Сказка № 2765 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Был один славный человек по имени Уйсден Мор, который жил рядом с Лайден Лин. Бродил он одно время по северному Россширу. Поскольку этот человек был воином и носил с собой оружие, куда бы он ни шел, – больше всего любил он бродить по самым опасным местам, которых другие люди боялись. Была у него страсть сражаться с чудищами всякого рода.
Есть в Гайрлохе поросшая вереском гора, которая зовется Том Буйде и по склону которой бежит маленький ручей. Почти каждый, кто ходил этой дорогой, рано или поздно видел огромную волосатую и бородатую козу, которая сильно донимала прохожих, одних убивая, а других доводя страхом до разрыва сердца. Желтая Безрогая Коза, что жила на Том Буйде в Гайрлохе, была очень знаменита.
Уйсден Мор услышал о чудовище и решил пойти и сразиться с ним, невзирая на опасность и без колебаний.
Он отправился туда довольно рано и, придя к подножью горы, зашел в дом ткача, который в то время жил там, на Торасдайлских холмах, – его называли Ткач с Желтыми Ногами. Когда Уйсден вошел, ткач сидел за своим станком. Уйсден с ткачом завязали беседу.
– Не на Том Буйде ли ты направляешься? – спросил ткач.
– Именно так, – отвечал Уйсден.
– Ты не боишься встречи с Желтой Козой?
– Нет, не боюсь, – сказал Уйсден.
– Какое оружие ты испытаешь против нее сперва?
– Я испытаю, что может сделать с ней меч.
– Что, если меч не выйдет у тебя из ножен? – спросил ткач.
– Если не выйдет, я наведу на нее ружье и испытаю его, – отвечал Уйсден.
– Что, – спросил ткач, – если твое ружье не даст искры?
– Если не даст, – отвечал Уйсден, – я посмотрю, что Катриона, сестра моей бабушки, может сделать с Козой.
И на каждое оружие, что упоминал Уйсден, ткач налагал чары; лишь на нож он не смог наложить чары, потому что Уйсден именовал нож Катрионой, сестрой своей бабушки.
Сказав это, Уйсден поспешил на Том Буйде веселым бодрым шагом и прибыл к ручью, когда смеркалось. Придя к ручью, он услышал что-то похожее на блеянье козы; это его сильно удивило. Однако он поспешил к броду, чтобы встретить чудище.
– Кличешь, что ли, своего козленка, волосатая? – спросил Уйсден.
– Если так, я его уже нашла, – отвечала коза.
– Еще нет, не может быть, чтобы уже нашла, – сказал Уйсден.
Говоря так, они приближались друг к другу. Уйсден рванул свой меч, но тот не хотел выходить из ножен. А ружье не хотело давать искры!
Тогда коза схватила его и поставила на колени, сказав при этом:
– Уйсден Мор, ты не уйдешь отсюда живым.
– Ты, подлая, тупая скотина ручьев, – отвечал Уйсден, – не много ты знаешь об этом!
– Где же Катриона, сестра твоей бабушки, а, Ловкая Рука? – сказала коза, думая, что одолела его.
– Удачи тебе и спасибо! У тебя память получше! – ответил Уйсден, доставая свой нож, и нанес твари убийственный удар в живот стальным клинком.
Мгновенно коза исчезла.
Уйсден, оглядевшись вокруг себя, возвратился к жилищу ткача. Он вошел решительно и непреклонно и вопросил, где хозяин дома. Ему сказали, что тот лежит больной в постели.
– Я должен видеть его! – сказал Уйсден и, сметя все преграды, добрался до постели ткача.
Но в постели его не было, и когда Уйсден высек огонь, он нашел того лежащим под ткацким станком и истекающим кровью.
Он велел, чтобы ткач тут же показал ему свои раны. Тот показал, и когда Уйсден увидел рану, которую сделал нож в его брюхе, он убедился, что ткач и коза – одно и то же существо.
– Раз это ты причинил столько вреда на Том Буйде, то больше не сделаешь ни шагу, – молвил Уйсден. И, вместо того чтобы приложить какую-нибудь мазь к его ране, он нанес ткачу смертельный удар, убив его под его же станком, а после пошел своей дорогой.
