Сказка № 4876 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
 Остановился табор неподалеку от деревни. А возле деревни, на самом краю ее, часовня стояла, и рядом с ней береза кривая росла.
Вот спит один цыган из табора и слышит, как кто-то его в бок толкает:
– Вставай, цыган!
Проснулся цыган, видит: стоит перед ним старичок – весь седой и борода до пояса.
– Иди к часовне, цыган, там под кривой березой клад зарыт. Полное охотничье голенище золота. На тебя этот клад записан. Срок уже выходит. Иди отрой его и возьми.
Сказал старичок и исчез. Рассказал утром цыган своей родне о том, как к нему ночью старик приходил, а те его на смех подняли:
– Охота тебе идти позориться. Какой клад? Нет там ничего. Это над тобой кто-то насмешки строит.
Так или иначе, но не пошел цыган на указанное место. А табор дальше покатил.
На следующую ночь опять приходит старичок к этому цыгану и говорит:
– Ты что же это, мой милый, не слушаешься? Или тебе клад не нужен? Придется тебе обратно возвращаться...
Наутро цыган снова рассказал своей родне о старике.
– Рядом был – не стал копать, а чего теперь тебе ехать?
Короле сказать, подняли цыгана на смех, и никуда он не пошел. А потом и забыл о кладе.
Много ли, мало ли времени прошло – бог знает, только случилось так, что табор оказался снова на краю той деревни, возле которой часовня стояла.
Вспомнил цыган о старике, что к нему по ночам приходил, о кладе вспомнил.
«Дай, – думает, – схожу все-таки, очищу Душу».
Никому ничего не сказал цыган и отправился на тo место, о котором когда-то ему старик говорил. Подошел он к часовне, встал под кривой березой и копать начал. Откопал охотничье голенище, взглянул в него, а там одни битые черепки лежат.
– Значит, правильно надо мной родня смеялась, – сказал сам себе цыган и только собрался обратно, как видит – перед ним тот старичок стоит:
– Эх ты, цыган! Сам от своего счастья открестился. Твоему кладу уже срок давно вышел.
Говорил я тебе, когда его надо было брать, а ты меня не послушал. | |
Сказка № 4875 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Жили цыгане, и был у них единственный сын. Были эти цыгане богатыми и ни в чем нужды не знали.
Вырос сын и задумался над жизнью.
– Отец, мать, – спрашивает он у своих родителей, – живем мы богато, нужды и горя не знаем. А скажите мне, что такое нужда и горе?
– Да не нужно тебе этого знать, сынок! – сказал отец и ушел по своим цыганским делам. Видит сын, что от родителей ему ничего не добиться, и к бабушке пошел:
– Скажи, бабушка, что такое нужда и горе? А то столько лет живу я на свете и не знаю, что это такое.
– Нужда и горе, – отвечает ему бабушка, – это дело такое, цыганское. Вот, к примеру, пошел ты воровать, а тебя поймали, или заболел ты во время кочевья, или есть тебе нечего...
Вот это и есть нужда и горе.
Выслушал ее парень и говорит:
– Вот и хорошо. Пока отца с матерью нет, пойду-ка я по свету, на себе испытаю, что такое нужда и горе, а то живу я отцовской головой и ничего не ведаю. Пойду-ка я воровать.
Сказал и отправился. А у одного купца была хорошая лошадь. И решил парень эту лошадь украсть. Идет, а сам думает: «Если я украду эту лошадь, значит, счастливая у меня рука, а не повезет – узнаю, что такое горе!» Только он сломал замки в конюшне купца, как появился хозяин с ружьем и застрелил цыгана. Взял купец убитого цыгана, отнес его в лес и распял на цепях.
Как-то раз по этому лесу проезжал бедный цыган. Остановился он неподалеку от того места, где был распятый цыган, сделал палатку, костер разжег, сидит. Настала полночь.
Видит бедный цыган: идет по лесу человек, на цыгана похожий, и песню поет:
Как у батюшки я жил, Нужды-горюшка но знал, А сюда я попал – Нужду-горюшко узнал!
Пригляделся бедный цыган получше, прислушался к голосу и узнал в парне сына богатого цыгана. Стал бедный цыган звать парня, а тот к огню не подходит. Известное дело, что мертвецы огня боятся, да только не знал бедный цыган, что того парня убили.
