Сказка № 1452 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Некогда в Бенгалии правил добрый и справедливый царь. Днем и ночью он заботился о благе своих подданных. Но порой его одолевали сомнения, все ли он делает так, как надо. Однажды призвал он к себе главного советника и спрашивает: – Скажи мне правду, о мудрый советник, все ли счастливы в моем государстве? Этот вопрос застал советника врасплох, и он, чтобы выиграть время, в свою очередь, спросил: – Ты в самом деле хочешь знать правду, государь? – Не бойся ничего, мой верный советник, и дай мне правдивый ответ. Поразмыслил советник, да так и не решился говорить прямо. – В добрые, старые времена, – сказал он, – цари днем тешили себя охотой, а по ночам, переодетые, ходили по городу, чтобы своими глазами увидеть, как живут их подданные. Ответ царю понравился. – Я хочу последовать их примеру, – сказал он. – Подготовь все, что нужно, завтра мы едем охотиться. Поутру царь отправился на охоту в сопровождении большой свиты. Богато одетые придворные сели на разряженных слонов и коней, и процессия тронулась в путь. Но охота была лишь предлогом, чтобы уехать из столицы. И стал царь днем охотиться, а ночью бродить по улицам города. Чтобы его не узнали, он переодевался в чужое платье. Вот как-то проходил царь мимо одного дома и случайно услышал беседу трех сестер. – Мне хочется выйти замуж за царского садовника, – сказала старшая сестра. – А мне за царского повара, – призналась средняя. Младшая сестра хранила молчание. А когда сестры стали допытываться, она промолвила: – Я хочу выйти за царя и стать царицей. Сестры рассмеялись и заметили: – Не много ли ты захотела, сестра? Какая из тебя царица? Царь стоял под окном и все слышал. Ему захотелось исполнить желания трех сестер. На следующий день он послал паланкин и приказал доставить сестер во дворец. Испугались девушки: «Что мы такого сделали, что нас требуют к ответу?» Дрожа от страха, сели они в паланкин. Но царь обошелся с ними милостиво. – Хочу, чтобы каждая из вас повторила сейчас свое заветное желание, о котором говорила вчера вечером. И не вздумайте хитрить, потому что я слышал все своими ушами, – сказал он. Застыдились девушки, что открылись их секреты, да и боязно им стало. «Что мы наделали?! Ведь он царь! Теперь он нас накажет за такую вольность», – думали они. Но делать нечего: раз царь и так все знает, стоит ли отпираться? Бросились они царю в ноги и повторили одна за другой все, о чем говорили за ужином, – Мы только пошутили, не гневайся и прости нас, великий государь! Но царь и не думал гневаться. Он сказал, что хочет исполнить их желания. Удивились сестры: слыханное ли это дело? Но царь стоял на своем. И вот старшую сестру выдали за главного садовника, среднюю – за главного повара, а младшую взял в жены сам царь. Справили пышную свадьбу – все честь по чести. Крепко полюбил царь царицу. Да и как было ее не любить? Лицом красивая, нравом ласковая. Все во дворце полюбили ее за кротость и доброту. Так в любви и согласии прожили они несколько лет. И вот однажды царица сказала царю, что собирается родить ему наследника. Обрадовался царь и повелел приготовить для царицы и царевича роскошные покои. Подходило время родов, и царица попросила царя послать за ее сестрами. Кто как не они могли помочь ей в такую минуту? Не звать же повитух и нянек, которые стали бы помогать ей только за деньги! Царь согласился и приказал доставить во дворец обеих сестер. Когда старшие сестры увидели, в каких роскошных покоях живет теперь младшая сестра, и узнали, что она собирается родить царевича, то позеленели от злости. – Младшая сестра оказалась счастливее и богаче нас, – злились они. – Чем мы хуже ее? И задумали они навредить младшей сестре при первом же удобном случае. Настал срок царице родить. Слуги увели ее в опочивальню и уложили на богатое ложе. Закрыли двери и оставили трех сестер одних. Скоро царица родила красивого и здорового мальчика. Тут и решили сестры исполнить то, что задумали. Одна из них схватила царевича, положила его в глиняный горшок и прикрыла тряпкой. Потом выбежала через заднюю дверь к реке и пустила горшок по течению. Стала царица просить, чтобы ей показали сына, а сестры и говорят: – Ты родила вот этого кутенка! И показывают ей маленького щенка. Горько и стыдно стало царице, но делать нечего, надо терпеть. А сестрам ее горе – слаще меда. Царь тоже горевал, но жалел царицу и ничего не сказал. Прошел год, и снова приспело время царице рожать. «Теперь-то уж она родит мне сына», – думал царь. Надеялась на это и сама царица. В положенное время снова позвали сестер царицы во дворец. И опять они проделали то же самое: положили новорожденного в горшок и пустили по течению. А царице показали слепого котенка: вот, мол, кого ты родила! И снова горевали царь с царицей и злорадствовали сестры. Еще через год родилась у царицы красавица-дочь. Но и ее ждала та же участь: пустили ее в горшке плыть по течению, а царю с царицей показали деревянную куклу. Тут уж терпение царя лопнуло, и он разгневался на царицу. «Может, она ведьма или колдунья какая? – подумал он. – Если она – человек, то как могли у нее родиться щенок, котенок и кукла? Надо выгнать ее из дворца, пока она не накликала новой беды». И повелел царь прогнать царицу. Она молча повиновалась приказу царя, как молча сносила свои несчастья все эти три года. Некий брахман совершал омовение и утреннюю пуджу на берегу реки. Вдруг видит: плывет по воде глиняный горшок, а в нем маленький мальчик. Подивился брахман чуду и взял ребенка себе. Детей у них с женой не было, и они с радостью приютили найденыша. Прошел год, и другой горшок с ребенком приплыл к тому же месту. Брахман принес его домой и показал жене. Добрая женщина согласилась взять и этого мальчика. Старшего назвали Арун, а второго – Варун. Еще через год брахман снова увидел горшок, а в нем – девочку. Жена брахмана обрадовалась, что у них будет дочь, и назвала ее Киранмалой, что значит «Лучезарная». Шло время, мальчики подрастали, и брахман начал учить их шастрам. А Киранмала помогала по хозяйству и ухаживала за коровой. У брахмана была славная корова с большими ласковыми глазами, по кличке Каджал-лата, и Киранмала очень к ней привязалась. Быстро шли годы. И вот однажды призвали брахман с женой к себе своих приемных детей и сказали им такие слова: – Вы уже вступили в пору юности. Нам надо благодарить судьбу, что мы сумели вырастить и воспитать вас, как должно. Вы больше не нуждаетесь в нашей помощи и можете сами заботиться о себе, а для нас наступило время сложить с себя бремя мирских забот и подумать об ином мире. Мы оставляем вам то, что нажили, и покидаем этот мир, чтобы отправиться на небеса. Арун, Варун и Киранмала очень горевали. Они считали брахмана отцом, а его жену – матерью, и мысль о разлуке мучила их. Но что поделаешь? Братьям и сестре оставалось лишь горько плакать, когда брахман и его жена покинули этот мир и переселились в рай бога Вишну. А тем временем царь одиноко жил в своем опустевшем дворце. Однажды он решил развлечься охотой и провел в лесу несколько дней. В погоне за дичью царь притомился и захотел пить. Стал он искать источник и набрел на хижину, где жила со своими братьями Киранмала. Царь попросил у нее напиться, и она принесла ему холодной, свежей воды – прямо из колодца. Красота и скромность Киранмалы пришлись царю по душе, и он стал расспрашивать о ее семье. – Я – дочь брахмана, который недавно скончался, – отвечала Киранмала. У меня два брата, и больше у нас никого нет. Удивился царь, что у простого брахмана родилась такая красивая и умная дочь. «Если бы у меня были дети, я не чувствовал бы себя таким одиноким в своем дворце», – подумал он. На прощание он сказал Киранмале: – Я – царь этой страны. Ты хорошо приняла меня, и я хочу отплатить тебе за твою доброту. Если тебе что-нибудь понадобится, иди прямо во дворец и ничего не бойся. Киранмала поблагодарила царя, и он уехал. Вечером вернулись братья, и Киранмала им все рассказала. – Давайте построим себе красивый дом и пригласим царя в гости, – стала просить она братьев. Арун и Варун очень любили сестру и ни в чем ей не отказывали. Принялись они строить дом. Нанять мастеров было не на что, и братья сами клали стены, а Киранмала носила им воду в кувшине. Братья старались изо всех сил, и дом вышел на удивление – высокий, просторный, настоящий дворец. Братья и сестра искусно расписали его стены. Еще раньше они посадили кусты и деревья, а пока строили дом, вырос и сад. – Теперь не стыдно пригласить и самого царя, – сказали братья. Вдруг, откуда ни возьмись, появился саньяси и сказал: – Вы хорошо поработали, и дом у вас получился на славу. Только его можно сделать еще лучше. – Лучше мы не умеем, – отвечали ему Арун и Варун. – Я помогу вам советом. Ступайте на северо-восток, потом возьмите немного восточнее и увидите гору Майя. На ней растут золотые деревья с алмазными цветами. На одном сидит золотой попугай и поет чудесные песни. Наберите там дорогих каменьев, возьмите с собой и птицу – будет чем удивить царя. Сказав это, отшельник исчез. Крепко запомнились братьям его слова. Арун и говорит: – Милые брат и сестра! Надумал я идти к горе Майя за драгоценными каменьями. Вот вам мой меч. Если вы увидите, что он заржавел, значит, меня уже нет в живых. Простился Арун с братом и сестрой и отправился в дорогу. Прошло уже много времени, а он все не возвращался. Брат и сестра каждый день осматривали меч. И вот однажды Киранмала заметила на нем ржавчину. Оба они опечалились, и Варун сказал: – Не горюй раньше времени, сестра! Может, брат еще жив. Он, наверное, попал в беду, и я должен спешить к нему на выручку. Береги себя и не тревожься понапрасну. Вот тебе мой лук со стрелами. Если тетива на нем лопнет, знай, что меня уже нет на этом свете. В один миг Варун скрылся из виду, и Киранмала осталась одна. Долго пришлось идти Варуну, пока не показалась гора Майя. И тут его окружили небесные девы. Они пели и танцевали, а одна из них воскликнула: – Куда ты так спешишь, царевич? Остановись, оглянись назад! И как только Варун оглянулся, он тут же превратился в мраморную статую. Понял он тогда, что произошло с его старшим братом, и горько пожалел о своей ошибке, но было уже поздно. Больше надеяться было не на кого. Проснулась утром Киранмала и увидела: тетива лопнула. Что делать? Слезами горю не поможешь. Накормила она корову, оделась как саньяси, взяла меч Аруна и пустилась на поиски братьев. «Будь что будет, а я найду и спасу их!» – думала храбрая Киранмала. Она шла не останавливаясь тринадцать дней и ночей. На четырнадцатый день она увидела гору Майя. И сразу Киранмалу окружили звери, духи и небесные девы. – Стой, царевич! – вопили чудища. – Не трогайся с места, не то мы разорвем тебя на куски. – Мы проглотим тебя целиком! – пугали ее медведи и львы. Небесные девы танцевали и пели, маня Киранмалу за собой. – Зачем тебе идти дальше, о царевич! Остановись, оглянись назад! Злые духи преграждали ей путь и запугивали: – Зачем идешь туда? Разве ты не знаешь, что впереди тебя ждет верная смерть? Чего только они не делали, чтобы остановить Киранмалу: и пугали, и соблазняли, и сулили горы драгоценных камней, и предлагали в жены красавицу-царевну. Даже природа стала на их сторону: в небе – из края в край – засверкали яркие молнии, загремел оглушительный гром, и начался сильный ливень. Вода заливала Киранмале глаза, и она не видела дороги. Но ничто не могло остановить храбрую девушку. Она ни на кого не глядела, не слушала ничьих советов, пропускала мимо ушей угрозы и посулы и с мечом в руке смело шла вперед. Вот и заветное золотое дерево. Только Киранмала ступила под его тень, как увидела на верхушке птицу. – Наконец-то! – воскликнула птица. – Слушай и запомни хорошенько все, что я тебе скажу. Сорви цветок с этого дерева и посади меня на свою ладонь; потом зачерпни воды из ближнего источника, возьми вон тот барабан и бей в него что есть силы. Киранмала исполнила все в точности, как велела ей птица. И лишь только она ударила в барабан в третий раз, как все вокруг переменилось. Прекратился ливень, перестал греметь гром и сверкать молнии. Пропали духи, небесные девы и страшные чудища. В небе засветила луна, и где-то сладко запели кукушки. Невдалеке начали свой танец красивые павлины. – А теперь сбрызни живой водой эти камни! – сказала птица. Стоило