Сказка № 872 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
В старину это было, в далекую старину. Как-то раз под вечер постучался нищий паломник в ворота большого дома. Попросил пустить его на ночлег. А хозяином того дома был староста, первый на деревне богач. Известно, кошка и староста без добычи не остаются. Хозяйка в ту пору сидела за ткацким станом. Прогнала она паломника с бранью: уходи, бродяга, куда сам знаешь! Ничего не сказал паломник и тихо побрел прочь. А на самой околице стояла кособокая халупка, крытая тростником. Постучал паломник в дверь. Медленно, медленно, еле волоча ноги, вышли к нему навстречу из дверей старик со старухой и говорят, опечаленные: – Не обессудь нас, горько нам отпускать тебя с пустыми руками, но сам видишь, как мы бедны. Нет у нас в доме ни зернышка риса, ни лишней одежонки... – Не тревожьтесь, ничего мне не надо, только пустите меня переночевать. Лягу я на голом полу, а голову положу на край очага... – Ну что ж, коли так, милости просим,– приветливо отвечают старики. Провели они гостя в свою тесную хижину. Говорит паломник старухе: – Прости, что докучаю тебе, но наполни водой свой самый большой котелок и повесь над очагом. Послушалась старуха. Когда закипела в котелке вода, достал тогда паломник из своей монашеской сумы горсточку риса и стал сыпать в воду по зернышку. Вдруг – что за диво! – котелок до краев наполнился рисом, белым, как утренний снег, мягким и рассыпчатым... То-то обрадовались старики! Совестно им было, что гость хозяев угощает, но под конец сдались они на его уговоры и поели досыта. Не часто случалось старикам отведать белого риса. Только кончили они втроем ужинать, как отворилась дверь на кухне и в дом весело вбежала дочка стариков о-Коно. Была она девушка хорошая и душевная, но собой черна и дурна, все лицо в рябинах, гладкого места нет. О-Коно прислуживала в доме у старосты, и ей частенько позволяли относить отцу с матерью, что она со дна котлов и чашек наскребет. Вот и нынче вечером принесла она полную миску с верхом бурого пригорелого риса, а старики говорят ей с довольной улыбкой: – О-Коно, доченька о-Коно, сегодня мы сыты: наш гость угостил нас на славу. Застыдилась о-Коно, услышав это, закраснелась вся и стала благодарить гостя. А старик со старухой сетуют: – Ах, горе, горе, добрая у нас дочка, да только сам видишь, собой нехороша... При нашей-то бедности где найти ей жениха! А ведь так бы хотелось, уж она у нас на возрасте. – Это небольшая беда! – отвечает паломник.– Не печальтесь, я вам помогу. Вынул он из рукава черное-черное полотенце. – На, девушка, возьми! Станешь мыться в чане, потри этим полотенцем лицо. Вернулась о-Коно к своим хозяевам и согрела воду для вечернего купанья. Первым в чан полез сам хозяин, потом все его семейные по очереди, а дочка стариков окунулась, как всегда, самой последней. Взяла она черное полотенце и с опаской легонько потерла свои щеки. Но что это? Шершавая кожа стала вдруг мягкой и нежной, словно шелк. Шею потерла, шея стала гладкой-гладкой... Страх взял девушку, выскочила она не помня себя из чана и побежала к зеркалу. Смотрит: все рябины сошли с лица, сияет оно нежной белизной. Стала о-Коно красавицей, каких мало. Увидела это чудо жена старосты и приступила к девушке с допросом: как, да что, да почему. Рассказала о-Коно все, как было. Захотелось хозяйке испытать на себе чудесную силу полотенца. Попросила она его в долг, один раз потереться. На другой вечер залезла жена старосты в чан последней, чего отроду с ней не случалось, и давай тереть лицо полотенцем. Стало оно гладким и нежным. Потом руки потерла. Сделались руки мягкими и белыми, словно свежие рисовые лепешки. Обрадовалась