«Может быть, обознался я», – подумал бедный цыган.
Наутро отправился бедный цыган дальше. Заехал он к родителям убитого парня и спрашивает:
– Где ваш сын?
– Не знаем, – отвечают те, – вот уже месяц прошел, как его нет. Мы уезжали, а он без нас пошел горе-нужду искать и с той поры пропал.
– Видел я в лесу одного цыгана, очень уж он на вашего сына похож, да только, сколько я ни звал его, он не откликался.
– Где ты его видал? – спрашивают родители.
– В лесу, там-то и там-то...
Не поверили родители бедному цыгану, а тот говорит; – Не верите мне – поехали вместе, сами увидите. Согласились родители. Поехали втроем: отец, дядя и бедный цыган. Подъехали к тому месту, где накануне бедный цыган парня видел, развели костер, сидят. В двенадцать часов раздается песня в лесу:
Как у батюшки я жил, Нужды-горюшка не знал, А сюда я попал – Нужду-горюшко узнал!
Узнал отец своего сына сразу, да сколько ни кричал, сколько ни пытались его поймать – бесполезно. Понял отец, что мертв его сын и что чудится он, неотпетый.
– Надо утра ждать, – сказал отец остальным цыганам, – до утра мы его все равно не возьмем, а как третьи петухи пропоют, он исчезнет. Мы тогда пойдем и постараемся найти его тело.
Настало утро. Отправились цыгане на поиски. Долго бродили они по лесу, пока не наткнулись на распятого на цепях парня. Положили цыгане его на телегу и привезли домой. Пролили отец и мать горькие слезы над убитым сыном и решили хоть память о нем людям оставить. Выстроили они часовню из чистого золота, а гроб с телом сына повесили в ней на золотых цепях. Жалко было отцу с матерью расставаться с сыном, поэтому не стали они отпевать его душу.
С той поры, как только ночь наступала, приходил сын домой и разговаривал с родителями, а с третьими петухами обратно в часовню возвращался.
Узнал отец, что у одних цыган есть очень красивая девушка, и ему захотелось женить сына на ней.
Да только как мертвого женить? Днем-то он в гробу лежит, а ночью те цыгане спят. Думали, думали и решили родители пойти ночью сватать. Обрядились они, как сваты, вплели в конские гривы ленты, дрэвца взяли, прикрепили сотенные билеты к ним, золотые ожерелья навесили – все по обряду. Отправились.
Пришлось разбудить тех цыган. Удивились цыгане, что сваты ночью приехали.
– Что за жених у вас такой, что не мог днем прийти? – спрашивают они.
– Наш сын – большой барин, у него, почитай, сотни лошадей, забот и хлопот хватает: и за лошадьми надо следить, и на ярмарку ездить менять – короче сказать, дел полно.
Так что, хотите или нет, коли рады жениху, то свадьбу ночью придется делать.
Понравился девушке парень, и согласилась она стать его женой. Нечего делать, пришлось родителям невесты ночью свадьбу играть.
Отгуляли свадьбу, и стали молодые жить. Только странная у них была жизнь: днем жена мужа не видала, перед рассветом прощался он с ней, говорил, что по делам уходит, а как полночь наступала – возвращался.
Проходит год. Как-то раз собрались родители парня по делам купеческим. Позвали они невестку. Мать ей и говорит:
– Вот тебе ключи от всех комнат, от всех амбаров, от всех кладовых и от всех сундуков. Мало ли что понадобится тебе. Бери, что хочешь, открывай любую дверь, любой замок. Но только видишь: вот маленький ключик. Этим ключиком ничего не открывай. Иначе беда будет.
Сказали так родители и уехали.
Одолело тут девушку любопытство.
«Как же так, – думает она. – Почему это все замки можно открывать, а этим ключом ничего нельзя?» Стала она искать, что это за дверь такая, которая открывается маленьким ключом. Обошла она все амбары, все замки перепробовала, и ни к одному не подходил этот маленький ключ.
Стала она тогда по округе бродить, зашла в лес и вдруг видит: золотая часовня стоит, а на часовне маленький замочек висит. Вставила девушка ключик в замок – часовня открылась. Вошла цыганка внутрь и видит: под потолком гроб висит на золотых цепях, а к нему лестница приставлена. Полезла цыганка по лестнице, заглянула в гроб и остолбенела: в гробу муж ее лежит мертвее мертвого. Поняла тогда все цыганка: почему ночью сваты приезжали, почему свадьбу ночью делали, почему муж только ночью к ней приходил, а днем она его не видела.
