Сказка № 2892 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Жил-был царь. У царя никогда не было детей. Однажды охотился он в горах и увидел, как змея на солнышке играет со змеёнышами.
«Вот, - подумал царь, - даже у змеи есть дети. А я бездетный. Нет у меня ни сына, ни дочки, даже змеёныша нет».
А как вернулся он домой, говорят ему:
- Родился у царицы сын: голова человеческая, туловище змеиное.
Назвали царевича Оцаманук, что как раз и значит «змеёныш». Чем только ни пытались его кормить, от всего отказывался Змеёныш, требовал человеческого мяса. И вот приказал царь, чтобы приводили во дворец ежедневно по молодой девушке Змеёнышу на обед.
Подошла очередь семьи одного бедного крестьянина. Было у него две дочери: одна родная, другая падчерица. Говорит он жене:
- Твою дочь поведём во дворец.
А мачехе хочется неродную дочь отвести. Она и кинулась скандалить и мужа своего переспорила. Стала она мужнину дочь к Змеёнышу собирать. Плачет девушка, плачет отец, да ничего не поделаешь, утром надо во дворец идти. Легли они спать. И видит девушка сон, а во сне явился ей кто-то, не поймёшь кто и говорит:
«Ничего не бойся, возьми с собой кувшин молока, нож и воловью шкуру. Завернись в шкуру, подойди к Оцамануку-Змеёнышу, разрежь на нём змеиную кожу и умой его молоком. Увидишь, что будет».
Утром девушка говорит крестьянину:
- Не плачь, отец. Пусть будет, что будет. Только я хочу взять с собой кувшин молока, нож и воловью шкуру.
Крестьянин приготовил всё, о чём просила дочь и, понурив голову, повёл её к Змеёнышу.
Несчастную завели в одну из комнат царского дворца и заперли дверь на замок. Девушка огляделась: полутёмный зал казался огромным, так как его стены были укрыты мраком. Не теряя времени даром, она с головой укрылась воловьей шкурой, спрятав на груди нож. Кувшин с молоком стоял на полу, совсем рядом.
Вдруг, послышался шорох. Сквозь небольшую щель в складке воловьей шкуры девушка увидела, как подполз к кувшину с молоком Оцаманук и принялся пить. Отхлебнув немного молока, он остановился: узкое горлышко не позволяло ему пить дальше. Тогда Оцаманук свернулся кольцом, положил голову себе на хвост и заснул.
Как только это произошло, девушка сбросила с себя воловью шкуру и быстрыми движениями ножа разрезала на Оцамануке змеиную кожу. После этого она взяла кувшин с молоком и стала умывать им тело царевича.
После того, как всё тело Змеёныша было умыто молоком, Оцаманук проснулся и стал биться в судорогах, да так, что ударом хвоста сбил девушку с ног. Пошатнувшись, она упала, выбив при этом себе передний зуб, и потеряла сознание.
Когда девушка очнулась, она увидела, что над ней склонился красивый юноша. Оглядевшись, она увидела разбитый кувшин, воловью шкуру и змеиную кожу.
- Да, это я, - Оцаманук, - сказал юноша. – Ты спасла меня. Чары разрушены. Я теперь – человек.
Радости царя и царицы не было конца. Не долго думая, они устроили свадьбу: девушка с радостью согласилась выйти замуж за царевича Оцаманука.
На свадебный пир, как и положено, пригласили и родителей девушки, - отца, мачеху и её дочь.
Пир шёл семь дней и семь ночей, а на восьмой день случилась беда, - на царство напали враги. Собрал тогда Оцаманук войско и пошёл с ним на врага.
Тем временем мачеха, сгоравшая от зависти, решила подменить невесту. Ей помогло то, что в городе и во дворце в это время царила паника, да и девушки были очень похожи друг на друга.
Переодев свою родную дочь в свадебное платье, мачеха оставила её во дворце, а девушку, - дочь крестьянина и жену Оцаманука она тайком вывела из города и бросила одну в дальнем лесу.
Долго скиталась по лесу девушка, пока не вышла на одну лесную хижину. Там жили муж с женой, у которых был златокудрый сын-красавец, которого звали Ареваманук, что значит «дитя солнца». Ареваманук очень гордился тем, что он родился таким красивым и сильным. Это испортило его характер так, что он стал очень заносчивым и высокомерным.
Семья Ареваманука приютила бедняжку. Их сын, Ареваманук, подружился с девушкой.