Киранмале исполнить ее приказание, как несметные обломки скал превратились в юношей, одетых в царские одежды. Среди царевичей Киранмала узнала и своих братьев – Аруна и Варуна. – Ты вернула нам жизнь, милая девушка! – воскликнули царевичи. – Как нам отблагодарить тебя? Не знаем, кто ты, откуда и зачем пришла, но видим, что сердце у тебя доброе и смелое. Да благословят тебя боги! Пусть даруют они тебе счастье! Смутилась Киранмала и не знала, что им сказать в ответ. Тут подошли к ней братья и сказали: – Спасибо тебе, милая сестра! Если бы не ты, стоять бы нам здесь веки вечные. А Киранмала обрадовалась, увидев своих братьев живыми и невредимыми. Нарвали они с дерева алмазных и жемчужных цветов, взяли отростков и пошли домой. Птицу Киранмала бережно несла в руке. Дома они посадили отростки в землю, а для птицы Арун смастерил серебряную подставку с перекладиной. На следующее утро вышла Киранмала поливать саженцы, смотрит: что такое? За одну ночь они превратились в высокие ветвистые деревья с серебряными листьями и цветами из алмазов и жемчугов. Позвала она братьев. Те посмотрели и очень обрадовались. Старший брат и говорит: – Теперь ты добилась всего, чего хотела, сестра. Пора, видно, посылать приглашение царю. И только успел он проговорить эти слова, как птица сказала: – Конечно, пора! Сейчас самое время. Недаром говорят, что новости летят быстрее ветра. Весть об удивительном доме и чудесном саде достигла ушей царя раньше, чем он получил приглашение. Царь несказанно удивился: – Я ведь был там совсем недавно. Как сумели дети брахмана построить новый дом за такое короткое время? И решил царь убедиться своими глазами, правду ли говорят люди. Не откладывая, он сел на коня и один, без свиты, поскакал в лес. Видит: стоят на берегу реки высокие хоромы, с которыми не может сравниться даже его собственный дворец. Вокруг сад с чудесными золотыми деревьями, на деревьях вместо цветов жемчуга и алмазы. Навстречу царю вышла Киранмала, с почестями ввела в дом и поручила заботам братьев, а сама занялась приготовлением угощения. – Смотри сделай все так, как я тебе говорила, – сказала ей птица. – А когда царь сядет за обед в парадном зале, вели перенести туда мою подставку. Царь осмотрел дом и сад, всему подивился и все похвалил. Потом царя повели обедать. На сверкающем полу парадного зала расстелили асан с искусно вытканными узорами из золотых и шелковых нитей. Царя усадили на этот ковер и поставили перед ним большое серебряное блюдо с пловом и овощами, а также небольшие миски с рыбой, мясом и сладостями. В серебряный сосуд налили прохладной воды с ароматными лепестками роз. Киранмала взяла опахало, села напротив царя и стала легонько обмахивать его, выражая этим особое почтение к гостю. Только царь хотел похвалить хозяйку, как вдруг видит: все блюда наполнены не едой, а золотыми монетами. – Что все это значит? – рассердился царь. – Вы вздумали шутить надо мной! Разве может человек есть золото? – А почему бы и нет, государь? – услышал он за своей спиной чей-то голос. – Если один человек может рожать щенят, котят и деревянных кукол, то почему другой человек не может есть золотые монеты? Царь обернулся и увидел золотого попугая, сидящего на серебряной перекладине. Попугай отчетливо повторил свои слова еще раз, потом сказал с укором: – Как же ты позволил, о мудрый царь, так легко провести себя? Как мог ты поверить в глупую выдумку и отвергнуть ни в чем не повинных жену и детей? Понял тут царь, какую ошибку он совершил, когда поверил завистливым сестрам царицы, и на глазах у него навернулись слезы. «Бог не простит мне этого, – думал он. – Как бы я хотел вернуть прошлое!» – О мудрая птица! – сказал он печально. Всем сердцем скорблю я о том, что содеял. Научи, как мне искупить свою вину. Я сей же час начну поиски царицы. Знаешь ли ты что-нибудь о моих бедных детях? Остался ли в живых хотя бы один из них? И как мне их отыскать? – Успокойся, государь! – отвечала птица. – Твои дети все живы и здоровы. Чтобы их увидеть, тебе не нужно далеко ходить – они перед тобой. Эти двое юношей и эта чудесная девушка – твои сыновья и дочь, которых вырастил и воспитал брахман, как собственных детей. Царь не смел поверить своему счастью. Слезы градом полились из его глаз на серебряное блюдо. Братья не знали, что теперь делать, а Киранмала подбежала к отцу и стала его утешать. – Не мучь себя, о государь, – говорила она ему с любовью и жалостью. – Разве мог такой благородный человек, как ты, поверить, что бывают на свете столь коварные люди. Мы, твои дети, остались невредимы. Теперь нам надо отыскать нашу бедную мать. Царь нежно прижал ее к своей груди и благословил, потом обнял сыновей, и они все вместе отправились во дворец. Царю не терпелось начать поиски царицы, и он тут же послал за главным советником. Во все уголки царства поскакали гонцы, но все они вернулись ни с чем – ни одному из них не удалось напасть на след царицы. Между тем птица подозвала к себе Киранмалу и тихонько шепнула: – Я знаю, где сейчас твоя мать. Возьми с собой братьев, и отправляйтесь за ней все вместе. Киранмала и братья тот же час бросились на поиски. – Ступайте на восток! – напутствовала их птица. – Как только переправитесь через реку, сворачивайте к югу и идите прямо до тех пор, пока не встретите на своем пути рощу. В ней вы найдете хижину, в которой живет ваша мать. Они так и сделали: переправились через реку, повернули на юг и отыскали в лесу бедную лачугу. У порога за прялкой сидела худая женщина с морщинистым лицом и седой головой. В ней трудно было узнать прежнюю красавицу-царицу. Киранмала и братья поклонились ей до земли и рассказали, кто они и зачем пришли. Царица отказывалась им верить. Она то плакала, то смеялась от радости, а во дворец идти никак не хотела. Еле-еле удалось Киранмале ее уговорить. Тем временем царь сидел во дворце один и горевал о прошлом. Он уже и не надеялся когда-нибудь увидеть царицу. И тут появились Арун, Варун и Киранмала, а с ними какая-то незнакомая старая женщина. Пригляделся царь и узнал в ней свою любимую царицу. Оба заплакали от радости. Но еще больше радовались их дети. Теперь все пошло хорошо. Царь с царицей не могли насмотреться на своих сыновей и дочь. Завистливых сестер жены царь повелел закопать в землю. Но царица и Киранмала упросили его простить их на радостях. Это же сделать советовал ему и золотой попугай. Смилостивился царь и отменил свой приказ. | |
Сказка № 1451 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Жил-был царь, и не было у него детей. Собрал он однажды со всех концов своей земли астрологов, брахманов и отшельников и велел им совершить жертвоприношение, чтобы боги даровали ему сына. По завершении всех обрядов главный жрец сказал царю: – Надлежит тебе, царь, соблюдать пост три дня и три ночи. На четвертый день отправляйся в сад, где увидишь на манговом дереве два золотистых плода. Сорви их и разговейся. Сам съешь тот плод, что справа, а царица пусть съест тот, что слева. У вас родится сын. По велению царя во дворце умолкла музыка и прекратилось веселье – жизнь замерла. Царь заперся в опочивальне и три дня не выходил оттуда, не смыкая глаз и не принимая пищи. На четвертый день ему привели его любимого коня Пакшираджа. Царь совершил омовение и пошел в храм поклониться святыням. Затем он сел на коня и в один миг оказался в саду, где росло манговое дерево. Оно уже давно не давало урожая, а тут царь увидел на нем два прекрасных золотистых плода. Протерев глаза и убедившись, что это не сон, царь обрадовался и подумал, что надо принести богам в жертву сладости. Золотистые плоды висели на одной ветке. Чего только ни делал царь, чтобы их сорвать: пробовал сбить плоды палкой, стрелой из лука – ничего не помогало. – Что за чудеса! – сказал царь. – Почему я никак не могу сорвать эти плоды? Наверное, их надо добыть вместе с веткой, чтобы не перепутать, какой левый, какой правый. Пусть теперь кто-нибудь из вас попробует достать эти плоды, – приказал он свите. Советники царя, военачальники и другие царедворцы один за другим подходили к дереву, но их всех постигла неудача. Одни стреляли из лука, но стрелы сворачивали в сторону; другие пытались достать плоды крючьями, но те тут же ломались; третьи пытались взобраться на дерево, но ствол становился скользким, и люди падали, при этом один сломал руку, другой – ногу. Царь сорвал с себя жемчужное ожерелье, сбросил корону и хотел влезть на дерево сам. Тут к нему подошел котвал и говорит: – Да сопутствует тебе победа, государь! Разреши мне достать эти плоды. – Когда пошли ко дну слоны и кони, кузнечик говорит: «Давай я поищу брод!» – ответил ему царь. Приближенные царя стали смеяться над котвалом, а царь сказал: – Ну что ж, попробуй. Только вот тебе мое условие: если достанешь плоды – получишь награду, если нет – лишишься головы. – Эх, была не была, – сказал на это котвал. Он поклонился царю в ноги, взял горсть земли и пробормотав какое-то заклинание, бросил этой землей в плоды. Они тут же упали прямо в руки царю. Придворные не знали, куда глаза девать от стыда. Громко заиграла во дворце музыка, заржали кони в конюшие, проснулась царица в своей опочивальне. А царь снял с себя покрывало, накинул его котвалу на плечи и поехал во дворец. В пути плоды оторвались от веточки, перепутались, и теперь уже трудно было сказать, какой из них был правый, а какой – левый. И вышло так, что царь съел тот плод, что был слева, а царица – тот, что справа. Через некоторое время царица зачала. Царь на радостях одарил придворных жемчугом и другими драгоценностями, велел раздавать беднякам милостыню. Прошло положенное время, и царь велел собрать со всей страны музыкантов, танцоров, барабанщиков. Девять дней звучала во дворце такая громкая музыка, что птицы облетали его стороной. На десятый день у царицы родился мальчик, краса которого затмила луну. Все радовались и веселились, царь приносил благодарственные жертвы богам и раздавал пищу людям и животным. Он повелел рыть для своих подданных пруды и колодцы, строить рынки и дороги. И все превозносили щедрость государя. На шестую ночь царский двор был превращен в огромный шатер под балдахином с золотыми кистями, в нем горели светильники в три ряда, наполненные чистым топленым маслом. Сто и один оркестр играл непрестанно. С четырех сторон двора горели костры. Дворец охранялся воинами и стражниками. Вход в комнату роженицы устлали лепестками цветов, вдоль стен висели цветочные гирлянды, пол посыпали красным порошком, а воздух был напоен ароматом сандала. Здесь должны были пройти Дхара, Тара и Бидхата – боги судьбы, чтобы начертать свои письмена на лбу малютки-царевича. Наступила ночь. Служанки и няньки улеглись у порога на пол и принялись рассказывать царице разные истории о царях и их возлюбленных. Царица уснула под эти сказки. Последней рассказывала сказку цветочница. Но вот и она задремала. Когда пробило полночь, уснула и стража. В это самое время на дорожке, украшенной цветами, появились со связками перьев в руках Дхара и Тара. Поперек входа лежала спящая цветочница. Боги призвали в свидетели три небесных звезды, переступили через спящую цветочницу и вошли в спальню царицы. Первым взялся за перо Дхара. Он начертал на теле ребенка знаки учения, мудрости, процветания и славы, а на ладонях – символы знамени и лотоса. Дхара так старался, что исписал все перья. Теперь за работу принялся Тара. Но не успел он поднести перо к челу ребенка, как тут же отбросил его и вскочил. – Что ты там обнаружил? – спросил его Дхара. – Мальчик будет жить только двенадцать дней, – ответил Тара. – Пойдем, нам больше нечего здесь делать. – Двенадцать дней? – переспросил Дхара. – Дай-ка я посмотрю. Дхара начал свои вычисления, и, сколько он их ни повторял, все время получалось число «двенадцать». Дхара пытался поставить после двенадцати ноль, но он тут же таинственно исчезал. Тогда и Дхара в сердцах отбросил перо. Если боги начнут плакать, заплачут все люди на земле. Поэтому они вытерли слезы концами своих одежд и собрались уходить. Но на пороге лежала цветочница, и, призвав в свидетели три небесных звезды, боги стали перешагивать через нее. Дхаре удалось это сделать, а Тара споткнулся о цветочницу. Она проснулась и ухватила его за ногу. – Кто ты такой? – спросила она. – Бог или человек, дух или разбойник? В этой комнате спит царица, и я, цветочница, охраняю ее порог. Даже