Сказка № 1456 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 На одном из островов близ Читтагонга был когда-то небольшой торговый порт Сафиапур. Из многих заморских стран приходили сюда корабли с разными товарами.
Владел городом купец по имени Маник. Много было у него доходных земель, и для их охраны он держал большое войско.
У Маника было двое детей – сын Амир и дочь Бивала. Амир был красив и умен, знал разные науки и искусства да и в торговом деле понимал толк. Сестра же его Бивала совсем на него не походила: некрасивая, глупая, да вдобавок еще и злая. Оттого и замуж ее никто брать не хотел.
Амир счастливо жил у своих родителей до той поры, пока однажды не вздумалось ему повидать чужие земли. Старик-отец долго колебался, но в конце концов отпустил Амира. Когда корабль был готов к отплытию, Маник пришел проститься с сыном и дал ему такой наказ.
– Сын мой, – сказал он, – ты оправляешься в дальний путь. Держись ближе к берегу и избегай сильных течений. А ты, Гурал Дхар, – обратился он к капитану корабля, – береги моего сына: ты знаешь, он мне дороже жизни.
Наконец корабль отчалил. Сначала он держался берега, но вскоре Амиру это наскучило.
– Что ты жмешься к берегу, как трус? Выходи в открытое море! – сказал он капитану.
Гурал Дхар пытался напомнить ему о просьбе отца, но это только раззадорило Амира, и он сам повел корабль в открытое море.
Вскоре поднялась сильная буря, и корабль сбился с пути. Два дня и две ночи команда боролась с бурей, а на третье утро, когда ветер немного утих, показалась земля. Это был остров Теланья. Корабль пристал к берегу, и путники увидели красивый тенистый сад. На ветвях деревьев сидели и пели сказочные птицы. Прекраснее всех была птица-майна, которая распевала суры из священного Корана. Амиру она так понравилась, что он захотел ее поймать. Долго гонялся он за майной, но она никак не давалась в руки. Рассердился Амир, натянул лук, пустил стрелу и убил птицу. Замертво упала она на землю.
Не знал Амир, что эта майна – любимица Бхелуа, дочери богатого купца, жившего на острове Теланья. Купец незадолго до того умер и оставил после себя семерых сыновей и дочь Бхелуа. Ей только что исполнилось четырнадцать лет, и красоты она была неописуемой.
Горько заплакала Бхелуа, когда узнала, что ее любимица-майна убита. Ничто больше на свете не радовало девушку, ничто не веселило. Видя ее неутешное горе, братья сказали:
– Клянемся тебе, милая сестра, что найдем виновного и покараем его.
Вскоре братья узнали, что некий чужеземец охотился в их саду и убил майну. С отрядом воинов они ворвались на корабль, схватили Амира и заключили в темницу. Несчастного бросили на холодный пол, а на грудь навалили большой, тяжелый камень.
Вдовая мать Бхелуа жила недалеко от темницы. Услышала она однажды стоны пленника и пошла взглянуть на него. Когда женщина увидела, как страдает красивый юноша, ей стало жалко его.
– Откуда ты родом и кто твои родные? – спросила она.
Выслушав рассказ Амира, мать Бхелуа позвала своих семерых сыновей и приказала освободить пленника.
– Снимите камень с его груди, это мой племянник, сын моей родной сестры Шонай, которая вышла замуж за купца из Сафиапура, – объявила она.
Амира выпустили из темницы и приняли как родного. А мать Бхелуа и говорит сыновьям:
– Когда-то мы с сестрой дали клятву: если у одной родится сын, а у другой – дочь, они станут мужем и женой.
Клятва сестер была исполнена: Амира и Бхелуа поженили, веселая свадьба продолжалась целый месяц. Настало время Амиру возвращаться домой.
– Моя дочь – настоящее сокровище, – сказала ему мать Бхелуа на прощание. – Береги ее!
– Не беспокойся, – заверил ее Амир, – она будет жить в счастье и довольстве.
И Амир приказал поднять паруса. Весть о прибытии молодого купца быстро облетела Сафиапур, и жители города поспешили в гавань поздравить Амира с благополучным возвращением. Увидев Бхелуа, все поразились ее красоте.
– Она прекрасна, словно небесная дева, – шептали горожане друг другу.
Мать Амира была рада невестке – она хорошо помнила клятву, которой обменялась со своей сестрой Шонай в детстве. Довольны были и старый купец, и все их родственники. Только завистница-сестра Бивала возненавидела Бхелуа и затаила на нее зло. Не прожили молодые и нескольких месяцев, как Бивала стала говорить матери:
– Корабли ржавеют в порту, матросы получают деньги ни за что ни про что, а Амир проводит время в удовольствиях и безделье.
Снова и снова твердила она одно и то же, пока не добилась своего.
Позвала мать Амира и говорит:
– Послушай, сынок, ты проводишь в праздности дни и ночи около своей жены. Что подумают о тебе люди?
Устыдился Амир этих слов и тут же пошел к Гурал Дхару.
– Послушай, капитан, – сказал Амир. – Завтра поутру мы отплываем в город Удджайн, так что готовь корабль!
Вечером, когда Амир вернулся домой, Бхелуа заметила его печаль, и сердце ее забилось от волнения.
– Что случилось, мой господин? – спросила она.
– Мужчина должен обеспечивать себя и свою семью, – ответил ей Амир. – Утром мы расстанемся с тобой. Пожелай мне доброго пути.
– Но как же я буду жить без тебя? – заливалась слезами Бхелуа. – Возьми и меня с собой.
– Твое место дома, а не на корабле. Наберись терпения, я скоро вернусь.
Рано утром Амир покинул город. Он так торопился, что даже не посчитался с погодой: плотный туман, словно саван, окутал все вокруг. В такое время даже самые опытные моряки не решились бы выйти в море. Скоро корабль Амира сбился с пути и целых четыре дня плыл наугад в густом тумане. Наконец путники увидели какую-то гавань. Был уже вечер, и они никак не могли понять, куда они прибыли. Но вот невдалеке показалось небольшое суденышко, и капитан спросил у лодочника, что это за город.
– Видно, совсем потеряли голову моряки на корабле Амира, что не узнают даже своего родного Сафиапура, – засмеялся тот.
Стыдно стало капитану, и он запретил команде сходить на берег. Они с Амиром решили, что на следующее утро, чуть свет, пока никто еще не проснулся в городе, снова уйдут в море. Лишь Амир сошел на берег и под прикрытием ночи незаметно пробрался в комнату жены. Увидела Бхелуа мужа и кинулась ему на шею.
– Я так горевала все эти дни, что и сказать не могу, – жаловалась она, а он ласково ее утешал.
Они провели вместе ночь, а на рассвете Амир также незаметно вернулся на корабль. Второпях он забыл закрыть за собой дверь. Утром Бивала увидела, что дверь в комнату невестки открыта, и тут же поспешила со своими наветами к матери.
Бхелуа спала в это утро дольше обычного. Бивала разбудила ее и закричала:
– Ты опозорила наш дом, распутница! Признавайся, с кем ты провела эту ночь?
– Ко мне приходил муж, – отвечала Бхелуа со слезами на глазах. – Клянусь священным Кораном, что это был он.
Но ей никто не поверил – ведь ни один человек не видел Амира в городе. Долго судили-рядили, как наказать Бхелуа за неверность. Одни говорили, что надо ее утопить в море, другие – напустить на нее собак.
– Пусть живет, – решила наконец Шонай, – сделаем ее своей служанкой.
И стала Бхелуа прислуживать в доме мужа. Работала она день и ночь, а ела не досыта. Ее оскорбляли, отобрали у нее украшения, даже те, что подарили ей братья. Так в горе и муках прошел целый год, а об Амире не было ни слуху ни духу.
Однажды Бхелуа послали за водой. День был жаркий, место пустынное, и она оставила кувшин на берегу, а сама вошла в воду, чтобы искупаться.
В это время некий купец, по имени Бхола, подплывал к гавани на своем корабле. Видит купец: неподалеку от берега купается женщина. Красота Бхелуа поразила его, и он решил ее похитить. Мигом спустили лодку с матросами, они схватили Бхелуа и привезли на корабль. Вокруг не было ни души, и никто не слышал ее криков о помощи.
Боясь потерять свою добычу, Бхола тотчас повернул корабль и ушел в море.
Бхелуа отказывалась от еды и питья. Сначала Бхола не заговаривал с ней, а когда Сафиапур остался далеко позади, он подошел к своей пленнице и сказал:
– Я везу тебя в свой родной город Каттани, там у меня богатые поместья и дом не хуже, чем иной дворец. Если ты согласишься стать моей женой, все будет твое.
– Но я уже замужем, – воскликнула Бхелуа, – моего мужа зовут Амир.
Услышав имя ее мужа, Бхола решил пойти на хитрость:
– Поверь мне, красавица, всего несколько дней назад Амир умер в порту Маслибандар. Я сам был на его похоронах.
Бхелуа не поверила хитрому купцу, и тот, рассердившись, удалился. Но через несколько дней, поздно ночью, когда все матросы спали, он снова пришел к ней. Бхелуа не спала и думала свои горькие думы.
– Забудь свою печаль и стань моей женой, – ласково сказал Бхола и хотел обнять ее. Бхелуа страшно перепугалась. И тут ей в голову пришла одна мысль. Она сказала:
– Я мусульманка и должна шесть месяцев соблюдать траур по своему мужу. Потом ты можешь жениться на мне. Но помни, если ты прикоснешься ко мне раньше этого срока, я убью себя.
Бхола подумал и согласился.
Тем временем Амир благополучно добрался до Удджайна. Судьба благоприятствовала ему в делах, и он нажил большое состояние. Довольный успехом, Амир не помышлял о возвращении домой в течение нескольких месяцев. Но вот однажды ему приснилась Бхелуа. Сон был тревожный и странный. Амир решил немедленно возвращаться.
Идя на всех парусах, корабль вскоре достиг Сафиапура. Без промедления Амир поспешил домой. Предчувствие не обмануло его: жены дома не было.
Навстречу ему вышла сестра и объявила:
– Скажи нам спасибо за то, что подлая Бхелуа больше не живет в нашем доме. Ты должен забыть ее, жениться на другой девушке и жить с нею счастливо.
– А где Бхелуа? – вскричал в отчаянии Амир. – Что вы с ней сделали?
– Она умерла три дня назад, – ответила Бивала. Амира как громом поразило.
– Отведите меня на ее могилу, – потребовал он.
Бивала повела брата на берег моря и указала на свежий могильный холмик. Вне себя от горя, Амир упал на могилу и стал разгребать землю руками. Каково же было его удивление, когда он вдруг наткнулся на труп собаки. Тут Амир все понял. Тогда он бросил все свои богатства и пошел по свету искать жену.
Долго бродил он из края в край, пересекал реки и горы, пробирался через непроходимые леса. С большим трудом преодолел водовороты Карнапхули и достиг устья реки Иссамути. Амир ходил от деревни к деревне и уже совсем было потерял надежду, когда судьба привела его в деревушку Саед Нагар, где жил талантливый музыкант Тона Баруй. Ходили слухи, будто искусство этого музыканта обладало волшебной силой: с помощью своей музыки он мог укротить тигра, а реку заставить течь по другому руслу. Амир пошел к Тона Баруйе, рассказал о своем горе и попросился к нему в ученики.
– Ты хорошо сделал, сын мой, что пришел ко мне, – сказал старый мудрец.
Тона Баруй смастерил для своего ученика небольшую саранги. Все свое мастерство вложил учитель в этот инструмент: деку он сделал из дерева-байлан, колки – из прекрасного дерева-манпабан, струны – из жил змеи-дарас, а смычок – из дерева-нарша. Стоило слегка коснуться смычком струн саранги, как она издавала мелодичный и жалобный звук, будто кто-то звал: «Бхелуа, Бхелуа!»
Простился Амир со своим учителем, взял саранги и пошел от дома к дому, от деревни к деревне, играя одну и ту же мелодию. Вскоре достиг он города Каттани, где Бхола держал Бхелуа взаперти в своем доме.
Счастливый случай привел Амира к дому купца как раз в тот момент, когда Бхола вошел к Бхелуа со словами:
– Сегодня кончается твой траур. Прошло шесть месяцев, и ты должна выполнить свое обещание и стать моей женой.
Опустила Бхелуа голову, ничего ему не ответила, и Бхола принял ее молчание за согласие.
И вдруг молодая женщина услышала свое имя, произнесенное нежным и печальным голосом. В изумлении вышла она на балкон и увидела нищего, играющего на саранги. Глаза их встретились, и они тотчас узнали друг друга. Бхелуа попросила Бхолу накормить бедного музыканта и приютить его в доме.
В полночь она неслышно встала с постели и пробралась в угол двора, где лежал без сна ее муж. Они шепотом поведали друг другу обо всем, что с ними приключилось.
– Скоро рассвет, – опомнилась наконец Бхелуа. – Нам надо бежать отсюда!
– Нет! – ответил Амир. – Я сын честного человека и не могу украсть тебя, как это сделал Бхола.
На следующий день он подал прошение городскому судье Мунафу, и тот распорядился арестовать Бхолу и привести в суд.
– Этот человек – колдун, – сказал Бхола судье. – Он ходит от дома к дому, играет на саранги и соблазняет чужих жен.
Выслушав его, Мунаф приказал привести Бхелуа. Старик-судья был потрясен красотой молодой женщины и воспылал к ней любовью.
– Скажи мне, – ласково спросил он Бхелуа, – кто из этих двоих мужчин действительно твой муж?
– Властелин моего сердца – вот этот бедняк, – ответила Бхелуа и указала на Амира.
Судья рассердился на Бхолу и прогнал его прочь. Затем, обернувшись к Амиру, сказал:
– Ты не годишься в мужья такой женщине. Если я верну тебе жену, ее отнимет кто-нибудь другой, и ты снова станешь докучать мне жалобами. Оставь Бхелуа у меня, я позабочусь о ней сам.
И не успел Амир раскрыть рта, как его выпроводили из суда.
Великая скорбь охватила Амира. Но с судьей не поспоришь. Он решил вернуться домой за подмогой.
Когда родственники Амира узнали правду о Бхелуа, они устыдились того, что сделали, и решили искупить вину. Быстро снарядили они войско, и четырнадцать кораблей под водительством капитана Гурал Дхара направились к чужим берегам.
Между тем судья узнал, что бедняк, которого он прогнал из суда, – молодой купец из Сафиапура Амир и он идет с большим войском, чтобы силой освободить свою жену. Испугался судья и поспешил к Бхоле.
– Из-за этой женщины я попал в большую беду. Она отвергла меня, потому что любит тебя. Я вернул бы ее тебе, только вот беда – она сейчас нездорова, – заявил судья.
В это время со стороны моря донесся шум, и судья сказал Бхоле, что Амир идет с большим войском. Бхола очень испугался, но у него не было другого выхода, и он решил вместе с судьей защищать город.
Семь дней продолжалась жестокая битва. Войско судьи и Бхолы потерпело полное поражение. Пойманного Бхолу Амир велел казиить на месте, а судью, которому было девяносто лет, пощадил. Судья рассказал, что Бхелуа заточена в его доме. Когда Амир увидел жену, у него сжалось сердце: в разлуке с ним она много дней не ела и не пила, рассудок у нее помутился.