И с тех пор на Том Буйде не погибло от козы или чудища ни одного человека. | |
Сказка № 2764 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Знаете деревушку, что прячется в тени Эйлдонских холмов? Вот тут когда-то давным-давно-предавно жил один славный человек по имени Томас Лермонт. Ничем особенным он не отличался от своих соседей, разве только чудо как хорошо играл на лютне. Да умел сочинять стихи. Собственно, как все бродячие певцы-барды в ту пору.
В один прекрасный денек Томас захлопнул за собой дверь своей хижины и отправился с лютней под мышкой навестить одного фермера, жившего на склоне холма.
«Если взять хороший шаг, эта прогулка не отнимет у меня много времени», – подумал Томас.
Но денек выдался такой ясный, такой жаркий, что когда он достиг берега ручья Хантли, сбегавшего с Эйлдонских холмов, он уже так уморился, что ему захотелось поскорее спрятаться от солнца в густой тени раскидистого дуба и отдохнуть.
Перед ним лежал небольшой лесок, по которому в разные стороны разбегались тропинки, скрытые зеленью. Он загляделсяна прохладную сень, рассеянно перебирая струны лютни, как вдруг поверх собственной музыки услышал отдаленные звуки, словно звон горного ручья.
Но что это? Он в великом изумлении вскочил на ноги – на одной из таинственных лесных тропинок появилась верхом на коне прекрасная леди. Прекраснее свет не видывал.
На ней было платье из зеленого, как трава, шелка и зеленый бархатный плащ. Светлые волосы ниспадали на плечи. Белоснежный конь под ней грациозно ступал меж деревьев, и Томас увидел, что каждая прядь его гривы заканчивается крошечным серебряным колокольчиком. Ну конечно, звон этих колокольчиков он и принял за журчание горного ручья.
Он сорвал с головы шапку и упал перед прекрасной всадницей на одно колено. Но она, натянув поводья белого коня, остановилась и повелела Томасу встать.
– Я королева эльфов, – молвила она, – и прискакала сюда, чтобы встретиться с тобой, Томас из Эрсилдурна.
Она ласково улыбнулась и протянула ему тонкую руку, чтобы он помог ей спешиться. Томас привязал коня к колючему кусту и повел даму в тень раскидистого дерева, зачарованный ее нежной, неземной красотой.
– Сыграй мне на лютне, Томас, – попросила она. – Хорошая музыка и лесная прохлада верные союзники, разве не так?
Томас послушно взялся за свой инструмент и начал играть. Никогда прежде не играл он так нежно и весело. Он кончил, и королева эльфов не стала скрывать своего восторга.
– Мне хотелось бы наградить тебя, Томас, – произнесла она. – Проси о любой милости, я тебя одарю ею.
Томас взял обе ее белые ручки в свои и осмелился произнести:
– Позволь мне поцеловать тебя, прекрасная королева. Королева не отняла у него рук, а лишь улыбнулась и сказала:
– Запомни, Томас, если ты поцелуешь меня, тебе придется, на горе иль на радость, отслужить мне семь долгих лет. Согласен?
– Что значит семь лет! – воскликнул Томас. – Я с радостью расплачусь.
И он прикоснулся к устам королевы эльфов.
Королева быстро встала, и тут Томас вдруг почувствовал, что отныне он будет всюду послушно следовать за ней. Однако чары любви были так сильны, что он ничуть не сожалел о своем дерзком поступке. Ну и пусть, он подарит королеве семь лет своей земной жизни.
Королева эльфов села верхом на белоснежного коня, а Томасу велела сесть позади нее, и под ласковый звон серебряных колокольчиков они полетели через зеленые ложбины и вересковые холмы быстрее всех ветров небесных. Наконец они прибыли в какое-то очень странное место. Королева соскочила с коня и сказала Томасу, что они отдохнут здесь недолго.
Томас с великим любопытством оглядывался по сторонам: он понял, что очутился на земле не для простых смертных. Позади остались непроходимые кущи вьющегося орляка. А вперед от этой бесплодной земли убегали три дороги.
Одна дорога, узкая и крутая, густо заросла по обеим сторонам колючим кустарником и диким шиповником. Над головой кусты встречались, образуя длинный темный тоннель.