Дружба переросла в привязанность, привязанность – в увлечение, а увлечение – в любовь. И вскоре девушка стала Аревамануку женой.
Как-то раз охотился Ареваманук в лесу. Смотрит он: на берегу реки стоит юноша и весь пылает, словно огонь.
- Кто ты такой? – спросил Ареваманук.
- Я Арекаг, - солнечный луч, - был ответ.
- Ты что тут делаешь? Хочешь лес спалить? А ну, убирайся отсюда прочь! – грозно сказал Ареваманук и поднял свой меч.
- Так тебе не даёт покоя солнечный луч? Что ж, раз так, то знай: ночь, что наступит сегодня, будет для тебя вечной. Ты сможешь жить только ночью. И горе тебе, если упадёт на тебя луч солнца, - ты тут же погибнешь. Так что не теряй время и строй себе убежище, - сказал Арекаг, сверкнул огнём и исчез.
Страх обуял Ареваманука. Кинулся он строить шалаш, а как построил его, так и не смел из него показываться при дневном свете.
Отправилась жена Ареваманука на поиски мужа и нашла его в заброшенном углу леса, в шалаше. Обо всём рассказал ей Ареваманук. Поведал о страшном своём проклятье. Осталась жена с мужем в шалаше, решив не бросать его в такой беде одного.
Вскоре у них родился сын.
- Ты должно уйти отсюда к людям, - сказал Ареваманук. – Иначе наш сын одичает в лесу.
Написал он письмо и отдал жене. Взяла она ребёнка и, придя в дом к родителям Ареваманука, вручила им послание от их сына.
Ареваманук написал: «Посылаю к вам свою жену с сыном, а мне нельзя при дневном свете быть нигде, кроме своего шалаша, иначе погибну».
С радостью приняли родители Ареваманука невестку с внуком.
Однажды услышали они, как их невестка в темноте ребёнка укачивает.
- Спи-усни, сынок, баю-баю-бай, - приговаривает она.
И чей-то мужской голос вторит:
- Баю-Баю-бай.
Удивились они: кто бы это мог быть? Пристали к невестке с расспросами, и в конце концов она созналась.
- Это, - говорит, - ваш сын приплывает по ночам, хочется ему своего маленького сыночка поглядеть. Но вы его в дом не зазывайте, он всегда должен на рассвете быть в своём шалаше, иначе его поразит смерть.
Дождались старики ночи. Прокрались в сад. Видят, их невестка ходит и качает сына на руках. Вдруг слышат, кто-то окликает её и тихонько пробирается между деревьев. Вгляделись, а это их сын. Схватили они его, целуют, обнимают, тащат в дом.
- Не трогайте меня, - взмолился Ареваманук. – Не могу я войти в дом, не могу остаться у вас – погибну.
Не поверили ему родители, втащили в дом, поили его, кормили, заговаривали. Забыл обо всём Ареваманук, а с первым лучом солнца упал на землю, и дыхание его замерло. Но жизнь всё ещё еле-еле теплилась в нём. Мать и отец обливались слезами, рвали на себе волосы, но сделать так ничего и не смогли.
А на следующую ночь приснился матери Ареваманука сон. Явился ей во сне кто-то, не поймёшь кто, и говорит:
«Вставай скорей, обуй железную обувь, возьми железный посох и иди на запад. Там, где обувь твоя прохудится, а посох сломается, найдёшь ты средство воскресить своего сына».
Встала мать, обула железную обувь, взяла железный посох и пошла на запад. Долго шла, не год и не два. Прошла она страну белых людей, потом страну чёрных людей, потом вокруг неё летали только птицы и рыскали звери, а после и тех не стало, и дошла она до края земли. А на краю земли стоял прекрасный дворец из голубого мрамора. Подошла она ко дворцу, и тут раскололся её железный посох, прохудилась её железная обувь. Прошла она через арку, попала в роскошный сад, прошла его, видит – опять голубая арка. Миновала она двенадцать садов и двенадцать арок и попала в голубую спальню, где тихо лежали и спали ровно тысяча звёзд. Пошла она дальше. Видит – стоит золотая тахта, а на тахте сидит царица света – Луйс, мать Арекага – золотого солнечного луча. Увидела она мать Ареваманука и говорит:
- Зачем ты пришла ко мне, женщина?
- Пришла я тебя умолять, чтобы вернула ты жизнь моему сыну, - отвечает странница с поклоном.