хозяйка, трет себя полотенцем с головы до ног. Насилу-то насилу решилась она вылезти из чана, приговаривая: – Ну, хватит! Уф, устала! Зато теперь меня и не узнаешь, такой я стала красавицей. Но не тут-то было! Ее белые-белые ноги и белая-белая спина словно приросли к чану. Как ни билась жена старосты, сколько ни старалась, а так и не смогла отлепиться. Завопила она во весь голос. Прибежала о-Коно, схватила хозяйку за руки, хочет вытащить ее из чана, да не может. Что тут делать? Просит хозяйка: – Беги скорей, о-Коно, ищи того паломника, что дал тебе черное полотенце. Приведи его сюда, пусть освободит меня силою своих чар. О-Коно со всех ног бросилась к себе домой. Видит: паломник все еще гостит у стариков: уговорили они его пожить денек-другой. Привела о-Коно паломника к своим хозяевам. Взглянула на него жена старосты – и обомлела. Ведь это тот самый нищий, кого она вчера от ворот с бранью прогнала. А нищий знай себе тихонько посмеивается. – Хорошо,– говорит,– я согласен освободить тебя. Но только вот мое условие: устройте наперед веселый пир и созовите всю свою родню, и ближнюю, и дальнюю. Много времени не прошло, собрались родичи старосты в парадном покое для гостей. Увидел паломник, что все в сборе, и неторопливо подошел к чану с водой, где сидела хозяйка, плача и охая. Вынул он из рукава зеленую бамбуковую палочку. Светилась-сверкала она ярким огнем. Взмахнул паломник бамбуковой палочкой и прочитал заклинание. В тот же миг жена старосты отлепилась от чана. Обрадовалась она, наспех нарядилась и побежала к гостям. Еще веселее стали гости пировать, пили вино, пели песни и шумели, а о паломнике и думать забыли. Даже не поблагодарили его. Вдруг он словно из-под земли вырос посреди парадного покоя и крикнул громовым голосом: – Обратитесь в обезьян! Обратитесь в обезьян! Ударил он раз-другой об пол бамбуковой палочкой, и тотчас же все бывшие там обратились в краснорожих обезьян. Запрыгали они, заверещали. Снова взмахнул паломник зеленой бамбуковой палочкой и повелел: – Бегите в горы! Бегите в горы! Только он это вымолвил, как обезьяны пустились наутек во главе со своим вожаком – бывшим старостой и пропали в темной глубине гор. Только их и видели. Стало в просторном доме тихо-тихо. О-Коно в страхе забилась в самый дальний угол кухни, дохнуть боиться. Ласково окликнул ее паломник и велел привести старика со старухой. Сбегала девушка домой и привела отца с матерью за руки. Сказал им чародей на прощанье: – У кого сердце шерстью обросло, тому лучше стать обезьяной. Отныне живите в этом доме. Староста сюда больше не вернется. И вдруг он исчез быстрее ветра. Скоро девушка нашла себе хорошего жениха и зажила вместе со своими родителями в радости и довольстве. | |
Сказка № 871 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Как-то одна старуха пришла в знакомый дом. А у хозяйки была молоденькая дочь. Сидит девушка, слезами заливается. – Отчего ты плачешь? – спрашивает старуха.– Уж не обидел ли тебя кто? – Ах, бабушка, соседки у нас на язык такие злые. Говорят, будто я лицом черна. – Уж чего только люди не придумают! Как же ты лицом черна, если у тебя на лице белила в палец толщиной! – Говорят еще, будто у меня одна нога на вершок короче. – Которая! Эта нога? Скажут тоже! Да она на два вершка длиннее другой! | |