Бхелуа перенесли на корабль. Амир не отходил от нее ни на шаг и все время говорил ей о своей любви, но она оставалась безучастной.
Жители Сафиапура праздновали победу Амира. Возвратились назад все четырнадцать кораблей, но никто не знал, что Бхелуа уже нет в живых: по дороге она умерла. Похоронили ее на берегу моря.
Велико было горе Амира. Все дни он проводил на могиле жены, а ночами струны его саранги все пели и звали: «Бхелуа! Бхелуа!» И даже теперь, когда волны ударяют о морской берег под Сафиапуром, в тишине ночи раздаются мелодичные звуки, будто кто-то зовет печально и нежно: «Бхелуа! Бхелуа!» | |
Сказка № 1455 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Некогда жил бедный слабоумный брахман. Детей у них с женой не было. Брахман был ленив, а потому с трудом сводил концы с концами. Он ленился даже ходить в богатые дома за подаянием.
Однажды у правителя соседнего города умерла мать, и он устроил богатые похороны. Туда собрались брахманы и нищие со всех концов страны в надежде на щедрое подаяние.
Услышала об этом жена бедного брахмана и стала просить его сходить туда и принести хоть немного денег. Но брахман никак не мог преодолеть свою лень. Жена не отставала, пока наконец он не согласился. Тогда она срубила банановое дерево, сожгла его, из золы сделала щелок и выстирала одежду мужа, да так хорошо, как и прачка не выстирает. Ведь брахман должен быть всегда чистым и опрятным, а в грязной одежде кто же его пустит во дворец?
И отправился брахман в путь. Но так как он был глуп, то ни у кого не спросил дороги, а пошел куда глаза глядят. Шел он, шел и очутился там, где не было ни одной живой души. И здесь он узрел такое, чего не видывал за всю свою жизнь: на обочине лежала целая гора каури, потом пошли груды пайс, монет в четверть рупии, полрупии и серебряных рупий. И наконец, безмерно удивленный брахман увидел целые горы золотых мохуров, которые горели на солнце так, будто их только что отлили на монетном дворе.
Невдалеке стоял большой красивый дом. Сначала брахман принял его за дворец царя. У входа стояла женщина необыкновенной красоты. Завидев брахмана, она улыбнулась и сказала:
– Входи, входи, дорогой супруг! Ты, вижу, не признал меня. Ведь мы поженились еще детьмии с тех пор ты ни разу не появлялся. А я все время тебя поджидаю. Да будет благословен этот день, когда я наконец увидела твое лицо! Войди в дом, омой свои усталые ноги и отдохни после долгого пути. Утоли голод и жажду, а потом мы побеседуем.
Брахман, сколько ни пытался, никак не мог вспомнить лицо этой женщины. Он подумал, что отец женил его еще ребенком. И вот теперь у него есть еще одна жена, да какая! Красивая, как богиня из рая Индры, и богатая. Пока он так размышлял, хозяйка дома сказала:
– Вижу, ты сомневаешься, жена я тебе или нет. Неужели ты все забыл? Помнишь, как пандит связал конец твоего шарфа и край моего сари и ты повел меня вокруг священного огня? Входи, любимый, это твой дом, здесь все твое!
Наконец брахман сдался на ласковые уговоры и вошел в дом. Внутренние покои были богато убраны. Одно удивило брахмана: здесь не было людей. Гуляя утром и вечером в окрестностях, брахман и там не встретил ни единой живой души.
На самом деле та женщина была не человек, а ракшаси. Она сожрала царя, царевну, царскую семью и всех подданных.
Через неделю ракшаси и говорит:
– Как мне хочется повидаться с твоей другой женой! Пойди и приведи ее сюда, нам всем хватит места в доме. Отправляйся завтра утром, я дам тебе для нее красивую одежду, дорогие украшения. Ведь она мне все равно что сестра.
И брахман пустился в обратный путь. Жена его тем временем очень горевала: все брахманы и пандиты, ходившие на похороны, уже давно вернулись домой с щедрыми дарами, а ее мужа все не было, и никто не знал, куда он подевался. Не иначе как его убили по дороге разбойники.
Спустя некоторое время по деревне разнесся слух, что брахман идет домой и несет богатые подарки. Скоро появился и он сам.
– Я отыскал свою первую жену, – начал рассказывать он брахманке. – У нее не дом, а настоящий дворец, по дороге к нему лежат целые горы серебряных рупий и золотых мохуров. Хватит тебе терпеть нужду! Пойдем со мной туда, где живет моя первая жена, и мы все трое заживем счастливо.
Услышав такие речи мужа о первой жене, о горах серебра и золота, бедная женщина подумала, что он совсем из ума выжил. Но когда он достал из сумки роскошные атласные и шелковые одежды и богатые украшения из драгоценных камней, какие носят царицы, она поняла, что тут дело нечисто.
– Если не хочешь, оставайся здесь одна, а я пойду к своей первой жене, – настаивал брахман.
Наконец жена согласилась пойти с ним, чтобы на месте посмотреть, что и как.
На другое утро они двинулись в путь той же дорогой, которой уже прошел брахман. Не доходя до дворца, они увидели горы каури, рупий и золотых мохуров. Из ворот дворца вышла красивая женщина. Она приветливо улыбнулась и поспешила им навстречу.
– О моя дорогая сестра! – заговорила она, заливаясь слезами. – Как я рада! Это самый счастливый день в моей жизни. Пойдемте в дом!
И зажил наш брахман, как в раю Индры. Он не испытывал недостатка ни в чем, а жены заботились о нем одна нежнее другой. Так продолжалось пятнадцать или шестнадцать лет. У каждой из жен родилось по мальчику. Сын ракшаси был старше. Ему дали имя Сахасра-дал. А сына настоящей жены брахмана, родившегося на год позже, назвали Чампа-дал.
Братья любили друг друга, вместе играли, учились в одной школе и ездили туда на быстрых Пакшираджах.
Жена брахмана подозревала, что ее названая сестра – не человек, а ракшаси, но полной уверенности у нее не было, потому как ракшаси всегда оставалась начеку и не давала повода ее заподозрить.
Брахман не знал, чем занять свое время, и пристрастился к охоте. В первый раз он убил антилопу и оставил ее на заднем дворе. При виде этого рот ракшаси наполнился слюной. Она затащила тушу антилопы к себе в комнату и стала жадно рвать ее на куски и глотать. Брахманка спряталась в укромном месте и видела, как ракшаси раскрыла свою огромную пасть и проглотила целую ногу антилопы, а затем и все остальное, оставив только маленький кусочек. То же было и со второй антилопой, убитой брахманом, и с третьей. От одного вида свежего мяса ракшаси так возбуждалась, что забывала об осторожности.
На третий раз брахманка не выдержала и спросила ракшаси, куда пропала антилопа.
– Ты думаешь, я ем сырое мясо? – в ярости спросила ракшаси. – По-твоему, это я сожрала антилоп?
– А то кто же? – ответила брахманка.
Ракшаси поняла, что ее изобличили, и поклялась отомстить. Жизнь брахманки, ее мужа и сына висела на волоске. Всю ночь она лежала без сна и думала, что завтра ракшаси проглотит всю ее семью.
Утром, когда Чампа-дал собрался ехать в школу, мать налила в маленький золотой кувшинчик немного молока и дала его сыну.
– Если молоко порозовеет, – сказала она, – значит, твоего отца уже нет в живых, а если оно станет совсем красным – меня уже нет на свете. Садись тогда на коня и скачи как можно дальше от этих мест, чтобы и тебя не постигла та же участь.
А брахман тем временем знать ничего не знал – ракшаси о том позаботилась. Встала она утром с постели и говорит ему:
– Я хочу пойти искупаться. Пойдем со мной!
Брахман ее послушался и пошел за ней. Не успели они подойти к реке, как ракшаси приняла свой настоящий облик, схватила брахмана, растерзала на куски и съела. Потом примчалась домой и проглотила его жену прямо с одеждой.
Тем временем Чампа-дал, выполняя наказ матери, внимательно следил за молоком в золотом кувшинчике. Вдруг видит: молоко порозовело. Понял он, что лишился отца, и горько заплакал. Спустя несколько минут молоко стало красным как кровь. Чампа-дал закричал от страха, вскочил на коня и помчался прочь.
– Постой, брат, скажи мне, что случилось? – закричал ему вслед Сахасра-дал. – Почему ты плачешь? Я поеду с тобой!
– Нет, нет, не приближайся ко мне! – отвечал Чампа-дал. – Твоя мать растерзала моих отца и мать. Я боюсь, что ты растерзаешь меня.
– Не бойся, я не трону тебя! Я хочу тебя спасти. Сахасра-дал поскакал вслед за братом. И тут он увидел огромную фигуру матери в ее настоящем облике – она их настигала.
– Сейчас же остановись, Чампа-дал! – кричала страшная ракшаси. – Я хочу тебя видеть!
– А меня ты видеть не хочешь? – спросил Сахасра-дал. Он подъехал к матери, выхватил меч и отсек ей голову.
Чампа-дал был уже далеко. Сахасра-дал догнал его и все ему рассказал.
Чампа-дал очень горевал об отце с матерью. Но теперь он по крайней мере убедился, что Сахасра-дал искренне ему предан. Погоняя своих Пакшираджей, они скакали весь день и к вечеру достигли какого-то города, где были с почетом приняты в одном уважаемом доме.
Скоро юноши услышали, как встревоженные домочадцы вполголоса спорили между собой.
– Надо идти мне! Я самая старшая и через год или два все равно умру. Я уже пожила на этом свете, – говорила мать хозяина.
– Нет, пойду я, – возражала ей младшая внучка. – Я еще маленькая, и проку от меня мало.
Тут вмешался ее отец:
– Я – хозяин этого дома и отвечаю за всю семью. Будет справедливо, если пойду я сам!
А его сын сказал:
– Ты – опора семьи, без тебя она погибнет. Поэтому должен идти я!
Гости слушали и ничего не понимали, а спрашивать было неловко. Наконец Сахасра-дал не выдержал и поинтересовался, в чем дело.
– Дело в том, уважаемые гости, что эту часть нашей страны захватила страшная ракшаси. Она съела почти всех ее жителей. Та же участь постигла бы и наш город, если бы раджа не умолил ее не трогать его подданных, – начал рассказывать глава семьи. – Но ракшаси поставила условие, чтобы каждую ночь ей доставляли по одному человеку. У раджи не было другого выхода, и он согласился. Что может поделать человек против такого чудища? Раджа обязал каждую семью по очереди посылать к жертвенному храму по одному человеку, чтобы утолять голод ракшаси. Сегодня дошла очередь до нашей семьи. Вот мы и спорим, кому идти к ней на съедение.
Юноши посоветовались между собой, и Сахасра-дал заявил:
– Вы нас хорошо приняли, и мы хотим отблагодарить вас за это. Сегодня ночью вместо вас к ракшаси пойдем мы.
– Наш долг – служить гостю, как божеству. Мы не можем допустить, чтобы гость страдал из-за нас, – не соглашались хозяева.
Братья долго их уговаривали, и они наконец уступили. Когда стемнело, юноши отправились к храму. Они ввели туда своих лошадей и заперлись изнутри. Сахасра-дал велел Чампе-далу ложиться спать, а сам остался ждать появления чудища. Вскоре Чампа-дал уже сладко спал, но Сахасра-дал был настороже. До полуночи ничего не произошло, но не успели дворцовые часы пробить двенадцать, как послышался страшный шум, и Сахасра-дал догадался, что это приближается ракшаси.
И вот раздался троекратный стук в дверь, и кто-то закричал страшным голосом:
Бух, бух, бух! Раз, два, три!
Человечьим духом пахнет,
Лошадиным духом пахнет,
Кто там прячется внутри?
На это Сахасра-дал ответил:
Здесь Сахасра-дал ночует,
Здесь и Чампа-дал ночует,
Мы не спим, мы не спим,
Мы коней своих храним!
Услышав эти слова, ракшаси зарычала и убралась восвояси. Она поняла, что в жилах Сахасры-дала течет кровь ракшасов.
Примерно через час ракшаси вернулась, опять забарабанила в дверь и спросила громовым голосом:
Бух, бух, бух! Раз, два, три!
Человечьим духом пахнет,
Лошадиным духом пахнет,
Кто там прячется внутри?
А Сахасра-дал ей:
Здесь Сахасра-дал ночует,
Здесь и Чампа-дал ночует.
Мы не спим, мы не спим,
Мы коней своих храним!
Ракшаси снова громко заревела и убралась прочь. Так она появлялась и в два часа ночи, и в три, но, получая на свои вопросы один и тот же ответ, уходила прочь, дрожа от ярости.
Но вот Сахасра-дал не выдержал и захотел спать. Он разбудил Чампу и строго-настрого наказал ему, что, когда он будет отвечать ракшаси, первым надо произносить имя Сахасры-дала.
Уже под утро ракшаси снова появилась у дверей храма, громко застучала и спросила:
Бух, бух, бух! Раз, два, три!
Человечьим духом пахнет,
Лошадиным духом пахнег,
Кто там прячется внутри?
Чампа задрожал от страха и забыл наказ брата. Когда он начал отвечать, то переставил имена, и получилось так:
Здесь и Чампа-дал ночует,
И Сахасра-дал ночует.
Мы не спим, мы не спим,
Мы коней своих храним!
Тут ракшаси взревела от радости, захохотала так, как хохочут только демоны, и со страшным грохотом вломилась в храм. Шум разбудил Сахасру-дала, он вскочил на ноги, замахнулся мечом и отсек ракшаси голову. Гигантское чудище рухнуло на землю – только стон пошел кругом. Сахасра-дал положил отрубленную голову рядом с собой и улегся спать.
Рано утром шли мимо храма дровосеки. Увидели они огромную тушу и догадались, что это была та ракшаси, которая пожирала людей. Они знали, что царь этой страны обещал отдать свою дочь и полцарства тому, кто убьет ракшаси. Поблизости никого не было, и дровосеки решили присвоить эту заслугу себе. Они отрезали по куску мяса от мертвой ракшаси и отправились к радже за наградой.
Но раджа им не поверил и захотел отыскать настоящего победителя. Созвал он советников и велел им узнать, чья была очередь в ту ночь посылать человека на съедение к ракшаси. Главу этой семьи привели к радже, и тот рассказал, как было дело.
Все пошли к храму, взломали дверь и увидели, что юноши живы и невредимы, как и их лошади. Рядом лежала голова ракшаси. Тут все поняли, что эти двое юношей и есть настоящие победители.
Царь сдержал слово. Он выдал дочь за Сахасру-дала и отдал ему половину своих владений. А Чампа-дал остался во дворце при своем брате.
Прошло некоторое время, и согласие между братьями было нарушено. А произошло вот что. Была у жены царя очень старая служанка. Она бралась за любую работу, все так и горело у нее в руках. Силой и умом она превосходила всех других служанок. Стоило ей отлучиться из дворца хоть на один день, как все в зенане шло кувырком. Поэтому рани и другие женщины во дворце с ней очень считались.
На самом деле это была ракшаси. Приняв облик служанки, она проникла во дворец. Ночью, когда все спали, ракшаси принимала свой настоящий облик и отправлялась на поиски пищи, потому что вместе со всеми она не наедалась.
