Сказка № 4403 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Охота на Чучу была разрешена только три дня в году. Вообще-то от Чучи вреда никакого не было. Бродила она по лесам соседним и пригоркам, в речках купалась, а что она кушала, так и вообще никто не знал. Но все ее беды оттого происходили, что была она не простой, а гремучей. Да и гремела она хоть и постоянно, но не так уж и громко. На нее, может быть, никто бы и внимания не обращал. Но были в деревне две бабки скандальные, которые, как Чучу заслышат, такой крик поднимали! Мол, совсем никакого покою не стало, людей от дела отвлекает, спать никому не дает. От них шуму было гораздо больше, чем от Чучи, но виноватой все равно Чучу считали.
На Чучу каждый год охоту устраивали. Брали все оружие, какое под руку подвернется, и шли в лес всей толпой: мужики с косами, бабы с ухватами, дети малые с рогатками, а иные добры молодцы - с луками да стрелами. Только все было без толку: даже когда Чучу слышно было, никто ее увидеть не мог, а во время охоты она вообще затихала, хоть и трудно ей было не греметь.
А из охотников так и не знал никто даже, какая она из себя. Бывало, енота, зайца или глухаря поймают и все допрашивают, не он ли Чуча и есть. Но никто никогда не признавался, все говорили, что им и самим от Чучи не сладко приходится. Сама Чуча порой уходила в места безлюдные, беззвериные, но греметь, когда ее никто не слышит, ей тоже не в радость было.
Как-то раз собрался народ (уж в который раз!) Чучу добывать. Большая толпа собралась - все, от мала до велика, только Васятка, сын свинопаса общинного, дома остался. \"Я, - говорит, - лучше тута Чучу эту самую покараулю. Раз уж ее никто изловить не может, так что все равно, где за ней гоняться, по лесам или по собственной избе\". А когда все ушли, сел он корзину плести да самому себе сказки рассказывать. Про Змея Горыныча рассказал, про Бабу Ягу, начал было про Кощея, и вдруг чует: кто-то дрожит поблизости так, что корзина у него в руках трясется. Сунул он голову в корзину и не увидел никого, только вдруг кто-то за нос его ущипнул.
- Ой, кто там?! Васятка хотел было испугаться, но сразу же передумал, потому что вспомнил, что никого на свете не боится, даже злобного борова Цезаря, который в отцовском стаде самым главным был.
- А ты никому не скажешь? послышалось из корзины.
Васятке любопытно стало, а тут из корзины как громыхнет что-то, и понял он разу, кто там прячется. Пожалел он, что к корзине крышку плести не успел, но Чуча будто мысли его прочитала:
Меня, говорит, крышкой корзинной не удержишь, я между прутьев прошмыгну вот такая я неуловимая. А ты покажись, сказал Васятка. А то слышать-то тебя все слышали, а вот увидеть бы...
- Не могу я, - грустно ответила Чуча. - Мне для этого надо вспомнить, какая я на вид, а я уж так давно в невидимости пребываю, что и забыла совсем.
- А чего ты трясешься?
- Сказки у тебя уж больно страшные. Видала я их всех: И Горыныча, и Ягу, и Кощея самого... Кощей-то меня и заколдовал. Будешь ты, говорит, отныне Чучей, а кем раньше была, забудешь навеки, пока в зеркало себя не увидишь.
- А что это такое - зеркало?
- Не помню я. - Чуче стало вдруг так себя жалко, что она даже всхлипнула. - Знаю только, что это такая штука, на которую глянешь и самого себя увидишь. Говорят, они, зеркала эти, только в царстве Шемаханском есть, а я дороги туда не знаю. И спросить не у кого: кто меня не боится, все поймать норовят. Я бы поймалась, да не могу: неуловимая я.
Тут Васятке и самому грустно стало: во-первых, Чучу пожалел, а во-вторых, сказки, которые он сам себе рассказывал, оказались истинной правдой, и он их, прямо как Чучу, только слышал, но никогда не видел. Взял он корзину, встал, да и пошел куда глаза глядят, а Чуча как громыхнет, да так громко, что все охотники услышали и на звук побежали.
- Ты меня не выдашь? - спросила Чуча, напугавшись.
- Нет. Только сиди тихо, - предупредил ее Васятка.
Охотники на Васятку и не посмотрели, мимо пробежали в ту сторону, откуда им грохот послышался. Пошли они по дворам шарить, под крылечки да на чердаки заглядывать, а Васятка с Чучей пошли своей дорогой, то есть Васятка пошел, а Чуча на нем поехала.