Сказка № 870 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Некогда на острове Мияко жил один молодой рыбак по имени Масария. Было ему лет двадцать, не больше. Однажды в ясный лунный вечер пошел он на берег моря рыбу ловить. Вдруг удочка в его руках изогнулась дугой, словно лук: – А-а, клюет! Вытащил Масария из воды огромную рыбину. От глаз до хвоста была она длиной в добрых три сяку. Только хотел обрадованный Масария снять ее с крючка, как вдруг его руки онемели, словно их отшибло. Свалился он на землю без памяти. А как пришел в себя, видит: рыба исчезла и стоит перед ним, откуда ни возьмись, девушка дивной красоты. – Застала меня темнота в дороге,– говорит она голосом чистым, как серебряный колокольчик.– Позволь мне провести одну ночь в твоей хижине. – Да ведь живу я в тесном шалаше, там и лечь-то как следует негде. – Мне все равно, лишь бы укрыться от дождя и ночной росы. Прошу тебя, дай мне приют на одну ночь. Впустил Масария девушку в свой шалаш, а у самого сердце так и стучит в груди! В жизни не видал он такой красавицы. Провели они вместе ночь, а на другое утро, только открыл молодой рыбак глаза, красавица исчезла, словно ветром ее унесло. Долго не мог рыбак позабыть красавицу. Каждый вечер ходил он на берег моря, но она все не появлялась. Как-то раз, в безветренный тихий день, закинул Масария сети в море и стал поджидать улова. Вдруг он видит: на волнах покачивается челнок-однодеревка, а в нем сидят двое маленьких мальчиков – каппа. Тело у них чешуей покрыто, а глаза навыкате, как у больших рыб. – Отец! Здравствуй, наш отец! – закричали они. Сильно удивился Масария. – Почему вы меня так зовете? Какой я вам отец! Вы же каппа, дети воды! – Что ты отпираешься! Разве не было у тебя любовной встречи с нашей матушкой года два-три назад? – не по возрасту смело спрашивают дети.– После этого и родились мы на свет, двое братьев-близнецов. – Ну, если так, то вы и вправду мои дети. Но где же ваша матушка? – На дне моря, во дворце Повелителя драконов. – Да неужто? – Она послала нас за тобой, отец. Как услышал это Масария, не стал долго раздумывать, обнял своих детей за плечи и нырнул на дно моря. В то же мгновенье очутился он перед воротами подводного дворца. – Матушка, матушка, мы отца привели! – крикнули мальчики. Громко заскрипели подводные ворота из алого коралла и распахнулись настежь. Окруженная толпой прекрасных прислужниц, под звуки тихой музыки вышла ему навстречу в ослепительном наряде сама принцесса Отохимэ, дочь Повелителя драконов. – Добро пожаловать, долго я тебя ждала. Взяла Отохимэ своей рукой, похожей на белую рыбку, Масария за руку и повела во дворец. Вся утварь в покоях кораллом изукрашена, алым, черным, белым и лазоревым. В зеркалах пестрые рыбы проплывают, морские чудища глаза пялят. – Давно я хотела с тобой свидеться. Ведь родилось у нас двое сыновей. Останься же с нами навек в этом дворце. Будем с тобой жить неразлучно,– молвила Отохимэ. Масария только смотрел во все глаза и слова не мог вымолвить в ответ. Провела его Отохимэ в парадную залу. А там уже веселый пир наготове, столы яствами уставлены, прислужники-рыбы вино наливают. Заиграли лютни, цитры, скрипицы, флейты, барабаны. Начались веселые пляски. То краб ходит боком, то осьминог выкидывает коленца. До слез хохотал Масария. Так прошло пять дней. Но не в радость молодому рыбаку был вечный праздник. Потянуло его на землю, к людям. Видят дети, что у отца лицо затуманилось, ходит он нерадостный, и спрашивают: – Невесело тебе у нас, отец? Верно, хочешь на землю вернуться. Удивился Масария. – Вот правду говорят, что дети приметливы! Тяжко мне стало на морском дне. Помогите же мне вернуться на вольный воздух. – А наша матушка что говорит? – Я попрошу ее отпустить меня. – Да, расскажи ей все, что у тебя на сердце. Но когда будешь с ней прощаться, то, уж верно, она подарит тебе что-нибудь на память. Попроси тогда маленький голубой кувшинчик. Это лучшее сокровище нашего дворца,– посоветовал Масария один из мальчиков и повел его в покои Отохимэ. – Я уже все знаю от наших детей. Так