается, решаются теперь в суде справедливые дела». И чтобы доказать, что он все правильно понял, ударил молотком Закона по столу приговора. И провозгласил: «Обвиняемый признан невиновным!» И хотел, как обычно, сказать в заключение: «Да здравствует Король!» Но почему-то, улыбаясь, добавил: «Да здравствует вальс!»
И вдруг — кр-рак!— отвалился каблук Адвоката. И перестал он танцевать. Чуть смутился, совсем чуть, потому что все были довольны. Ведь обвиняемый и правда был невиновен: просто он вылил чайник холодной воды на соседского петуха, потому что этот зловредный петух каждое утро в три тридцать распевал под его окном. Нарочно будил! Невиновный оправдан. Адвокат больше не нужен. Кр-рак. Фея знает свое дело.
Ну а что с Мальчишкой? Пришел в школу в новых башмаках (с каблуками Адвоката). Учитель вызвал отвечать этого совершенно безнадежного двоечника. Уроков Мальчишка, как обычно, не учил, а отвечать стал правильно, гладко, убедительно. Учитель от удивления всхлипнул и сказал:
Я догадывался, что ты способный. Хоть и лодырь.
Никто, кроме веселой Феи, не знал, что в этом каблуки Адвоката виноваты. Ведь дело Адвоката — правильные, гладкие, умные речи говорить. Огромную пятерку, сильнее всех прежних двоек, поставил учитель.
И кр-рак — сломался адвокатский каблук на мальчишкином ботинке:
не вечно Мальчишке чужими правильными словами говорить. Фея знает свое дело.
Ну а Девушка? Невесело ей. Отменили Большие танцы. Не пригласил ее на вальс молодой гончар. Возвращалась домой опечаленная Девушка. Поблескивали на заходящем солнце золотые бантики новых туфелек (с мальчишкиными каблуками). Идет Девушка мимо футбольного поля, ребята мяч гоняют, по непонятным причинам мяч подкатил к ногам Девушки. И тогда мальчишкин каблук толкнул ее ножку; приподняла Девушка длинную шелковую юбку и изо всех сил ударила розовой туфелькой с золотым бантиком по мячу. Полетел, полетел мяч и в ворота влетел. В воротах — лучший вратарь города: молодой гончар. Удивился он, посмотрел на Девушку и... точно понял, что прекрасней ее нет во всем мире. Заметила это Девушка, рассмеялась весело, почти как Фея.
И кр-рак — сломался мальчишкин каблук. Зачем он теперь? Фея знает свое дело.
А вечером к Сапожнику пришли вчерашние заказчики. Адвокат — гордый победой на суде. Мальчишка — первый раз в жизни получивший пятерку. Счастливая Девушка. Довольные пришли, радостные, хоть и со сломанными каблуками. Ох и удивился Сапожник! Ох и сокрушался Сапожник! Ох и извинялся Сапожник! Первый раз за всю карьеру такой конфуз... К утру как новые будут. А заказчики его успокаивали. А заказчики благодарили. А заказчики радовались.
Взялся Сапожник за работу. Вот и все готово! Сапоги Адвоката, туфельки Девушки, башмаки Мальчишки.
...Ночь. Темные окна. Яркие звезды. Большая луна. Чудесная ночь. Обыкновенно-чудесная ночь. Ни у одной Феи не было в эту ночь дня рождения. А потому ждали Адвоката внушительные сапоги, Девушку — изящные туфельки, Мальчишку — неразбиваемые башмаки. Отличные вещи, но не волшебные. Молодая веселая Фея уже сделала доброе веселое волшебное дело.
Вот такая история произошла много лет назад — может, двести, а может, и триста — в маленьком обыкновенном городке.
Наталья Абрамцева | |
Сказка № 4324 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жили-были три лесных лягушонка. Однажды сидели они на пеньке и смотрели в три разные стороны: высматривали что-нибудь забавное. Вдруг один лягушонок говорит:
Человек, кажется.
Грибник, наверное,— сказал другой.
Неинтересно,— не глядя, отозвался третий.
Если это грибник, то довольно странный,— заинтересовался первый лягушонок.
И точно. Серьезный пожилой мужчина. Строгий элегантный костюм, галстук, черные туфли, белая сорочка. В одной руке — огромный раскрытый зонт. Пасмурно, но дождя не было, каждый лесной житель подтвердит. И тем не менее мужчина шел под зонтом. Осторожно шел, стараясь ступать только по тропинке. И каждый раз удивленно оглядывался. когда ветки деревьев цепляли его огромный зонт. В другой руке — крохотная корзиночка. Значит, правда, грибник. Хотя, как сказал первый лягушонок, довольно странный.
Ведь грибники — они какие: в спортивных костюмах, в рубашках, завязанных на животах, джинсах, старых плащах. Такого наглаженного, элегантного грибника лягушата видели впервые.
Посмотрим,— хором сказали они.
Прыгнули с пенька, спрятались и стали по очереди выглядывать. Странный грибник подошел к пеньку. Растерянно оглядывается, будто случайно сюда, в лес, попал. Но дело было не так. Попал он сюда по назначению врача. Этот грибник был очень серьезным ученым. Он очень много работал. Даже о выходных думать не хотел. Но однажды в его научный институт пришел врач: поликлиника прислала. Осмотрел врач ученого и говорит:
Очень много вы работаете, отвлечься надо. Советую на природу выезжать. Настоятельно рекомендую в лес по грибы.