- А куда ты меня тащишь? - вдруг поинтересовалась Чуча.
- Увидишь, - коротко ответил Васятка.
Вспомнил он, что за дальним полем колодец был старый-престарый, но никто к нему по воду не ходил: во-первых, далековато было, а во-вторых, страшно. Говорили, тот колодец давным-давно колдуны вырыли, и если заглянуть туда, то самого себя увидишь, только не сейчас, а в прошлом или в будущем... Будущее свое знать никто не хотел - тогда дальше жить было бы не интересно, - а прошлое свое и так все знают. Так что, Васятке самому туда смотреть ни к чему было, а вот Чуче хоть на какую себя посмотреть надо было... Только, когда они до колодца добрались, совсем темно стало, волки завыли, птицы ночные закричали, кикиморы по болотам захихикали - ужас как страшно. Васятка к колодцу подходить побоялся, а Чуче сказал:
- Вон в тот колодец загляни - и сама себя увидишь. Только, если окажешься ты страшной, не вылезай, пока я не уйду...
Бросил Васятка корзину с Чучей, а сам как припустил в сторону дома, не оглядываясь назад и по сторонам не глядя. Не успел он сотни саженей пробежать, как позади него громыхнуло, и все вокруг золотым светом залилось. Васятка только быстрее вперед побежал...
А Чуча как заглянула в колодец, так сразу сама себя узнала и снова превратилась в Жар-птицу. Сначала хотела Васятку догнать, чтобы слетать с ним в сказочную страну, где у нее был дом родной. Но потом подумала: \"А вдруг слишком страшной ему покажусь? У этих людей не угадаешь, чем удивишь, чем напугаешь...\"
Сергей Юрьев | |
Сказка № 4402 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Три ведьмы стояли на границе Кощеева царства, кто с вилами, кто с топором - две старые, одна молодая. И смотрели они зорко вдаль - не близится ли неприятель какой, и знамя над ними по гордо ветру развевалось, на котором красным по белому курица лапой написала: \"Ведьмовский батальон специального назначения\". Правда, сами ведьмы в свои несравненные боевые возможности не очень-то верили.
- Во, дожили! - возмущалась самая старая, вооружённая корявой клюкой. - Женшин, понимаешь, в армию берут, границу стеречь. А ну придёт какой богатырь, и чё я навоюю?
- Где богатырь? - тут же заинтересовалась ведьма Марьяна, самая молодая во всём подразделении.
- Нигде! - ответила третья ведьма. - Когда Чудо-Юдо пятиглавое порезвиться выходит, людей за сто вёрст от границы не сыщешь.
Тут же из-за бугра страшный рёв раздался, деревья затрещали, от топота земля задрожала. Из-за леса Чудо-Юдо показалось, да только из пяти голов всего две осталось.
- А ну, красавицы, перевяжите-ка мне раны боевые! - закричала левая голова, когда Чудо на шлагбаум пограничный наступило.
- Это кто ж тебя так, Чудо-Юдушко? - поинтересовалась старшая ведьма.
- Уж не богатырь ли какой? - испуганно спросила средняя.
- Нет, это я так - споткнулся, - ответила правая голова, а левая только прослезилась, глядя на три обрубка...
- Марьяна, ты тут постереги, а мы Чуду в госпиталь проводим, - сказала старшая ведьма и передала Марьяне знамя боевое.
- Мне б не в госпиталь - мне б поспать, - стонало Чудо-Юдо, ковыляя по дороге. - А головы сами отрастут, только молодые, неопытные...
Осталась Марьяна одна на заставе. Ветер шумит, волки воют, небо хмурится - страшно! Глядь - а по дороге парнишка какой-то идёт, росту небольшого, конопатенький, ну, совсем на богатыря не похож.
- Стой! Стрелять буду! - крикнула Марьяна, прямо как в Уставе караульной службы записано.
Мальчонка то ли недослышал, то ли не поверил, только не остановился. Пришлось ведьме, как учили, три раза кувыркнуться, слово тайное сказать, и тогда с её большого пальца молния сорвалась, только в цель не попала.
- Кончай пуляться! - закричал парнишка. - Погодь... Мимо иду, никого не трогаю.
Оттуда, куда Чуду-Юду увели вдруг топот раздался, и Марьяна сообразила, что это идёт рота вурдалаков местность прочёсывать. Стало ей парнишку жалко - ясное дело, что если вурдалаки его обнаружат, то враз съедят, даже косточек не оставят.