Другая дорога была широкая и прямая, по ней плясали солнечные зайчики, перепрыгивая на лужайки зеленого бархата, расшитого, словно драгоценными камнями, пестрыми цветами. Третья же дорога вилась вверх, сквозь заросли папоротника. Ее устилал мягкий мох, а венчала, словно высоким куполом, зеленая листва, которая дарила путнику прохладу.
Проследив за удивленным взглядом Томаса, королева эльфов сказала:
– Узкая, тернистая тропа – это Дорога праведников. Редкий путник отважится идти этой дорогой. Широкая прямая дорога, ведущая мимо цветущих долин, зовется Дорогой порока, хоть и кажется такой светлой, такой нарядной. А третья прекрасная дорога, что вьется вдоль живой изгороди из вечнозеленого папоротника, – дорога в страну эльфов. По ней мы и поскачем этой ночью в Эльфландию.
Она подошла к коню, который прядал головой и бил копытом в нетерпенье скорей вступить на эту зеленую тропу. Но прежде чем отправиться в путь, королева сказала Томасу:
– Если ты послушаешься моего совета, Томас, и будешь нем все время, что проведешь в Эльфландии, что бы ты ни услышал и ни увидел там, то по истечении семи лет ты вернешься в страну людей. Но если ты произнесешь хоть слово, ты упустишь свое счастье и будешь приговорен на вечное скитание по бесплодной пустыне, что лежит между прекрасной Эльфландией и землей людей.
Они поскакали по третьей тропе, и скакали очень долго, прежде чем достигли владений королевы. Через холмы, долины, болота и равнины. По ночам над ними чернело небо, а днем блестели золотом облака на солнце. Случалось им переходить вброд стремительные реки, наполненные красной кровью. Королева подбирала шлейф своей зеленой мантии, а на белоснежных боках ее коня оставались кроваво-красные пятна. Ибо вся кровь, пролитая когда-либо на земле, собиралась здесь в ручьи, которые орошали эти странные места.
Но вот, наконец, они достигли ворот Эльфландии. Тысячи волшебных труб возвестили об их прибытии. Под приветственные звуки и въехал Томас в зачарованную страну, залитую чудесным светом.
А где-то далеко, на земле простых смертных, жители Эрсил-дурна шепотом передавали друг другу таинственную весть, что их сосед Томас Лермонт одним прекрасным летним днем взял да и пропал. И след его простыл.
Пока Томас оставался в Эльфландии, он не посмел ни словом ни с кем перемолвиться о тех чудесах, какие ему удалось увидеть или услышать. Семь лет пролетели, как три дня, и, когда вышел срок его службы у королевы эльфов, настал миг расставания. Королева сама проводила Томаса за ворота волшебной страны в залитый солнцем сад, который лежал по ту сторону ворот. Там росли изящные лилии и все самые прекрасные цветы земли, а под ними прогуливались изящные кроткие единороги.
Королева протянула руку, сорвала с дерева яблоко и дала его Томасу, – Ну вот, наконец ты можешь заговорить, Томас, – молвила она. – А в награду за семь лет верной службы мне возьми себе это яблоко. Оно волшебное и наградит тебя даром говорить всегда только правду, истинную правду, одну только правду.
Но Томас был малый смышленый и сразу смекнул, что этот дар говорить только правду и ничего, кроме правды, не великое счастье в той стране, куда он возвращается. И он попытался объяснить это королеве эльфов.
– Когда живешь среди людей, – сказал он, – иногда приходится кое-что приукрасить, когда, например, ухаживаешь за девушкой. Или если хочешь заключить выгодную сделку с соседом. Без красноречия тут никак не обойдешься.
Но королева только улыбнулась (в который раз!) и сказала:
– Откинь все волненья, Томас! И береги мой дар – он дается не каждому. Он принесет тебе славу, о какой ты и не мечтал. Навеки запомнят имя Лермонта, пока есть на земле страна Шотландия. А теперь ты должен возвратиться, Томас. Только сперва внемли моим словам. Настанет день, я снова призову тебя к себе. Так поклянись послушаться моего приказа, где б он ни застал тебя. Я за тобой пришлю моих посланцев. Их будет двое. Ты сразу их узнаешь – они прибудут из другого мира, не из твоего...