сама смерть не может сюда войти. – Я – бог судьбы, – ответил ей Тара, – отпусти мою ногу, о цветочница! – Бог судьбы?! Тогда скажи мне, что ты начертал на челе царевича! – потребовала цветочница. – Ты не должна этого знать, – сказал Тара, – отпусти же меня! Но цветочница не послушалась и крепко связала ему ноги передником. Тогда бог уронил слезу и промолвил: – Жизнь царевича продлится только двенадцать дней, вот все, что я могу тебе сказать. – Д венадцать дней! – закричала цветочница на весь дворец. От ее крика лопнули барабаны, смолкли оркестры, а часовой с испугу пронзил себя собственным копьем. Царица вскочила с постели и стала спрашивать, что случилось. Прибежали царь, советники, придворные, и все начали требовать у цветочницы объяснений. Цветочница билась головой о камни и причитала: – Государь, сколько ты совершил жертвоприношений, чтобы родился вот этот ребенок, прекрасный, как луна! Но он не проживет и двух недель – только двенадцать дней! О боги, разве это справедливо?! Царь и все придворные онемели от горя, а царица упала как подкошенная. Слоны порвали цепи и убежали из стойл, лошади замертво упали в конюшнях. Пакширадж, любимый конь царя, не притронулся к корму. Все родственники царя и брахманы собрались у мангового дерева и дали обет не принимать пищи. Дхара, Тара и Бидхата пошли к другим богам и сказали: – Разве это справедливо, что царевич, родившийся после стольких жертвоприношений, проживет только двенадцать дней? Царство, где он родился, стоит на краю гибели, и земля утопает в слезах. Тогда владыка богов под видом пожилого брахмана направился к манговому дереву. Люди увидели, что к ним приближается старый брахман, окруженный сиянием, и стали спрашивать: – Кто ты, о лучезарный брахман? Знаешь ли ты, что по велению судьбы наш царевич должен скоро умереть? Помолись, спаси его, если можешь. – Даже солнце и луна попадают в пасть демона Раху, – сказал брахман. – Кто может противостоять судьбе? Но не надо отчаиваться. Я хочу взглянуть на ребенка. Царь и советники повели брахмана во дворец. Осмотрев внимательно лоб, ладони и лицо царевича, он сказал: – Жизнь этого ребенка, семи дней от роду, может быть продлена, если вы жените его на девочке, которой сегодня исполнилось двенадцать лет. Царь сложил к ногам брахмана свои лучшие драгоценности, но разве нужны они богу? Тем не менее он выбрал самый крупный бриллиант и унес его с собой. Поравнявшись с домом котвала, бог бросил бриллиант через забор и удалился. Прошла ночь, сады наполнились благоуханием цветов и пением птиц. Во все концы государства спешили гонцы, чтобы разыскать девочку, которой исполнилось двенадцать лет. Но они возвращались один за другим, не найдя такого ребенка. Царь и его приближенные опять направились к манговому дереву и стали поститься. В это время по ту сторону пруда появилась Маланчамала, дочь котвала, которой как раз в тот день исполнилось двенадцать лет. Она спустилась к воде и стала отмывать бриллиант, брошенный богом им во двор. Ночью прошел дождь, и драгоценный камень был весь в грязи. Девушка несла кувшин, и, когда она ступала со ступеньки на ступеньку, маленькие бубенчики ножных браслетов весело позванивали. – Кто эта девушка, чьи колокольчики звучат так сладко? Не богиня ли это? – спрашивали друг друга собравшиеся под манговым деревом. Музыкант, игравший на вине, прислушался и заметил: – Это, наверное, жужжат пчелы около своего улья в саду. – Нет, – сказал другой музыкант, – это весело гогочут гуси, плавающие в пруду. – Нет, не похоже, – сказали остальные. Придворные подошли к пруду – узнать, что же это было, и увидели девушку, которой только что исполнилось двенадцать лет и на ногах которой весело звенели колокольчики. – О девушка двенадцати лет! – вскричали все. – Чья ты дочь? Она была дочерью котвала, и это смутило царя. Звуки колокольчиков на ее ногах напоминали жужжание пчел. Вдоль дорожки, по которой она шла, прямо на глазах распускались цветы. Ее руки были, как шея у лебедя, черные волосы волнами ниспадали вниз. Лицо ее было, как светлая луна, и вся она казалась богиней, отлитой из золота. И все-таки это была лишь дочь котвала. Царь засомневался и пошел за советом к царице. – Если девушка так красива, давай женим на ней нашего сына, а котвала ты сделаешь одним из своих приближенных, – сказала царица. После долгих раздумий царь решил последовать совету царицы и послал известить о своем решении котвала. Получив такое приятное известие, котвал накинул на себя покрывало, подаренное царем, взял в руки копье и в таком виде пошел по соседям. – Я один сумел сорвать манго для царя, – говорил он. – А теперь моя дочь выходит за царевича. Я скоро породнюсь с царем, вы должны дать мне назар. Котвал провел к своему дому широкую дорогу, поставил роскошные ворота. «Что бы мне такое сделать еще, чтобы как следует приготовиться к этому важному событию?» – думал он. А жена говорила ему: – Мы – люди бедные, не чета царю. Я не согласна отдавать дочь за царевича, который скоро умрет! – Дорогие отец и мать, – сказала им Маланчамала. – Придется нам подчиниться царской воле. Только сначала пусть отец сходит к царю и поставит ему три условия, на которых я согласна стать его невесткой. – Что еще за условия? – удивился котвал. – Спроси его, будет ли разрешено жениху погостить в доме тестя; еще спроси, согласятся ли мой свекор-царь и свекровь-царица отведать пищу, приготовленную моими руками. И последнее: преподнесут ли они мне, как положено, подарки на свадьбу. Если да, я выйду замуж за их сына. Котвал пошел к царю, а Маланчамала попросила мать помочь ей одеться. Делать нечего: открыла бедная мать сундук и со слезами на глазах стала наряжать невесту. Тем временем котвал пришел к царю и сказал: – О царь царей, я знаю, ты велик и могуч, но не сегодня завтра я буду называть тебя своим братом. Моя дочь станет жить во дворце, но разрешишь ли ты своему сыну прийти в дом тестя? Царь сердито посмотрел на котвала: – Сначала пусть придет сюда невеста, а там будет видно! – А согласятся ли досточтимый царь и царица отведать пищу, приготовленную моей дочерью? – задал котвал второй вопрос. – Мы поговорим об этом после свадьбы, – ответил царь. – А получит ли моя дочь от вас свадебные подарки, которые полагаются невесте? – продолжал допытываться котвал. Тут царь разгневался: – Лучше не задавай мне таких вопросов, котвал. Я тебе уже сказал, что мы все решим, когда невеста придет во дворец. Котвал вернулся домой и рассказал дочери про свой разговор с царем. Дочь надела свои лучшие наряды, поклонилась в ноги отцу и матери и сказала: – Я готова идти во дворец. Только сначала, отец, спроси у царя, разрешат ли мне взять тело царевича, если он умрет в первую же ночь после свадьбы. Котвал пошел к царю и передал ему эти слова дочери. Царь не на шутку рассердился: – Как ты смеешь ставить мне такое условие? Что это за невеста, которая задает царю вопрос за вопросом и хочет заранее связать меня словом. Эй, стража! Схватите этого человека и заточите в тюрьму! А его дочку доставьте во дворец, и сей же час справим свадьбу! Грозный приказ царя был тут же исполнен. Царские слуги схватили длинные бамбуковые шесты, привязали к ним паланкин и доставили невесту во дворец. Это была не свадьба, а горе: не было ни сватов, ни гирлянд, ни поста, ни прочих обрядов; подружки не умащали тело невесты благовониями; только откуда-то издалека раздавались звуки одинокой флейты. Брахманы прочитали нараспев нужные мантры, младенец заплакал, и подоспевшая царица стала его успокаивать; невеста семь раз обошла вокруг жениха, взяла его на руки и пошла в брачную комнату. Как только она переступила порог, хлынул ливень, дворцовые башни обрушились и дворец загорелся. Новорожденный забился в судорогах и скончался на руках Маланчамалы. Смерть царевича всех потрясла: царь лишился рассудка, царица упала замертво, и сотни горожан собрались у стен дворца, чтобы выразить свою скорбь. – Она – ведьма! – кричал царь. – Хватайте ее за волосы и тащите во двор! Нужно вырвать у нее глаза и сжечь их. Разъяренная толпа выломала двери и бросилась к Маланчамале. – Спросите сначала моих свекра и свекровь, исполнят ли они свое обещание, – сказала девушка служанкам и нянькам. – Какое обещание? – Они обещали, что разрешат жениху погостить в доме моего отца. Согласны ли они сейчас на это? – Ах, вот что! – закричал царь. – Так отправьте котвала туда, куда ушел мой сын. И Маланчамала услышала звук топора, которым палач отсек котвалу голову. – Ну что ж, понятно, – ответила Маланчамала. – А сдержат ли царь с царицей другие свои обещания? – Какие обещания? – Отведают ли они пищи, приготовленной моими руками? – Эй, няньки, сейчас же отрубите руки дочке котвала! – закричал царь. Няньки схватили топор и отрубили девушке кисти обеих рук, – Понятно, – сказала Маланчамала. – А как насчет других обещаний? – Каких обещаний? – Пусть царь поднесет мне дары: дойную корову, пять светильников, заправленных коровьим маслом, сандаловые поленья, золотой очажок, ложку, унизанную жемчугом, золотой и серебряный кубки, подушки из пуха белой горлицы, одеяла с кружевами ручной работы и серебряный карандаш, чтобы класть на веки каджал. И пусть он забудет о своем сыне и невестке. – Ах, так ей нужны подарки? – вскричал царь. – Сейчас она их получит! И вместо коровы ей дали осла, вместо сандаловых поленьев – камни, вместо золотого очага – корзину из тростника, вместо кубков и ложки – разбитый глиняный горшок. На шею ей повесили ожерелье из скорлупы кокосовых орехов, а на спину привязали корзину с коровьим навозом. Потом ей обрили голову, одели в грязное тряпье, посадили на осла и стали возить по городу. – Спросите моего свекра и свекровь, выполнят ли они другие свои обещания? – спрашивала Маланчамала. – Какие обещания? – Мой муж умер в первую ночь нашего брака, и они обещали отдать мне его тело. – Отдать тело?! Зажигайте погребальный костер! На речном берегу, где сжигают покойников, разожгли погребальный костер. Пламя быстро охватило поленья и взметнулось к небу. Маланчамале отрубили нос и уши, выкололи глаза, вложили ей в руки мертвого царевича и бросили в огонь. В эту самую минуту хлынул ливень и залил огонь. Духи и демоны почуяли добычу и закружились над почти совсем потухшим костром. Конь Пакширадж, обезумев, сорвался с призязи и с диким ржанием примчался к костру. Царь, придворные и весь народ перепугались до смерти, бросились в город и крепко заперли за собой ворота. А в середине тлеющего костра осталась Маланчамала с младенцем-царевичем на коленях. Спрашивает тогда Маланча: – Мой муж умер или спит? – Умер! Маланча спрашивает во второй раз: – Мой муж умер или спит? – Умер! Маланча задает тот же вопрос в третий раз: – Мой муж умер или спит? – Спит. Маланча улыбнулась и крепко прижала к себе ребенка, а духи стали лизать ее раны. – Маланча, это ты сидишь на костре? – Да. – Что ты будешь делать с таким мужем? Отдай нам мертвое тело. – Не отдам! Дрова на костре словно бы ожили: у поленьев выросли руки и ноги, и они пошли: топ, топ, топ! – Маланча, это ты сидишь на костре? Смотри, сколько нас тут дожидается мертвого тела. Отдай нам его! – Не отдам! В дыму костра показались огромные оскаленные челюсти. Раздался громкий хохот, и страшный голос спросил: – Маланча, ты все еще здесь? – Да, а что? – Отдай нам ребенка, и тогда огонь погаснет совсем. – Не отдам! – Не отдашь? – Нет! Откуда-то появилась старуха и прохрипела страшным голосом: – Тебе все равно умирать, Маланча. Отдай ребенка мне! С другой стороны появился старик и прошамкал: – Тебе грозит неминуемая смерть! Отдай ребенка, и ты спасешься. Из воды высунулись крокодилы и огромные рыбы: – Отдай нам младенца, мы утолим им свой голод! Роящиеся в воздухе духи разевали пасти и восклицали: – Маланча, отдай нам эти нежные косточки. С какой радостью мы их погложем! А Маланча сидела, крепко прижимая ребенка, и не обращала внимания на то, что творилось вокруг. Дни шли за днями, месяцы за месяцами. На песчаном берегу реки вырос густой лес. Тогда перед Маланчамалой явились посланцы бога смерти – братья Каладута и Шаладута. – Отдай нам мертвое тело, это приказ самого бога смерти, – потребовали они. – Кто вы такие? – отвечала им Маланча. – Отнимите его у меня, если можете. И Каладута с Шаладутой растаяли в лунном свете. Потом к Маланчамале подошла удивительно красивая девушка. – Это ты, Маланча? – спросила