- А ну-ка, прячься, пока я добрая, - скомандовала ведьма, и парнишка тут же за кустик уполз, потому как сам вурдалаков заметил.
Когда вурдалаки прошли мимо строевым шагом, ведьма начала парнишке допрос чинить:
- А ну, признавайся, кто такой, зачем в Кощеево царство пожаловал?
- Я - Егорушка, сын лаптёжных дел мастера, - сразу же признался парнишка. - Меня тут Чудо-Юдо изловило, да только головы меж собой заспорили, кто из них меня кушать будет, а потом передрались и давай кусать друг друга...
- А тут-то ты как оказался? - не унималась ведьма.
- Да нагадала птица Сирин царю Берендею, будто я Кощея одолею - вот он и послал меня...
- Так ты, значит, первый враг! - крикнула Марьяна. - А я с тобой, как с порядочным... - Тут же она ещё три раза кувыркнулась, чтобы силу колдовскую собрать, а потом заклинание сказала: - Завизяки узелкуйтесь!
Завизяки тут же из-под земли выскочили и так заузелковались, что у Егорушки связанного только нос из верёвок торчать остался.
А тут и сам Кощей подоспел, решил, видно, проверить, как граница охраняется.
- Вот, Ваша Злобственность, - доложила Марьяна. - Это он Чуду-Юду изувечил.
- Хвалю за бдительность! - сказал Кощей и тут же Марьяне орден вручил - \"Череп с Костями\" второй степени.
Осталась ведьма на посту, а Егорушку вурдалаки потащили прямо во дворец Кощея. Сразу же и Чуду-Юду вызвали на опознание. У того уж новые головы трасти успели, только пока совсем уж несмышлёные.
- Этот что ли? - спросил Кощей, указывая на Егорушку.
- Может, правду сказать? - шепнула на ухо левая старая голова правой.
- Засмеют же, - так же тихо отозвалась правая. - Да и молодёжи какой пример...
- Он ко мне спящему подкрался, - доложили обе головы хором. - Подкрался и головы поотрубал.
- Спишь на работе! - возмутился Кощей, но тут же решил, что Чудо и так само себя наказало. - Зажарить тебя или повесить? - обратился Кощей к Егорушке. - Нет... Отдам я тебя Чуде-Юде на съедениею Ему сейчас усиленное питание требуется.
Молодые головы обрадовались, а старые погрустнели - знали, чем дело может кончится...
- Только подальше отсюда иди, - приказал Чуде Кощей. - Не люблю кровавых сцен.
Унёс Чудо-Юдо добычу свою за холмы, присел на землицу, а Егорушку на пенёк положил.
- Дай, я сперва откушу, - сказали друг другу старые головы.
- Это чё ж, опять всё вам достанется! - возмутилась одна из молодых голов, а две других, чтобы несправедливости избежать, вцепились зубами в старших товарищей.
Старые головы отлетели, и Чудо-Юдо тут же раскаялось в содеянном...
- Что мы наделали, сиротинушки! - закричало Чудо в три глотки и к Кощею побежало, забыв о добыче своей.
Увидел Кощей, что у Чуды опять голов не хватает, и страх его взял.
- Неужто Егорушка-богатырь на волю вырвался! - кричит. - Как же он Чуду-Юду одолел?!
Но никто ему ответить не мог, потому что никто не видел. В общем решил Кощей, что он хоть и Бессмертный, а поберечься надо. Выпрыгнул он в окно и помчался со всех ног через тёмные леса и высокие горы, туда, где ни один богатырь его не достанет. А вслед за ним и все ведьмы, вурдалаки и прочие чудища разбежались кто куда. Только Марьяна так и сидела на заставе, не ведая, что в царстве Кощеевом стряслось, пока сам Егорушка, домой возвращаясь, ей не рассказал.
Сергей Юрьев | |
Сказка № 4401 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Славный рыцарь дон Пирамидон больше всего на свете любил кататься на кривой кобыле. Кривой ее называли вовсе не потому, что она криво глядела, а потому что она криво ходила. Бывало, уснет дон Пирамидон в седле (а поспать он тоже любил), так она сразу с дороги сворачивает и идет себе, куда ей хочется. Проснется рыцарь - куда попал, понять не может, а потом оказывается, что занесло его в какое-нибудь там Трисемнадцатое королевство, где людоеды к обеду вилки точат. И одно только его спасало - чтобы какому-нибудь злыдню за кривой кобылой угнаться, надо самому кривому быть...