- Плохого сына ты вырастила, - отвечает царица Луйс. – Избаловала его. Стал он злым и хотел убить Арекага – моего сына.
Опустила голову мать Ареваманука, покраснела от стыда и сказала:
- Ты права, о царица, но он очень много выстрадал и изменился. Прости его, верни ему жизнь. Ты мать, и я мать, ты должна понять меня.
- Пусть будет так, - вздохнула добрая царица Луйс. – Спрячься вон там, за жемчужным покрывалом. Сейчас не земле настанет ночь, и Арекаг – солнечный луч – придёт домой. Выкупается он в бассейне, а ты, когда он выйдет, зачерпни оттуда воды и этой водой умой своего сына. Он и воскреснет.
Только она это сказала, вошёл Арекаг, сверкая огнём, и погрузился в бассейн. А когда он вышел, мать Ареваманука зачерпнула воды и с полным кувшином отправилась в обратный путь. Умыла она солнечной водой Ареваманука, и он воскрес, и проклятие было снято с него.
Весть об этом чуде облетела все края, и услышал о нём Оцаманук, вернувшийся с войны. Как приехал он во дворец, так сразу же понял, что жену его подменили.
Направился он к Аревамануку попросить совета у его матери, не поможет ли она его горю, не найдёт ли средство отыскаить жену, без которой быть бы ему до сих пор змеёй.
Оцаманука хорошо приняли, посадили за стол, стали угощать. Рассказал им Оцаманук всё по порядку, а как дошёл до того места, что девушка, которая его спасла, отшатнувшись, упала и сломала передний зуб, невестка улыбнулась и блеснул у неё во рту золотой резец.
Узнал Оцаманук свою любимую жену. Растерялись тут все и не знают, что делать.
Оцаманук отозвал Ареваманука в сторону и говорит:
- И ты не виноват, Ареваманук, и я не виноват. Так сложилась наша жизнь. Давай испытаем судьбу. Накормим жену солёным хоравацем, а сами возьмём в руки по стакану воды, у кого она пить попросит, тому и женой будет.
Сели они на коней и выехали в поле. Вышла жена с ребёнком на руках и окликнула:
- Ареваманук!
Он спешился, хотел ей воды поднести, а она тут же позвала:
- Оцаманук!
Тот тоже сошёл с лошади. Женщина, стоя между ними, сказала:
- Ареваманук, вот твой сын. Сына я отдаю тебе, расти его, а я пойду с Оцамануком, потому что я его законная жена.
Взяла она стакан воды, выпила и ушла с Оцамануком.
С неба упало три яблока: одно тому, кто рассказывал, одно тому, кто слушал, одно тому, кто на ус намотал. | |
Сказка № 2891 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Летучей Мыши с Чайкой вдруг
Взбрело купцами стать сам-друг.
Ведут летуньи разговор
И заключают договор.
Но вот беда: нет ни гроша, —
Ведь это срам для торгаша, —
Бегут к Шипу они, спеша.
И, вексель дав,
И подсчитав
Проценты с суммы, что он дал,
Берут изрядный капитал.
Мышь дом, как сторож, стерегла,
А Чайка деньги забрала,
Сев на корабль, среди пучин
Плывет во Мсыр, в Чинмачин,
И в Фарсистан,
И в Индостан.
Там, нагрузив судно добром,
Опять плывет морским путем,
Стремится весело в свой дом!
Вот дорогие шали тут,
Вот жемчуг, лал и изумруд,
Фисташки, финики, миндаль, —
Всего не перечесть мне, жаль...
Все, все, что приглянулось ей
Из украшений и сластей.
Но страшный шквал
На море встал.
Товары буря унесла,
И Чайка жизнь едва спасла,
Своей хранимая судьбой.
Но как вернуться ей домой?
Что кредитору ей сказать?
Как пред приятелем предстать?
Там у порога Мышь сидит,
Там на дорогу Мышь глядит,
Считает дни: когда ж, когда ж
Вернется в дом торговец наш?
Ей долго ждать
И тосковать,
И видеть сны, боясь, дрожа,
Что близко время платежа...
И вот на кровле Шип стоит,
И, с векселем в руках, кричит:
«Эй, чем вы заняты, друзья?
Забыли, как помог вам я?
Дельцы за здорово живешь,
Пора произвести платеж!
Коль вексель дали — знайте срок,
Бесстыдство, — это ль не порок!
Ведь тут грабеж средь бела дня,
Ведь это гибель для меня!