она. – В детстве мы дружили с тобой, помнишь? Что это? Ты держишь на руках мертвое тело? Брось его, брось – оно уже начало гнить! – Кто ты такая? Я не помню тебя, – сказала Маланчамала. – Видно, ты не знаешь, что чувствует жена к своему мужу? – О Маланчамала! – вскричала девушка. – Так этот покойник – твой муж? Дай мне его подержать, а сама сходи на реку за водой. – В реке нет воды. Если бы там была вода, все было бы по-другому. – О Маланча, смотри, небо покрылось черными тучами, сейчас хлынет ливень. Пойдем, дай мне ребенка, я помогу тебе встать. Маланча только крепче прижала мужа к своей груди и промолвила: – О боги будьте свидетелями! Вот мой младенец-супруг у меня на руках. Если я чиста и верна ему, ты, искусительница, обратишься в пепел, лишь прикоснешься ко мне. Ага, ты боишься! Значит, ты злой дух. Убирайся отсюда! А ты, ночь, если не кончишься сию же минуту, я, Маланча, с этим ребенком на руках клянусь превратить твои звезды в огни, а цветы – в звезды! Ночь испугалась этой угрозы и отступила, из-за леса осторожно выглянула утренняя заря. И тогда все ночные видения отступили. – Посмотри на своего малыша, – сказала Маланче подруга. И Маланча вдруг почувствовала, как ребенок начал потихоньку шевелить ручками и ножками. У нее появилось такое сильное желание увидеть его, что она прозрела. Маланчамала поняла, что находится вместе с ребенком на песчаном берегу реки. Когда же ей захотелось приласкать и накормить ребенка, она почувствовала, что у нее растут ладони и пальцы; потом у нее появились нос и уши, а голова покрылась красивыми черными волосами. – Прости меня за то, что я тебя обидела, – сказала Маланча подруге. – Пусть боги пошлют долголетие твоему мужу! И тут Маланча увидела рядом с собой золотой очажок, сандаловые поленья, мягкие подушки, ложку, усыпанную жемчугом, и серебряный кувшин, полный молока. Она разогрела молоко на сандаловых дровах и накормила ребенка с ложечки, усыпанной жемчугом; затем вытерла ему лицо и шейку шелковым передником, уложила в кроватку и укрыла вышитым одеяльцем. Повернувшись спиной к солнцу, Маланча взяла серебряный карандаш, подвела глаза малыша черной сажей и укачала его. Так и стала жить Маланча со своим маленьким мужем на песчаном берегу. Она ничего не ела и только кормила ребенка. Она подводила ему глаза и укрывала его краем своей одежды. Если он улыбался – смеялась и она, если он плакал – плакала и она. Когда он лепетал первые, еще непонятные слова, Маланча отвечала ему; она купала его в своих слезах, отирала с него пыль своими волосами, согревала его теплом своего тела и не спускала с него глаз. Так прошел год. Маланча кормила ребенка молоком из волшебного кувшина, который тут же вновь наполнялся. Но вот к кувшину повадились духи. Они вытягивали губы, как клювы, и пили молоко. Когда в кувшине ничего не осталось, Маланча с ребенком на руках стала искать человеческое жилье, чтобы попросить молока для своего маленького мужа. Долго шла она по пескам, но конца пути не видела. Если солнце ударяло ребенку в лицо, она прикрывала его своей одеждой; если шел дождь, заслоняла своим телом; если поднимались песчаные вихри, укрывала своими волосами. Под конец Маланча совсем выбилась из сил. Наконец она пришла в густой, темный лес. Ни человеческого жилья, ни молока для ребенка здесь не было. Навстречу ей вышел огромный тигр. – Я уже стар, – прорычал он, – и не могу теперь охотиться, как бывало. Отдай мне своего ребенка, я утолю им голод. – Это мой муж, – отвечала ему Маланча. – Он еще так мал, что ты им не наешься, а только больше захочешь есть. Лучше съешь меня. – Это твой муж? – удивился тигр. – И ты бродишь с ним в этих диких местах? Ладно, я не стану есть ни тебя, ни ребенка. Можете жить здесь, я буду вас охранять. – Спасибо, дядюшка тигр, – отвечала ему Маланча, – скажи, как мне достать молока? – Молока? Да, ведь вы – люди, а человеческий детеныш не вырастет без молока. Тогда погоди, может, я разыщу для вас корову. Тигр ушел и долго не возвращался. Маланча стала плакать и приговаривать: – О боги, где же вы! Ребенок умирает с голоду, и я готова пожертвовать жизнью ради капли молока. В это время появилась тигрица с маленькими тигрятами. Она спросила: – Скажи мне, милая, кто ты, почему так горько плачешь и зачем тебе молоко? Может быть, подойдет мое, тогда я накормлю ребенка. – Да, подойдет, – ответила Маланча. Между тем тигр вернулся ни с чем: он так и не смог найти корову. И стал Чандраманик (так звали маленького царевича) жить среди тигров и питаться молоком тигрицы. Вместе с ними в лесу жила и Маланча. Она нянчила мальчика, собирала для него цветы и плоды, учила говорить. А когда он засыпал, пела ему колыбельные песни. Так прошло пять лет. И однажды Маланча сказала тиграм: – Дорогие дядюшка и тетушка, настало время, когда я должна вас покинуть. – Как так? – удивились тигры. – Скажи нам, кто тебя обидел. Мы тут же разорвем его на куски. – Никто меня не обижал. Я должна вам открыть, что мой муж – царевич. Ему исполнилось пять лет, и я должна найти для него учителя. – Только-то и всего? Ну, это мы сейчас устроим. В лесу полным-полно грамотеев, кричащих «хукка-хуа». Скажи только, и будет тебе целый десяток таких учителей. – Нет, дядюшка, такие наставники нам не подходят. Мы пойдем в ближний город и поселимся на его окраине. Не забывайте про нас. Маланча заплакала. Тигры проводили ее до опушки леса. Они так горевали, что не могли ни пить, ни есть. А Маланча с царевичем на руках пустилась в дорогу. Она шла несколько дней и увидела запущенный сад. В нем не было ни цветов, ни воды. Там рос один только колючий кустарник, в котором жили ядовитые змеи. Было жарко, и измученная Маланча решила отдохнуть в этом саду. И только она присела под деревом, как вокруг зажужжали пчелы, начали летать красивые птицы, а все деревья покрылись листьями и цветами. Из дома вышла удивленная цветочница. – Вот уже двенадцать лет, как в моем саду не цвели деревья и не было воды в водоеме. А сегодня весь сад благоухает и в пруду распустился чудесный лотос. Отчего же так преобразился мой сад? Почему мне снова улыбнулось счастье? Она посмотрела вокруг и увидела в тени дерева бокул красивую девушку с ребенком на коленях, лицом светлую, как богиня. – Из какого рая ты пришла сюда, дитя? – спросила ее цветочница. – Сад мой зацвел, и над твоей головой поют кукушки. Скажи мне, кто ты такая? – Я простая девушка, – отвечала ей Маланча. – Я только хотела немного отдохнуть под этим деревом. – Ты очень похожа на мою племянницу, которая, умерла двенадцать лет назад. Все эти годы я горько оплакивала ее безвременную смерть. Может быть, ты и есть моя племянница в новом рождении? – Не знаю, тетушка. Я просто зашла в этот сад отдохнуть. – Входи же в мой дом и будь моей гостьей. Цветочница была рада, что снова сможет ходить во дворец и продавать там цветы. А Маланча надеялась, что будет через нее узнавать все, что происходит в городе. – Ты, наверное, устала и проголодалась, – сказала цветочница. – Сейчас я приготовлю тебе что-нибудь поесть. – Дай мне, тетушка, немного молока, – попросила Маланча. Накормив ребенка и уложив его спать, Маланча пошла в сад, нарвала цветов и поставила их у постельки своего маленького мужа. Потом она подошла к цветочнице и сказала: – Тетушка, я не ем пищи, приготовленной чужими руками. Я буду сама готовить себе еду. Это понравилось хозяйке, и она дала ей все необходимое. Маланча не сказала цветочнице, что ребенок – ее муж. Цветочница жила в старой, полуразвалившейся лачуге, и Маланча попросила хозяйку построить новое жилье. На деньги, вырученные от продажи цветов, они построили новый, просторный дом из трех комнат. В одной поселилась Маланча с ребенком, в другой – цветочница, а третья оставалась свободной. – Скажи, тетушка, а есть ли в этом городе школа? – спросила однажды Маланча цветочницу. – Конечно, – ответила женщина. – Есть школа при дворце, в ней учатся и царские дети, и дети горожан. С утра до вечера сидят сгорбившись и жужжат, как пчелы, да каркают, как вороны, пока не охрипнут, даже смотреть жалко. – Надо отдать туда Чандраманика – сказала Маланча. – Купите ему, тетушка, перо с чернильницей и отведите в школу. Чандраманик начал ходить в школу и возвращался оттуда весь испачканный чернилами. Теперь в свободной комнате он учил уроки. Маланча попросила цветочницу ухаживать за ребенком: мыть его, кормить и укладывать спать. А сама Маланча только готовила еду. Она старалась реже попадаться ему на глаза, чтобы он не принял ее за свою мать. Незаметно для своего маленького мужа она с любовью наблюдала за ним, смотрела украдкой, как он ест и играет. Так прошло еще семь лет. Правителем этой земли был царь по имени Дуд-хабаран. Его семь сыновей и дочь ходили в ту же школу, что и Чандраманик. И вот братья заметили, что их сестра стала хуже учиться. – В чем дело, Канчи? Нам кажется, ты стараешься, но почему ты стала плохо учиться? – спросили ее братья. – Взгляните, братья, – отвечала им Канчи, – как прекрасен этот юноша! Его лица сияет, как луна, а сам он похож на молодого бога. Говорят, что он сын садовника, но для меня в нем заключены все веды и пураны. По-моему, он – не простой человек. Эти слова встревожили братьев. – Надо сделать так, чтобы он больше не появлялся в школе, – решили они. Братья подозвали к себе Чандраманика и заявили ему: – Твое лицо и руки испачканы чернилами, и одежда у тебя грязная. Если ты завтра придешь в школу в таком виде, мы отдадим тебя палачу. А про себя братья подумали, что сыну садовника негде взять новую одежду и он больше в школе не появится. Домой Чандраманик вернулся весь в слезах. – Узнай, тетушка, почему он плачет, – попросила Маланча цветочницу. – Он говорит, – отвечала хозяйка, – что жить ему осталось конец дня и ночь, а утром его отдадут палачу. И цветочница рассказала Маланче, что случилось в школе. – Вот тебе деньги, тетушка, – сказала ей Маланча, – пойди и купи ему такую одежду, которой могли бы позавидовать даже царевичи. У Маланчи было много денег: она продала тот бриллиант, что нашла когда-то у себя во дворе. На следующий день царевичи поразились, когда увидели, в каких богатых и красивых одеждах пришел в школу Чандраманик. – Где он мог взять такую одежду, которой даже мы не имеем? – спрашивали они друг друга. – Ну, что вы теперь скажете? – спросила Канчи братьев. – Разве похож он на сына садовника? Царевичи подозвали Чандраманика и сказали: – Стыдись, сын садовника! Ты надел богатый наряд, а пришел пешком. В такой одежде ходить пешком нельзя! Если завтра тебя не принесут сюда в роскошном паланкине, мы отдадим тебя палачу. А про себя братья подумали, что теперь он в школу не явится. Одежду ему могли и подарить, а паланкин – дело другое. В паланкинах носят только знатных людей. Чандраманик опять пришел домой в слезах, разделся и бросился на пол, громко рыдая. Маланча послала цветочницу узнать, в чем дело, и та рассказала ей, что царевичи опять пригрозили ему палачом. – Почему? – удивилась Маланча. – Потому что он богато одет, а в школу ходит пешком, – отвечала хозяйка. – Вот тебе деньги, иди в город и найми самый дорогой паланкин, – велела Маланча. Долго искала цветочница паланкин, но никто из носильщиков не соглашался нести сына садовника. – Заплати носильщикам по десять золотых монет, и они согласятся, – сказала Маланча и дала хозяйке толстый кошелек. И вот Чандраманик прибыл в школу в самом богатом паланкине, под золотым балдахином – в таких носят только царей да вельмож. Позади него несли пустые паланкины, попроще. На улицах собрались толпы зевак, а школьники повскакали со своих мест и разинули рты от удивления. – Поглядите, братья, каким светом озарилась вся школа, – сказала Канчи. – Он точно драгоценный камень в золотой оправе. Вас семеро, а сестра у вас только одна; если вы не выдадите меня за Чандраманика, я покончу с собой. Крепко задумались братья: трудную задачу задала им сестра. – Вот что, сын садовника, – сказали они наконец. – Ты выполнил два наших условия. Теперь ты должен достать коня, и мы устроим состязание. Выиграешь его – твое счастье, а если нет, то мы отдадим тебя палачу. А про себя царевичи подумали: «Где уж сыну садовника ездить верхом! Как только он попробует сесть на коня, тут же с него упадет и разобьется насмерть». И снова Чандраманик пришел домой весь в слезах. – Что-то опять неладно, – сказала Маланча