И вот как-то ехал он по своим делам по проселочной дороге и заснул, как всегда. И снится дону Пирамидону сон, будто победил он двух великанов в поединке (хотя, какой же это поединок, если их двое, а он - один) и заставил их у дороги стоять и всем проезжим и прохожим сообщать, что нет никого на свете прекраснее принцессы Тани, и чтоб не забывали добавлять, что та самая принцесса - дама сердца славного рыцаря дона Пирамидона, который победил дюжину драконов, выиграл все на свете рыцарские турниры, а у самого даже доспехи не помялись. И вот стоят великаны одни одинешеньки (хотя, как это - одни, когда их двое) и ждут - не дождутся, когда по той дороге кто-нибудь пройдет или проедет. Ну, такой славный сон, что и просыпаться не хочется.
В общем, рыцарь храпит, кобыла бредёт себе наискосок, травка зеленеет, солнышко блестит, никто никого не трогает... Да только, когда дон Пирамидон свой сон досмотрел до победного конца, оказалось, что и он, и кобыла его к дереву привязаны, а на поляне сидит у костерка какой-то мерзкий старикашка и что-то себе под нос бормочет. И вид у него какой-то нездешний - на голове колпак бархатный, кафтан на нём шёлковый, сапоги - красные, борода - лопатой, а лицо - с кулачок.
- Эх, давненько, - говорит, - поджидал я здесь какого-нибудь славного рыцаря. Трусливый сюда всё равно не поедет, а мне как раз храбрец из храбрецов нужен...
- А ну, старый хрыч, отпусти меня немедленно, а то плохо тебе будет! - тут же закричал дон Пирамидон. Он спросонья ещё не сообразил, куда попал, и казалось ему, будто всё это ему во сне видится.
- Ну, нет, - заявил старикашка и злорадно захихикал. - Плохо мне будет, если я тебя отпущу. Я - злобный колдун Занзибур, а у тебя, рыцарь, есть то, чего мне как раз не хватает. Вот сейчас я скажу волшебное слово, и вся твоя храбрость ко мне перейдёт.
Колдун начал скакать вокруг дерева, к которому рыцарь был привязан, да так смешно, так забавно, что даже кобыла ржать начала. И тут заметил дон Пирамидон, как из-под его нагрудника с гербом серое облачко выползло и полетело к колдуну, который аж затрясся весь от удовольствия, а потом рот раззявил так, что глаз не видно, и разом проглотил всю храбрость славного рыцаря.
- Ну, теперь я королевство Сам-Сусама завоюю, оно, правда, маленькое, но для начала сойдёт. - Сказал это колдун и исчез, как будто и не было его.
Славный рыцарь дон Пирамидон всё ещё надеялся, что сон видит, и пожелал немедленно проснуться, да так, чтобы рядом непременно оказалась какая-нибудь таверна, где можно перекусить, выпить доброго вина и переночевать на белых простынках. Но вместо этого он снова уснул, и приснилось ему, что рядом, и вправду, таверна...
А колдун Занзибур, не успело солнце закатиться, волшебным способом оказался у стен замка доброго короля Сам-Сусама и начал заклинания всякие произносить, чтобы все его слушались и слова поперёк сказать не смели. Он и раньше пытался так делать, но всё время мешало ему что-то - то ветка хрустнет, то собака мимо пробежит, то чихнёт кто-то поблизости. Он таких вещей страсть как боялся, и сразу же убегал куда подальше, даже не оглядываясь.
А принцесса Таня как раз перед ужином решила вокруг замка прогуляться. Видит - старикашка какой-то странный что-то бормочет и при этом прыгает и ладони потирает.
- Дедушка, вас что - в замок не пускают? - поинтересовалась принцесса, подойдя к нему сзади и похлопав по плечу.
От этих слов колдун так перепугался, что даже убежать у него на этот раз смелости не хватило - он просто воткнул голову в землю, чтобы ничего не видеть и не слышать, и только потом удивился, куда же подевалась вся храбрость, которую он у славного рыцаря позаимствовал. А принцесса изо всех сил дёрнула его за воротник, но голова колдуна так крепко в земле увязла, что пришлось ей звать на помощь придворных, стражников и фрейлин. Вытащили его, а он от страха ни рукой, ни ногой, ни языком пошевелить не может. Зато, как только принцессу увидел, так сразу упал перед ней на одно колено и говорит:
- О, прекрасная принцесса, нет никого на свете вас милей, и в вашу честь готов я совершить подвиг любой...