Свое же золото отдать
И не суметь обратно взять?!
Вот и попробуй тут помочь,
Просителя не выгнать прочь!»
Так Шип кричал на весь квартал,
Сердито должников ругал.
А кто слыхал,
Тот повторял:
«Ай, Мышь! Ай, Чайка! Ай-ай-ай!
Не стыдно ль слышать вам? Ай-ай!..
Купцы совсем с недавних пор,
И вдруг — в делах такой позор!
Мышь с Чайкой, ай, —
Ай-ай, ай-ай!»
А Мышь летучая — внимай!
Уйти куда
Ей от стыда?
Плевалась, плакала, кляла:
«Ах, Чайка, чтоб ты померла!
Чтоб ты истлела под землей!
Ну, что ты сделала со мной?
Ведь ты меня, ох, как срамишь!..»
И вновь, и вновь просила Мышь:
Шип, не сердись,
Не торопись.
Ты долго ждал. Подожди чуть-чуть.
Вчера пришло письмо, что в путь
Пустилась Чайка. Ну, вот-вот
С тобой произведем расчет,
Кой-что накинем сверх того...»
«Ну, нет, не нужно ничего,
Возьму лишь то, что я вам дал,
Я и проценты подсчитал.
Назначали вы сами срок, —
Прошу платить, коль он истек,
А лишнее нейдет мне впрок...»
«Нет, господин,
Расчет один:
Сполна все выплатим тебе.
Проценты сами по себе —
И благодарность будет тож,
Поверь... Ведь люди мы... Не ложь...
Ведь надо бога позабыть,
Чтоб так нечестно поступить».
Бедняжка — так, бедняжка — сяк...
Не оправдаться ей никак!
И кредитору наврала,
Приятельницу всё ждала.
Коварной Чайки нет как нет.
«Что за напасть! Не мил мне свет!
Ведь вот несчастье, вот беда,
Я осрамилась навсегда:
Не вылезть мне, как из огня,
Из долга. Кто спасет меня?
Что мне сказать?
Чего мне ждать?»
Пришлось по дому все собрать
И все до ниточки отдать.
А что за толк? —
Остался долг.
Ну, тут уж стало ей невмочь
На крыльях улетела прочь,
Исчезла, сгинула, чтоб ей —
Банкроту, ставшей всех бедней, —
Уж не являться на позор
Пред кредитора грозный взор.
С тех пор, гонимая стыдом,
Она уж не летает днем.
Когда ночная ляжет тишь,
Тогда летает наша Мышь, —
Во тьме укрыться легче ей
От кредитора и друзей.
А Чайка... ах,
Кричит в волнах,
То вдруг нырнет,
То вновь всплывет,
Вся трепеща
И все ища:
Вдруг в глуби вод
Товар найдет!
А Шип с обиды и тоски
Все точит злобно коготки,
И если мимо кто идет —
Его за полы он берет,
Крича: «Эй, ты не видел, слышь,
Бесстыдниц — Чайку или Мышь?»
...Те дни прошли. Проходят дни.
А все не встретились они. | |
Сказка № 2890 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Старуха, взяв головешку из костра, поспешила в сторону моря.
- Старуха, а старуха, куда ты спешишься - спросили ее люди.
- Иду поджечь море, море поджечь.
- Ай, ай, - сказали ей, - разве можно море поджечь?
Но старуха знала свое дело. Не оборачиваясь назад, она сказала:
- Я свое зло совершу. Захочет море - пусть горит, не захочет - как угодно... | |
Сказка № 2889 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жила-была одна женщина. Жили с ней родная дочь и падчерица. И была у них одна-единственная корова.
Каждый день мачеха выгоняла корову, давала падчерице кусок хлеба и говорила ей:
Пропади ты пропадом, ступай паси корову. Вот тебе хлеб, не ешь его, по лугу поноси да назад принеси. Да возьми веретено: пока будешь ходить, ниток насучишь.
Голодная девочка целые дни пасла корову да сучила нитки. Однажды оборвалась нитка, веретено покатилось, покатилось; в земле была дыра, в эту дыру оно и упало. Поглядела падчерица, а через дыру видно, как сидит под землёй мать вишапа — дракона, жуёт вместо хлеба кусок железа и нитки прядёт.
Девочка крикнула ей:
Нани-джан, нани, дай мне моё веретено! Отвечает ей мать вишапа:
Кто ты, такая смелая, что решаешься заговорить со мной? Ко мне и птица-то не залетает, и змея не заползает, Может, ты спустишься?