Чампа-дал был не женат и в жаркое время года спал во дворе, у входа во внутренние покои дворца. Однажды он заметил, что служанка эта выходит ночью за ворота, хватает разных животных – коз, овец, коней и даже слонов – и пожирает их.
Когда служанка поняла, что Чампа-дал знает об этом, она решила от него избавиться. Вот раз приходит она к рани и говорит:
– Я не могу больше служить здесь, о царица!
– Почему? – стала допытываться рани. – Кто тебя обидел?
– Я – беззащитная женщина, – отвечает ей служанка, – и мне трудно стало беречь свою честь. Брат твоего зятя Чампа-дал все время пристает ко мне и говорит всякие непристойности. Лучше мне пойти по миру, чем потерять свою честь. Если Чампа-дал здесь останется, я уйду.
Выбора не было, и рани решила пожертвовать Чампой-далом. Она позвала Сахасру-дала и сказала, что Чампа-дал – беспутный человек и ведет себя недостойно, а потому пусть покинет дворец. Сахасра-дал пытался вступиться за брата, но рани стояла на своем.
Сахасре-далу было неловко сказать это брату, и он написал ему записку: так, мол, и так, ты должен сей же час покинуть дворец. Записку эту Сахасра-дал оставил на постели Чампы-дала, когда тот уходил купаться. Чампа-дал прочитал ее и сильно опечалился. Но делать было нечего. Он оседлал своего коня и уехал.
Пакширадж помчался как стрела, и в несколько часов они прибыли к воротам большого дворца за тысячи миль от того места, где остался Сахасра-дал. Чампа-дал спешился и пошел во дворец, но не заметил там ни единой живой души. Он переходил из одной роскошной палаты в другую, но все они были пусты. Наконец в самой дальней опочивальне он увидел на роскошной кровати спящую красавицу. Чампа-дал залюбовался ею. В изголовье кровати лежали два жезла – золотой и серебряный. Чампа-дал взял серебряный жезл и коснулся им спящей. Ничего не произошло. Тогда он прикоснулся к ней золотым жезлом. И – о чудо – она тут же открыла глаза, приподнялась и, с удивлением глядя на незнакомца, спросила:
– Кто ты, прекрасный юноша?
Девушка эта была царевна по имени Кешавати, так назвали ее за густые длинные волосы. Чампа-дал рассказал ей о себе все без утайки.
– О несчастный, зачем ты приехал в страну ракшасов?! – воскликнула она. – В этом дворце и вблизи него обитает семьсот ракшасов. Каждое утро они отправляются за океан в поисках пищи, а вечером возвращаются. Мой отец был царем этой некогда процветавшей страны, у него были миллионы подданных. А потом сюда вторглись ракшасы и растерзали моего отца, мать, братьев и сестер, всех людей и всех животных. Только я осталась в живых: меня спасла одна старая ракшаси, которая меня пожалела. Видишь вот эти два жезла? Моя покровительница каждое утро усыпляет меня серебряным жезлом, а вечером вновь пробуждает к жизни – золотым. Не знаю, что тебе и посоветовать. Если они тебя здесь застанут, тебе несдобровать.
Они стали думать, как избавиться от грозящей беды.
Время шло, и ракшасы вот-вот должны были вернуться. Тогда Кешавати посоветовала Чампе-далу спрятаться в ворохах священного трилистника, что были возложены богу Шиве в дворцовом храме. Чампа-дал усыпил Кешавати серебряным жезлом и спрятался в трилистнике.
После захода солнца Чампе-далу показалось, что надвигается буря, а затем во дворце поднялся страшный шум и крик. Это вернулись ракшасы, набившие свои животы свежим мясом овец, коров, буйволов, слонов и других животных.
Старуха-ракшаси вошла в комнату Кешавати, оживила ее золотым жезлом и с шумом втянула носом воздух:
– Ох-хо-хо, ух-ух-ух!
Чую, чую человечин дух!
– Что ты, бабушка, – ласково отозвалась Кешавати, – тут нет другого человека, кроме меня. Возьми и съешь меня, если хочешь.
– Зачем мне есть тебя? – отвечала ракшаси. – Лучше я съем твоих недругов.
Она легла на пол, возвышаясь, как горы Виндхья, и быстро уснула. Устав с дороги, заснули и другие ракшасы. А Чампа-дал в своем укрытии беспокойно ворочался с боку на бок.
На рассвете все семьсот любителей сырого мяса, как всегда, отправились на охоту, а с ними, усыпив Кешавати серебряным жезлом, ушла и старая ракшаси.
Убедившись, что дворец опустел, Чампа-дал выбрался из-под трилистника, коснулся Кешавати золотым жезлом и разбудил ее.
Весь день они провели вместе: гуляли по парку, радуясь прохладному ветерку, купались в пруду. За обедом молодые люди составили такой план: Кешавати выведает у старой ракшаси секрет жизни ракшасов, а там будет видно, что делать дальше.
Перед заходом солнца Чампа-дал опять усыпил Кешавати серебряным жезлом и спрятался в священном трилистнике. Потом повторилось то же, что и в первый день: с шумом возвратились сытые ракшасы, старуха вошла в комнату Кешавати, разбудила ее и заворчала:
– Ох-хо-хо, ух-ух-ух!
Чую, чую человечий дух!
– Что ты, бабушка, – сказала Кешавати, – тут нет другого человека, кроме меня. Возьми и съешь меня, если хочешь.
– Зачем мне есть тебя? – отвечала старая ракшаси. – Лучше я съем твоих недругов!
Она опять улеглась на пол, возвышаясь, как отроги Гималайских гор. Кешавати наполнила пиалу теплым горчичным маслом, подошла к ней и сказала:
– Матушка, у тебя, верно, устали ноги? Дозволь я разотру их тебе!
Стала Кешавати растирать ей ноги и вдруг заплакала. Ракшаси слизнула упавшие ей на руку капли и почувствовала, что они соленые.
– Почему ты плачешь, дочка? Кто тебя обидел? – спросила она.
– Я плачу потому, матушка, – отвечала Кешавати, – что ты уже старая. И когда ты умрешь, меня съедят твои родичи.
– Когда я умру! Так знай, глупенькая, что ракшасы не умирают так, как люди. Их жизнь зависит от тайны, которую не знает ни один смертный. Ладно, так и быть, я открою ее тебе, все равно ты отсюда не выберешься. Слушай: на дне вон того пруда стоит хрустальный столб, на нем сидят две пчелы. Если кто-нибудь из смертных нырнет в пруд, достанет этих пчел и убьет их так, чтобы ни одна капля крови не пролилась на землю, то все ракшасы погибнут. Но если хоть одна капля крови упадет на землю, то из нее появится еще тысяча ракшасов. Поняла? Где тот смельчак, что отважится на такой поступок? И как он узнает тайну нашей жизни? Не печалься, дочка, теперь ты видишь, что я бессмертна.
Кешавати хорошенько все запомнила и пошла спать.
На следующее утро, когда ракшасы отправились на охоту, Чампа-дал разбудил Кешавати, и она рассказала ему все, что узнала от ракшаси. Чампа-дал взял нож, насыпал на край пруда слой золы, разделся, залил в уши по капле горчичного масла и нырнул в воду. В один миг он доплыл до хрустального столба, снял пчел и вынырнул. Потом схватил нож и отсек пчелам головы. Появилось всего две или три капельки крови, и упали они на золу, а не на землю.
Как только Чампа-дал забрал пчел, вдали раздался страшный вой и рев: это бросились на выручку пчелам разъяренные ракшасы. Но они опоздали. Как только Чампа-дал уничтожил пчел, все ракшасы попадали замертво в том месте, где они были в тот момент. Чампа-дал и царевна видели потом несколько гигантских туш у самого входа во дворец.
Так были уничтожены все семьсот ракшасов. А Чампа-дал и Кешавати решили теперь пожениться и обменялись гирляндами цветов. Царевна до этого не выходила за пределы дворца, и ей, понятно, хотелось посмотреть, что творится в мире. Каждое утро и каждый вечер они отправлялись на прогулку по берегу реки, где Кешавати купалась. Как-то во время купания у нее выпал один волосок, и она привязала его к плывущей по реке створке ракушки. Они пошли домой, а ракушка поплыла вниз по течению и приплыла к каменным ступенькам у спуска к реке, где Сахасра-дал со своими друзьями совершал омовение.
Увидел Сахасра-дал ракушку и пообещал сто рупий тому, кто ее достанет. Все бросились в воду, но Сахасра-дал плавал быстрее всех и схватил ее первым. Он стал ее разглядывать и увидел привязанный к ней волосок, да какой! Такого он никогда еще не видывал – семь локтей в длину.
«Женщина, которой принадлежал этот волос, наверное, очень красива. Как бы мне ее увидеть?» – подумал Сахасра-дал.
Он вернулся домой печальный и, вместо того чтобы пойти завтракать в зенану, ушел в другой конец дворца,
– В чем дело, сынок, почему ты такой грустный? – спросила зятя царица.
Сахасра-дал показал ей волос и заявил, что должен найти красавицу.
– Не печалься, твоему горю можно помочь, – сказала царица.
Она позвала свою любимую служанку, ту самую ракшаси, и велела ей как можно скорее разыскать девушку, у которой волосы семь локтей в длину.
– Ну что ж, это сделать нетрудно, – ответила служанка и велела построить из дерева-хаджал легкую лодку с прочными веслами. Она взяла с собой отравленных сладостей и несколько красивых плетеных корзинок, села в лодку, щелкнула три раза пальцами и пробормотала заклинание:
Лодка, лодка ты не стой!
Лодка, лодка, мчись стрелой!
К Кешавати поспешай,
Ветер, лодку подгоняй!
И помчалась лодка, словно молния. Много городов и стран миновала она, пока не достигла того места, где любила купаться Кешавати.
Служанка сошла на берег, взяла с собой отравленные сладости и пошла к воротам дворца.
– Эй, Кешавати, это я, сестра твоей матери! – закричала она. – Я соскучилась и приехала поглядеть на тебя. Ты дома?
Царевна выбежала из ворот и бросилась гостье на шею, нисколько не сомневаясь, что она действительно сестра матери. А мнимая тетка плакала слезами радости и все вспоминала, какая Кешавати была в детстве. Чампа-дал тоже поверил, что приехала родная тетка жены. После завтрака Чампа-дал отправился отдохнуть, и женщины остались одни.
– Давай пойдем на реку и искупаемся, а то очень жарко, – предложила мнимая тетка.
– Как же мы пойдем, если муж отдыхает? – засомневалась Кешавати.
– Ну и пусть спит! – сказала гостья. – Оставим ему возле кровати вот эти сладости, он встанет и будет их есть, а мы тем временем вернемся.
Они положили горку сладостей у постели Чампы-дала и пошли на реку, как раз туда, где стояла лодка.
– Ой, какие красивые корзинки! – воскликнула Кешавати. – Тетушка, можно мне взять одну?
– Пойдем, пойдем, детка, бери сколько хочешь. Как только они вошли в лодку, гостья щелкнула три раза пальцами и произнесла:
Лодка, лодка, ты не стой!
Лодка, лодка, мчись стрелой!
Ты к Сахасре поспешай,
Ветер, лодку подгоняй!
Лодка помчалась как стрела. И сколько ни умоляла испуганная девушка остановить лодку, сколько ни проливала слез, лодка мчалась все дальше и дальше, пока не прибыла к тому месту, где обычно купался Сахасра-дал. Служанка привела Кешавати во дворец.
Увидев Кешавати, Сахасра-дал залюбовался ее красотой и длинными, в семь локтей, волосами. Женщины в зенане изо всех сил старались ее утешить, но она плакала и требовала, чтобы ее отправили назад к мужу. Наконец она поняла, что стала пленницей, и сказала женщинам из зенаны:
– Я дала обет шесть месяцев не видеть лица ни одного постороннего мужчины.
Тогда было решено поместить ее отдельно от всех в небольшом доме, окна которого выходили на дорогу, и она стала проводить долгие дни и ночи в тоске и слезах.
Тем временем Чампа-дал проснулся и, не видя в доме жены, обеспокоился и стал ее искать. А когда не нашел, то понял, что женщина, которая выдавала себя за тетку жены, похитила Кешавати. Он не стал есть сладостей и выбросил их на дорогу. Ворона, которая начала их клевать, в тот же миг упала замертво. Тогда он окончательно убедился в своей догадке. Как безумный, выбежал он из дворца и пошел куда глаза глядят. Так бродил он по белу свету целых шесть месяцев и все время повторял: «О Кешавати! О Кешавати!» Наконец он пришел в тот город, где жил Сахасра-дал.
В домике близ дворца он увидел женщину, которая сидела у окна и плакала. Это была Кешавати. Они сразу узнали друг друга. Кешавати рассказала ему про все: как ее похитили, как привезли сюда, какой она дала обет, почему находится здесь в одиночестве и что завтра истекает срок обета.
Согласно древнему обычаю, по окончании времени обета один из ученых брахманов должен всенародно рассказать все, что ему известно о человеке, который его соблюдал. Чампа-дал решил сделать это сам.
Наутро забил барабан, и глашатай объявил, что царь хочет послушать рассказ ученого брахмана, который знает Кешавати. К барабану подошел Чампа-дал, коснулся его и сказал, что он знает все и готов рассказать.
Утром следующего дня под огромным шелковым балдахином собрались царь, царица, Сахасра-дал, придворные и ученые брахманы со всей страны. Позади всех, укрывшись за пологом от любопытных глаз, стояла Кешавати.
И вот, сидя на помосте, Чампа-дал начал рассказ о Кешавати словами: «Некогда жил бедный слабоумный брахман…» Время от времени рассказчик останавливался и, обращаясь к стоящей за пологом Кешавати, спрашивал, правду ли он говорит.
– Все правда, брахман, – отвечала Кешавати, – продолжай.
Чем дольше говорил Чампа-дал, тем больше бледнела служанка-ракшаси и тем больше дивился Сахасра-дал. Он понял, что брахман рассказывает историю его собственной жизни.
Не успел Чампа-дал закончить свой рассказ, как Сахасра-дал встал со своего места, обнял рассказчика и воскликнул:
– Да ведь это же мой брат Чампа-дал!
Вне себя от гнева, он приказал вырыть глубокую яму и закопать в ней ракшаси живьем.
Так закончилась эта история. Братья никогда больше не разлучались со своими женами и прожили долгую и счастливую жизнь. | |
Сказка № 1454 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жил в Майменсинхе богатый купец по имени Дханешвар. У него были четырехлетний сын Ратнешвар и девятилетняя дочь Каджалрекха. Девочка была очень красива. Когда она улыбалась, ее белое личико походило на раскрывшуюся белоснежную лилию, плывущую по волнам в сезон дождей и сияющую, как жемчуг.
Купец, видно, прогневил чем-то богиню счастья, и она отвернулась от него. Послушайте, что с ним произошло.
Купец любил играть в кости и проиграл все свое состояние: слуг, лошадей, слонов, имущество и деньги. Из двенадцати кораблей, что он получил от отца, не осталось ни одного. Дханешвар разорился начисто. Единственным его утешением были теперь сын и дочь.
Время шло, и наступила пора выдавать Каджалрекху замуж. Но дурная слава о купце разошлась по всей округе, и никто не хотел брать в жены его дочь.