- Вот ведь нахал какой, - фыркнула Таня. - Прямо как славный рыцарь дон Пирамидон, который все свои подвиги только во сне и видел.
И слова её нагнали на колдуна ужасного страху (а может, страшного ужаса). Помчался он от замка так быстро, что на коне не догонишь, и к утру добрался до того места, где он рыцаря оставил. Только ни дона Пирамидона, ни кобылы его там уже не было - рыцарь спешил к королевскому замку, чтобы всем рассказать, как бился он три дня и три ночи с могучим злобным колдуном Занзибуром, который коварно бежал с поля битвы, оставив ему, дону Пирамидону, на растерзание пятерых великанов и полсотни людоедов.
Сообразил колдун, что никакой храбрости у рыцаря не было, а только нахальство одно. Ясное дело, на одном нахальстве далеко не уедешь, и никакое заклинание произнести не успеешь, пока кто-нибудь не напугает. От огорчения от сел под сосну - другого рыцаря дожидаться, но места там были такие глухие, что только на кривой кобыле и доберёшься. Так что он, наверное, до сих пор там сидит...
А славный рыцарь дон Пирамидон с тех пор перестал принцессе Тане о своих подвигах рассказывать. Только рот, бывало, раскроет, так сразу и робеет - потому что нахальство растерял. Пришлось ему срочно грамоте обучиться, чтобы всё, что ему приснится, записывать. Так и появились первые рыцарские романы, которые и принцессы, и фрейлины, и простые селянки с удовольствием читают.
Сергей Юрьев | |
Сказка № 4400 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Как-то раз славному рыцарь дону Пирамидону захотелось стать королем. Но на его родине, в Барабании, король уже был, и свергать его было делом слишком хлопотным. К тому же королевская дочка принцесса Таня могла обидеться так, что никакими подарками не умаслишь.
Нацепил на себя дон Пирамидон самые блестящие доспехи, шлем с широким забралом, чтоб его кривого носа не было видно, и пошел в тринадцатый раз Тане руку и сердце предлагать. Заходит он к ней, а та с фрейлинами и пажами в куклы играет.
- Моя дорогая принцесса! - воскликнул рыцарь, припав на колено.
- Ну, началось... - прошептала принцесса старшей фрейлине на ушко. - Нету никого прекраснее меня, и без меня ему жизнь не мила, и уходит он в боевой поход, чтобы там геройски погибнуть, а мне потом стыдно станет...
- Моя дорогая принцесса! - продолжил заранее подготовленную речь дон Пирамидон, - Нету никого прекраснее вас, и без вас мне жизнь не мила, и ухожу я в поход, чтобы добыть себе королевство. А то принцессам за простых рыцарей замуж выходить не положено, и придется мне стать королем.
- За королевством! - заинтересовалась принцесса. - Хотя, зачем мне королевство... У меня уже есть.
- Я ухожу за Синие горы и Темные леса, по пути сокрушая злобных троллей и драконов!
На самом деле до Синих гор был всего-то день пути, а Темные леса были не такими уж темными. Троллей во всей округе уже лет сто не встречали, а все драконы, живущие поблизости, были не такими уж злобными, и вообще, заняты были своими семейными делами. Но Таня об этом не знала. Она захлопала в ладоши и сказала радостно:
- Знаете, рыцарь, я, пожалуй, поеду с вами. Уж больно хочется на троллей посмотреть и на драконах покататься.
Вообще-то рыцарям полагалось воевать в одиночку и никакого войска за собой не водить, но разрешалось иметь оруженосцев. У дона Пирамидона их было сотен пять, и они всюду следовали за ним, а иногда даже за него воевали, когда самого рыцаря в сон клонило или ему просто не охота было. А сам сражаться он не сильно любил, все боялся свои лучшие доспехи попортить.
Старый король не отпустил бы свою дочь неизвестно куда на ночь глядя с каким-то рыцарем, но оно, как обычно, сбежала из дворца, взяв карету первого министра, который был таким добрым, что ни в чем принцессе не отказывал. Но он очень за нее беспокоился, и поэтому приделал к подбородку фальшивую бороду, переоделся кучером и сам сел в козлы - лошадьми править. Знал он, что путешествие может оказаться опасным, но боялся только одного - как бы принцесса его не узнала.