цветочнице. – Пойди узнай! Цветочница расспросила мальчика и доложила обо всем Маланче. – Делать нечего, – сказала Маланча. – Надо искать коня. Вот тебе, тетушка, деньги на расходы. Я вернусь через три дня. И Маланча стала ходить из одного края в другой, прошла двенадцать царств и в тринадцатом пришла в город, безлюдный, как пустыня. Дворцовые ворота были закрыты, двери всех домов заперты изнутри. Вся жизнь в городе замерла, потому что Пакширадж, любимый конь царя, взбесился, бегал по городу и убивал каждого, кто попадался ему. Когда Маланча узнала об этом, она воскликнула: – Где ты, о Пакширадж! Помнишь ли ты Чандраманика? Пакширадж услышал голос Маланчи и прискакал к ней. – Откуда ты знаешь Чандраманика, красавица? – спросил он. – Увижу ли я его когда-нибудь опять? – Пойдем со мной, Пакширадж, – сказала ему Маланча, и конь последовал за ней. – Кто эта девушка? Чандраманик умер много лет назад, но стоило ей упомянуть его имя, как взбесившийся конь сразу успокоился. Уж не чародейка ли она? – дивились жители города. – Пойдите и разыщите ее! – приказала царица служанкам. А Маланча шла и пела: «О царь, это тот самый конь, на котором ты ездил за двумя манговыми плодами. И у тебя родился сын, которого ты женил на дочери котвала. Это она уводит сейчас твоего коня. Осталось всего несколько дней до завершения двенадцати лет. И тогда ты обо всем узнаешь, но не теперь». И Маланча покинула город. – Что это? – спросил царь. – Я слышал голос Маланчи?! Это она усмирила коня и спасла город. Когда-то я жестоко покарал ее, приказал отрубить ей руки и уши. И вот теперь она вернулась. Отпирайте свои двери, горожане! Мать и братья Маланчи узнали ее и очень обрадовались, когда увидели, что уши и нос у нее снова на месте и походят на цветочные бутоны, пальцы, что цветы чампака, а зоркие глаза сияют, как звезды. – Маланча, Маланча! – закричали они и бросились за ней. Но Маланчи с Пакшираджем и след простыл. Царь разослал гонцов по всему государству на поиски невестки. Жену котвала пригласили во дворец и устроили в ее честь богатый пир. Царица ела вместе с матерью своей невестки и не боялась осквернить себя. Дни проходили за днями. Все с нетерпением ждали известий о Маланче. Тем временем в столице царя Дудхабарана в то утро, как обычно, протрубила раковина, и ученики заспешили в школу. Слова праведной женщины всегда сбываются. Маланча возвратилась домой с чудо-конем. Цветочница вышла ей навстречу и видит: глаза коня мечут огонь, уши стоят торчком, и вся земля дрожит от стука его копыт. – Возьми коня и оседлай его, – сказала ей Маланча. – Я готова сделать все, что хочешь, только не это. Я боюсь даже поглядеть в его сторону. – Не бойся его, тетушка, он тебя не тронет. – Нет, нет, я не могу. Делать нечего. Опустила Маланча голову и стала седлать коня. Так, не поднимая ни головы, ни глаз, она помогла своему мужу сесть в седло. Затем, завязала на конце своего сари несколько узлов и сказала коню такие слова: – Ты знаешь, что тебе надо делать, Пакширадж. Мой муж еще мальчик, и я вверяю его тебе. Весь день я буду развязывать один узелок за другим, и, как только развяжу последний, ты должен доставить его сюда. Когда Маланча подавала мальчику поводья, он увидел ее лицо. Маланча быстро наклонила голову и стала вытирать пыль с его башмаков. – Кто ты, прекрасная девушка? – спросил ее Чандраманик. – Ты всегда находишься рядом, но никогда со мной не разговариваешь. Ты готовишь мне еду, но не подаешь ее. Сегодня наконец я впервые увидел твое лицо, твои руки и ноги, а ты прикоснулась к моим ногам. Кем же ты мне доводишься? – Кто я, хочешь ты знать? Я – дочь котвала. И Маланча распустила волосы, будто желая привести их в порядок, и закрыла ими свое лицо. Потам выдернула нитку из своей одежды, быстро обмотала ее вокруг шеи коня и отпустила его. Пакширадж взвился в воздух и понесся как птица, а Маланча упала на землю и предалась печали. Семь царевичей замерли от удивления, когда Чандраманик подъехал к школе. – Смотрите, ведь это настоящий Пакширадж. Даже в наших конюшнях нет таких лошадей, – стали говорить между собой царевичи. – Где сын садовника взял такого коня? Как птенец, у которого отросли крылья, конь рвался вперед и в нетерпении бил копытами землю. Чандра-манику пришлось туго натянуть поводья. А царевичи не знали, как им теперь быть. «Раз мы сами предложили скачки, придется в них участвовать, – решили они наконец. – Даже если он и выиграет, мы все равно прикажем отрубить ему голову». – Послушай, сын садовника! – воскликнули царевичи. – Если ты посмеешь опередить нас, мы прикажем тебя казиить. Ты должен отвести коня на семь с половиной миль назад и начинать скачки последним. Началось состязание, и царевичи помчались вперед один за другим. Чандраманик выждал положенное время и отпустил поводья. Пакширадж взмыл в воздух и мигом обогнал все семь лошадей. – Нет, – закричали братья, – состязание еще не окончено! Мы скакали на восток, теперь поскачем на север. Чандраманик лишь улыбнулся в ответ. Они поскакали на север, а потом на юг, и всюду Пакширадж был первым. – Довольно, – сказали царевичи, – ты выиграл. Поедемте теперь во дворец. Чандраманик хлестнул Пакшираджа кнутом, и нитка, повязанная на шею коня Маланчамалой, оборвалась и упала на землю. Никто этого не заметил. Только Пакширадж сразу стал задыхаться и остановился у ворот дворца. – Кто этот юноша, выигравший гирлянду победы? – закричали собравшиеся. В золотой башне дворца сидела царевна Канчи, подобная золотой богине. Она первая увидела приближение Чандраманика и сбросила вниз свитую ею цветочную гирлянд | |
Сказка № 1450 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
I В октябре на низовьях вода стала медленно убывать. Однажды мать, поднимая сына с постели, сказала: – Вставай, Чандвинод, хорошенько умойся и иди в поле. Посмотри, не размыло ли там валки, а то уйдет вся вода. Слышишь, как громыхает в небесах? Похоже, гром снова призывает дождь пролиться на землю. Иди скорее, черные тучи покрыли небо, и гром гремит все сильнее. Вставай, сколько можно спать? Не успел Чандвинод подняться с постели, как начался страшный ливень. Вода затопила поля, и все работы там прекратились. Крестьянам грозило страшное бедствие – погибал урожай. Пришел ноябрь, и стало ясно, что осенний урожай уничтожен стихией. Рис стали продавать по полторы меры за рупию. В ноябрьские холода Чандвинод сильно простудился, и его била лихорадка. Мать испугалась за его жизнь. Она плакала дни и ночи и дала обет богине Дурге принести ей в жертву двух буйволов, если сын выздоровеет. Провидение сжалилось над юношей, и кризис миновал. Наконец по милости Лакшми, богини счастья, Чандвинод поправился, но к тому времени в доме не осталось ни зернышка риса, чтобы поднести в дар богине. Мать принесла серп и попросила сына сходить в поле. По дороге он срезал пять стеблей тростника и, весело напевая баромаши, направился к своему рисовому полю. И тут, к своему ужасу, он увидел, что осенние ливни погубили весь их урожай. Опечаленный, Чандвинод вернулся домой и рассказал матери о беде. Им грозил голод. Продав буйволов и заложив землю, они кое-как еще протянули несколько месяцев. Наступило время весеннего сева, а у них – ни земли, ни быков. В апреле, взяв клетку с соколом, Чандвинод решил пойти на охоту. В доме уже не оставалось даже рисовой пылинки. Со слезами на глазах проводила его мать, сокрушаясь, что не может накормить сына и дать ему еды в дорогу. Чандвинод видел то здесь, то там уже порозовевшие, клонившиеся к земле метелки риса нового урожая. Путь его лежал мимо дома сестры, и он зашел к ней. Сестра приготовила ему несколько порций бетеля, дала с собой табаку, узелок с поджаренным рисом и спелых бананов. Проводив брата, сестра долго еще стояла у ворот и смотрела ему вслед, пока он не скрылся из глаз. А Чандвинод с прирученным соколом продолжал свой долгий путь… Шло время. Наступили последние дни жаркого сезона, и сокол время от времени издавал пронзительный крик, радуясь приближающемуся муссону. Небо постепенно затягивалось тучами, и на землю ложились их темные тени. Оставшись одна, мать все время беспокоилась о сыне. Вот-вот должен был наступить период дождей, а Чандвинод все не возвращался. «Может, его укусила змея или разорвал тигр?» – думала бедная женщина, просыпаясь по ночам от малейшего шороха. Время близилось к полудню, когда Чандвинод подошел к одной деревне. На окраине ее был пруд, заросший тростником, а на берегу росли банановые деревья, огороженные густой колючей изгородью. Несмотря на усталость, Чандвинод залюбовался красивым видом. Около гхата, каменные ступеньки которого спускались прямо в воду, росло дерево-кадамба, сплошь покрытое цветами. Чандвинод прилег под этим деревом и заснул крепким сном. Солнце клонилось к закату, а он все спал и спал. Девушка по имени Малуа, придя к пруду за водой, была очень удивлена, увидев спящего юношу. «Кто бы это мог быть?» – подумала она. Спустившись на последнюю ступеньку, Малуа поставила возле себя кувшин и стала украдкой разглядывать незнакомца. Как он был красив! Солнце уже начало спускаться за горизонт, и вечер был готов уступить свое место ночи. – Что же, он так и будет спать под этим деревом? – забеспокоилась девушка. – Откуда он и где его дом? Неудобно будить его. Проснись, милый путник, проснись, – беззвучно шептали ее уста. – Не могу же я стоять здесь весь вечер! Если бы я могла, я разбудила бы тебя и показала дорогу к своему дому. А когда опустится ночь, как ты узнаешь, куда идти? Малуа наклонилась и стала бить рукой по воде. Но юноша все спал. – Как же разбудить его? – размышляла девушка. – Была бы здесь моя невестка, мы с ней что-нибудь придумали бы. Да и мать наверняка согласилась бы пригласить его к нам переночевать. А одна я совершенно беспомощна. Как мне жаль его, наверное, он заблудился. Малуа крепко прижала к себе латунный кувшин и прошептала: – О кувшин, помоги мне разбудить его! И она стала медленно наполнять кувшин водой. Звук льющейся воды разбудил Чандвинода и потревожил сокола, который громко закричал. Приподняв голову, Чандвинод увидел прелестную девушку с кувшином воды в руках. Ее распущенные, черные, как ночь, волосы доставали почти до пят, и вся она походила на свежий цветок-махуа. А какие у нее были глаза! Их взгляд мог бы свести с ума даже святого. – Я никогда еще не встречал такой красавицы! О чудный светильник, чей дом ты освещаешь? – прошептал юноша. – Что это – сон или явь? Расправь поскорее крылья, мой сокол, лети вслед за ней и разузнай, где она живет, кто ее родители, замужем она или нет. Посмотрев вслед девушке, он проговорил: – Оглянись назад, красавица, чтобы я мог еще раз увидеть сияние твоего луноподобного лица. Я поражен твоей красотой! Как мне теперь быть? И Чандвинод выпустил сокола из клетки со словами: – Лети домой и скажи моей матери, что Чандвинода растерзал тигр. Скажи, что ее любимый сын больше не вернется домой. Скажи это и моей сестре. А потом найди эту девушку и передай ей мои сокровенные мысли! Облик незнакомца, прекрасного, как месяц, растревожил девичье сердце и залил румянцем стыдливости ее нежные щеки. Ведь она только-только вступила в пору своей юности! Однако скромность не позволила ей задержаться на берегу, и она заторопилась домой. У Малуа было пять братьев. Их жены наутро встретили Малуа у порога ее комнаты и начали допытываться: – Почему, сестрица, ты вчера ходила за водой одна и вернулась оттуда сама не своя? Да и кувшин твой был наполнен водой лишь наполовину. С тобой что-то произошло? Ты так изменилась: вчера была словно бутон, а сегодня похожа на чудесный распустившийся цветок. Не скрывай от нас ничего, скажи, что с тобой случилось? Пойдем теперь к пруду вместе. Возьми с собой кувшин, слюдяной гребень и флакончик с душистым маслом. Мы расчешем твои черные волосы и надушим их маслом. И когда останемся одни, расскажешь нам все, ничего не тая. Ты вступила сейчас в такой возраст, когда уже пора думать о женихе. Даже мы, женщины, не можем удержаться от восхищения при виде тебя! – Почему вы не хотите пустить меня одну за водой? – спросила их Малуа. – Ты прелестна, как луна, – отвечали невестки, – и мы боимся, как бы демон Раху не проглотил тебя. – Я вчера простудилась, – сказала Малуа, – и плохо себя чувствую. Идите сегодня к пруду одни, я не пойду с вами. Невестки пошептались между собой и направились к