Однажды в дом купца пришел саньяси. Он подарил хозяину попугая и кольцо.
– Эту птицу называют Дхарма-мати, что значит «Праведная». Если ты будешь слушаться ее, то снова вернешь все свои богатства, – сказал саньяси.
Обрадовался купец подарку, посадил птицу в клетку и стал холить ее и лелеять.
Однажды купец спросил попугая:
– Скажи мне, мудрая птица, когда кончатся мои несчастья? Мой дом совсем разрушился, в нем не осталось даже простой кровати, и я сплю на голом полу. У меня нет ни кувшина для воды, ни кружки, чтобы напиться, и я черпаю воду пригоршнями прямо из пруда. Хожу с протянутой рукой по домам. Таков мой удел. Отец оставил мне много лошадей и слонов, а теперь мои конюшни стоят пустые. Есть у меня только сын и дочь, которые, как два светильника, освещают мой дом и скрашивают мне жизнь. Но как мне прокормить их, досточтимая птица?
– Не печалься, купец, – отвечал ему попугай, – твои бедствия скоро кончатся. Саньяси подарил тебе кольцо – это кольцо удачи. Продай его и на вырученные деньги почини разбитые корабли. Пригласи для этого искусных плотников. На оставшиеся деньги купи товаров и начинай торговать. Плыви на восток и там за один год выручишь столько, что сможешь потом жить по-царски целых двенадцать лет.
Купец сделал все, как велела птица: продал кольцо удачи и на вырученные деньги нанял искусных плотников, которые починили старые отцовские корабли. Потом он накупил много товаров, загрузил ими суда и двинулся на восток. По милости богов купец вскоре вернул все свое состояние и снова стал владельцем лошадей, слонов, слуг и всякого добра. Теперь его богатства едва вмещались в переполненные сокровищницы. Легче было сосчитать звезды на небе или песчинки на берегу реки, чем его богатства.
Теперь у купца была одна забота – выдать Каджалрекху замуж. Ей уже шел двенадцатый год, и медлить с замужеством было нельзя. Купец не знал, как взяться за дело, и спросил совета у птицы.
Попугай выслушал его и сказал:
– Ты преодолел одни несчастья, но впереди тебя ждут другие, от которых ты не скоро избавишься. Твоей дочери предназначено выйти замуж за мертвеца. Не оставляй ее в своем доме, а увези в лес.
Услышав это предсказание птицы, купец горько заплакал:
– О злая судьба! Больше всего на свете я хочу счастья дочери, а она должна выйти замуж за мертвеца. Родители растят своих дочерей, чтобы выдать их за достойных женихов, а я должен увезти свою любимую дочь в лес. Еще в детстве она лишилась матери, и я всегда окружал ее заботой и любовью. О горе мне! Не успел я избавиться от одной беды, как попал в другую.
– Твоему горю не помочь, – отвечала птица.
Делать нечего: снарядил купец корабль, взял с собой дочь и отправился в путь. Они плыли несколько дней, пока не увидели на берегу безлюдный лес. Там судно бросило якорь, купец сошел на берег и повел дочь в лес. Они шли очень долго, и Каджалрекха совсем пала духом.
«Как мне бросить тебя здесь, милая дочь? Когда ты была маленькой, я согревал тебя теплом своего тела. Чего я только не вытерпел, пока вырастил тебя! И вот теперь я сам привез тебя сюда, чтобы оставить в лесу одну и не думать больше о твоем замужестве. Видно, наши черные дни никогда не кончатся» – так думал купец, и сердце его разрывалось от горя.
– Отец, дорогой, куда ты ведешь меня? Ты сказал, что мы едем торговать, но наш корабль бросил якорь в этом пустынном месте, и ты заводишь меня все глубже и глубже в лес. Если ты хочешь избавиться от меня, то почему не дал побыть дома с любимым братом и родными хотя бы еще несколько дней? Не знаю, зачем ты привел меня в этот темный лес, но чует мое сердце, что ты хочешь меня здесь оставить. Отец, спроси у деревьев, у кустов, у лиан, доводилось ли им слышать, чтобы отец поступал так с родной дочерью! Небесные светила – звезды, луна, солнце и планеты – они все видят, они – стражи добра. Спроси у них, слыхали ли они, чтобы ребенок был оставлен в лесу по совету птицы? Вот река. Она несет воды с гор в море. Спроси у нее, знает ли она, чтобы отец по слову птицы увез дочь в лес и там бросил? – причитала Каджалрекха.
И вот зашли они в самую чащу леса, где не было ни одного живого существа – ни человека, ни зверя, ни птицы, и увидели ветхий храм, запертый изнутри. Отец с дочерью присели на его ступеньки отдохнуть. Полуденное солнце жгло немилосердно, и Каджалрекха изнывала от жажды и голода.
– Я не в силах идти дальше. Где ты, мамочка? Где ты, мой дорогой брат? Злой рок преследует меня днем и ночью. Отец, дай мне хоть каплю воды, я умираю от жажды! – причитала Каджалрекха.
– Подожди здесь немного! – сказал купец и отправился на поиски воды.
Когда он ушел, девушка поднялась, подошла к дверям храма и легонько дотронулась до них. Двери отворились. И только Каджалрекха вошла в храм, как вдруг двери снова закрылись. Как ни старалась она их открыть, ничего не получалось.
Тем временем отец принес воду и стал громко звать дочь. Никто не отзывался. Потом он услышал голос дочери, которая что-то говорила ему из-за дверей храма. Он снова закричал:
– Иди сюда, дочка, я принес тебе воды!
Каджалрекха объяснила отцу, что с ней случилось.
Он изо всех сил налегал на дверь, пытаясь открыть или выломать ее, но ничего не смог сделать. Каджалрекха оказалась пленницей в храме.
Убедившись, что дверь открыть нельзя, купец спросил:
– Доченька, скажи, что ты видишь в храме?
– Я вижу ложе, а на нем тело юноши, – отвечала сквозь слезы дочь. – Около него горит светильник. Из тела юноши торчат сотни игл и стрел.
– О моя бедная дочь, – закричал отец. – На твоем челе написан неотвратимый приговор судьбы, и я не в силах помочь тебе! Видишь, предсказание птицы сбылось. Само провидение против тебя. Ты будешь женой этого мертвого царевича. О боги! Как я вернусь домой, оставив здесь сокровище своего сердца? Слушай же волю своего отца: юноша, которого ты видишь, – твой муж, запомни это! Солнце, луна, и боги, покровители леса, тому свидетели. Прими же мое благословение, мы больше никогда не увидимся. Если ты чиста и непорочна, сможешь вернуть мужу жизнь. А когда оживишь царевича, твое изгнание кончится. Пусть боги помогут тебе!
Отец и дочь плакали так, что даже лесные звери не удержались от слез. Отец ушел, и Каджалрекха осталась в лесу одна. Они не могли даже увидеть друг друга при расставании.
Долго плакала Каджалрекха. Ей было очень страшно одной в храме, где лежал мертвый царевич. Она подошла к его ложу и запричитала:
– Проснись, прекрасный юноша, и взгляни на меня, несчастную, хоть разочек. Я никогда раньше не встречала тебя. Мой жестокий отец оставил меня в этом храме и сказал, что ты – мой муж. Лик твой прекрасен, как луна, но его омрачают смертельные тени. Ты словно утреннее солнце за облаками. Кто повинен в твоей смерти? Кто бросил тебя одного в глухом лесу? Видно, твой отец так же бессердечен и жесток, как и мой. Кто бы ты ни был, мой повелитель, я буду тебе верной женой, как приказал мне отец. Пока жива, я буду с тобой. Доверься мне, открой глаза и взгляни на меня, скажи хоть слово. Молю тебя, пробудись. Зачем ты пугаешь меня?
Вдруг дверь храма отворилась, и Каджалрекха увидела старца-саньяси. Сколько до этого ни пытались отец с дочерью открыть дверь, она не поддавалась. А сейчас она широко распахнулась, едва старец коснулся ее.
Каджалрекха подумала, что этот саньяси сможет оживить ее мужа. В слезах она склонилась к его ногам. А тот стал ее утешать:
– Не бойся, девушка, мертвый юноша – царевич, это я велел перенести его сюда. Вынь одну за другой все иголки из его тела. Последними вынь две иглы из глаз и помажь ему глаза соком вот этих листьев. Помни, впереди у тебя еще много испытаний. Не противься злу и не старайся уйти от неминуемого. Мертвый царевич – твой муж, но ты не должна говорить ему об этом, что бы с тобой ни случилось. Жди, когда ему скажет об этом птица Дхарма-мати. Если ты не послушаешься моего совета, останешься вдовой.
Сказав это, саньяси ушел.
Семь дней и семь ночей вынимала Каджалрекха иглы из тела царевича. Все это время она ничего не ела и ни разу не выходила из храма.
На восьмой день оставались лишь две иглы – в глазах царевича. Тогда Каджалрекха вышла из храма и стала искать, где бы ей искупаться. Невдалеке она увидела пруд. К воде вели каменные ступени. Только стала она сходить по ступеням, как вдруг на берегу пруда появился старик с девушкой лет четырнадцати.
– О госпожа, не нужна ли тебе служанка? – спросил он.
С виду это была ничем не приметная деревенская девушка.
– А кем она тебе приходится, добрый человек? – спросила Каджалрекха.
– Это моя дочь, – ответил старик. – Бедность довела меня до того, что я готов продать свое родное дитя. Я уже предлагал ее по всем окрестным деревням, но никто не захотел ее купить. Потом мне встретился саньяси. Он сказал, что здесь, в лесу, находится царевна, которой нужна служанка. Видать, ты и есть та царевна, о которой говорил саньяси.
И подумала тогда Каджалрекха: «Один жестокий отец бросил свою дочь в лесу; другой, еще более жестокий, хочет продать свою дочь из бедности. Эта девушка такая же несчастная, как и я».
Она пожалела бедняжку и, надеясь найти в ней подругу, купила девушку у старика за свой золотой браслет.
Каджалрекха сказала служанке:
– Иди в этот храм. Когда увидишь мертвого царевича, не пугайся. У него под подушкой ты найдешь несколько листьев, приготовь из них сок. Я приду вслед ва тобой, извлеку иглы из глаз царевича, смажу ему глаза этим соком, и он оживет.
Она сказала это Канкан-даси, и вдруг ей стало страшно. Левый глаз у нее задергался.
Канкан-даси нарочно медленно пошла к храму, и в голове у нее тотчас созрел коварный план. Подойдя к царевичу, она извлекла оставшиеся две иглы из его глаз и смазала глаза юноши соком. Царевич сразу ожил.
– Теперь ты должен на мне жениться! – потребовала Канкан-даси.
Царевич, не зная, кто она на самом деле, тут же дал клятву:
– Ты вернула мне жизнь, и я обещаю на тебе жениться!
Затем, приложив руку к сердцу, торжественно продолжал:
– Клянусь, ты станешь владычицей моего сердца. Пусть Дхарма будет свидетелем тому, что сегодня же я введу тебя в свой дворец и ты станешь царицей. Мои приближенные, родственники, слуги – все оставили меня, когда я был в беде. Они бросили своего владыку в глуши и ушли наслаждаться жизнью. Я ожил благодаря тебе. Нет у меня никого дороже тебя.
Царевич не спросил, кто были ее родители, к какой касте она принадлежала. Он обещал жениться на ней только потому, что она, как он думал, спасла ему жизнь.
В это время в мокрой после купания одежде в храм вошла Каджалрекха. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что ее муж ожил.
Каджалрекха взглянула на него, и сердце ее затрепетало от радости. Лик его был прекрасен, и весь он светился, как луна после затмения. Царевич тоже был поражен необычайной красотой Каджалрекхи; никогда еще он не встречал женщины столь прекрасной. Она была в расцвете юности и сверкала, как бриллиант.
– Как ты сюда попала, милая девушка? Как тебя зовут? Кто твои родители и где ты живешь? Как тебе разрешили уйти из дому одной и что ты делаешь здесь, в этом глухом лесу?
– Это моя служанка, – поспешила сказать Канкан-даси. – Я купила ее за браслет, и зовут ее Канкан-даси.
Так царевна стала рабыней, а рабыня – царевной.
Во дворце, куда вскоре вернулся царевич (все называли его Игольчатый), Каджалрекха стала служанкой. Она стирала белье, днем и ночью ухаживала за лжецаревной. Несмотря на все ее старания и усердие лжецарица была ею недовольна. Она все время старалась унизить и оскорбить несчастную. Лжецаревна не доверяла Каджалрекхе и все время следила за тем, чтобы она не сказала кому-нибудь правду.
Царевич, однако, внимательно наблюдал за обеими. Ему все больше нравились скромность Каджалрекхи, ее умные речи, обходительность и, конечно, красота, подобная лунному сиянию.
– Кто ты, красавица? – спросил он ее однажды. – Где твой дом? Назови мне свое имя, расскажи, кто твои родители. Быть служанкой – не твой удел. Мне кажется, ты знатного происхождения и только по воле злой судьбы низведена до положения служанки. Твоя несравненная красота затмевает даже гордую луну. Доверься мне, красавица, и ничего от меня не таи.
– Я – Канкан-даси, – отвечала ему Каджалрекха. – Твоя жена купила меня за браслет. Я жила в лесу в нищете и одиночестве, а теперь благодаря твоей доброте у меня есть пища и кров. Ни отца, ни матери, ни брата у меня нет, о повелитель! Как легкое облако, гонимое ветром, брожу я по белому свету, одинокая и беспомощная.
Царевич задавал ей такие вопросы не раз и не два, но не мог добиться ответа. Между тем его жизнь с лжецаревной стала невыносимой. Ее грубость, невоспитанность, глупая болтовня и самовлюбленность не знали предела.
Царевич все больше пленялся Каджалрекхой. Без нее жизнь казалась ему бессмысленной. Он перестал есть, спать и заниматься делами государства.
Однажды призвал он к себе главного советника и говорит:
– Я поеду в далекие края и буду странствовать девять месяцев. Постарайся пока разузнать все, что можно, о той, которая называет себя Канкандаси.
После этого царевич пошел к царевне и спросил, какой ей привезти подарок из дальних стран. Та попросила плетеную корзину, совок и лоток для веяния зерна, ножную лущилку для риса из древесины тамаринда, латунное кольцо, что крестьянки продевают в ноздрю, и пару бронзовых браслетов для ног.
Царевич удивился такому выбору. Он подошел к Каджалрекхе и задал ей тот же вопрос.
– У меня все есть, мне ничего не нужно, – ответила Каджалрекха.
Когда же царевич стал настаивать, она сказала:
– Если уж ты так хочешь, привези мне птицу Дхарма-мати.
Царевичу нетрудно было найти то, что просила лжецаревна, и по этим вещам он понял, что у него за жена. Но птицу Дхарма-мати, которую пожелала Каджалрекха, он отыскать не мог, и это его очень печалило. Путешествуя из одной страны в другую, он так и не нашел того, что искал. Прошло шесть месяцев, потом восемь. Наконец царевич попал в родной город Каджалрекхи.
Когда на площади забил барабан, возвещающий желание царевича купить птицу Дхарма-мати, купец Дханешвар поспешил увидеть этого человека. Только его дочь знала о существовании такой птицы. Он был уверен, что независимо от того, жила ли она в радости или в печали, – только она, и никто другой, могла послать человека на поиски этой птицы.