Спустилась цыганка с лестницы, заперла часовню и домой пришла. Возвращаются свекор со свекровью. Ничего не сказала им невестка.
Настала ночь, и снова пришел к ней муж.
– Зачем ты днем в часовню приходила? Я все знаю. Не хотел я, чтобы ты узнала правду. Теперь ты уйдешь от меня, побоишься жить с мертвым.
– Не уйду я от тебя никуда, люблю я тебя и буду жить с тобой всегда, только выполни одно мое условие.
Есть у меня крестный батюшка, и он сможет тебя оживить. Не противься этому.
А он ни в какую:
– Не должен оживать покойный.
Если ты пойдешь к своему крестному, то бойся меня, я тебя задушу.
Видит цыганка, что не уговорить ей своего мужа, решила она его не разумом, так хитростью взять:
– Хорошо, пусть будет по-твоему, не пойду я к своему крестному батюшке, пусть все останется по-старому.
А наутро, когда муж исчез с третьими петухами, побежала цыганка к своему крестному батюшке и рассказала ему все.
– Помоги мне, крестный, я его люблю и хочу с ним жить.
– Я научу тебя, – отвечает крестный, – я знаю, как поступить: как появится он ночью, надо его хватать, пока он живой, связать его надо покрепче и в церковь привезти, а потом уже сорок дней и сорок ночей надо молитвы над ним читать, только тогда он оживет.
А тут и удобный случай подвернулся: уехали опять свекор и свекровь к своей дальней родне. Подговорила цыганка отца с матерью, братьев на помощь позвала, привела в дом мужа, и устроили они засаду.
В полночь, как только появился мертвый цыган, навалились все на него, связали, бросили на телегу лицом вниз и отвезли в церковь, как научил их батюшка. Приезжают в церковь, а их уже поп встречает.
– Раз ты хочешь, чтобы он ожил, – говорит поп цыганке, – ты сама должна над ним молитвы читать.
Начала цыганка молитвы над мужем своим читать. Днем все было тихо и спокойно, а лишь только полночь наступила, как в церкви шум поднялся невообразимый, залетела туда нечистая сила и давай цыганку терзать: за волосы ее хватают, и за руки, и за ноги, и в лицо плюют, и всякую нечисть бросают. Еле дождалась третьих петухов цыганка, а как пропели петухи – нечистую силу как ветром сдуло.
– Не выдержу я, крестный, – со слезами па глазах сказала наутро цыганка попу. – Это только первый день, а что дальше будет?
И она рассказала ему все, что произошло с ней ночью.
– Не горюй, милая, я тебя научу, как быть, – ответил поп. – Очерти круг на том месте, где стоишь, осени его крестным знамением, чтобы не было хода нечистой силе.
Так она и сделала. На следующую ночь стало полегче. Не могла нечистая сила до цыганки достать, как ни старалась, круг мешал. Так и читала она день за днем, ночь за ночью. Однако сил у нее оставалось все меньше и меньше. Вот уже и последний день настал, и ночь подступает. Совсем уже слипаются глаза у цыганки. Тогда взяла она и подставила руку под огонь свечи. Боль подступила к ней нестерпимая, но зато сон как рукой сняло. Дочитала она молитву в последний раз, а наутро ожил ее муж.
И жили они долго в любви и согласии. | |
Сказка № 4874 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Украл цыган коня где-то далеко от табора своего и возвращается домой. Известно всем, что когда с такого дела возвращаешься, то днем все больше в лесу скрываешься, а ночью, когда все затихает, едешь. Не с голыми руками возвращаешься – с чужим конем! А ночью-то вся нечистая сила и оживает, тут ей раздолье! Русалки свои реки проверяют, а лесовые по лесам шатаются да тех, кто в их владения забредает, наказывают. Так закружат иной раз, что и не выберешься.
Вот и едет цыган с краденым конем, и едет. Вдруг слышит, словно кто-то в колокол бьет. Понял цыган, что эта лесовик его заманивает. Испугался, а виду не подает.
– Нечего меня пугать, – кричит он лесовику, – меня и нет здесь вовсе, я в шатре сплю.