гхату, а Малуа ушла в свою комнату. Хирадхар, отец Малуа, принадлежал к касте пахарей и был старостой деревни. Его большая семья жила в достатке. Боги даровали ему шестерых прекрасных детей. Обширные поля давали два урожая риса в год, просторные амбары ломились от зерна. В загоне стояли десять молочных коров и волы – для пахоты. В доме Хирадхара каждый год торжественно отмечались Дурга-пуджа и другие праздники. В дни поминовения предков угощали брахманов. Малуа сидела у себя и все думала, думала: «Откуда же пришел этот юноша, прекрасный, как молодой месяц? Какой это был чудесный миг, когда я увидела его у пруда! Он, видно, случайно попал в наши края, охотясь со своим соколом. Как бы мне хотелось самой стать соколом, чтобы быть все время возле него. Облака, с кем вы так громко переговариваетесь там, в небесах? Наступил уже июль, и потоки дождя залили землю, реки переполнились водой и затопили свои берега. Вокруг нет ни клочка сухой земли. Где же бедный юноша ночует в такую погоду? Если бы он зашел к нам, я попросила бы отца и он разрешил бы ему отдохнуть в нашем доме. Я разостлала бы для него красивую циновку и поднесла бы коробочку с бетелем». Прошли ночь, утро и весь следующий день, а когда снова наступил вечер, Малуа взяла свой кувшин и побежала к пруду, ничего не сказав невесткам. Косые лучи заходящего июльского солнца, пробиваясь сквозь облака, нестерпимо жгли тело. Но не за водой направилась девушка к пруду и не купаться. Два влюбленных сердца потянулись друг к другу! Малуа подошла к пруду и снова увидела под деревом-кадамба спящего юношу. Сокол подал голос из клетки, и Чандвинод открыл глаза. Посмотрев на ступеньки гхата, он увидел, что вчерашняя красавица снова набирает воду. – Послушай меня, девушка, – обратился к ней Чандвинод. – Я охотник, и зовут меня Чандвинод. А ты кто, красавица? Вижу, каждый день ты приходишь сюда за водой. Чья ты дочь? Ты замужем или нет? Если ты уже замужем, я в последний раз посмотрю на твое прекрасное лицо, уйду и никогда больше не вернусь. Вчера я увидел тебя здесь случайно, а сегодня нарочно пришел пораньше. Расскажи мне о себе. – Моего отца зовут Хирадхар, а мать – Ашама, – отвечала Малуа. – Вчера я видела, как ты спал здесь под деревом. Знаешь, девушке неприлично вести беседу с незнакомцем. Приходи в дом моего отца, и тебя там примут как гостя. Я вижу, ты бродишь по лесам с соколом в руках. Но где ты устраиваешься на ночлег в этой глуши? Здесь полно тигров и медведей, разве ты не боишься за свою жизнь? Этот пруд совсем зарос, а в глубоких норах по берегам живут черные змеи. Если одна из них ужалит тебя, ты умрешь. Мои родители известны своей праведной жизнью. У меня пять братьев и много родственников. Мы живем все в одном доме. Приходи к нам переночевать, только не ходи по той тропинке, по которой я сейчас пойду. Видишь ту дорожку, пройдешь по ней немного и увидишь большой дом, а рядом – пруд. Дом стоит лицом на восток, двери у него стеклянные. Вокруг много фруктовых деревьев и цветов. Если заблудишься, спроси, где дом деревенского старосты. Невестки подадут тебе на ужин вкусное карри. Приходи, приходи к нам сегодня, славный юноша! Малуа пошла домой, а Чандвинод взял клетку с соколом и направился по другой дороге. У дома Хирадхара он появился уже под вечер. Хозяин позвал сыновей и велел им принять гостя. Те принесли ему прохладной воды – умыться и омыть ноги, а их жены начали готовить ужин. Они разрезали на кусочки и зажарили съедобный корень-манкачу, сварили рыбу-кай, приправили ее джирой; приготовили тридцать шесть разновидностей карри, запекли вяленую рыбу в рисовом тесте. Когда все было готово, Чандвинод с братьями Малуа сели ужинать. Чандвинод ел с превеликим удовольствием. Затем подали различные сладости. После ужина гостя отвели в отдельную комнату, приготовили удобное ложе, а рядом положили красивый слюдяной веер и коробочку с бетелем. Утром Чандвинод распрощался с гостеприимной семьей, низко поклонился Хирадхару и его сыновьям и ушел. На обратном пути Чандвинод зашел к своей сестре и все ей рассказал. Конечно, он ни слова не сказал о своей любви, но сестра сердцем угадала его сокровенные мысли. Вернувшись домой, Чандвинод долго не решался поговорить с матерью о женитьбе. Миновал июль, потом август и сентябрь, и, не в силах более сдерживать свои чувства, он рассказал друзьям о своих страданиях. Это дошло до матери Чандвинода, и она послала к Хирадхару сватов. Родители Малуа, как только ей исполнилось двенадцать лет, стали присматривать ей жениха. Одежды, которые она носила до сих пор, стали ей коротки. Она старательно натягивала на грудь край своего сари, однако оно не могло скрыть от посторонних глаз приметы расцветающей юности. Соседи с доброй улыбкой смотрели на нее и шутили: – Смотрите, этот прекрасный бутон уже распустился! В июле Хирадхару некогда было думать о свадьбе дочери. Следующий месяц оказался неблагоприятным: если бы Малуа вышла замуж в августе, она бы осталась вдовой. В сентябре, согласно обычаю этих мест, вообще нельзя проводить никаких празднеств. В октябре все заняты приготовлениями к Дурга-пудже, какая уж тут свадьба! С приходом ноября Хирадхар стал ждать появления жениха, прекрасного, как бог войны Карттикея. Предложений было много, но ни одно не устраивало отца; Харидхар надеялся, что в декабре, когда поля стали золотыми от спелых метелок риса, для его дочери найдется жених под стать богатому урожаю. Но такой жених не объявился. В январе все покрылось плотным туманом, и, по местным обычаям, в этом месяце свадеб не проводят. Наконец, в феврале к Хирадхару пожаловало много сватов. У купца Шонадхара из Чампаталы был единственный сын, красивый, как Карттикея. Семья была богата и владела крупным наделом земли, но Хирадхар отказал им, считая, что купеческий сын не ровня его дочери. Приехал сват даже из далекого Дигхалбати. – Семья жениха большая и богатая, – рассказал он. – У них много скота и земли, они снимают богатые урожаи риса и выгодно его продают. Но Хирадхар не принял и этого предложения. Ходили слухи, что семья была замешана в какой-то истории. Поступило предложение из Сусунга. Там и семья была уважаемая, и дела у нее шли неплохо: отец торговал рисом и имел четырех взрослых сыновей. У них были лодки, быки для боев и много ценного имущества. Но Хирадхар нахмурил брови и ответил: – У одного из их предков была проказа, я не могу отдать дочь в эту семью. Когда все предложения были отвергнуты, пришел сват от матери Чандвинода. Хирадхар подробно расспросил о родителях жениха, о его доме и родственниках. Жених был красив, принадлежал к почитаемой касте, отец его славился мудростью и трудолюбием. – И все же я не могу отдать дочь в этот дом, – рассудил Хирадхар. – Земли у них мало – негде даже рассыпать рис для просушки, и дом почти развалился, крыша течет. Как там будет жить моя дочь в сезон дождей? Она из богатой семьи и привыкла к достатку, а там нет даже горсти риса, чтобы принести в жертву богине урожая. Моя дочь не всегда довольна и шелковым сари, как она будет ходить в рванье? Нет, не могу я дать свое согласие! Сват вернулся и передал матери Чандвинода слова Хирадхара. Она была огорчена таким ответом. «Провидение не хочет исполнить желание моего сына, – думала она, – но что поделаешь?» А Чандвинод, узнав об отказе, решил отправиться в дальние страны, чтобы попытать счастья. – Я все обдумал, – сказал он матери. – Не пристало такому здоровому и крепкому юноше, как я, сидеть без дела. В доме нет ни денег, ни риса, как мы можем поддержать честь нашей семьи? Разреши мне поехать на заработки. Он взял прах от ног матери, завязал в узелок немного вареного риса и зеленого перца и отправился в путь, прихватив с собой клетку с соколом. Бедная мать стояла у ворот и смотрела вслед сыну. Когда он скрылся в зарослях бамбука, она вытерла слезы и медленно пошла в дом. Примерно через год прибежала к ней соседка и закричала: – Пришел конец твоим тревогам! Иди скорее встречать сына. Счастливая мать выбежала на порог и увидела сына, идущего по тропинке к дому. Соколиная охота была на этот раз очень удачной. Диван-сахиб, правитель этого края, остался очень доволен искусством Чандвинода и наградил его двадцатью бигхами земли, не считая других наград и подарков. На берегу реки Шутия Чандвинод возвел большой, красивый дом под восьмискатной крышей, тростниковые стены дома закрыл красивыми плетеными щитами, крышу покрыл тростником-улу, двери украсил красивой резьбой в виде крыльев зимородка, перед домом он вырыл пруд и наполнил его прозрачной, свежей водой. Соседи только головами качали: – Посмотрите на этого счастливчика: за один год так разбогател, что купил себе даже слона! Видно, богиня Лакшми благоволит к этому дому. Весть о возвращении Чандвинода быстро разнеслась по округе, и теперь уже сам Хирадхар послал к нему сватов. Было решено сыграть свадьбу в марте. Обсудили все детали и послали за астрологом. Тот заглянул в свой календарь, определил наиболее благоприятное положение планет и назвал точный день и час для брачной церемонии. Свадьбу, по обычаю, проводили в доме тестя. Все было очень торжественно. Чандвинод ехал на разряженном коне, впереди шли музыканты с барабанами и флейтами. Жениха сопровождали родственники и друзья. В небо пускали ракеты и огненные шары. Возле дома Хирадхара навстречу им вышли женщины, чтобы с почетом встретить жениха. Они благословляли его, дули в большие морские раковины, пели и били в барабаны. Мать невесты со старшими родственницами обходила дом за домом, испрашивая у соседей для дочери шохаг – благословение и пожелание супружеского счастья. Мать несла на голове большое плоское блюдо, прикрыв его концом своего сари. В блюде были подношения богине счастья Лакшми: горстка первосортной рисовой муки, три щепотки пыли со двора своего дома, несколько кусочков корня куркумы, топленое масло и цветные порошки. С этим блюдом она ходила от дома к дому, а сзади шли девушки и распевали свадебные песни. Затем она налила в чашу чора-пани для невесты и стала молиться о ее счастье. А чтобы дочь покорила сердце своего мужа, мать прикоснулась с молитвой к священному дереву-мана. Потом совершили нанди-мукху и другие обряды, после чего свадебные церемонии подошли к концу. Вечером невеста и жених стали играть в кости. Чандвинод все проигрывал и проигрывал, и игра затянулась до утра. А следующая ночь была каларатри, когда муж и жена не должны встречаться. Наконец наступила шубхаратри. Чандвинод вошел в брачную комнату, где горел маленький светильник, и прилег на ложе. В тот миг, когда ресницы его буквально смыкались, перед ним предстала новобрачная. Он замер от восхищения, сон как рукой сняло. Он взял ее за руки и стал говорить ей о своей любви, потом отвел с лица воздушное покрывало. В полумраке комнаты будто заблистал золотой самородок – так прекрасно было ее лицо с крутыми дугами темных бровей. Распущенные волосы спускались до самых пят, и он стал играть темными локонами, любуясь их красотой. Но Малуа испуганно отстранилась и прошептала: – Что ты делаешь, властелин моего сердца? Ни одна из моих невесток не спит, и все они сгорают от любопытства. Видишь, как через щели этих тростниковых стен они устремили на нас свои любопытные взоры? Я боюсь даже пошевелиться, чтобы не зазвенели мои украшения. Завтра невестки своим смехом поднимут на ноги весь дом и будут подшучивать надо мной, словно я в чем-то виновата. Подожди, мой повелитель, подожди еще немного… Они погасили свет и легли спать порознь. Так прошла их «благоприятная ночь». Утром, когда Малуа поднялась с постели, Чандвинод уже сидел во дворе и умывался прохладной водой, припасенной с вечера. В тот день он увозил новобрачную к себе домой. Мать, тетка и все родственницы горько плакали, прощаясь с Малуа. – Милая моя доченька, я растила тебя столько лет с такой любовью, а теперь ты нас покидаешь и уходишь в другую семью, – причитала мать. Отец тоже утирал слезы и что-то бормотал про себя. – Ну довольно, пора собирать их в дорогу! – сказали наконец соседи. На прощание мать обняла Малуа и сказала: – Тебе плохо было в родительском доме, доченька, мало мы тебя лелеяли-холили. Пришло нам время проститься. Будь счастлива в новой жизни. Веди себя так, чтобы никто не мог упрекнуть тебя ни в чем. Чтобы дорога была благополучной, Чандвиноду преподнесли чашу с дахи, и он сделал несколько глотков. Затем