Дханешвар продал Дхарма-мати царевичу, и тот поспешил домой, радуясь, что ему удалось наконец найти столь редкостный подарок для Каджалрекхи и он может ей угодить.
Дома царевич отдал лжецаревне то, что она просила, а Каджалрекхе – попугая. При этом он ничего не сказал ни той, ни другой.
Пока Игольчатый царевич отсутствовал, главный советник иногда спрашивал совета у лжецаревны. Но она плохо разбиралась в делах и давала их не подумав. А главный советник боялся ей перечить и делал, как она хотела. Из-за этого государство терпело ущерб.
Один раз над страной нависла опасность, и главный советник не знал, как поступить. Тогда он решил посоветоваться с Каджалрекхой. Она дала такой разумный и мудрый совет, что опасности удалось избежать.
Главный советник тайно доложил обо всем Игольчатому царевичу и подсказал ему, как испытать достоинства обеих женщин. Царь позвал друзей на угощение и велел поручить каждой из них приготовить еду. В первый день гостей принимала лжецаревна, а во второй – Каджалрекха.
Лжецаревна приготовила самые простые хмельные напитки и грубые кушанья, да еще и посолить их забыла. Царевич не мог поднять головы от стыда, когда еду подали гостям.
На следующий день настал черед Каджалрекхи. Она встала чуть свет, вымылась и пошла на кухню, чистая телом и душой. Заколов волосы и подвязав косынку, она окропила кухню священной водой из Ганги. Затем натолкла на камне нужные приправы, замесила тесто из рисовой муки, нарезала зелень, сварила бульон из голубей, приготовила карри из рыбы различных сортов. Вкусное печенье на сливках и сахарном сиропе дразнило аппетит одним своим видом. А изогнутый пирог-чандрапули напоминал только что народившийся месяц. Золотые кубки она наполнила ароматными напитками, разложила на блюдах разные сладости. Рис положила на золотые блюда и украсила красиво нарезанными дольками лимона. В чаши из золота налила сливки и дахи, а рядом положила очищенные спелые бананы. Золотые сосуды наполнила прохладной водой для омовения лица и рук, а в золотую шкатулку уложила искусно свернутые листья бетеля с орехом и пряностями, приправленные сладким цветочным соком.
Когда все было готово, Каджалрекха осталась на кухне на случай, если понадобится сделать еще что-нибудь.
На этом испытания не кончились. К ночи бдения Коджагар-ратри, которой заканчиваются празднества в честь богини Лакшми, царевич по совету главного министра поручил лжецаревне и Каджалрекхе разрисовать двор цветными узорами-алипона.
– У меня будут гости, – сказал царевич, – постарайтесь украсить двор как можно лучше.
Лжецаревна изобразила лапы ворон, журавлиные следы, амбар для горчичного семени и кукурузных початков.
А Каджалрекха взяла несколько горстей риса и залила его водой. Когда рис размок, она промыла его, растерла между камнями, приготовила жидкую пасту и приступила к работе. Сначала она вывела ступни своих дорогих отца с матерью, о которых не переставала думать ни днем ни ночью; затем нарисовала две житницы, дорогу к ним, а на дороге – следы богини счастья, вдоль дороги – стебли риса, склонившиеся до самой земли под тяжестью крупных зерен; вслед за этим – дворец великого бога Шивы и его супруги Паравати на горе Кайласе; большой лист лотоса, а на нем – Вишну и Лакшми, сидящих вместе; на колеснице, влекомой огромным лебедем, нарисовала Моношу-дэви, дарительницу побед. Потом пошли ведьмы и сиддхи, а за ними – небесные девы-апсары. Среди деревьев она расположила Вана-дэви – богиню леса; богиню Кали, охраняющую от бед; бога войны Карттикею и бога мудрости Ганеша, восседающих каждый на своей вахане.
Очень искусно изобразила она также Раму, Ситу и Лакшману, летящую по воздуху Пушпаку, колесницу бога Куберы, а также богов Яму и Индру. Под конец она нарисовала море, солнце и луну, старый, полуразрушенный храм в чаще леса и мертвого царевича в храме, а рядом – всех приближенных Игольчатого царя, кроме себя.
Окончив работу, она зажгла светильник, наполненный жертвенным священным маслом, и склонилась до самой земли.
Царевич вместе со своими друзьями, министрами и гостями сначала пошел посмотреть, что нарисовала лжецаревна, а затем – Каджалрекха. Все сошлись на том, что Каджалрекха происходит из знатной семьи.
В жизни Каджалрекхи единственным утешением был попугай Дхарма-мати. Она часто изливала перед ним свою душу, расспрашивала об отце и брате, умоляла ответить, когда окончатся ее страдания.
– Скажи мне, птица, – говорила она, – что произошло в нашем доме с тех пор, как я его покинула? Вот уже десять лет скитаюсь я в чужих краях и терплю великие муки. За все это время я ни разу не видела своих родных. Где сейчас мой дорогой брат? Что он делает? Я вижу его только во сне, и то редко. Мои несчастья были предначертаны судьбой, разве могла я их избежать? Отец отвез меня в дремучий лес и там оставил. В лесу я увидела мертвого царевича. Семь дней и семь ночей вынимала я иглы из его тела. А впереди меня ожидали новые страдания. Я купила девушку-служанку за браслет, а вышло так, что она стала царевной, а я – служанкой. О мудрая птица, ты живешь на этом свете со времен сатья-юги, скажи мне, когда же кончатся мои несчастья?
– Не плачь, девушка, – отвечала птица. – Не проливай больше слез. Сегодня ночью я расскажу обо всем, что ты хочешь знать.
Было уже далеко за полночь, когда Каджалрекха снова окликнула птицу:
– Сейчас глубокая ночь, и скоро наступит рассвет. Ты не спишь? Давай продолжим беседу. Знаешь, в доме моего отца работают десятки слуг, а здесь по воле рока я стала служанкой. В доме моего отца роскошные ложа, а тут я сплю на голом полу. Отец покупал мне яркие шелковые сари, а в этих краях я ношу дешевые сари из грубого полотна. За собственный браслет я купила служанку, но она обманула меня и стала царевной, а меня сделала служанкой. Скажи, когда кончится ночь скорби моей?
– Не плачь, милая, – отвечала птица, – не горюй, красавица, я расскажу тебе все, как есть. С тех пор как ты покинула отчий дом, отец твой ни разу не плавал на своих кораблях и совсем забросил дела. Все эти десять лет он пребывает в глубокой печали и ослеп от слез. В родном доме все оплакивают твою судьбу, слуги бросают работу, как вспомнят о тебе, слоны и лошади перестают есть, когда кто-нибудь произнесет твое имя. Солнце светит не так ярко, как прежде, а ночью встает бледная от печали луна. Птицы на деревьях не поют больше своих песен. В доме горят светильники, но и они не в состоянии разогнать тьму перед глазами твоего отца. Ты страдала десять лет и будешь страдать еще два года. После этого счастье и радость вернутся к тебе.
Каждую ночь Каджалрекха и Дхарма-мати вели такие беседы. Снова и снова задавала она птице один и тот же вопрос: когда же окончатся ее злоключения?
И птица старалась утешить девушку ласковыми словами. Так продолжалось до тех пор, пока не произошло еще одно событие.
Как-то царевича приехал навестить его друг. Когда он увидел Каджалрекху и побеседовал с ней, то понял, что она происходит из знатной семьи. Ее красота и благородство поразили его, и он совсем потерял голову. Дни и ночи юноша только и думал о том, как увезти девушку к себе во дворец и сделать своей женой. Но Игольчатый царевич и сам сходил с ума по Каджалрекхе. Целыми днями он не покидал женскую половину дворца в надежде увидеть Каджалрекху. Царевич совсем охладел к царевне, и та была готова на все, чтобы избавиться от Каджалрекхи.
И вот лжецаревна задумала опорочить соперницу. Она вступила в сговор с другом царевича. Оба надеялись, что, если им удастся исполнить свой коварный план, царевич отвернется от Каджалрекхи.
Девушка спала отдельно от всех, в ее спальне находилась лишь птица Дхарма-мати. По совету своего сообщника лжецаревна покрыла порог спальни Каджалрекхи тонким слоем алого порошка, по которому друг царевича прошел без обуви, оставив на пороге следы своих ступней – туда и обратно.
Наутро лжецаревна растрезвонила по всему дворцу, что к Каджалрекхе ночью входил мужчина. Сообщники сумели убедить в этом царевича. Тот разгневался, велел привести Каджалрекху и потребовал объяснений.
Со слезами на глазах держала она перед ним ответ:
– Я всегда сплю одна, и у меня никто не бывает. Какой злой недруг выдумал про меня эту ложь? Все небесные силы могут подтвердить мои слова. Луна и звезды ночью не спят – я призываю их в свидетели. В комнате у меня постоянно горит светильник, ничто не укроется от его бдительного ока – вы можете спросить у него. Пусть сама ночь будет моим свидетелем. Попугай проводит в клетке всю ночь, пусть принесут его в суд, и он вам расскажет все, как есть.
Золотая клетка с попугаем была доставлена в зал царского суда.
– Скажи нам правду, мудрая птица! – обратился к ней царевич. – Поклянись перед богами, что прошлой ночью служанка была одна в своей комнате. Скажи, чиста она или нет. Перед этим праведным судом дай правдивый ответ – виновна эта девушка или невиновна?
– О царевич, – отвечала птица, – я не знаю, что тебе сказать. Я не помню, что было прошлой ночью. У этой девушки несчастливая судьба, и она опять попала в беду. В этом смысле она виновата, и ты можешь отправить ее в изгнание.
Мудрая птица знала заранее, что ее показаниям все равно никто не поверит и злоключения Каджалрекхи не окончены. Поэтому она не пошла против судьбы и дала такой уклончивый ответ.
Царевич вынес решение – сослать Каджалрекху на пустынный остров – и поручил своему другу отвезти ее туда.
– Несчастная покидает тебя сегодня, о высокочтимый царевич! – сказала Каджалрекха. – С этого дня я уже не буду больше жить в твоем дворце. Помни о той, которая служила тебе когда-то. Прости, если я виновата перед тобой. Пусть ты забудешь меня, это неважно. Я молю бога лишь о том, чтобы он дал мне еще раз увидеть тебя, хотя бы перед смертью.
Прощаясь с лжецаревной, она плакала и просила прощения.
– Я совершила много ошибок, высокочтимая царица, – говорила она. – Прости и не забывай свою служанку.
Когда Каджалрекха прощалась с попугаем, слезы градом полились из ее очей. Взойдя на корабль, она призвала солнце и луну в свидетели. Собравшиеся на берегу горожане горько скорбели о ее несчастной судьбе.
Когда корабль вышел в открытое море и берега совсем исчезли из виду, друг Игольчатого царевича сказал Каджалрекхе такие слова.
– Мой дом находится в городе Канчанпуре. Отец мой очень богат, конюшни полны лошадей, а стойла – слонов. Девятьсот тысяч коров пасется на пастбищах, богатства наши неисчислимы. Посреди озер выстроены беседки для отдыха и развлечений, дворец богато украшен, полы в нем устланы дорогими коврами, а кровати – из чистого золота. Я не женат и до этого о женитьбе не думал. Прошу тебя, осчастливь наш дом своим присутствием, согласись стать моей женой. Все слуги в доме будут выполнять твои малейшие желанйя. Если ты согласна, я сейчас же прикажу повернуть корабль к моему городу.
– Ты друг царевича, – промолвила Каджалрекха, – а я только его служанка. Из-за своей несчастной судьбы я снова обречена на изгнание, и он отправил меня с тобой, чтобы ты завез меня на безлюдный остров. Зачем тебе, такому знатному человеку, жениться на служанке?
– Ты была служанкой, – отвечал юноша, – а теперь я сделаю тебя владычицей. Ты убедишься в этом, как только переступишь порог нашего дворца. Тебе там очень понравится, поверь мне!
– Выслушай, юноша, мою печальную историю, – молвила девушка. – Мой отец счел меня виноватой в чем-то и отправил в изгнание. Потом я стала служанкой во дворце Игольчатого царевича. Он тоже заподозрил меня, возвел на невинную бремя обвинений. Прикажи лучше бросить меня в эти глубокие воды. Покрытая позором, я не могу больше показываться людям.
Друг царевича не стал больше ничего слушать и приказал капитану плыть домой.
Горю Каджалрекхи не было предела.
– Мое сердце сейчас разорвется от горя. Некому меня, несчастную, защитить, некому пожалеть! Муж обвинил в неверности и изгнал из дворца. За дурные деяния в каком-то из прошлых рождений меня преследует одно несчастье за другим. Теперь вот этот злой человек мучает меня. О боги! Если я чиста перед мужем, пусть по моему велению встанет из воды остров!.
Не успела она произнести эти слова, как среди моря вырос островок, и корабль уперся в него носом.
– Она колдунья! – закричали все на корабле. – Это из-за нее мы сели на мель. Надо скорее от нее избавиться!
Что тут было делать? Хочешь не хочешь, пришлось высадить Каджалрекху на остров. Как только она сошла на берег, корабль тут же отчалил и вскоре скрылся из глаз.
К тому времени Дханешвар скончался и заморской торговлей занялся его сын и наследник Ратнешвар. Однажды молодой купец возвращался из дальних стран домой. Ночью их настигла буря, и корабль бросил якорь у того самого острова, где высадили Каджалрекху. Она пробыла здесь полгода и едва не умерла, питаясь лишь молодыми побегами тростника.
Утром молодой купец увидел на совершенно безлюдном острове удивительно красивую девушку. Брат и сестра не могли узнать друг друга – ведь Каджалрекха покинула дом, когда Ратнешвару было всего четыре года. Ратнешвар сошел на берег, уговорил ее взойти на корабль и привез домой. Каджалрекха сразу же узнала город и отчий дом. Но она ничего никому не сказала и только украдкой плакала в одиночестве.
Конюшни и стойла, как и прежде, были полны лошадей и слонов. Не только матери, но и отца Каджалрекхи уже не было в живых.
– Без них дворец мне кажется пустым и заброшенным, – горевала она. – Вот на этой кровати я спала в объятиях матери, а здесь я не раз видела счастливые сны юности. Вот комната, где мать кормила меня. Увы, нет у меня теперь ни отца, ни матери, нет со мной даже моей любимой птицы Дхарма-мати.
Так в слезах проводила она дни за днями. И вот однажды к ней вошел Ратнешвар и сказал:
– Моя дорогая гостья, с ликом прекрасным, словно луна. Мой корабль подобрал тебя на дальнем, пустынном острове, я избавил тебя от верной гибели. Там тебя наверняка съели бы крокодилы или акулы, а здесь ты окружена заботой и вниманием. Я не женат, и ты, видно, тоже не замужем. Подумай о юности, которая столь быстротечна. Я хочу жениться на тебе. У меня нет ни матери, ни отца, дом мой неприютен и пуст. Если ты согласна, мы завтра же поженимся. Я уже пригласил друзей и родных, брахман готов нас сочетать брачными узами. Музыканты и те уже собрались. Скажи, что ты согласна. Мы оба будем счастливы. Ты будешь жить в холе и неге, а слуги – исполнять малейшие твои желания.