Томас заглянул в глубокие глаза прекрасной королевы, словнов омут, и понял, что чары любви, лежавшие на нем семь долгих лет, так никогда его и не отпустят. Но он был только рад дать королеве клятву, что выполнит ее приказ.
Не успели слова клятвы слететь с его уст, как Томас вдруг погрузился в глубокий сон. Зеленый сад, цветы, кроткие единороги – все растворилось вмиг в молочной дымке, что опустилась из облаков на землю, припорошенную опавшим белым цветом яблонь.
Когда Томас проснулся, он увидел, что лежит под большим дубом, что рос на самом берегу ручья Хантли. Все еще в со-мненьи, он пристально вгляделся в пустынные тропинки леса, тщетно надеясь уловить звуки серебряных колокольчиков. Путешествие в Эльфландию, которое затянулось на семь долгих лет, показалось ему теперь коротким послеполуденным сном.
Томас крикнул:
– Я еще вернусь!
И, подхватив лютню, зашагал в свой Эрсилдурн. Очень захотелось ему узнать, что там произошло за эти семь лет. Но еще больше Томасу хотелось проверить, сбудется ли обещание, которое подарила ему королева эльфов: неужто и впрямь отныне он будет говорить только правду?
– Боюсь, я только рассержу своих соседей, – рассуждал сам с собою Томас, – если не сумею им сказать ничего, кроме правды. Ведь они услышат не такой уж лестный отзыв, на какой рассчитывали. Да и не тот совет получат, какой ждали.
Не успел он появиться на улицах своей деревни, как услышал крик и вопли. Какой-то бедный старик решил, что Томас восстал из мертвых и вернулся в родную деревню с того света. Однако Томас быстро доказал всем, что он живой и здоровый, и добрые жители Зрсилдурна больше не удивлялись, что снова видят его. Но они не переставали удивляться, охать и ахать, когда он поведал им о своем путешествии в Зльфландию. Дети постоянно крутились у его ног, взбирались к нему на колени, чтобы еще и еще раз послушать его чудесную историю о том, как веселятся в той волшебной стране. А старики покачивали головой и тихо толковали меж собой про тех, кого вот так же увлекла за собой королева эльфов. Только они-то не пришли назад.
Но никому, никому не рассказал Томас о своем обещании вернуться к королеве, как только она пришлет за ним двух посланцев.
Со своей стороны, и Томас не мог не удивиться, что ничто не. изменилось в Эрсилдурне, словно он отсутствовал не семь лет,а три дня. Конечно, надо было подправить свой дом, потому какот дождей кое-где прохудилась тростниковая крыша, а в стенах ветер пробил дырки и надо было вставить на их место камни покрепче. У соседей на лице прибавилось морщин, а в волосах – седины. Семь жарких лет, семь урожаев, семь морозных зим, семь полных солнцем весен пролетели, а все осталось на своих местах. С того дня, как Томас вернулся, он все ждал: сбудется – не сбудется обещание королевы эльфов. Неужто он и впрямь будеттеперь говорить одну только правду?
Однако он, как и прежде, спокойно любезничал с дочкойфермера. И мог без труда уговорить соседа купить у него коровуили там овцу.
Но вот в один прекрасный день на деревенской сходке, когда обсуждали страшное бедствие – падеж скота во всех окрестных деревнях, Томас вдруг почувствовал, что должен встать и что-то сказать. И, к своему собственному изумлению, взял да предсказал, что мор падет на все деревни, кроме Эрсилдурна. Очень удивились односельчане такому странному предсказанию, но в глубине души поверили. Что-то в его словах внушило им доверие еще до того, как предсказание Томаса сбылось. Чудо, но и впрямь ни одна корова, ни лошадь, ни овца не заболели в Эрсилдурне.
После этого Томас часто делал верные предсказания. А так как он умел с легкостью рифмовать, он говорил их стихами. Поэтому они быстро запоминались и стали гулять по свету. Но самое важное – все они сбывались, и слава Томаса-Рифмача, Томаса-Прорицателя вскоре облетела всю Шотландию. А все-таки, хоть он и стал знаменит и его приглашали во все концы страны, свой родной Эрсилдурн он не покинул. Разбогатев, он построил замок рядом и принимал там и всех соседей, и знаменитых воинов, и именитых лордов и графов. Он очень огорчился, когда сбылось его предсказание:
Пока поют в терновнике дрозды, У Эрсилдурна не отнять его казны.