он низко поклонился тестю, теще и всем свойственникам. Наконец они тронулись в путь. Что ты медлишь, мать Чандвинода? Приготовься, идет твой сын с молодой женой. И ты, тетушка Чандвинода, раскрывай поскорее золотой зонтик, чтобы подержать его над головами молодых! Мать вышла им навстречу и стала осыпать новобрачную рисом и молодой травой. Чандвинод почтительно взял прах от ног матери. Она обняла его и сказала с любовью: – Как ты побледнел и осунулся за дорогу, сынок! Молодую невестку мать приняла, как богиню Лакшми. Около новобрачных поставили сосуд со священной водой из Ганги, и женщины, распевая песни, стали дарить Малуа золотые и серебряные украшения. Сердце матери трепетало от счастья, недаром говорится: «Дом красен цветником перед его окнами, а семья – новобрачной». Исполнилась давняя мечта матери, ей нечего больше было желать. После свадьбы все пошло своим чередом, и семья Чандвинода зажила дружно и счастливо. II А теперь расскажем о другом периоде жизни Чандвинода, полном тяжелых и горьких испытаний. Кази близлежащего города, которому подчинялись все окрестные деревни, был человек злой и порочный. Он обладал неограниченной властью, водил дружбу с ворами и убийцами, а честных людей преследовал. Напрасно было ждать от него справедливости. Он не различал добро и зло. Стоило какой-нибудь девушке или замужней женщине понравиться ему, и он насильно ее увозил. Однажды кази проезжал верхом мимо пруда и увидел там Малуа, которая набирала воду. Ее красота ошеломила кази, и он, приподнявшись в стременах, уставил на нее свой ненасытный взор. Волнистые волосы Малуа, ниспадающие до самой земли, ее прекрасное лицо, похожее на горный цветок-махуа, дивный взор и пленительная походка поразили кази, и в нем вспыхнула сатанинская страсть. С этого дня он стал проезжать здесь каждый день, и желание овладеть Малуа росло и росло, пока он совсем не обезумел от страсти. Он долго думал, как быть, и наконец решил поехать к женщине по имени Нетай, которая всегда приходила на помощь тем, кто хотел совратить чужую жену. В молодости она слыла беспутной женщиной. Теперь, когда молодые годы были позади, она оставила прежнее занятие и редко выходила из дома. Нетай занималась тем, что сбивала с пути честных женщин. Когда кази пришел к ней, она усадила его на почетное место и смиренно спросила: – Что привело вас в мой дом? Чем я заслужила эту милость? – Помоги мне осуществить одно мое желание, – ответил ей кази. – Если то, что я задумал, исполнится, обещаю закрыть глаза на все твои преступления, прошлые и будущие. Тебе нечего будет опасаться, ты станешь свободной, как дикая кобылица, и сможешь делать что твоей душе угодно. Я велю заново покрыть крышу твоего дома и дам столько денег, сколько ты попросишь. А дело вот в чем. Недавно я проезжал мимо ближней деревни и увидел у пруда молодую женщину необыкновенной красоты. Она – жена Чандвинода, которого я теперь считаю своим заклятым врагом. Разве нет в этом краю настоящей пчелы, если на такой чудесный лотос сел паршивый навозный жук? Ты должна под каким-нибудь предлогом пойти к ним в дом и передать ей наедине мое послание. Скажи, что я готов осыпать ее золотом, украсить шею жемчугом, подарить все, что только она пожелает. Скажи, что я схожу по ней с ума. Если она согласится стать моей женой, я сделаю всех остальных жен своего гарема рабынями ее желаний. Я одену Малуа в парчу и шелк, она будет спать на золотом ложе, как царица, и носить на груди ожерелье из золотых монет. Ее натх засверкает бриллиантами, а кувшин, с которым она ходит за водой, будет украшен золотом. Когда кази уехал, старая Нетай стала думать, как получше устроить это дело. Однажды заглянула она в дом к Чандвиноду и завела с его матерью такой разговор: – Чем ты сейчас занимаешься, сестрица? Вот зашла к тебе, давно не виделись. Слыхала я, что жена у твоего сына – красавица из красавиц, а видать не видала. Как бы мне на нее посмотреть? С тех пор Нетай стала часто наведываться к ним и однажды застала Малуа возле пруда одну. Пользуясь случаем, она передала ей все, что говорил кази: – Какая ты красавица, Малуа! Ты цены себе не знаешь. Слушай, что я тебе скажу: кази – великий судья всего этого края, он знатен и богат. Твоя красота свела его с ума, и для тебя он готов на все. Если ты согласишься выйти за него замуж, он сделает всех остальных своих жен рабынями твоих желаний. Он оденет тебя в парчу и шелк, подарит ожерелье из золотых монет. Твой натх будет сверкать бриллиантами, а кувшин для воды будет украшен золотом. И спать ты будешь, как царица, на золотом ложе. Услышав речи старухи, Малуа не на шутку испугалась. Наполнив кувшин водой, она побежала к дому, но Нетай увязалась следом. Свекрови дома не оказалось, и Малуа волей-неволей пришлось терпеть присутствие старой карги. Когда же она снова начала ее искушать, Малуа вся задрожала от гнева: – Слушай, старуха, вот что я тебе скажу! Сейчас моего мужа нет дома, а если бы он был здесь, я сломала бы метлу о твою седую голову. Твоя молодость давно уже миновала, и смерть стучится в твои двери. В прошлом ты вела распутную жизнь и хочешь, чтобы все женщины походили на тебя. Скажи своему кази, что мне нет до него никакого дела! Пусть жены из его гарема выходят замуж по семь раз, если им это нравится; у нас, индусов, это не принято. Для меня мой муж – царь всех царей, величавая вершина горы, прекрасная луна, освещающая землю своим сиянием. Распутник-кази не стоит даже мизинца моего мужа, можешь передать ему это! Он для меня теперь смертельный враг. Если он осмелится ко мне приблизиться, я скажу все это ему в глаза и швырну в лицо вот этот веник. Да будет мой муж здоров и да продлится его жизнь сотню лет! Он для меня дороже всего на свете, а все золото кази для меня ничего не значит. Прошу тебя, уходи отсюда и никогда больше не переступай этого порога! Ничего не добившись, Нетай пошла к кази и все ему рассказала. Он разъярился и решил мстить. Чандвиноду был послан указ, в котором говорилось, что он должен в течение семи дней уплатить свадебный налог. «Ты женился шесть месяцев назад и до сих пор не уплатил налог дивану. Если ты в течение недели не погасишь долг, твой дом и вся твоя собственность будут конфискованы». Чандвинод растерялся: ему следовало уплатить пятьсот рупий, собрать таких денег он не мог. Через неделю пришел повторный указ, а затем на дом Чандвинода кази приказал повесить флаг. Это означало, что дом, земля и вся его собственность конфискованы. Спокойная и счастливая жизнь Чандвинода разом оборвалась. Из амбаров вывезли весь рис, и семье нечего стало есть. Чандвинод продал буйволов, потом коров, и скоро у него ничего не осталось. «Придется нам теперь жить под каким-нибудь деревом, – размышлял Чандвинод. – Но как же мне быть с моей дорогой Малуа и с моей старой матерью?» Чандвинод понимал, что долго так продолжаться не может, и однажды сказал жене: – Милая Малуа, бери мою мать и идите с ней к твоему отцу. Ты – единственная сестра у своих пятерых братьев, которые нежно тебя любят. Привыкнув к богатой и обеспеченной жизни, ты не сможешь жить в бедности. У родителей тебе будет хорошо. Сам я привык к тяжелой жизни и останусь здесь. А тебе-то зачем страдать? – Где бы ты ни жил – в лесу, под соломенной крышей или под тенью дерева, там теперь и мой дом, – с нежностью отвечала ему Малуа. – Если я выпью несколько капель чаранамриты – воды, коснувшейся твоих ног, – это будет для меня эликсиром жизни. Я не хочу жить, как царевна, в доме отца. Еды мне много не надо. Не страшны мне никакие лишения, лишь бы ты был рядом со мной. Ни за что не оставлю тебя одного! Чандвинод хотел было отправиться в чужие края на заработки, но Малуа всеми силами противилась этому. – Я не могу отпустить тебя, не могу жить без тебя, – говорила она. – Если ты меня не послушаешь и уедешь, я уморю себя голодом. Прошу тебя, возьми меня с собой. Я буду спать под деревьями, постелив под голову край своего сари, буду собирать для тебя лесные плоды и делить с тобой все радости и горести! Июль они прожили на те деньги, которые Малуа выручила за свой натх. В августе она продала свое жемчужное ожерелье, в сентябре были заложены браслеты, в октябре – шелковые одежды, а в ноябре ей пришлось продать свои любимые серьги. Теперь все, что она имела, было продано или заложено. Малуа ходила в рваной одежде, едва прикрывавшей ее тело. Часто они не ели по целым дням. У них не осталось даже горсточки риса, чтобы совершать ежедневное подношение богине урожая. Настало время, когда их единственной пищей стали травы и коренья. Малуа смотрела на бледные лица мужа и свекрови, и сердце у нее обливалось кровью. Сама она могла не есть целыми днями, но горше всего было то, что нечем было кормить мужа и свекровь. Настал день, когда она готова была идти по домам и просить милостыню. Узнав об этом, Чандвинод ничего не сказал ни жене, ни матери и тайком уехал на заработки в декабре. В это тяжелое для Малуа время кази опять направил к ней сводню Нетай. – Милая девочка, кази снова послал меня к тебе, – вкрадчиво начала старуха. – Зачем тебе страдать из-за других? В доме кази ты будешь есть из золотых блюд. А сейчас ты голодаешь, ведь у вас нет ни горсточю риса. Сколько же тебе терпеть лишения? Где это видано, чтобы дочь богатого человека работала батрачкой, жала рис и пряла на чужих людей? Твое тело едва прикрыто рваным тряпьем, в носу и в ушах нет никаких украшений. Послушай моего совета, выходи за муж за кази и переходи жить в его дом! Старуха сыпала соль на раны молодой женщины. Глаза Малуа вспыхнули гневом и стали похожи на маленькие угольки. – Мой муж сейчас далеко, – отвечала она, – не стоит мне подумать о нем, как мне сразу становится легче. Лучше я буду убирать чужой рис или ходить с протянутой рукой, чем получать благодеяния из рук кази. У меня пять братьев. Скажи я им, и они отрежу тебе нос, а гнусному кази – уши, размозжат ваши головы о камни. Вот погоди, я напишу им письмо! И опять старуха вернулась ни с чем. Когда слухи о бедственном положении Малуа дошли до ее матери, она послала за ней своих сыновей. Увидев братьев, Малуа заплакала. Зарыдали и они – Ты – наша единственная сестра, – говорили они ей. – Ты нам дороже всего на свете. Мы нашли тебе как нам казалось, достойного мужа. В том, что случилось с вами, виновата судьба. У наших жен много украшений, а у тебя, дорогая сестра, нет ничего. Твоя одежда износилась, и ты спишь на голой земле. До двенадцати лет, милая сестра, ты жила у нас без забот и горя, и никто не заставлял тебя ничего делать. Мать ждет не дождется твоего возвращения. Она приготовила для тебя твою комнату с мягкой постелью, достала слюдяное опахало, повесила на окна кружевные занавески. Разве это не насмешка судьбы: у нас дома полным-полно всякой еды, мы кормим каждый день нищих и странников, а наша единственная сестра голодает! Если бы ты знала, сколько разных вкусных блюд наготовила для тебя мать! С тех пор как нам стало известно о твоем горе, она не спит, не зажигает огня в очаге и светильников в доме. Завтра утром мы пришлем за тобой паланкин. Мать умрет с горя, если не увидит тебя Не переставая плакать, Малуа отвечала им кротко и нежно: – Как рассказать вам про мое горе, дорогие братья, как передать страдания моего сердца? Вы сами дали согласие на то, чтобы я уехала сюда, в этот дом, вам нравился мой муж. Я ни в чем вас не виню, ведь нельзя избежать предначертаний судьбы. Я решила остаться в этом доме: он для меня больше чем храм, это мой Варанаси, мой Вриндаван. А вы возвращайтесь домой, к матери и отцу. Теперь я должна заботиться о моей убитой горем свекрови. Передайте матери, что я не могу оставить свекровь. Ваши жены позаботятся о матери, а у моей свекрови нет никого, кроме меня. Братья вернулись домой и рассказали родителям, почему Малуа не хочет возвращаться домой. Малуа вместе со свекровью продолжали батрачить у чужих людей. Так прошел январь и февраль. В марте и апреле Малуа надеялась получить какие-нибудь известия от своего мужа. В мае созрели манго; вороны и грифы, сидя на деревьях, пронзительно каркали целыми днями. Но от мужа по-прежнему не было никаких вестей. В июне, когда зашумели ливни, загрохотал гром и засверкали молнии, Малуа день и ночь думала о муже и ждала встречи с ним. В июле все готовились к пудже в честь Моноши-дэви, и Малуа казалось, что муж вот-вот появится. Но прошел