Ученый — человек пунктуальный. С врачом спорить не стал: раз советует, значит, надо. Вот поэтому он и оказался в лесу. Но конечно, в обычном своем костюме, а не в рубашке, завязанной на животе, и, конечно, с зонтом — на всякий случай.
Ученый так долго был занят своими научными формулами, так давно не бывал в обыкновенном лесу, что совершенно забыл, как нужно собирать грибы. И как вообще вести себя в лесу. Ему бы оставить зонт в машине, надеть что-нибудь посвободнее... Тогда и трава под ногами не путалась бы, и ветки деревьев не казались бы такими длинными и колючими. С трудом прошел он несколько метров по влажной лесной траве, через редкий перелесок от своего автомобиля до спасительного ориентира— пенька. Хотел было присесть — не решился; пыльным показался пенек.
Стал профессор рассуждать, логически мыслить — это уж он умел:
«Врач рекомендовал собирать грибы. Чтобы их собирать, нужно их найти. Чтобы их найти, нужно их искать». Он решительно сжал ручку своего громадного зонта, покрепче взялся за крохотную корзиночку и смело посмотрел вперед, в лес.
А лягушата под лопухом просто давились со смеху: очень нелепо выглядел грибник-профессор.
И вот он углубился в лес, вернее, от пенька добрался до елки, от елки — до березы, от березы — до другой елки, а потом наткнулся на крохотный островок розового клевера и засмотрелся на эти невиданные в городе цветы.
Лягушата тихонько прыгали за профессором, прячась в траве. Они отлично видели и сиреневую сыроежку, и рыжий грибок лисичку, и боровичок в плотной замшевой шапочке. Лягушата видели, а профессор и не заметил.
Насмотрелся ученый на цветы, шагнул в сторону и наткнулся на какой-то раскидистый высокий кустарник. Еле выпутал свой зонт из его гибких ветвей. Пока боролся с ветками, лягушата, посоветовавшись, решили помочь ему набрать грибов. Было ясно: сам ученый ни за что с этим не справится. Взялись за дело.
А ученый, освободив зонт, устав от схватки с задиристым кустарником, отряхнул костюм, поправил галстук и отправился к пеньку отдохнуть. Расстелил на пеньке свой белоснежный платок, присел. Корзиночку рядом поставил.
Сидит под зонтом, воздух леса вдыхает: хвойный, цветочный, травный. Глубоко, легко стало дышаться профессору. И успокоился он, и о чем-то хорошем вспомнил. Размечтался ученый... О грибах забыл совсем.
А лягушата нет. И когда ученый взял наконец свою почти игрушечную корзиночку, то глазам поверить не мог. Три настоящих крепких боровичка лежали на дне. Не знал профессор, как тяжело было лягушатам тащить грибы, каждый из которых больше самого лягушонка. Рассмотрел грибы. Очень они ему понравились. Но откуда взялись? Непонятно!
Снова стал профессор рассуждать логически: «Корзина была пуста! Теперь в ней грибы; грибы сами не приходят; кто-то их принес. Зачем? Хочет мне помочь? Кто?» И ученый запнулся. Он не знал кто. Взял корзиночку — убедиться, что глаза его не обманули. И ахнул! От удивления даже зонт на траву положил. Увидел профессор в своей корзиночке, кроме серьезных боровиков, шесть веселых грибочков лисичек.
Тут уже стало не до логических рассуждений. Снял профессор с пенька свой платок, вытер лоб, сел на пенек и задумался просто по-человечески. Безо всякой логики. Пока он думал, лягушата притащили три удивительно красивые сыроежки. И спрятались под лопушок. Они бы и еще грибов собрали, но корзиночка была слишком маленькая.
А профессор подумал-подумал и краешком глаза на корзинку взглянул.
Ну и ну,— обрадовался профессор,— вот это красота!
Сыроежки и вправду на редкость нарядные: одна малиновая с оранжевым, другая сиреневая, а третья совсем многоцветная. Рассматривает ученый грибы и улыбается чему-то. А лягушата под лопухом тоже очень довольны, что их грибы понравились. Профессор аккуратно сложил грибы в корзиночку и вдруг влез на пенек, встал да как закричит на весь лес:
Э-ге-ге! Спасибо вам! В следующий выходной я приеду. Приходите, пожалуйста! Хорошо?
Во весь голос кричит, а лягушата ведь рядом совсем.
Хорошо, придем,— проквакали они еле слышно: они же маленькие. Профессор снова закричал:
Я тоже хочу подарить вам что-нибудь. Если вы не против — зонт! Он осторожно слез с пенька, взял раскрытый зонт и воткнул его ручку в расщелину пенька. Потом взял корзиночку с грибами, помахал неизвестно кому — тому, кто в лесу живет, и направился к машине. И кстати, без зонта ему было гораздо удобнее: ветки не цепляли, да и небо виднее.
А лягушатам зонт очень понравился, хотя и не знали они, зачем он нужен. Они сидели на пеньке под зонтом, а потом и на самом зонтике и спорили, придет или нет еще этот странный грибник.
Наталья Абрамцева | |
|