И впрямь, в одну злую весну не пели, как всегда, дрозды в колючих кустах вокруг Эрсилдурна. Лето выдалось дождливое, холодное. Урожай собрали бедный, и почти все жители деревни разорились, и пришлось им заложить свои земли богатым лендлордам.
Но самое удивительное предсказание Томас сделал 18 марта 1285 года. На шотландском троне в ту пору сидел мудрый король Александр III. На другой день граф Марч собирался на охоту и послал за Томасом, чтобы тот предсказал ему погоду.
Назавтра в полдень буря взовьется. Ведать не ведала ране Шотландия, Что столько крови прольется, – предсказал Томас.
И граф Марч не рискнул отправиться на охоту.
Назавтра, ближе к полудню, он снова призвал к себе Томаса.
– Ну, где ж твоя зловещая буря? – упрекнул он прорицателя.
– Полдень еще не пробило, – ответил спокойно Томас. В этот миг в покои графа ворвался испуганный вестник. Он поведал, что великий король скончался. Он ненароком упал на крутой горной тропе с коня и более не встал.
– Увы, эта весть и означает бурю, которая нанесет жестокий урон нашей Шотландии, – произнес Томас.
На горе и печаль всех честных шотландцев, предсказание его сбылось.
Но людская молва повторяла и те его предсказания, каким еще только дано будет сбыться. Вот одно из них:
Когда Коровы Гаури выплывут на сушу, Настанет судный день по наши души.
А надо вам сказать, что Коровами Гаури называют два гигантских валуна, стоящих за чертой полного прилива в заливе Тэй, что позади Ивергаури. И каждый год они на дюйм приближаются к земле, потому как море отступает.
Еще одному предсказанию Томаса только предстоит сбыться:
Йорк был, Лондон есть, Эдинбургу быть – Самым славным, самым главным из трех прослыть.
А вот какую легенду сложили про Томаса сами шотландцы.
Прошло дважды семь лет с тех пор, как Томас-Рифмач вернулся от королевы эльфов, когда Шотландию втянули в тяжкую войну. Английский король после победы над Джоном Бальо-лем при Данбаре одолел Шотландию. Но доблестный рыцарь Уильям Уоллес поднял шотландцев, чтобы отбиться.
Так случилось, что армия бравых шотландцев стояла лагерем близ замка Томаса. И Томас решил устроить великий пир для славных воинов. Такого великого праздника еще не знал замок Эрсилдурн. Гости заполнили большой зал замка – благородные рыцари в тонких кольчугах, прекрасные дамы в шелестящих шелках. Вино лилось рекой, деревянные кубки то и дело наполнялись веселым шотландским элем.
Музыканты услаждали слух важных гостей, сказители развлекали историями о подвигах войны и охоты. Но главное ждало гостей впереди. Когда пир был закончен, сам хозяин замка Томас велел принести его любимую лютню и запел. Затаив дыхание, не проронив ни слова, слушали гости его песни о славном прошлом британской земли.
Он пел о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола. Об отважном Говэйне и волшебнике Мерлине, о печальной любви Тристана и Изольды. И все, кто слушал его, думал и чувствовал, что такого барда им больше не услышать никогда.
Они оказались правы.
В эту ночь, когда гости разошлись и над рекой спустился туман, воин, дежуривший в палатке на склоне холма, проснулся от странного топота легких копыт по сохлой траве.
Он выглянул из палатки и увидел необычайное зрелище.
В свете яркой августовской луны по тропе к нему приближались белоснежные олень и олениха. Они ступали величественно и гордо. Воин позвал друзей, все окружили необыкновенную пару, но они продолжали идти вперед, не обращая ни на кого внимания.
– Надо разбудить Томаса Лермонта, – предложил кто-то. – Может быть, он нам скажет, что это значит.
– Верно, надо послать за Томасом-Прорицателем! – закричали все и отправили в замок маленького пажа разбудить Томаса Лермонта.