За ночь добрались до Синих гор. Принцесса всю дорогу проспала, да и дон Пирамидон на крышу кареты забрался, калачиком свернулся да и заснул богатырским сном. Что-что, а сон у него и впрямь был богатырским. А вот оруженосцы к утру из седел валились от усталости. Как только солнце взошло, слезли они с коней, да кто где стоял, там и спать завалились. А дон Пирамидон и принцесса как раз проснулись. - Ой, а что ж это они все спят? - спросила Таня, глядя на рыцаря, продирающего глазки. - А вдруг на нас какое-нибудь чудище нападет!
- Но я же с вами! - воскликнул дон Пирамидон, - Вы же знаете, что я самый бесстрашный из всех рыцарей королевства!
Министр, сидя в козлах, только хмыкнул, он то все знал о храбрости дона Пирамидона.
А тем временем недалеко от вершины одной из Синих гор произошло ужасное событие... Как известно, драконы высоко в горох вьют свои гнезда - плетут этакие корзиночки из столетних еловых стволов.
Так вот - мама-дракониха улетела на охоту, а в это время дракончик задумал из яйца вылупляться. Этому его никто не учил, и скорлупу он начал пробивать не головой, кок положено, а лапками. А как лапки на воле оказались, он сразу начал прыгать, да из гнезда-то и выпрыгнул. И покатился он вместе с яйцом вниз, в ту самую долину, где дон Пирамидон перед принцессой храбрился, рассказывал о том, как он в одиночку пятерых вампиров завалил. Тут яйцо до них и докатилось. Дракончик чихнул, и скорлупа рассыпалось возле самой кареты. И хоть был он младенцем-несмышленышем, а карете той размером никак не уступал.
- Ой! Дракон! - обрадовалась Таня. - Можно, я его поглажу?
А дон Пирамидон хоть и испугался, но раз принцесса рядом была, сразу в бой кинулся, на ходу из чехла новое копье доставая. Но, как известно, чих никогда не приходит один... И дракончик чихнул снова, да так, что рыцаря на полсотни локтей отбросило. Упал он на верстовой камень, что у дороги лежал, да и помял все свои доспехи. А оруженосцы так и не проснулись, видно, за ночь умаялись.
Тут министр, бороду к самому носу подвинув, к принцессе подскочил и говорит:
- Ваше Высочество! Скоро его мамаша прилетит, и тогда нам всем не поздоровится! Давайте быстренько назад вернемся, а с ней пусть дон Пирамидон разбирается, раз он такой храбрый.
- Нет уж, - ответила Таня, - если птенчик из гнезда выпал, надо его обратно вернуть.
Начала она в оруженосцев камушки кидать, чтобы разбудить их побыстрее. Как ни крепко они спали, но с принцессой даже во сне не поспоришь. Повскакивали они и сразу же за работу взялись. Сначала будку с кареты свалили, на ее место дракончика пристроили, лошадей распрягли, сами за оглобли схватились. Так и тронулись в путь к драконьему гнезду. Оруженосцы повозку тянули, кучер-министр, сидя в козлах, на них покрикивал, если не туда сворачивали, принцесса дракончика по головке гладила, чтобы тот не ворочался, а то повозка перевернуться могла. А дон Пирамидон, опираясь на обломок копья, ковылял сзади, думая о том, что в таких мятых доспехах ему никакого королевства не завоевать, а если и завоюет, то все подданные будут на него пальцем показывать и смеяться.
А когда до гнезда не больше версты осталось, дорога кончилась, и оруженосцы дракончика на себе дальше потащили, только все оружие им побросать пришлось. Но до возвращения драконихи успели они младенца в гнездо вернуть.
Когда дракончика на место посадили, Таня напоследок его по головке погладила, и тут-то у него глазки раскрылись. Увидел он принцессу и лизнул ее от души шершавым язычищем, так, что она чуть было чувств не лишилась, но кучер ее во время подхватил. Успела она только на прощанье ручкой помахать и крикнуть:
- С днем рождения, дракоша!
Возвращаться под гору было легче... Повозка сама вниз катилась. Оруженосцы оружие собирать не стали, мол, не на войну идем, а домой возвращаемся. Принцесса рядом с кучером сидела, тут же рядом и дон Пирамидон лежал, постанывая да покряхтывая.
- А вы заметили, Ваше Высочество, - говорил он слабым голосом, - как храбро я бросился в бой, защищая Ваше Высочество!
- А как же, мой дорогой рыцарь, - отвечала Таня вежливо. - Только, наверное, мне придется запретить своим фрейлинам чихать в вашем присутствии...
Сергей Юрьев | |
|