– Но ведь ты не знаешь, откуда я родом и из какой семьи. А вдруг я из неприкасаемых – из касты хади или из касты дом? Шастры ведь запрещают такие союзы.
– Твое лицо сияет, словно луна, – отвечал на это Ратнешвар. – Ты не можешь быть из низкой касты. Конечно, мне хотелось бы знать, кто твои родители, где твой дом и как ты очутилась на острове. Если можешь, расскажи мне обо всем. Но я не посмотрю ни на что и все равно женюсь на тебе.
– Как мне ответить на твои вопросы? С двенадцати лет я скиталась по лесу, – сказала ему Каджалрекха. – Во дворце Игольчатого царевича есть попугай, который знает историю моей жизни. Если ты задумал жениться на мне, привези сюда эту птицу, и тогда ты все поймешь.
Молодой купец приказал слугам нагрузить корабль золотом и драгоценностями и отправиться за птицей.
Игольчатый царевич, отправивший Каджалрекху в изгнание, безумно по ней тосковал и, покинув родной город, стал ездить из одной страны в другую в поисках любимой. Много пересек он морей, побывал в разных странах, но нигде не мог ее найти.
В его отсутствие во дворец прибыли люди, посланные Ратнешваром. Лжецаревна соблазнилась грудой золота и драгоценностями и продала им попугая Дхарма-мати.
Настал день, когда глашатаи под барабанный бой возвестили, что молодой купец Ратнешвар привез из-за моря невесту и собирается на ней жениться. А когда стало известно, что птица Дхарма-мати расскажет перед всеми историю этой «морской девы», у дома Ратнешвара собрались толпы людей из разных каст и сословий. Свидетелями удивительного события захотели стать даже раджи, знатные купцы и богачи. Попал туда случайно и Игольчатый царевич.
В назначенное время слуги принесли золотую клетку с попугаем, дверцу которой по просьбе птицы оставили открытой. Когда стих гул толпы, попугай вылетел из клетки, сел на нее сверху и начал рассказывать:
– Я – попугай, и зовут меня Дхарма-мати. Послушайте, уважаемые гости, что я вам поведаю. В одном из южных городов жил очень богатый купец по имени Дханешвар. У него были сын и дочь. Девочку звали Каджалрекха. Уже в десять лет она отличалась редкой красотой. Когда на ее лице появлялась улыбка, казалось, что она одаривает всех жемчугами и бриллиантами. Ее можно было сравнить с прекрасной водяной лилией, орошенной дождем. Сыну Дханешвара в то время было четыре года, его звали Ратнешвар.
С самого детства злой рок обрушивал на Каджалрекху одно несчастье за другим. Как-то купец решил посоветоваться со мной о женихе для своей дочери. Мое имя – Дхарма-мати, а это значит: я всегда говорю только правду. Заглянув в будущее, я увидел, что ей предназначено выйти замуж за мертвого царевича.
В течение двенадцати лет Каджалрекха должна была нести бремя великих испытаний. Если бы купец оставил ее дома, с ним произошло бы несчастье. Я посоветовал ему отвезти дочь в глухой лес. Только при этом условии ее несчастья могли окончиться благополучно. Купец послушался, снарядил корабль, взял с собой дочь, меня и тронулся в путь. Мы долго плыли и наконец достигли дремучего леса. Отец взял девушку и повел в чащу.
Когда они подошли к старому храму, отец велел дочери подождать, а сам отправился на поиски воды. Каджалрекха открыла дверь храма и вошла внутрь. Когда купец вернулся и окликнул дочь, она уже была пленницей в храме. Как ни старались отец с дочерью открыть дверь, это им не удалось. У купца не было другого выхода, как оставить девушку в храме и вернуться домой.
С этими словами попугай вспорхнул и перелетел на карниз второго этажа.
– А теперь я вам расскажу об Игольчатом царевиче, – продолжал он свой рассказ. – В городе Чампа жил раджа по имени Хирадхар. У него не было сына, который мог бы продолжить род. И сколько ни молился раджа богам, все было напрасно.
Однажды к нему зашел саньяси и предсказал, что боги сжалятся над ним и у него родится сын редкой красоты и больших талантов. Для этого жена раджи должна съесть манговый плод, который саньяси принес с собой.
Рани съела плод, и у них действительно родился сын, но мертвый. Раджа послал за саньяси, и тот велел воткнуть в тело младенца сотни иголок и стрел, отчего его стали называть Игольчатым царевичем. После этого саньяси приказал отвезти ребенка в лес и оставить там одного.
Раджа выстроил в глубине леса небольшой храм и положил в него сына. Мальчик был очень красив. Он рос и развивался нормально, хотя и оставался неподвижным.
Он уже стал юношей, когда в храм вошла Каджалрекха. Отец завез ее туда и сказал, что по велению рока она должна выйти замуж за мертвого царевича.
Девушка все время плакала, ее слезы могли бы растопить даже камень. Она омыла слезами тело юноши. Семь долгих дней и ночей сидела она возле царевича и вынимала иголки из его тела. На восьмые сутки девушка пошла на пруд совершить омовение, оставив две иглы на глазах юноши и волшебные листья у его изголовья, которые дал ей саньяси.
В это время к пруду пришел старик и предложил Каджалрекхе купить его дочь. Она пожалела несчастную и за свой браслет купила девушку. Но случилось так, что служанка стала царевной, а Каджалрекха – служанкой…
Слово за слово, попугай поведал обо всем, что произошло во дворце у царевича, какие горести выпали на долю Каджалрекхи, как жестоко преследовала ее Канкан-даси, ставшая лжецаревной. Все узнали из уст попугая, как Игольчатый царевич был обманут и как поручил он своему другу отвезти девушку на безлюдный остров.
Тут попугай залился слезами, и голос его прервался от волнения.
– Бесчестный друг царевича, – продолжал попугай, – стал принуждать Каджалрекху выйти за него замуж. Слезы невинной девушки растрогали даже море, и оно породило остров на пути корабля.
С этими словами Дхарма-мати взлетел и, кружась над собравшимися, так закончил свою речь:
– Сегодня кончился двенадцатый год ее страданий. И вот теперь на ней хочет жениться ее родной брат Ратнешвар.
Сказав эти слова, попугай исчез.
Игольчатый царевич, не понявший толком, жива ли Каджалрекха или умерла, горько заплакал.
Ратнешвар был глубоко потрясен тем, что услышал. Он подошел к сестре, чтобы высказать ей свою любовь, и стал умолять, чтобы она его простила.
Так брат и сестра нашли друг друга, а попугай Дхарма-мати переселился в царство богов.
Игольчатый царевич торжественно отпраздновал свою свадьбу с Каджалрекхой, погостил немного у Ратнешвара и возвратился в родной город.
По прибытии он оставил молодую жену на корабле, а сам отправился во дворец. Во внутреннем дворе он приказал вырыть глубокую яму, лжецаревне сказал, что с юга к ним подходят полчища царевича Ратнешвара, которые собираются разграбить город.
– Вот почему я хочу спрятаться в этой яме и укрыть в ней казиу, – добавил он.
Лжецаревна собрала все свои драгоценности и, как только яма была готова, со всех ног бросилась в нее, чтобы никто не успел ее опередить.
По знаку царевича яму завалили землей и камнями. Тогда он вернулся на корабль и забрал Каджалрекху во дворец. После этого они прожили долгие-долгие годы в счастье и согласии. | |
Сказка № 1453 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
В деревне Гулия, одной из красивейших в округе, жил некогда чакладар по имени Маник. Он был богат и пользовался любовью и всеобщим уважением. Он владел сорока бигхами земли, несколькими красивыми домами с четырехскатными и восьмискатными крышами. В его загонах стояли десять слонов, в конюшнях – тридцать лошадей, на лугах паслись стада коров, коз и буйволов; закрома ломились от зерна. Богатства чакладара охраняла тысяча солдат.
Каждый день в его доме кормили сотни гостей. И если туда попадал случайный путник, он не уходил с пустыми руками. Факир или вишнуит стучался в его дверь – все получали у него добрую меру риса, а если в доме была готова еда, гостя кормили и вдобавок давали новую одежду. Если же гостем оказывался брахман, он получал еще и деньги за то, что не погнушался принять пищу в доме хозяина. Каждый год здесь торжественно отмечали тринадцать различных праздников.
У чакладара был сын по имени Садхан, красивый, как Кама-дэва – бог любви, и столь же прекрасная дочь, по имени Камала, которой астрологи предсказывали счастливую судьбу. А пока она жила в доме отца, освещая его своей красотой, казалось, сама богиня Сарасвати спустилась с небес, приняв облик дочери чакладара.
У чакладара был управляющий по имени Нидан. Он собирал налоги и вел счет доходам и расходам хозяина. В той же деревне жила молочница Чикан. В молодости она была веселой и разбитной девушкой. Она торговала молоком, разбавляя меру молока тремя мерами воды, и всегда улыбалась покупателям. Ее речи были слаще молока, которым она торговала, и дела у нее шли бойко. Раньше поклонники вились около нее, как пчелы вокруг цветка, и ей не приходилось скучать в одиночестве. Само имя Чикан, что значит «Скользкая», «Хитрая», служило поводом для всяких пересудов.
Молодые годы Чикан остались далеко позади, но она по-прежнему одевалась ярко. Волосы у нее поседели, много зубов выпало. Но она была не из тех, кто унывает, и, хотя ее муж давно умер, не расставалась с браслетами из ракушек. Поговаривали, что она колдунья, что бетель и масло, над которыми она колдовала, становились приворотным зельем и, отведав его, даже самые добродетельные жены бросали своих мужей.
Дочь чакладара была девушкой необыкновенной красоты. Ее речь напоминала нежное пение кукушки. Густые черные, как ночь, волосы она иногда заплетала в косы, а чаще они падали на ее плечи длинными вьющимися локонами. С ее удивительными глазами не могли соперничать даже прекрасные темно-голубые цветы-апараджита. А когда она наряжалась в сари огненного цвета, красота ее превосходила красоту звезд.
Однажды в сопровождении служанок пошла Камала на пруд искупаться и присела на каменные ступеньки гхата. Тут ее и увидел управляющий Нидан. Когда она вошла в пруд, ее лицо казалось распустившейся на воде лилией. Нидан стоял за цветущими ветвями бокула и бросал на Камалу жадные взгляды. А когда, искупавшись, она медленно направилась по тропинке к своему дому, он укрылся за деревом-кадамба, чтобы лучше разглядеть девушку.
Старая молочница часто посещала дом чакладара, куда она приносила масло, творог и дахи. Она хорошо знала Камалу, и обе женщины часто беседовали.
Нидан узнал об их дружбе и о колдовских чарах молочницы. Заложив за щеку бетель и сделав вид, будто у него кончилась известь, без которой, как известно, бетель не бетель, он неспешным шагом направился к дому молочницы.
– Дай мне немного извести для бетеля, – сказал он Чикан, – я обыскал весь свой дом и ничего не нашел. Вот только я забыл захватить деньги, и мне нечем сейчас тебе заплатить.
– Я не торгую бетелем и известью, – с улыбкой отвечала ему молочница, – и никогда не беру за них деньги. Если, конечно, посетитель мне по душе.
– Ты немного старовата, – отшутился Нидан, – но твой муж, видно, заквасил в тебе, добрую толику юмора, если ты его еще до сих пор не растеряла.
На это она ответила:
– Перец становится тем ароматнее и острее, чем дольше он зреет. Юмор необязательно покидает человека с возрастом, и меня все любят за мой веселый нрав. Не надо со мной хитрить, скажи прямо, зачем ты ко мне явился?
Молочница усадила гостя, приготовила для него бетель и подала хукку.
Нидан затянулся и начал изливать ей свое сердце:
– Когда-то ты и сама была молодая и в тебе бурлили чувства, точно морской прилив. Кто-кто, а ты хорошо знаешь, как желания молодости будоражат душу. К тебе я пришел потому, что недавно увидел Камалу, дочь чакладара, и с тех пор хожу сам не свой. Сделай так, чтобы она стала моею, не то я убью себя,
Молочница поджала губы и сказала:
– Никогда больше не заводи со мной такие речи. Если только чакладар узнает об этом, не сносить тебе головы. К чему все это? Зачем тебе губить свою молодую жизнь из-за несбыточной мечты?
Тогда Нидан упал перед ней на колени:
– Я знаю, что ты обладаешь волшебными чарами. Ты одна можешь мне помочь!
С этими словами он протянул ей толстый кошелек,
С тех пор управляющий стал часто навещать молочницу, хорошо оплачивая ее советы.
И вот однажды он написал Камале такое письмо:
«О прекрасноликая, ты не ведаешь, какие я, незнакомец, испытываю к тебе чувства. При виде тебя я теряю самообладание. У меня, конечно, мало надежды, что ты захочешь отдать мне свою молодость. Зато я готов отдать тебе все, что имею: ради тебя я готов пожертвовать жизнью. Ты – моя вера, моя жизнь! Ты словно гирлянда цветов; если я не вижу тебя хоть один день, я не нахожу себе места и груз печали гнетет мою душу. В такие минуты даже деревья сочувствуют моим слезам, роняя листву. Один твой ласковый взгляд может возродить меня к жизни. Неужели тебя не тронут мои страдания?»
Завязав это письмо в уголок своего сари, молочница направилась в дом чакладара.
Камала сидела на золотой кушетке, прикрыв лицо и грудь свободным концом голубого сари, и жевала ароматный бетель. Когда она улыбалась, казалось, будто на ее губах распускаются белые цветы маллики; гирлянда из свежих цветов малати украшала ее шею. При виде молочницы она сказала с притворным гневом:
– Что случилось, молочница? Творог у тебя стал горьким, масло ты нам приносишь несвежее. Вот погоди, я пожалуюсь отцу, и он выгонит тебя из нашей деревни.
– Бедная я, бедная, – в тон ей отвечала старуха. – Когда-то я была молодая, и все у меня было сладкое – и молоко и творог. Даже когда я подмешивала к одной части молока три части воды, люди все равно хвалили мой товар. Тогда на него был большой спрос. Как пчелы вокруг улья, вились возле моего дома мужчины. А теперь, когда ушла моя молодость, все мною недовольны, хотя я делаю теперь творог из цельного молока. А как старательно сбиваю я масло! И все равно никто не находит для меня ни словечка благодарности. Не стану я больше продавать ни творога, ни масла, как бы ни было мне трудно в мои годы.
Послушай лучше, что я тебе скажу, о прекрасная дева! Над тобой уже зажглась заря юности, а ты живешь суровой жизнью затворницы. Когда распускаются цветы, на них слетаются пчелы, но ни одна пчела не подлетит к засохшему цветку. Мне жалко тебя: ты сама плетешь себе гирлянды, чтобы украсить свою молодость. Разве это может доставить удовольствие? Много есть пчел, что стремятся к тебе, мой славный цветочек, зачем же тебе скрываться от них? Если бы ты вышла замуж, я бы приготовила твоему жениху такую вкусную дахи – пальчики оближешь!