Услышав весть, Томас тут же вскочил с постели и быстро оделся. Он был бледен, даже руки у него дрожали. Ни один дикий зверь никогда прежде не покидал леса и не появлялся на улицах деревни. И потом, разве кто когда-нибудь слышал про белых оленей? Нет. Значит, это посланцы за ним, Томасом-Рифмачом, от королевы эльфов. Он и обрадовался: вскоре он снова увидит прекрасную королеву, но и загрустил – оборвалась нить его земной жизни.
Прихватив свою лютню, Томас вышел из замка и, с белым оленем по правую руку, с белой оленихой по левую, прошел по улицам деревни, освещенным серебристой луной, и скрылся в лесу, покинув родной Эрсилдурн навсегда. | |
Сказка № 2763 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Вздох друга на лужайке Фраоха, вздох по герою за оградой, ее окружившей; вздох, который заставляет каждого мужчину скорбеть, а каждую женщину – плакать. Там к западу есть каирн, который укрывает Фраоха с мягкими волосами, сына Фиахи. Он тот, кто повиновался призыву Мейв, и от которого этот Каирн Фраоха носит свое имя. Плачут женщины Круахана; горестна причина их плача, ибо их жалобные вздохи вызваны Фраохом древних оружий, сыном Фиахи. Больше всех его оплакивает дева, что приходит рыдать на лужайку Фраоха, – кареглазая, с вьющимися локонами, – единственная дочь Мейв, которой повинуются герои, единственная дочь Карула прекрасноволосая, чей бок по ночам был простерт рядом с боком Фраоха. Хотя было много мужчин, что искали ее любви, она никого не любила, кроме Фраоха.
Когда Мейв нашла, что ей отказал в предпочтении герой с нравом без изъяна, она замыслила уязвить его тело, поскольку не разделил он с ней ее буйство. Она поставила для него смертную западню, потому что не уступил он хотениям женщины. Горестна была гибель его от змея, – каким образом, я сейчас правдиво поведаю.
На озере Мейв, где южный простирается берег, росла рябина; и во всякий месяц любого времени года видны были ее спелые плоды. Так хороши были гроздья ее, что была она слаще цветочного меда, и краснеющий плод поддерживал человека, лишенного пищи, в течение трех дней. Несомненно, прибавляла она человеку год жизни, и недужный получал облегчение от сока ее спелых ягод. Но с добычей ее сопрягалась опасность, ибо, хоть была она испытанным для людей лекарством, при ее корнях скрывалось ядовитое чудище, чтобы помешать всякому приблизиться и оборвать ее.
Мейв, дочь Омаха щедрых кубков, охватила мучительная болезнь. Она отправила посланье к Фраоху, и герой вопросил, в чем желанье ее. Она отвечала, что не сможет поправиться, пока не получит в свои изящные руки полную пригоршню плодов с того холодного озера, сорванных никем иным, только Фраохом. «Не был я нанят плоды собирать, – сказал сын Фиахи с алеющим лицом, – но, хоть не делал я этого прежде, – добавил Фраох, – сейчас я пойду, чтобы нарвать плодов для Мейв».
Фраох удалился, нехотя ступая, и пустился плыть по озеру. Он нашел чудище крепко спящим, а пасть его была раскрыта на дерево. Фраох, сын Фиахи острооружный, ушел от чудища незамеченным, неся полную пригоршню красных плодов туда, где Мейв тосковала по ним.
«Хотя хорошо то, что ты сделал, – сказала Мейв с белоснежной грудью, – ничто не облегчит меня, благородный воин, кроме ветви, оторванной от ствола».
Фраох, юноша, не знавший страха, снова отправился плыть по спокойному озеру; однако не мог он, как ни велика была его удача, избежать назначенной ему смерти. Он ухватил рябину за верхушку и оторвал ветвь от древа; но, когда он направлялся к берегу, разбуженное чудище заметило его. Оно настигло его, когда он плыл, и ухватило руку своей зияющей пастью. Фраох схватил чудище за пасть; если бы у Фраоха был теперь его клинок!
Чудище изгрызло его прекрасную грудь и оторвало ему напрочь руку. В спешке примчалась белокурая дева, неся клинок, от которого не было проку. Схватка эта была недолгой; рука его все еще держала чудовище за голову.