ты непременно хочешь вернуться на землю? – Что поделаешь! Привык я каждый день трудиться. От безделья не по себе мне стало, тоска грызет. Я – созданье земли и должен вернуться на землю. – Если так, то и говорить не о чем. Но хочу я дать тебе подарок на память. Выбери сам, что приглянется. – Что ж, дай мне тогда вот этот лазоревый кувшинчик. Опечалилась было Отохимэ, но потом улыбнулась: – Этот кувшинчик – бесценное сокровище. Но для тебя, мой любимый Масария, мне ничего не жаль, возьми его! Только всегда помни обо мне. И с этими словами Отохимэ отдала Масария лазоревый кувшинчик. Простился с женой молодой рыбак, обнял своих сыновей за плечи и в тот же миг очутился на берегу острова Мияко. Пошел Масария назад в свою деревню. Но что это? Как она изменилась! Все в ней выглядит чужим. Если б не горы да не река, он и места того не признал бы. Ищет рыбак свой дом, но от него и следа не осталось. Там, где он стоял, поднялась высокая роща. Глазам своим не верит Масария. Уж не сон ли? Вдруг увидел он, что по дороге бредет, опираясь на палку, седой старичок лет семидесяти. Сказал ему Масария: – Я рыбак из здешних мест, зовут меня Масария. Пять дней пробыл я во дворце Повелителя драконов, и вот – не узнаю родной деревни. Все здесь так изменилось! – Масария, говоришь ты? Верно, был такой среди нас, рыбаков. Да только добрых пятьдесят лет прошло, как уплыл он в море и не вернулся. Уж не призрак ли ты? Скройся с моих глаз! Пропади! – И старик замахнулся на Масария посохом. «Дивное, непонятное дело!»– И Масария, спотыкаясь, неверным шагом побрел к старому пруду на краю деревни. Наклонился Масария над прудом. Но в воде он увидел не юношу двадцати лет. Нет, на него глядел седой, морщинистый старик, похожий на того, с каким он повстречался. – О, я несчастный! Пять дней провел я во дворце Повелителя драконов, а за это время на земле прошло пятьдесят лет! Потерял я свою молодость! И в отчаянии Масария встряхнул свой лазоревый кувшинчик. Что-то в нем заплескалось. Он открыл крышку, и оттуда потянуло крепким духом старого вина. – Так, значит, там драгоценное ароматное вино. Что ж, хоть напиться с горя, что ли! И, опрокинув вверх дном кувшинчик, Масария осушил его одним духом. Побежало вино по его жилам горячей струей. Поднес он руки к лицу,– лицо стало гладким, как прежде. Поглядел Масария в пруд и подскочил от радости. – Мне снова двадцать лет! Так вот отчего этот кувшинчик – бесценное сокровище! Эх, жалко, что я все вино сразу выпил. Потряс он кувшинчик, а в нем опять вино булькает. – Эге, чудо за чудом! Выходит, пей, сколько хочешь, из того кувшинчика, а вино никогда в нем не иссякнет, как струя в роднике. Масария не помнил себя от счастья: – Теперь я смогу помогать людям. Вина на всех хватит. Начал он ходить по всему острову и всюду рассказывать людям про свои приключения. Выпьют чудесного вина старики – станут молодыми, выпьют больные – и станут здоровыми. Пронесся об этих чудесах слух по всем окрестным островам. Люди толпами пошли к дому Масария. Кто сам идет, кого ведут, а кого и несут. Но верно говорят: между радостью и горем тонкая стена. Как-то раз пришло к Масария людей втрое больше обычного. Лег он спать еле живой от усталости, но только заснул первым сном, как в ворота так сильно застучали, словно хотели разнести их вдребезги. – Эй, Масария, отворяй! С дальнего острова привезли на лодке больного. Он чуть дышит. Дай ему выпить целебного вина. Скорей, а не то помрет. Отворяй ворота, живо! Не откроешь подобру-поздорову, вышибем. Масария встал с постели, протирая заспанные глаза. – Это что еще! Что за наглость такая! Я даром пою каждого, кто ни попросит, чудесным вином из дворца Повелителя