Камала придвинулась ближе к молочнице и тихо сказала:
– Слушай, молочница, мои слова и запоминай: в этом мире нет никого, кто был бы мне под стать, кому я могла бы поднести гирлянду. В моей прошлой жизни я была Рати, женой Кама-дэвы – бога любви. Мы жили на небесах и были изгнаны на землю, полную горя и страданий. Посмотри на меня, разве мое лицо не сияет ярче луны? Какой из смертных юношей достоин меня? Но есть и еще одна причина, по которой я не выхожу замуж. Если я изберу себе кого-нибудь в мужья, а мой владыка Кама-дэва вдруг вздумает однажды посетить меня, как я тогда объясню ему свой поступок? Вот почему я поклялась не выходить замуж. Я буду медленно вести корабль своей юности по морю жизни с гордо реющим стягом Кама-дэвы и останусь верной ему до конца.
Молочница пришла в восторг от таких умных и веселых речей. Она смеялась до упаду, а потом сказала:
– Я тоже хочу рассказать тебе одну правдивую историю, не знаю только, поверишь ли ты мне? Недавно я побывала на небесах, чтобы предложить богам свой товар. Там я повстречала твоего Кама-дэву, он, бедняжка, совсем зачах в разлуке с тобой. Увидел он меня, обрадовался и говорит: «Ты пришла с земли, ты поставляла молоко и простоквашу во дворцы многих раджей. Скажи мне, молочница, не встречала ли ты где-нибудь мою Рати? Я должен знать правду». И я ответила ему: «Да, я знаю ее, она родилась в доме богатого земледельца. Ее теперь зовут Камала, никто не может сравниться с ней красотой». Потом я рассказала ему о твоих родителях. Выслушал он меня и низко поклонился, а потом написал тебе письмо, оно у меня с собой. Прочти его, и ты поймешь, как он страдает по тебе. Ты не представляешь, через какие мытарства я прошла ради тебя. Мне долго пришлось карабкаться на небеса по лестнице, и теперь у меня разламывается поясница. Только одна я могла решиться на такое дело: я тебе преданна, как никто.
Когда Камала прочитала письмо, она сильно разгневалась. Кровь ударила ей в голову, сердце бешено заколотилось, но она подавила в себе ярость и сказала с деланной улыбкой:
– Да, милая молочница, ты и впрямь намучилась из-за меня и заслуживаешь щедрой награды. Шутка ли – взобраться на небеса. Разлученная со своим Кама-дэвой, я провожу дни в глубокой печали. Но, как видно, с твоей помощью скоро в моей жизни произойдет перемена. Скажи, как выглядит бог Кама-дэва, я ведь уже давно не виделась с ним.
– Красотою своей он подобен богу Карттикее и сияет, как молодой месяц. Спрятавшись за дерево, он видел, как ты купалась, и с тех пор только и бредит тобой. Если ты посмотришь в его глаза, они сразу очаруют тебя, как это уже случалось раньше со многими женщинами. Он служит у твоего отца управляющим, – сказала молочница.
– Чем я могу отблагодарить тебя за твои хлопоты? На, возьми вот это, – сказала Камала и сняла свое ожерелье.
Как только молочница потянулась за ним, Камала схватила ее за волосы и надавала таких крепких пощечин, что у старухи вылетели последние зубы.
Чикан повалилась Камале в ноги, обхватила их и стала просить прощения. Она не смела плакать громко, чтобы люди не узнали о ее унижении.
– Ты прожила уже три стадии своей жизни, подлая женщина, и доживаешь четвертую, последнюю, – говорила ей Камала. – Ты вела беспутную жизнь и хочешь, чтобы все другие поступали так же. Если я расскажу обо всем отцу, тебе несдобровать. Но я не буду пачкать руки о такую мразь, как ты. Предупреждаю: никогда больше не показывайся мне на глаза, это будет стоить тебе жизни! И то же самое скажи негодяю управляющему. Он точно жаба, домогающаяся лотоса, раб, жаждущий стать властелином. Самым справедливым наказанием для такого человека была бы смерть.
Молочница, едва держась на ногах, поплелась восвояси. С губ ее капала кровь. Когда встречные спрашивали ее, что случилось, она отвечала, что у нее разболелись десны. А если кто-нибудь проявлял излишнее любопытство, она выходила из себя и начинала браниться.
Целый день управляющий не находил себе места, а вечером, как только стемнело, поспешил к молочнице, гадая, что ответила девушка на его послание. Не успел он переступить порог дома Чикан, как та набросилась на него с ругательствами.
– Негодяй! – кричала она. – Только посмей еще хоть раз явиться ко мне, я размозжу твою голову! Если ты не перестанешь домогаться того, что задумал, тебя наверняка казият. Будь я мужчиной, а не слабой женщиной, я отрубила бы твои поганые уши!
Нидан был страшно оскорблен и, не отвечая на брань молочницы, вернулся домой, горя жаждой мщения.
«Клянусь, – говорил он себе, – что не пройдет и недели, как чакладар лишится своего состояния. Не такая уж он важная персона и целиком зависит от заминдара».
И Нидан написал донос в город Рагхупур заминдару Дайялу, которому подчинялся Маник. Письмо гласило:
«Низко кланяюсь Вашей милости и прошу прочитать это письмо. Чакладар нашел в земле огромные богатства – семь больших сосудов с золотыми монетами. Раз земля Ваша, то найденные сокровища по праву принадлежат Вам. А чакладар их присвоил себе».
Как только заминдар получил письмо, он приказал немедленно доставить Маника во дворец. Тысячи стражников окружили дом чакладара, связали его по рукам и ногам и привезли в Рагхупур.
– Признавайся, какие сокровища ты отрыл в моей земле? – допытывался заминдар.
– Никаких сокровищ я не находил! – в смятении отвечал чакладар. – Кто возвел на меня эту напраслину? И почему со мной здесь обращаются, как с преступником, когда я ни в чем не виноват?
Заминдар разгневался еще больше и приказал заточить чакладара в темницу, которую все называли «хуншала».
Тем временем Нидан продолжал действовать. «Я устранил одно препятствие, – думал он. – Теперь надо убрать сына чакладара – Садхана».
– Какое горе! – с притворным сочувствием стал говорить он юноше. – Твоего отца, связанного по рукам и ногам, бросили в темницу и положили ему на грудь тяжелый камень. Не пристало сыну, отец которого терпит такие муки, праздно сидеть и предаваться печали. В старых преданиях говорится о том, что Рама и Лакшмана ради отца ушли в лес и прожили в изгнании четырнадцать лет. Парашурама по приказу отца убил свою мать. Не годится тебе в такой час сидеть дома. Надо спасать отца! Поезжай к заминдару и поднеси ему несколько золотых мохуров.
Послушавшись лукавых советов, Садхан отправился к заминдару, преподнес ему мешочек золотых мохуров и попросил освободить своего ни в чем не повинного отца.
– Ты должен немедленно отдать мне весь золотой клад, который нашел и незаконно присвоил твой отец, – заявил заминдар. – Только тогда я подумаю об освобождении твоего отца. Золотые монеты, найденные твоим отцом, по праву принадлежат мне, твой отец украл их у меня.
– Моего отца кто-то подло оклеветал, – ответил Садхан и стал просить заминдара о милосердии.
Заминдар не стал ничего слушать и приказал заточить Садхана в ту же темницу, где лежал его отец, и положить ему на грудь тяжелый камень.
Приказ заминдара гласил:
«Все золотые мохуры должны быть отданы их настоящему владельцу, то есть мне, только тогда отец и сын могут надеяться на освобождение».
Так Нидан устранил последнее препятствие со своего пути. Затем он выколотил с райатов все недоимки и отвез деньги заминдару. Заминдар остался доволен расторопностью Нидана и назначил его чакладаром вместо Маника.
Вернувшись в свою деревню, Нидан пришел к Камале и сказал:
– Сегодня я назначен на место твоего отца. Теперь тебе лучше принять мое предложение. Я буду выполнять твои малейшие желания, как самый преданный слуга, А если ты не согласишься, судьба твоя будет достойна жалости. Даже деревья сбросят свою листву при виде твоих страданий. Подумай хорошенько. Если ты не хочешь выйти за меня, уходи из этого дома, который больше не принадлежит твоему отцу: заминдар передал его мне за мою верную службу.
Камала с возмущением отвергла домогания Нидана.
– Где это слыхано, – ответила она ему, – чтобы девушка выходила замуж за дьявола в человеческом облике? Ты ел соль моего отца всю свою жизнь, и сердце у тебя не дрогнуло, когда ты задумал его погубить. И с братом моим ты поступил так же. За все это ты заслуживаешь оплеуху. Лучше мне жить в лесу, чем оставаться под одной крышей с тобой. Скорее я буду просить милостыню, чем есть твой хлеб. Если бы сейчас здесь были отец и брат, тебя забили бы плетьми до смерти!
Камала послала за носильщиками Андхи и Сандхи, преданными семье Маника, они тайно отнесли в паланкине ее и мать в дом к дяде, родному брату матери, который в это время был в отъезде.
Узнав, где находится Камала, Нидан написал ее дяде письмо:
«Твоя племянница погубила свою репутацию. Если ты оставишь ее в своем доме, то панчаят изгонит твою семью из касты. Цирюльники не будут заходить в твой дом, брахман не станет совершать в нем обрядов, одним словом, ты будешь отверженным. Твоя племянница связалась с парнем из касты чандалов, ради которого она презрела все обычаи и всех родственников. Ее изгнали из родительского дома, и теперь она скрывается у тебя, навлекая проклятие и на твой дом. Ты должен немедленно ее прогнать. Не забудь, что заминдар издал указ: тому, кто приютит ее в своем доме, грозит смертная казнь».
Дядя Камалы всему поверил и тут же послал своей жене такой наказ:
«Мне передали, что Камала со своей матерью, моей сестрой, живет сейчас у нас в доме. Говорят, что она вступила в любовную связь с молодым чандалом. Ты должна немедленно выгнать ее, не то мы потеряем касту. Как только получишь это письмо, немедленно прогони ее, а если она не захочет уходить, хватай ее за волосы и выволакивай из дома».
Тетка Камалы очень расстроилась, когда прочитала это письмо. «Ведь мать Камалы – родная сестра моего мужа, – думала она, – а Камала нам племянница. Как прогнать их из дома? Куда же они пойдут и как тогда Камале сберечь свою честь? Что делать? Если мать и дочь узнают, что написал мне муж, они совсем отчаются. Я не могу смотреть им в глаза. Они совсем беспомощные, а я должна причинить им такую боль».
Долго размышляла тетка, не зная, как поступить. Наконец, когда Камалы с матерью не было дома, она зашла в их комнату и положила письмо мужа на видное место.
Вернувшись домой, Камала нашла письмо, прочитала его и залилась горькими слезами:
– О горе! Мой отец и брат брошены в тюрьму, один бог знает, какая злая доля привела меня в дом дяди. Мы все потеряли, наше состояние разграблено. И вот теперь эта беда!
Она долго рыдала, вспоминая, как жестоко обидел ее Нидан. Наконец она приняла решение: «Сегодня такое темное небо. Но все равно дольше оставаться в этом доме нельзя. Если я истинная дочь своих родителей, я здесь не останусь, что бы ни ожидало меня впереди. Лучше утону, отравлюсь или перережу себе горло. Пусть богиня Вана-Дурга решает теперь мою судьбу».
И, не попрощавшись со своей матерью, не сказав ни слова тетке, не думая о том, какое горе она им причинит, Камала ушла.
Солнце только что скрылось за горизонтом, и на небе начали загораться звезды. Камала помолилась Вана-Дурге и пошла, сама не ведая куда. Из-за слез она не различала дороги и брела наугад.
Не привыкшая к долгой ходьбе, Камала часто останавливалась, чтобы передохнуть, потом снова шла вперед. Так она добралась до густого леса, где не было никаких следов человеческого жилья и куда вообще редко ступала нога человека. Но всемогущий бог, наверное, услышал ее мольбы и послал ей навстречу путника – пастуха с буйволом. Увидев его, Камала промолвила:
– Ты послан мне, о пастух, самими небесами! Позволь мне называть тебя отцом. Большое несчастье заставило меня уйти из дому. Умоляю тебя, приюти меня под своей крышей. Мне не нужно ни еды, ни питья, позволь мне только провести ночь хотя бы в хлеву, постелив под голову край своего сари.
Пастух был поражен ослепительной красотой Немалы. Он подумал, что это сама богиня счастья Лакшми приняла облик девушки и явилась ему, чтобы испытать его веру.
– Соблаговоли, о богиня, посетить мой дом, – смиренно отвечал он ей, – я буду молиться тебе от всего сердца. Ты навсегда должна остаться в моем скромном доме. Даруй мне свое благословение и сделай так, чтобы я преуспевал в делах, чтобы горе и беда никогда не переступали моего порога и чтобы мои буйволицы давали молока в три раза больше, чем сейчас.
Сказав это, пастух повел Камалу в дом. Она зажгла вечерний огонь, сделала всю работу по дому, потом пошла в хлев и разожгла огонь в кадильнице, чтобы дымом отогнать мошкару от скотины. Затем она своими нежными руками приготовила постель для старика.
Так продолжалось три дня. Когда пастух возвращался домой с пастбища, все в доме было прибрано, еда приготовлена. Из молока она делала вкусный творог, а поджаренный в печи рис так и таял во рту. Подав пастуху еду, она сама не притрагивалась к пище, а стояла рядом, пока он не кончит есть. Все преобразилось в доме пастуха, для него началась новая, счастливая жизнь.
Однажды в те места приехал поохотиться на соколов некий юноша. Никто не знал, откуда он родом; видели только, что он красив и строен, как бог. Лицо у него было светлое, одежды расшиты золотом – все говорило о том, что он – царевич.
Как-то вечером, вернувшись с пастбища, пастух увидел этого юношу у своего дома.
– Я очень устал, бродя по лесу, – сказал юноша, – и меня мучает жажда. Дай мне напиться!
Камала принесла ему воды. Напившись, он почувствовал, как усталость покидает его.
– Послушай, старец, – сказал юноша, – я не знаю, кем приходится тебе та, что напоила меня. Но она скромна, как вечерняя звезда, и прекрасна, как молодая луна. Красотой с ней не может сравниться даже богиня Лакшми. Кто она, эта девушка? Кто ее родители? Я принял ее за царевну, но, может быть, по милости богов она родилась в твоем доме? Замужем она или нет? Расскажи мне о ней всю правду.
– О воплощение справедливости, соблаговоли выслушать меня, – смиренно отвечал ему старик. – Я и сам не знаю, кто ее родители и где ее дом. Думаю, это сама богиня Лакшми, которая сжалилась надо мной и поселилась в моем бедном жилище. С того самого дня удача сопутствует мне во всем: я стал продавать много молока, у меня появились деньги, а моя буйволица, которая всегда была яловой, вдруг принесла буйволят.
Охотник выслушал старого пастуха и сказал:
– Отдай мне девушку, я увезу ее с собой. Взамен получишь от меня целую корзину жемчуга и золота, а от моего отца – четырнадцать бигхов земли.
– Не хочу я никаких богатств. Эта девушка мне как родная дочь, я не могу жить без нее. Всю жизнь я буду поклоняться ее стопам-лотосам. Ведь это сама богиня Лакшми, ставшая для меня всем на свете. Без нее жизнь покажется мне мрачной и пустой.
Что только ни предлагал пастуху юноша, старик ничего не хотел слушать. Юноша уговаривал его целый день и всю ночь, и только на следующее утро старик сдался.