Горестным был исход борьбы между Фраохом, сыном Фиахи, и змеем. Они пали бок о бок у этих прибрежных бурых камней. Когда благородная дева увидела это, она пала на берег облаком тумана. Очнувшись от забытья, она взяла в свои ладони его обмякшую руку: «Хотя быть тебе к ночи растерзанной птичьей добычей, велико деяние, что ты совершил».
Если бы это случилось в схватке героев – что пал Фраох, даритель золота! Печальна погибель его от чудовища; горестно пережить его. Чернее, чем ворон, была роща его волос; краснее, чем кровь олененка, были щеки его; нежнее, чем пена потоков, белее, чем снег, была кожа Фраоха. Крепче, чем ворота, был его щит; длинна, как меч, была его рука; широк, как доска корабля, был его клинок; много героев вкруг него собиралось. Выше, чем мачта, было его копье; слаще, чем струнный лад, был его голос. Пловец, который превосходил Фраоха, никогда не ступал в реку. Добротна была крепость его рук, и выше похвалы – быстрота его ног. Душою он превосходил короля. Никогда он не уклонялся от битвы. Красив был вождь, которого чтили люди, красивы щеки, что соперничали с розами в алости; красивы уста, которые не прекословили зову дружбы и не уклонялись целовать красавиц.
Мы отнесли на лужайку, в ее круговую ограду, тело Фраоха-героя. После того как умер достойный, мы сожалеем, что остаемся в живых.
Жесточайшей из женщин была она, из тех, что когда-либо видели очи, – та, что послала Фраоха сорвать ветвь после того, как принес он плоды. Лужайка носит его имя; Лох Мейв называется озеро, где чудище несло свою стражу и зев его был раскрыт на дерево. | |
Сказка № 2762 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
После смерти короля Индульфа королевство получил Дуфф, сын Малькольма. В начале своего правления он сделал Кулена, сына короля Индульфа, правителем Кумберленда и отправил его на Эбуды, бывшие тогда в усобице и беспорядке, чтобы обуздать частые разбои, совершаемые там. Ибо молодые воины из знати, собравшие вокруг себя великое множество приспешников, сделали простых людей своими данниками, обложив денежною пеней каждую семью сверх обычной четвертины. И все же Кулен поступил с этими воинами не более сурово, чем с самими правителями острова, которые должны были обуздать подобные насилия. Он приказал на будущее, чтобы те, чьим небрежением случатся эти бесчинства, делали народу возмещение, а также платили пеню королю. Это повеление поразило таким ужасом этих праздных никчемных молодцев, что многие из них переправились в Ирландию и зарабатывали там себе на жизнь поденной работой. Насколько это было приемлемо для народа, настолько же было оскорбительно для знатных союзников тех, кто был изгнан, и для многих родом помладше, что свыклись с таким праздным образом жизни.
Эти люди на всех своих встречах и сборищах, вначале таясь, а затем и в присутствии множества таких, кто их одобрял, начали откровенно поносить своего короля. Утверждалось, что он презрел знать и был совращен и обольщен советом дурных священников; что он унизил людей благородного происхождения и принудил их к рабским трудам; что он продвинул самых подонков из народа к высшим почестям; в общем, он сделал так, чтобы всякая вещь перевернулась вверх дном.
Они прибавляли далее, что если дела пойдут таким чередом, то либо знать должна перебраться в другие страны, либо, иначе, должна взять себе нового короля, который сможет править народом по тем древним законам, которыми королевство достигло сей вершины величия, начавшись со столь малого. Посреди этих смут король был охвачен новым и необычным недугом, у коего не было очевидной причины. Когда все средства были испробованы всуе, неведомо от кого распространилась молва, что он был околдован. Подозрение возникло то ли от каких-то признаков его недуга, то ли оттого, что тело его истощилось и иссохло из-за постоянного потения. И силы его столь много были подорваны, что врачи, присланные из ближних мест и издалека, не знали, что предпринять ему на пользу. Когда не обнаружилось обычных причин недуга, они разом возложили вину на счет тайной причины.