драконов. Могли бы, кажется, быть мне благодарны. А вы ломитесь в мой дом посреди ночи, покоя не даете. Хороша награда за мою доброту. Что я нажил, кроме хлопот и беспокойства! Из-за этого проклятого кувшина мне и ночью отдыха нет. Да пропади он пропадом! И только он это вымолвил, как кувшинчик с треском разломился пополам. Обратились его осколки в двух белых лебедей и полетели в сторону моря. С криком бросился Масария за ними в погоню. Но лебеди, сверкая в лунном свете белыми крыльями, скрылись из виду. В ту же минуту Масария вновь превратился в дряхлого старика. И все люди, кому чудесное вино вернуло молодость, снова стали стариками. А больные, исцеленные вином, сразу умерли. Вот что случилось в далекую старину. | |
Сказка № 869 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
В старину, в далекую старину, жили на самом краю одного маленького городка старик со старухой. Торговали они сладкими тянучками амэ. Однажды в темный зимний вечер постучалась в дверь их лавочки какая-то молодая женщина. Стоя за порогом, она робко протянула монету в три гроша. – Вот, дайте мне, пожалуйста, немного ваших амэ... – Что ж вы стоите на холодном ветру, госпожа? Заходите, обогрейтесь, пока мы завернем вам покупку. – Нет уж, я тут постою. Взяла молодая женщина сверток с лакомством и пропала во мраке. Пришла она и на другой вечер. Стали старики говорить между собой: – Кто она такая и почему приходит в такую позднюю пору? Неужели у нее другого времени нет? На третью ночь женщина пришла снова. А на четвертую старики спохватились: не монетку она им оставила, а сухой листок. – Ах, обманщица! – заголосила старуха.– Пойди, старик, за нею вслед, она еще не ушла далеко. Кабы у меня глаза были получше, она бы мне не подсунула листок вместо монеты. – Смотри, у порога комья красной глины... – удивлялся старик, зажигая фонарь.– И откуда только пришла эта женщина? По соседству у нас один белый песок. Побрел он в ту сторону, куда незнакомка скрылась. Смотрит: отпечатков ног на снегу не видно, только комки красной глины след показывают. «Да ведь здесь и домов-то нет,– думает старик.– Неужто она на кладбище пошла? Кругом одни могильные памятники». Вдруг услышал он плач младенца... «Верно, почудилось мне. Вот и стихло... Это ветер в ветвях свистит». Нет, опять послышался детский плач, жалобный и глухой, словно из-под земли. Подошел старик поближе. И верно, кто-то плачет под свежей насыпью могилы... «Дивное дело! – думает старик.– Пойду-ка я разбужу настоятеля соседнего храма. Надо узнать, в чем тут тайна. Ужели в могиле живой похоронен?» Разбудил он настоятеля. Пошли они к могиле с заступом. – Вот эта, что ли? Здесь беременную женщину похоронили тому уж несколько дней,– воскликнул настоятель.– Умерла от какой-то болезни, не дождавшись родов. Да уж не почудилось ли тебе, старик? Вдруг снова глухо-глухо послышался у них под ногами детский плач. Стали они поспешно копать заступом. Вот показалась крышка нового гроба. Отвалили они крышку. Видят: лежит в гробу молодая женщина, будто спит, а на груди у мертвой матери живой младенец. И во рту у него сладкое амэ. – Так вот чем она его кормила! Теперь я все понял! – воскликнул старик.– Велико чудо материнской любви! Нет на свете ее сильнее! Бедняжка сперва давала мне те монеты, что ей по обычаю в гроб положили, а как кончились они, принесла сухой листок... Ах, несчастная, она и за гробом берегла своего младенца. Тут пролили оба старика слезы над открытой могилой. Разжали они руки мертвой женщины, вынули из ее объятий младенца и отнесли его в храм. Там он и вырос, там и остался, чтобы всю жизнь заботиться о могиле своей матери, которая так сильно его любила. | |
|