Сошла падчерица вниз, а старуха и говорит ей:
Поди-ка голову мне помой.
Стала девочка ей голову мыть и волосы чесать, а волосы у старухи как свиная щетина, и насекомых в них всяких видимо-невидимо.
Что, — спрашивает старуха, — хороши ли мои волосы?
Хороши, — отвечает девочка, — мягкие да шелковистые, какие у моей родной матери были.
Ты, наверно, есть хочешь, — говорит старуха, — пойди возьми хлеба.
Пошла девочка, взяла, а это не хлеб, а кизяк. Держит она его, не знает, куда деть. Старуха спрашивает:
Что, вкусный ли мой хлеб? А девочка отвечает:
Вкусный, нани-джан, вкусный, точно его моя родная мать испекла.
Ну, поешь теперь квашеной капустки.
Глянула девочка в кувшин, а там жаба да змея заквашены.
Что, вкусно ли? — спрашивает старуха.
А девочка кувшин подальше отставила, а сама говорит:
Вкусно, нани-джан, вкусно, как будто моя родная мать заквасила!
Так ничего неприятного она старухе и не сказала. Та говорит девочке:
Поди сюда. Вон видишь из-под земли два родника бьют, в одном вода чёрная, в другом — белая. Ты чёрной воды не касайся, а в белую голову окуни.
Девочка так и сделала, и стали её волосы из чистого золота. Испугалась падчерица, говорит старухе:
Ах, нани-джан, если это моя мачеха увидит, она мне все волосы вырвет!
Ничего, — говорит старуха, — я тебе голову платком повяжу.
Всё равно боюсь идти, — говорит девочка, — наверно, моя корова пропала.
Не пропала, — говорит мать вишапа. — Ты пока будешь её пасти, один рог подави — из него масло потечёт, а другой подави — из него польётся мёд. Кушай да поправляйся, становись красавицей.
Прошло несколько дней. Девочка поправилась, сделалась красивой, как гури-пери.
Пропади ты пропадом, — говорит ей мачеха. — С чего это ты так хорошеешь, ведь ничего не ешь, только корову пасёшь? Пусть завтра моя дочь пойдёт корову пасти, может, и она красавицей сделается.
Наутро пошла мачехина дочь корову пасти. Мать ей с собой дала каймах, масло, сыр, белый хлеб.
Кушай, — говорит, — и становись красавицей, как гури-пери.
Пошла мачехина дочь на луг. Раза два веретено крутанула, нитка и оборвалась, а веретено попало в дыру. Подошла она к дыре и видит: сидит под землёй мать вишапа, железо жуёт и прядёт.
Эй,— кричит она, — старая карга, отдавай-ка моё веретено!
Отвечает ей мать дракона:
Сойди-ка вниз.
Сошла она, а старуха велит ей голову помыть.
Тьфу, — говорит мачехина дочка, — да чтобы я к твоим мерзким волосам прикасалась!
Старуха ей говорит:
Тогда пойди кусок хлеба съешь, вон он лежит.
Тьфу, — говорит мачехина дочка. — Да чтобы я такую дрянь в рот взяла!
Тогда квашеной капустки поешь, вон она, в кувшине.
Тьфу,— Опять плюётся мачехина дочка, — ты что, одурела: это же змея да жаба в кувшине заквашены!
Иди сюда, — говорит старуха. — Видишь, из-под земли два родника бьют? В одном вода белая, в другом — чёрная. Окуни голову в чёрную воду.
Мачехина дочка окунула голову в чёрную воду, и повис у неё с затылка ослиный хвост. Пришла она домой, а мать в отчаянии закричала:
Зарежьте эту корову, из-за неё моя дочка ослиный хвост заработала!
Побежала падчерица к матери вишапа и говорит:
Нани-джан, корову хотят зарезать! Что мне делать?
А старуха ей говорит:
Не плачь, дочка, пусть зарежут. Только потом, когда мясо съедят, ты все косточки собери да в землю закопай. Увидишь, как всё хорошо получится.
Когда корову зарезали, падчерица горько плакала. Мяса она не ела, а только косточки собирала.
Пропади ты пропадом, — говорит ей мачеха. — Зачем тебе эти кости?
Похоронить хочу, — отвечает падчерица.
Стали над ней мачеха с дочкой насмехаться да издеваться, а она всё равно кости собирает. Собрала все косточки и закопала у самого порога.