И покуда все были заняты болезнью короля, пришли наконец вести, что у Форреса, крепости в Мюррэе, творились против него ночные сборища и заговоры. Сообщение было принято за истину, ибо ничто ему не противоречило. Посему к Дональду, правителю замка, которому король очень доверял даже в своих важнейших делах, было послано несколько верных посланцев, чтобы он отыскал истину в этом деле. Из признания, сделанного одной блудницей, чья мать была замечена в колдовстве, тот раскрыл целый заговор. Ибо юная девушка выболтала несколькими днями раньше некие слова касательно болезни и смерти короля. Будучи схвачена и приведена к пытке, она при самом первом взгляде на пытку тотчас рассказала, что замышлялось против жизни короля. После этого было послано несколько воинов, разыскавших мать девушки и нескольких других кумушек, когда те плавили изображение короля, сделанное из воска, на медленном огне. Замысел их был таков: как постепенно растопится воск, так же король, исходя потом, капля за каплей сойдет на нет; и когда воска больше не останется, тогда дыхание покинет его и он тотчас умрет.
Когда изображение из воска было разбито, а ведьмы наказаны, в тот же месяц, как говорят некоторые, король освободился от своего недуга.
Эти вещи я передаю так, как слышал о них от наших прадедов; что думать об этом роде колдовства – я представляю суждению читателя, предупреждая его только, что этого рассказа не было найдено среди наших старинных хроник.
Между тем страх перед королем улегся, поскольку надеялись, что он вскоре умрет; много разбоев и убийств совершилось повсюду. Дуфф, к которому вернулась его сила, стал преследовать разбойников по Мюррэю, Россу и Каитнессу и уничтожил многих из них в нескольких стычках, когда представился случай; но главаря разбойников он привел в Форрес, чтобы покарать их в этой крепости как можно более торжественно.
Тут Дональд, правитель крепости и замка, стал ходатайствовать перед королем о прощении некоторых из его родичей, что были в шайке. Однако получив отказ, он впал в сильнейшее негодование, как если бы был тяжко оскорблен. Разум его целиком был занят мыслями о мести, ибо он полагал, что услуги его, оказанные королю, столь велики, что тот не должен отказывать, о чем бы он его ни попросил. И сверх того, жена Дональда, находя, что кое-кто из ее родни также подлежал общему наказанию, еще больше воспламенила без того негодующее сердце мужа хитрыми и злобными излияниями, побуждая его к тому же домогаться смерти короля. Она утверждала, что, поелику он правитель замка, жизнь и смерть короля находятся в его власти и, имея эту власть, он мог бы не только кончить дело, но и скрыть его, когда оно будет совершено. И вот когда король, усталый и изнуренный делами, спал крепче обыкновенного, а свита его, напоенная Дональдом, также полегла в глубоком сне, – он послал внутрь убийц, о которых не знала ни одна душа.
И после того как они убили короля, они так ловко вынесли его черным ходом, что не обронили даже капли крови. Так он и был зарыт в двух милях от аббатства Кинлосс, в укромном месте под маленьким мостом. Поверх него положили зеленый дерн так, чтобы не было никакого признака, что там разрывали землю.
Это кажется мне более правдивым рассказом, чем то, что пишут другие: будто, отведя течение реки, тело его бросили в яму на дне, а когда воду вернули в ее русло, тогда его могила, какой она была, сокрылась.
Кроме того, исполнители этого кровавого деяния были убраны Дональдом с дороги, потому что существует мнение, воспринятое от наших предков, которое все еще бытует среди простонародья, что «кровь будет истекать из мертвого тела много дней после того, как человек был убит, прямо, как если бы его убили только что, – если убийца будет налицо».
Днем позже, когда распространился слух, что короля погубили и что все его ложе было забрызгано кровью, – Дональд, как бы пораженный ужасностью деяния, вбегает в спальню короля и, как бы обезумев от гнева и жажды мести, убивает охранников, назначенных в свиту короля. После этого он учинил повсюду усердное дознание: не мог ли кто обнаружить мертвое тело? Остальные, будучи поражены ужасным злодейством, а также страшась за собственные жизни, возвратились каждый в свой дом.
Так этот добрый король ужасно бесчеловечно и подло был убит во цвете своих лет, после того, как правил он четыре года и шесть месяцев. А сословия, как только смогли, собрались, чтобы избрать нового короля. | |
|