Захохотал лесовик и давай цыгана по лесу кружить. То цыган был вроде рядом с табором, а не прошло и минуты, как он за сто верст от своих шатров оказался.
Кружил, кружил цыган по лесу, а наутро, выбившись из сил, привязал краденого коня к дереву, место пометил и пешком домой отправился. Целую неделю добирался.
Пришел в табор и рассказывает, что с ним случилось.
– Потому-то он и крутил тебя по лесу, что ты обидел его, не откупился, надо бы ему серебра бросить, тогда бы он и отстал, – сказал старый цыган.
На следующую ночь собрался цыган на меченое место за конем и серебра с собой прихватил. С тех пор больше он с лесовиком не ссорился. | |
Сказка № 4873 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
|---|
Что делал этот Беляцкий? Разбойничал он в Смоленской губернии и такой страх навел на всю округу, что его именем даже детей пугали. Какие только истории о нем не рассказывали, и не поймешь, чего в этих историях больше – правды или обмана! Не раз ловили Беляцкого, да только не смогли в остроге удержать. Знать, не держали его кандалы, коли трижды он из тюрьмы убегал.
Нападет разбойник на господский дом, обчистит все, но душ людских не губил. Барышню повозит с собой да и отпустит: иди, матушка, восвояси.
В Смоленском уезде напал он на имение местной помещицы Марии Петровны. Мария Петровна знала, что делать. Пошла она прямо к губернатору, на колени перед ним упала:
– Ваше превосходительство, как быть: дома жить или из дому бежать? Как быть, когда в поместье покоя нет?
Вы не подумайте, что она хотела унизиться перед губернатором, чтобы разжалобить его. Это она пристыдить его хотела. А что губернатор ей сказал? Губернатор сказал:
– Будьте спокойны, сударыня! А она ему что?
– Как хотите, ваша милость, но, если вы не защитите нас, мы знаем, где у царя ворота открываются. Крепко рассердился губернатор.
– Полиция, – говорит, – никуда не годится. Однако исправника он к себе вызвал и принялся бранить его:
– Какой же ты исправник, коль в уезде твоем грабят разбойники безо всякого препятствия? Разыскать их немедленно! А до той поры в доме своем не появляйся, не хочу я за вас, бездельников, отвечать. Что это такое? Мне, самому губернатору, приходится разбойников ловить.
Принялась полиция разбойников искать: и становые, и исправник, и из соседних уездов исправники – никого не могут найти. Словно пропал Беляцкий, и шайка его пропала. А ведь ездили по двенадцать человек разбойники.
Решили совет держать. И тут наш старик становой Лебедев встал и говорит исправнику:
– Мы хоть целый год будем искать, да ничего не сделаем. Есть у меня человек, он один нам может помочь.
– Кто этот человек? – спрашивают.
– Да цыган Ивка.
Приехал ко мне исправник по совету станового и взмолился:
– Что хочешь, то и делай, только помоги. Жизни нет никакой. С каких пор уже дома не был. Бери, что хочешь, только окажи услугу.
– Что ж, помогу я, если помещик позволит. А дело тут вот в чем. Как-то раз приезжал Беляцкий к помещику нашему. Переоделся купцом разбойник. Привез он ему две шубы продать: одна американских медведей, а другая барашковая. Не сразу, но помещик догадался, что перед ним Беляцкий, а шубы – краденые, и потому не стал он покупать – побоялся. Уходя, разбойник сказал:
– Все у вас будет цело в имении да и соседей ваших я трогать не буду, если ваши цыгане от меня отстанут.
И тогда помещик велел, чтобы мы не трогали Беляцкого.
Поехал исправник к помещику и рассказал, что творит разбойник по губернии. Рассердился помещик:
– Уж если он так безобразничает, то пусть Ивка ловит его. Только ты, господин исправник, не обижай цыгана, а за труды заплати хорошенько. Ты учти, что в этом деле можно и головы лишиться. Видал я этого разбойника – подлец отменный: глаза, как у волка.
– Я, – пообещал исправник, – сто рублей Ивке дам.
– А я на том свидетель. Только смотрите, может быть, вы его поймать не поймаете, а раздразните только. После этого он мне жить не даст.