Много ли времени прошло, мало ли, им лучше знать, собирается мать с дочерью на богомолье. Мачеха рассыпала просо по полу и говорит:
Всё по зёрнышку соберёшь да вот этот тазик слёз наплачешь.
Ушли они, а падчерица просо по зёрнышку собирает и плачет. Входит в это время в дом незнакомая старушка и говорит:
Отчего это ты, девочка, плачешь и зачем просо по зёрнышку собираешь? Что случилось с тобой?
Ничего, нани-джан. Просто так грустно стало, А просо я собираю, чтоб без дела не сидеть.
Старушка возражает ей:
Не правда это.
Видит девочка, что старушку не обманешь, и рассказала всё, как есть.
Старушка говорит:
Да падёт горе на голову тех, кто так мучает бедную сироту. Возьми веник и смети просо, а в таз воды налей, брось туда щепотку соли, и всё.
Сказала старушка и ушла, а падчерица её послушалась как та велела, так и сделала.
Вышла она к порожку, где были закопаны коровьи кости. Думает: посмотрю, что из этого вышло. И вдруг видит и глазам своим не верит - стоит у порога огненный конь-красавец. А к седлу коня прикручен сверток с удивительными узорами. Развернула его падчерица, - а там платье, какое свет не видывал, да пара туфелек блестящих. Одела падчерица платье, обула туфельки и стала точно как красавица гури-пери. Вскочила она на коня и поскакала вслед за мачехой и её дочкой на богомолье. Народ глядит — не налюбуется. Сошла красавица с коня, помолилась да назад поскакала. Скакала она быстро и не заметила, как с ноги туфелька упала и полетела в реку.
Дома разнуздала она коня, отпустила на луг, одежду под порог убрала, надела своё изодранное платье и села у стенки.
Вернулись мачеха и сестра с богомолья.
Пропади ты пропадом, — говорит она падчерице. — И ты, такая оборванка, себя девочкой называешь? Видала бы ты, какая красавица приезжала на богомолье: золотые кудри распущены по плечам, одежда сверкает и огненный конь под ней так и танцует.
Отвечает падчерица:
Что же делать, вы же меня с собой не взяли, чтоб и мне на такое поглядеть?
Пропади ты пропадом, — отвечают они ей, — надо было тебя с собой взять, чтоб огненный конь тебя растоптал.
К вечеру царских коней повели на водопой. А кони в реку не идут, видят, что-то сверкает, в реке, и шарахаются. Пошли слуги к царю, говорят: кони не пьют, там что-то сверкает в реке. Царь говорит:
Закиньте невод, вытащите из реки то, что сверкает. Слуги закинули невод, видят — туфелька, маленькая и блестящая. Отнесли царю. Царь говорит:
Уж если туфля так хороша, то как же хороша его хозяйка! Найдите её, я на ней своего сына женю.
Стали слуги всем девушкам туфельку примерять, а она никому на ногу не лезет. Семь деревень обошли, дошли до мачехиного дома. Очень старалась мачехина дочка блестящую туфельку надеть, да где уж ей было!
Слуги говорят:
Пусть и эта замарашка наденет, царь приказал, чтобы все мерили.
Надела падчерица туфельку, а она ей в самый раз!
Теперь, — говорят слуги, — ждите, царь приедет эту девушку за своего сына сватать.
Через два дня подъезжает царь со свитой к их дому, а мачеха скорей падчерицу в тонир запихала, накрыла да сверху камнем привалила, а свою дочку разрядила в пух и прах и на тахту усадила. Приезжает царь, начинают они пировать. Вдруг влетает в дом петух, садится на тонир и кукарекает:
Ку-ка-ре-ку, ослиный хвост на тахте, а золотые кудри в тонире!
Мачеха бьёт его, гонит, а он перелетел на тахту и опять:
Ку-ка-ре-ку, ослиный хвост на тахте, а золотые кудри в тонире!
Царь приказывает:
Откройте тонир!
Открывают и видят: златокудрая девочка сидит, съёжившись, в углу. Вытащили её оттуда. Захотели переодеть. А она говорит:
Не надо.
Достала она свою одежду из-под порожка и превратилась в красавицу гури-пери. Мачеху с дочкой опозорили и выгнали, а потом устроили свадьбу златокудрой девочки с царским сыном.
Как сбылись их заветные желания, так и ваши пусть сбудутся. | |
|