июль, затем август, и наступил сентябрь. Приближалась Дурга-пуджа, и люди не могли думать ни о чем другом. Но надежды Малуа снова не оправдались, муж не пришел даже к этому большому празднику. Как грустно выглядел в дни Дурги-пуджи их дом, в котором не было гостей. Когда наступил октябрь, Чандвинод наконец вернулся домой с деньгами, заработанными за год. Он подошел к матери и положил перед ней туго набитый кошелек. Уплатив налог дивану, он вернул себе всю собственность, восстановил свой красивый дом под восьмискатной крышей, обзавелся имуществом и скотом. Но самое главное – он снова был с Малуа, и она рассказывала ему в долгие осенние ночи все, что пережила за время его отсутствия. Сладки мед и сахар! Сладки воды священной реки! Еще слаще сок кокосового ореха, холодный и освежающий. Сладки радостные дни, наступающие после несчастья. Сладко вновь обрести то, что считал потерянным навсегда. Сладко матери брать на руки своего ребенка, но слаще всего на свете встреча двух любящих после разлуки! Казалось бы, все беды позади и небеса над головой Чандвинода прояснились. Однако хитрый и жестокий кази снова замыслил против него зло. Чандвинод получил теперь новый указ: «Высокочтимый диван-сахиб изволил узнать, что в твоем доме живет женщина необыкновенной красоты. В течение недели, считая сегодняшний день, ты должен послать свою жену во дворец досточтимого дивана. Если ты этого не сделаешь, поплатишься своей жизнью». Прочитал указ Чандвинод и поник головой, словно олень, попавший в лапы тигра. Прошла неделя, и в дом Чандвинода явился стражник, связал ему руки и ноги и потащил к кази. – Негодяй, ты не подчинился моему указу, – закричал на него кази, – и все еще держишь красивую женщину в своем доме. И, обернувшись к страже, приказал: – Отведите его на торфяное болото и закопайте заживо, а жену доставьте во дворец досточтимого дивана Джахангира. Стражники схватили Чандвинода и повели на торфяное болото. – Дорогой сыночек! – рыдала мать. – За что судьба обрекла тебя на такую жестокую смерть? Малуа всеми силами старалась успокоить свекровь, а сама обливалась слезами. Запиской она известила своих братьев, что по приказу кази Чандвинода должны закопать на болоте заживо. Эту записку она послала в дом отца с соколом. Братья немедля помчались на торфяное болото и успели вовремя: стражники уже вырыли яму для Чандвинода. Братья освободили зятя, а стражников поколотили. Потом они пошли к Малуа. Увидев их, мать Чандвинода горько заплакала. В ее доме уже не было самого дорогого сокровища: злой Раван похитил Ситу – верную подругу Рамы. Золотая клетка осталась на месте, но любимый попугай улетел! Братья онемели от горя. А Чандвинод, как безумный, кинулся к соколу: – Скажи мне, мой старый и верный друг, где сейчас Малуа?. Малуа сидела во внутренних покоях дворца диваи-сахиба и плакала. Для нее было приготовлено роскошное ложе, но она оставалась на голом полу. Вокруг нее с блюдами, наполненными разными яствами, суетились слуги. Сам диван-сахиб подошел к ней и стал уговаривать, чтобы она поднялась с пола и хоть немного поела. – Не делай меня самым несчастным из всех живущих на свете, – говорил он. – Отведай, что тебе нравится, и ложись отдыхать. Ты будешь иметь все, что захочешь. Из Дели тебе привезут самые лучшие сари, я прикажу сделать тебе украшения из чистого золота и окружу вниманием и заботой. В моем дворце сотни слуг и служанок, они все будут рады выполнить любое твое желание. Ты будешь возлежать на этом прекрасном ложе, и я, твой покорный слуга, буду стоять рядом и развлекать тебя. Малуа дрожала от страха, как лань, попавшая в когти к тигру. С плачем отвечала она диван-сахибу: – Я дала обет воздержания на двенадцать месяцев, из которых девять уже прошло. Через три месяца кончается время моего обета. Я молю не прикасаться ко мне до тех пор. Я не буду есть пищу, приготовленную другими, не буду пить здесь ни капли воды. Я сама буду готовить себе еду из риса и овощей и не возьму в рот ни щепотки соли. Постелью мне будет служить край моего сари. Все это время я не взгляну ни на одного мужчину и не позволю никому приблизиться к себе. Прошу тебя, досточтимый диван-сахиб, не входить ко мне три месяца, а потом я подумаю над твоим предложением. А если мне не дадут соблюсти обет, я отравлюсь. Прошел месяц, потом другой, а на исходе третьего в комнате Малуа появился диван-сахиб. Несчастная затрепетала от страха. – Видишь, я выполнил твою просьбу. Теперь ты можешь подняться с пола и занять это ложе. Прими меня в свое сердце с радостью как своего супруга. Я готов сделать для тебя все, даже освободить твоего мужа. – Если бы ты знал, досточтимый диван-сахиб, – сказала Малуа, – сколько горя перенесла я от рук коварного кази. Ни за что ни про что он убил моего мужа. Как ты можешь надеяться, что я отдам тебе свое сердце до того, как буду отомщена? Как я могу забыть зло, которое причинил мне кази? Моего мужа закопали заживо в торфяном болоте. Услышав это, | |
Сказка № 1449 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Жил когда-то в деревне Канир-бари заклинатель змей по имени Мунир. Все знали, что он умеет исцелять от змеиных укусов, и люди издалека приходили к нему за помощью. Мунир брызгал целебной водой, шептал какие-то таинственные слова, и человек, считавшийся обреченным, поднимался на ноги и шел домой. При всем том он никогда не брал деньги за лечение, а если кто-нибудь настаивал, говорил: – Иди и отдай эти деньги тому, кто нуждается в них больше меня. Мунир жил просто, довольствуясь малым. Урожай с небольшого участка земли, который он унаследовал от отца, давал ему самое необходимое. Все любили его за бескорыстие. Однажды бедняка из соседней деревни укусила на берегу Ганги ядовитая змея. Он упал и пролежал без сознания несколько часов. Наконец случайные прохожие наткнулись на него и принесли домой. Возле жалкой лачуги бедняка собрались почти все жители деревни. Они пробовали разные средства, чтобы удалить яд из тела несчастного, но ничего не помогало. – А не позвать ли к нему Мунира? – предложил один из крестьян. Все согласились, и в деревню Канир-бари был направлен посланец. Мунир прибыл быстро и сразу принялся за работу. Но, несмотря на все его искусство, больной не подавал признаков жизни. Снова и снова предпринимал Мунир попытки, но безуспешно. Тем временем яд сделал свое дело, и бедняк умер. Потрясенный неудачей, которая была едва ли не первой в его жизни, Мунир бессильно опустился на землю. Он понял, что не смог противостоять судьбе. В это время из хижины раздался плач ребенка. – Чей это ребенок? – спросил Мунир. – Это дочь умершего, – ответили ему. – А где же ее мать? – Она умерла в родах. Этот бедняк один выхаживал девочку после смерти жены. – И у нее больше никого нет? – Да вроде нет. – Кто же теперь возьмет девочку? – спросил Мунир. Никто из жителей деревни, влачивших жалкое существование, не решился на это. Один за другим бедняки стали расходиться, и возле хижины остался один Мунир. Он зашел внутрь взглянуть па ребенка: в углу на куче тряпья лежала девочка, одинокая н беспомощная. Смерть ее отца означала смерть и для нее… Муниру стало жалко ребенка. Он взял девочку на руки и, почти не сознавая, что делает, унес с собой. И хотя Мунир был человеком добрым и отзывчивым, он не доверял женщинам. – На женщин полагаться нельзя, – говорил он. – Они лживы, а их любовь непостоянна. Избави меня бог от такого зла. Однако теперь, движимый состраданием, он забрал девочку к себе. В первые дни у Мунира было много хлопот с ребенком, и он проклинал себя за свою опрометчивость. – Ну что я за дурень? – говорил он себе. – Прожил беззаботно сорок лет, а тут взвалил на себя такую ношу. Постепенно Мунир становился менее угрюмым. Он привык к девочке, играл и разговаривал с ней. – Какое имя тебе дать? – спрашивал он девочку. И назвал ее Манджурма, что значит «Ниспосланная». С годами его любовь к девочке становилась все сильнее. Он нежно заботился о ней, она была теперь единственной радостью в его жизни. Когда девочке исполнилось пять лет, Мунир начал приносить ей куклы и подолгу смотрел, как она играет одна, а иногда вместе с соседскими детьми. Дом его наполнился веселым детским смехом. Он больше не чувствовал себя одиноким. Среди детей, с которыми играла девочка, был семилетний мальчик по имени Хасан. Они подружились и проводили много времени вместе. У Хасапа были большие блестящие глаза и темные вьющиеся волосы. А когда Манджурма и Хасан повзрослели, нежность, связывавшая их в детстве, переросла в любовь. К пятнадцати годам Манджурма стала красивой девушкой. Она выполняла всю работу по дому, готовила пищу и заботилась о Мунире. Когда она грациозно двигалась по дому, занятая нехитрыми домашними делами, Мунир украдкой наблюдал за ней и радовался каждому ее движению. Она была словно молодая кобылица, горячая и пугливая. А Хасан превратился в ладного и умного юношу. Он был влюблен в Манджурму, как и она в него. Девушка лелеяла мечту, что придет время и Хасан станет ее мужем. Подобные же мысли владели и Хасаном. Они часто встречались потихоньку от всех у реки, куда Манджурма ходила за водой. Наконец настал день, когда Мунир понял: надо отдавать девушку замуж. Эта мысль повергла его в уныние. Он становился все угрюмее, все задумчивее и почти перестал есть и спать. «Манджурма изменила всю мою жизнь, – думал он. – Теперь я живу, как все люди. Что станет со мной, если она покинет меня? Я не смогу жить без нее!» И в один прекрасный день он объявил Манджурме, что станет ее мужем. Что она могла ответить ему на это? Ей показалось: что-то словно угасло у нее внутри. И вот Мунир женился на Манджурме. Никто не увидел в этом ничего дурного, но для Манджурмы все будто покрылось мраком. Со стороны казалось, что она спокойно приняла свое новое положение, но на самом деле она чувствовала себя скорее мертвой, чем живой. – У меня отняли любимого, – горько жаловалась она на судьбу. – Каждый вечер он ждет меня у реки на тропинке, где мы встречались с ним, каждый вечер играет на флейте, чтобы напомнить мне о нашей любви. Его музыка так печальна, что мое сердце разрывается от муки. – И она заливалась горючими слезами. Однажды, через несколько недель после женитьбы, заклинателя позвали к человеку, которого укусила змея. Деревня, где это произошло, находилась в двух днях пути от Канир-бари. Мунир дал молодой жене наставления, как ей вести себя в его отсутствие, и уехал. Вечером того же дня Манджурма пошла к реке на свидание к своему возлюбленному. Хасан был вне себя от счастья. Обнявшись и не обращая внимания на людей, они пошли в дом Мунира. Три дня и три ночи провели они вместе, не уставая говорить друг другу о своей любви. На исходе третьего дня они решили бежать из деревни. Глухой ночью молодые люди покинули дом и пошли куда глаза глядят. Много дней шли они, не замечая тягот и опасностей пути. Они падали от усталости, не имели ни крова, ни пищи, но все терпели во имя своей любви. Они пересекли много долин и рек, лесов, кишащих диким зверьем, но все шли и шли до тех пор, пока деревня Канир-бари не осталась далеко позади. Через день после их ухода Мунир возвратился домой. Ему не терпелось увидеть свою молодую жену. Дверь дома была распахнута. Все в доме оставалось на месте, не было только Манджурмы. Мунир искал ее в доме и вокруг него, но не нашел. Устав после дальней дороги, он присел на кровать и стал дожидаться жену, думая, что она отлучилась ненадолго. Прошло десять минут, полчаса, час, но она все не приходила. Наконец он понял, что Манджурма сбежала с другим. От этой мысли Мунир обезумел. Он больше не мог ни минуты оставаться в доме и выскочил из него с диким криком: – Манджурма, Манджурма! Он обошел все места, где могла быть Манджурма, зная заранее, что поиски напрасны. – Она была красива, как богиня, – бормотал он, – чиста, как вода горного ручья. Она ни в чем не виновата. Это он соблазнил ее сладкими речами и увел от меня. О, я убью его! Поздно ночью Мунир снова пришел к реке, к тому месту, куда приходил уже много раз, измученный и обезумевший от горя. Он все еще не терял надежды найти свою Манджурму. Внезапно ему почудились две тени, движущиеся на другом берегу реки. – Манджурма, Манджурма! – закричал он в страстном порыве. – Я иду к тебе, подожди меня, любимая! С этими словами Мунир бросился в быстрые воды реки, и они поглотили его навсегда. | |
|