– Тебе у меня было не так уж сладко, – сказал он Камале. – Прости меня и не забывай этот дом. Не надо мне никаких даров – ни золота, ни земли. Пусть только благословение твое сойдет на меня в час моей смерти.
Старик расплакался, а царевич Прадип Кумар взял Камалу за руку и увел за собой.
Однажды вечером Камала зажгла светильник у себя в комнате и, вспомнив о доме и о матери, горько заплакала. В это время к ней неслышно вошел царевич Прадип Кумар и остановился возле ее ложа.
– С тех пор как ты здесь поселилась, – сказал он девушке, – ты все время плачешь. А когда я спрашиваю тебя о причине твоих слез, ты отвечаешь: «Не сегодня…» Мне ведь нужно только знать, где твой дом и кто твои родители. Твоя красота сводит меня с ума. Но как мне быть, если я все время вижу тебя в слезах? Почему ты страдаешь? Осчастливь меня – выходи за меня замуж!
С того самого дня, как я увидел тебя в доме старого пастуха, я решил посвятить тебе всю свою жизнь. Я потерял интерес к соколиной охоте и редко выхожу из дома – ты видишь сама. Меня теперь ничто не трогает, даже красивые цветы, распустившиеся в саду, потеряли для меня свое очарование. Я стал сам не свой. Для меня ты дороже всего на свете. Если ты покинешь меня, я побреду вслед за тобой.
Каждое утро и каждый вечер царевич входил в комнату Камалы и спрашивал:
– Ответь мне, красавица, кто ты?
– Я отвечу тебе, царевич, когда придет время. В нужный час ты все обо мне узнаешь, а пока наберись терпения и жди.
Как пчела неохотно улетает от желанного цветка, отказавшего ей в нектаре, а потом снова возвращается к нему, так и царевич то уходил от Камалы, то приходил к ней вновь.
Так продолжалось три месяца.
Однажды до обитателей дворца донеслись громкие звуки барабанов.
«Почему так громко бьют барабаны?» – спрашивали друг у друга люди. И шепотом передавали новость: раджа собирается почтить богиню Кали человеческими жертвоприношениями. Камала узнала, что в жертву будут принесены ее отец и брат. Она горько рыдала, и даже деревья в знак сочувствия стали сбрасывать цветы и листья.
В этот скорбный час в ее комнату вошел царевич Прадип Кумар.
– Слыхала ли ты, милая девушка, что мой отец собирается совершить богослужение в честь богини Кали и принести ей в жертву людей? Пойдем в храм и посмотрим на это зрелище.
С печалью и мукой в голосе она спросила:
– Кто же те несчастные, которые будут принесены в жертву?
Царевич поведал ей историю двух людей, предназначенных для жертвоприношения, и сердце девушки сжалось от горя. Камала вытерла слезы и, пряча от царевича лицо, сказала:
– Сегодня, царевич, ты услышишь ответ на свой вопрос. Я не стану больше скрывать от тебя ничего и все расскажу перед царским судом – воплощением справедливости. У меня к тебе одна просьба: в деревне Гулиа живет некто Нидан, который стал теперь чакладаром. Вели ему явиться сюда. Там живут и двое носильщиков – Андхи и Сандхи. Пошли за ними – пусть они расскажут, что знают обо мне. В этой же деревне живет молочница Чикан, она тоже может дать важные показания.
Затем Камала назвала имена дяди и тетки; не забыла она и старого пастуха, в доме которого нашел ее царевич.
– Их всех надо пригласить на суд, – сказала она. – Если это условие не будет выполнено, я ничего о себе не расскажу.
Начался царский суд. Царевич Прадип Кумар занял место рядом с отцом. Все внимательно слушали баромаши Камалы.
«Послушайте, мудрые судьи, печальную историю несчастной девушки. Солнце и луна, будьте моими свидетелями. И вы, бессмертные боги, деревья и травы, огонь и вода, и ты, великая богиня, перед алтарем которой я стою, и ты, Индра, царь небес, и ты, Яма – владыка царства мертвых, и ты, Мать-земля, подтвердите, что все сказанное мною – правда. В лесу я часто молилась богине леса Вана-Дурге – я тоже призываю ее в свидетели. Первые мои свидетели – отец и мать. К их стопам я припадаю сотни раз, я уважаю и чту их, как богов. И брат мой милый тоже здесь – он подтвердит правдивость моих слов. Пусть расскажут все, как было, и Нидан, и молочница Чикан, а также мои дядя и тетка. На небе зажглась вечерняя звезда – пусть и она станет моей свидетельницей. Многое могут рассказать и мои слезы, и вот это письмо, написанное дядей моей тетке. Среди моих свидетелей и старый пастух, приютивший меня. И наконец, мой последний свидетель – царевич, который вызволил меня из беды. Он – властелин моего сердца, и я ничего от вас не скрою, о праведные судьи. В мае месяце, поздней ночью, когда черные тучи закрыли небо, родилась та несчастная, что стоит перед вами. Моя любящая мать дала мне нежное имя – Камала. Через три года родился мой брат. Мое сердце трепетало от радости, когда я видела мальчика, прекрасного, как месяц, на руках матери. Я тоже брала его на руки, играла с ним и нежила, качала в колыбели. Так прошло мое детство – в радости и веселье. Когда мне исполнилось тринадцать лет, отец стал думать, что пора выдавать меня замуж. Заря юности разукрасила алым румянцем мои щеки, и мать запретила мне ходить одной к реке. Я носила яркие сари, дорогие украшения, вплетала в косы гирлянды из чампы. Во время купания служанки умащали мое тело благовониями, расчесывали мои длинные волосы слюдяными гребнями. Каждый день я ходила на реку в сопровождении служанок, и никто из чужих не осмеливался приблизиться ко мне. Пришел декабрь, месяц, когда наступают самые короткие дни. Из двенадцати братьев-месяцев декабрь – младший. Однажды, проснувшись поутру, я сотворила молитву Вана-Дурге. В полдень, умастив себя благовонными маслами и сняв ожерелье из крупных бриллиантов, я взяла золотой кувшин и отправилась со своими подружками на реку. По дороге они весело пели и плясали, и только мне было не до веселья: в самом начале пути я споткнулась о камень, а это плохая примета. О, если бы я знала, что встречу черную змею, я бы никогда не вышла из дому!»
Слезы душили ее, и она указала на Нидана:
– Пусть этот человек расскажет суду, что произошло дальше!
Нидан молчал.
«– Наступил январь, затем февраль – время сильных холодов, – продолжала Камала. – Бедняки мерзли без теплой одежды, а длинные ночи медлили, не желая уступать место дню. Однажды к нам пришла со своим, товаром Чикан и принесла вот это письмо. Я не буду рассказывать, что в нем написано, прочтете сами. Прошел март, пришел апрель – чудесное время года. Лианы и кустарники покрылись цветами, соперничая между собой в яркости красок. Казалось, будто за каждым кустом спрятался бог любви со своими цветочными стрелами. Те же, кто расставался в это время с близкими, испытывали нестерпимую боль. Жужжание пчел оживляло сады, не переставая куковали кукушки. Один раз я услышала, что мой отец и мать шепчутся о моем замужестве. Как раз в это время прибыл гонец с приказом отцу явиться во дворец. Быстро снарядила слонов и лошадей, отец подошел ко мне и сказал: „Я не знаю, дорогая дочь, как долго я там пробуду. Будь осторожна без меня\". Расставаясь с отцом, я безутешно плакала. После его отъезда весь дом будто погрузился во тьму. Миновал май, пришел июнь, настали праздники в честь Вана-Дурги. Громко били барабаны, звенели карталы, играли оркестры. Все храмы были богато убраны, и нарядно одетые женщины и дети собрались под ярким навесом, чтобы принять участие в праздничной церемонии. Мы же с матерью сидели в одиночестве и горько плакали, опасаясь, как бы чего не случилось с моим отцом. Вскоре мы получили известие, что он заточен в темницу. Теперь, о воплощение справедливости, я хочу спросить тебя: в чем виноват мой отец и за что наказан? Нидан, наш управляющий, сказал брату, что он должен выручать отца из беды. Тогда уехал из дома и мой невинный брат, не знавший, как коварен мир. Мы же с матерью остались одни и горько плакали. Разве могла я принять участие в празднике Вана-Дурги? Мы слили воедино молитву наших сердец, обращенных к богине, прося ее о возвращении отца и брата. К середине июня отцвели манговые деревья и на них появились зеленые завязи. Вокруг веселились люди, влюбленные качались на качелях, украшенных цветами, а мы получили известие, что мой брат тоже заточен в темницу. Что нам, бедным женщинам, оставалось делать, как не проливать слезы дни и ночи? Мы не знали, какому богу молиться о возвращении домой отца и брата. Место отца заняла черная змея, из страха перед ней мы даже не смели выражать вслух свое горе. К концу июня ветви манговых деревьев покрылись спелыми плодами. Мать направилась в храм богини Чанди и стала поститься, молясь о возвращении мужа и сына. День и ночь она лежала, распростершись ниц, у входа в храм. Я вытерла слезы, взяла мать за руку и привела домой, где она, не осушая слез, стала молиться богине Шаштхи. Ставши пленницами в собственном доме, мы с матерью вынуждены были покинуть его, не взяв с собой ни одного каури. Носильщики отнесли нас в паланкине в дом дяди. В июле начались дожди, лившие день и ночь, и, подобно дождю, беспрестанно лились наши слезы. Мы жили лишь одной надеждой; реки стали полноводными, мы смотрели на них и думали, что в один прекрасный день появится лодка, в которой возвратятся мои отец и брат. И тут от дяди, находившегося в отъезде, пришло письмо, которое подлило масла в огонь. Мать не видела письма, я ничего ей не сказала и, не попрощавшись с ней, ушла из дома дяди. Вот это письмо, пусть оно будет еще одним свидетельством. Я ушла потому, что не могла больше оставаться в доме дяди, не могла там ни есть, ни пить. Лучше мне было утопиться в реке или отравиться, чем оставаться там хоть на минуту. И я побрела куда глаза глядят. Вскоре показался густой, темный лес, и я вошла в него. Меня не тронули ни ядовитые змеи, ни злые тигры. Со слезами я молила богов о защите и просила указать мне какое-нибудь убежище. И тут мне повстречался пастух. Наверное, этот человек был моим другом в предыдущих рождениях: он отнесся ко мне как родной отец и приютил меня в своем доме. Я пробыла там недолго. Этот пастух – мой главный свидетель, он спас мою честь, когда я была совершенно беззащитна. Я рассказала вам все и назвала всех своих свидетелей. Теперь я хочу назвать того, кто стал владыкой моего сердца. Это произошло в августе, когда множество соколов наполнили своим криком небеса над болотами. Тогда в этих местах появился царевич, и я повстречалась с ним в доме пастуха. Он начал расспрашивать меня, кто я такая и кто мои родители. Я отвечала, что скажу об этом в должный час. Подавая ему напиться, я почувствовала, как в моем сердце вдруг проснулось нежное чувство к нему. Юноша был прекрасен, как бог Карттикея, и я не могла оторвать от него глаз. Он забрал меня с собой. Отделанная золотом лодка с гордо поднятым голубым парусом привезла меня сюда, во дворец, где я по своей воле стала служанкой царицы, которая относится ко мне как к родной дочери. Дни и ночи я ждала ее приказаний, готовая исполнить любое ее желание. Однажды я услышала звуки барабанов, музыку, увидела на улицах нарядных людей и танцоров. „Что это за торжество?\" – спросила я. Мне ответили, что сегодня отмечается праздник в честь богини Моноша-дэви. Услышав это, я вспомнила родной дом, и мое сердце забилось от волнения. Алтарь нашего дома был пуст. Я вспомнила о матери, которую я так жестоко покинула, ведь она не выдерживала разлуки со мной даже на короткое время. В сентябре мать обычно готовила различные сладости. Воспоминания об этих днях терзали мое сердце, я безумно тосковала по дому. В сентябрьские ночи, когда луна светит так ярко, что в ее свете можно увидеть дно реки, мои глаза застилала мгла. В октябре, когда в каждом доме празднуют Дурга-пуджу, никто не зажег ни одной свечи в доме моего отца. В глубине своего сердца я молила Дургу сжалиться над моими отцом и братом и вернуть их домой. В ноябре люди зажгли у своих домов яркие светильники, которые горели всю ночь. Никто не спал, везде слышались музыка и песни. Девушки, надев свои лучшие наряды, веселились больше всех. Настал декабрь, и на полях созрел рис. Вид золотого урожая наполнил радостью сердца крестьян. По вечерам, когда они возвращались домой в венках из золотых колосьев, их жены брали зажженные светильники и с праздничными песнями выходили мужьям навстречу, моля Лакшми о ниспослании удачи на весь год. В каждом доме возносились молитвы богине Лакшми. Из риса нового урожая женщины готовили сладости и подносили их богине. Когда все люди молились богине счастья, я спрашивала себя: „Могу ли я надеяться на счастье?\" Я была разлучена с родителями, с братом, а у меня больше никого нет на свете. В слезах провела я всю ночь. То, о чем я хочу рассказать дальше, может подтвердить сама царица. Недавно, когда я приготовила ей благовония и пошла на пруд за водой, вдруг раздались звуки барабанов, и я увидела, как куда-то заспешили люди, одетые в праздничные одежды. Я спросила у них, какое предстоит богослужение. Мне ответили, что на алтаре богини Кали будут принесены в жертву люди. Я услышала их имена: это были мои отец и брат. Наполнив кувшин водой, я поспешила к царице, помогла ей искупаться, нарядила ее в лучшие одежды и проводила в храм, а сама вернулась в свою комнату. Вытерев слезы, я стала думать, как спасти отца и брата от смерти. Тут ко мне вошел царевич. Я спросила его, что происходит во дворце и почему так громко бьют барабаны. Он ответил: „Сегодня мой отец собирается почтить богиню Кали человеческими жертвами\". Он назвал мне имена тех, кто предназначался для жертвоприношения. Мой рассудок помутился от горя, но я сдержала себя. „Сегодня, царевич, наступил тот день, когда я могу рассказать тебе историю своей жизни. Проводи меня в храм\", – сказала я. Царевич привел меня сюда, и я все рассказала о себе перед лицом богини Кали. Пусть и она станет моей свидетельницей. О раджа, прошу тебя сначала вынести справедливое решение, а потом принести жертвы богине».
Баромаши, или песнопение о двенадцати месяцах, на этом кончается. Теперь послушайте решение раджи.
Он собрал всех своих министров и приближенных, чтобы разобрать дело и вынести приговор. Вне себя от гнева, он приказал Нидану сей же час во всем признаться. Тот со страху не мог вымолвить ни слова.
Раджа прочитал перед собравшимися его письмо, после чего обратился к молочнице:
– Расскажи-ка нам, ведьма, как ты потеряла свои зубы?
Молочница стала бормотать что-то невнятное в свое оправдание, а потом заявила:
– У меня долго болели десны, оттого я и потеряла зубы.
Раджа рассердился еще больше и приказал стражнику схватить ее за волосы. Старуха не выдержала и стала поносить Нидана последними словами:
– Это он во всем виноват! Я и знать не знала, что написано в пись | |
|