Отправились мы с исправником в Смоленск, а из Смоленска я пешком пошел, как бродяга непомнящий, по дороге в Красненский уезд. Я заранее знал, что Беляцкий со своей шайкой прячется в трех верстах от села Уварове, где держал постоялый двор Пярекста. Беляцкий снюхался с его дочкой, и, что ни украдет, что ни награбит, все к нему, Пярексте, несет.
Пришел я на постоялый двор.
– Здравствуйте вам!
– Здравствуй!
– А не поставите ли, хозяин, самовар?
– Можно. А откуда ты пришел?
– Да, считай, целый свет обошел, бродяга я непомнящий. Что ты у меня спрашиваешь, у бедного странствующего человека?
– Ну, выпьем чайку и познакомимся.
Поставили самовар, чай пить стали, а я все в окошко поглядываю, делаю вид, мол, боюсь, как бы не схватили меня.
– Так вот что скажу я тебе, – говорю я хозяину постоялого двора, – три года уже я странствую, от самой Сибири иду. Есть у меня вещи кое-какие. Не купил бы ты их?
– А какие у тебя вещи?
– Есть у меня посуда серебряная, холст есть, господские шубы, есть дорогая господская одежда...
– И где же она, эта одежда?
– Спрятана.
– А когда ж ты мне ее привезешь?
– Скоро.
– А как мы все это сделаем?
– Сделать надо так, чтобы никто не знал об этом. Назови время, я одежду и привезу.
– Ну это дело надо водкой обмыть.
Подал хозяин водку, себе стакан налил, мне тоже.
– Ну-ка выпьем за знакомство.
Выпили. А тут и дочь Пярексты подошла, та самая, которая с Беляцким путалась. Красавица. Села она за стол и начала:
– Какой славный парень. Что, если он с Беляцким познакомится?
– Парень-то я хороший! Кабы мне еще дело нашлось, а то надоело бродяжить.
– Будет мне от тебя польза – пристрою... Хочешь к господину Беляцкому пристать? Слыхал про него?
– Слыхать-то слыхал, да только видеть не приходилось. Знаю я, что ухватка у него молодецкая. Пристрой меня к нему. А за это подарок получишь.
– Пристрою, пристрою, благодарен будешь.
– А как же я с ним познакомлюсь?
– Приезжай тогда-то и тогда-то да вещи приноси.
– Хорошо, приеду, пускай Беляцкий сам уверится, что я в деле ловок, а ты своей рекомендацией нас соедини... А в котором часу приехать?
Подумал, подумал Пярекста и говорит:
– К полночи приезжай. Будет тебе Беляцкий. Поблагодарил я хозяина, за харчи заплатил да за выпивку, а он мне опять:
– Такого-то числа приходи. Увидишь Беляцкого. Как узнал исправник про мои похождения, так возрадовался – аж расцеловал. Устроили мы совет, чтобы решить, как разбойника брать. Доложили обо всем губернатору. Он приказал дать нам в помощь солдат. Сели мы на почтовых, за солдатами поехали. С нами следователь увязался. Взяли мы человек пятьдесят солдат вооруженных и за день до встречи приехали в Уварове, к дому Пярексты. Расставили солдат: около хлева, около дома. Да так расставили, чтобы не заметил никто. Приказали солдатам: как услышат Ура , так цепью вокруг дома пускай выстраиваются. Пярексту с женой и дочкой связали, чтобы из дому не выходили, и стражу к ним приставили. Одного солдата поставили в сенях, в скрытном месте: как только кто войдет в комнату, то должен был он дверь на клямку прихватить. А еще одному солдату наказали, что если разбойники верхом приедут, то, кактолько в избу войдут, брать лошадей и угонять их подальше от дома. Это чтобы разбойников пешими оставить, если по несчастью кто-нибудь из них вырвется.
Вот сидим мы. Уже и двенадцать часов пробило – нет никого. Вдруг в первом часу ночи являются на шести лошадях двенадцать человек – на каждой лошади по два седока. Беляцкий ехал впереди со своим кучером Егором Михайловым. Едва подъехали разбойники к постоялому двору, Беляцкий (хитер он был, однако) распорядился:
– Проезжайте все мимо, только мы вдвоем с кучером заедем, а вы остановитесь неподалеку: мало ли что? Вдруг кто наедет и узнает, что здесь наша шайка.
Ускакали разбойники и остановились в версте от постоялого двора. А Беляцкий с кучером как соскочили с коня, так к дому пошли. Едва закрылась дверь комнаты, как вышел солдат из потайного места в сенях и дверь на клямку прихватил, а второй солдат на лошадь сел и в деревню умчался. Вдруг послышался крик ура . Тотчас же солдаты цепью окружили дом.
– Огня! – закричал Беляцкий. А кому огонь подавать? Все связаны. Видит разбойник, что за окном люди снуют, тронулся к двери – не пускают, рванулся к окошкам, а там солдаты стоят. Схватил он стул и бряк в окно, а солдаты из ружей палить начали. Принялись разбойники из револьверов отстреливаться. Пальба пошла на всю округу. Услышали разбойники из шайки, что Беляцкий в засаду попал, развернули коней и пустились отбивать его. Едва не отбили. Настоящий бой был. Следователь, что приехал вместе с нами, с испуга на колени встал, взмолился:
– И что за черт меня сюда принес?! Ведь не мое же это дело! А теперь останутся дети мои сиротами.
Исправник поначалу тоже оробел, да только должность его была такая, что на себя пенять не приходилось. Поворотил исправник солдат и приказал:
– Глядите, разбойники кучей идут. Стреляйте в эту кучу – в кого-нибудь попадете.
И вправду, по счастью солдаты сразу же прикончили нескольких человек, и разбойники воротились восвояси.
– Слава богу, оборонились! – облегченно вздохнул исправник. А тут и у Беляцкого порох и заряды кончились, и он крикнул через дверь:
– Теперь берите меня! Только никто не отважился идти к нему. Назначили двоих солдат. Пошли они с ружьями наперевес, а третий со свечой сзади. Так в комнату и вошли. Видят: сидит Беляцкий на стуле и руки на груди скрестил:
– Берите меня!
– А пистолет где твой?
– Какой пистолет? Я не стрелял. Это вы стреляли. Может, вам со страху показалось, что я стрелял?
Егора Михайлова нашли на печи за трубой. Связали их обоих, стали избу обыскивать. Нашли оружие – под печью спрятано было, деньги тоже нашли и драгоценности: ложки, бокалы дорогие...
Посадили разбойника в тюрьму. Тот прокурора потребовал.
– Желаю я кандалы снять, – сказал Беляцкий, – потому что вам от них никакой пользы нет.
– Как так нет пользы? – усмехнулся прокурор. – А коль желаете – сами скиньте, попробуйте!
Ударил разбойник ногой об ногу – упали кандалы. Прокурор крикнул:
– Заковать Беляцкого заново, двойные кандалы повесить.
Заковали, а тот снова как ударит ногой об ногу – кандалы врозь.
– Только совесть меня и сдерживает, а то давно бы из тюрьмы убежал.
Так или иначе, но Беляцкий бежал из тюрьмы, сделал подкоп и ушел, забрав с собой четырех сибиряков. А потом телеграмму дал: Исправника убью из револьвера, а у Ивки язык отрежу .
Приезжал ко мне разбойник ночью, жену мою пытал:
– Где твой хозяин?
– Нету хозяина. В Смоленск уехал. Опять пригрезился он мне и исправнику:
– Доберусь я до них. Дома не найду – в Смоленске достану.
Долго мы с исправником остерегались разбойника. Тот все лето в штатской одежде ходил. Раз слышит – звонок: какой-то гость с кучером приехал. Посмотрела дворовая девка на гостя да сразу и взвизгнула:
– Вы господин Беляцкий!
Тот увидел, что его признали, и был таков.
Наконец поймали разбойника, где-то около Полтавы, в земляную тюрьму посадили, где и закончил oн свою жизнь.
По виду Беляцкий был русый, а скорее даже рыжий, глаза волчьи – по кулаку. Был он ломоносый, походка у него была важная, видать, барской крови человек, с образованием. Говорил разбойник умно и речисто, никто перечить ему не мог. А законы знал получше всякого прокурора. Был он горячим; как стукнет кулаком по столу – кровь стынет. И по разбойному делу был большой мастер: на окошко тряпицу наложит и вынет безо всякого шума. Стрелять в него бесполезно – не попадешь: заговор знал от пули, свинец не брал его. Только одним можно было его убить – медной пуговицей, потому что от меди заговора нет. Да разве кто об этом мог догадаться?! | |
|
