Сказка № 4453 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Говорят, о ифрит, - сказал я, - что в одном городе было два человека, жившие в двух смежных домах с общим простенком, и один из них завидовал другому и поражал его глазом и силился повредить ему. И он все время ему завидовал, и его зависть так усилилась, что он стал вкушать мало пищи и сладости сна, а у того, кому он завидовал, только прибавлялось добра, и всякий раз\" как сосед старался ему повредить, его благосостояние увеличивалось, росло и процветало. Но внушивший зависть узнал, что сосед завидует ему и вредит, и уехал от соседства с ним и удалился от его земли и сказал: \"Клянусь Аллахом, я покину из-за него мир!\" И он поселился в другом городе и купил себе там землю (а на этой улице был старый оросительный колодец), и построил для себя у колодца келью и, купив себе все, что ему было нужно, стал поклоняться Аллаху великому, предаваясь молитве с чистым сердцем. И к нему со всех сторон приходили нуждающиеся и бедные, и слух о нем распространился в этом городе, и весть дошла до его соседа-завистника, и тот узнал о благе, которого он достиг, и о том, что вельможи города ходят к нему. И он вошел в келью, и его сосед, внушивший зависть, встретил его пожеланием простора и уюта и оказал ему крайнее уважение. И тогда завистник сказал ему: \"У меня с тобой будет разговор, и в нем причина моего путешествия к тебе. Я хочу тебя порадовать; встань же и пройдись со мною по твоей келье\". И внушивший Зависть поднялся и взял завистника за руку, и они прошли до конца кельи, и завистник сказал: \"Вели твоим факирам, чтобы они пошли в свои кельи. Я скажу тебе только в тайне, чтобы никто не слышал нас\". И внушивший зависть сказал факирам: \"Войдите в свои кельи\", и они сделали так, как он им приказал, а внушивший зависть прошел немного с завистником и дошел с ним до старого колодца. И завистник толкнул внушившего зависть и сбросил его в колодец, когда никто не знал этого, и пошел своей дорогой, думая, что убил его. А в колодце жили джинны, и они подхватили внушившего зависть и мало-помалу спустили его и посадили на камень и спросили один другого: \"Знаете ли вы, кто это?\" - \"Нет\", - ответили джинны. И тогда один из них сказал: \"Это человек, внушивший зависть, который бежал от завистника и поселился в нашем городе. Он воздвиг ту келью и развлекал нас своими молитвами и чтением Корана, а завистник пришел к нему и встретился с ним и ухитрился сбросить его к нам. А весть о нем дошла в сегодняшний вечер до султана этого города, и он решил Завтра посетить его ради своей дочери\". - \"А что с его дочерью?\" - спросил кто-то из них. И говоривший сказал: \"Она одержимая; в нее влюбился джинн Маймун ибн Дамдам, и если бы старец знал для нее лекарство, он бы наверное ее исцелил. А лекарство для нее самая пустая вещь\". - \"А какое же это лекарство?\" - спросил кто-то из джиннов. И говоривший ответил: \"У черного кота, что у него в келье, есть на конце хвоста белая точка величиною с дирхем. Пусть возьмет семь волосков из этих белых волос и окурит ими царевну, и марид уйдет у нее из головы и никогда не воротится к пей, и она тотчас же вылечится\". И все это происходило, о ифрит, а внушавший зависть слушал. Когда же настало утро и взошла заря и Заблистала, нищие пришли к старцу и увидели, что он поднимается из колодца, и он стал великим в их глазах. А у внушившего зависть не было другого лекарства, кроме черного кота, и он взял из белой точки, что была у него на хвосте, семь волосков и спрятал их у себя. И едва взошло солнце, как прибыл царь со своими вельможами, а остальной свите приказал стоять. Когда царь вошел к возбудившему зависть, тот сказал: \"Добро пожаловать!\" - и, велев ему подойти ближе, спросил: \"Хочешь, я открою тебе, для чего ты ко мне прибыл?\" - \"Хорошо\", - ответил царь. И старец сказал: \"Ты прибыл, чтобы посетить меня, а в душе хочешь меня спросить о своей дочери\". - \"Да, праведный старец!\" воскликнул царь. И внушивший зависть сказал: \"Пошли кого-нибудь привести се, и я надеюсь, что, если захочет Аллах великий, она сию же минуту исцелится\". И царь обрадовался и послал своих телохранителей, и они принесли царевну со скрученными руками, закованную в цепи, и возбудивший зависть посадил со и покрыл ее покрывалом и, вынув волоса, окурил ее ими. И тот, кто был над ее головой, испустил крик и покинул ее, а девушка пришла в разум и закрыла себе лицо и спросила: \"Что это происходит и кто привел меня в это место?\" И султан обрадовался радостью, которой нет сильнее, и поцеловал ее в глаза и поцеловал руки у старца, возбудившего зависть, а после того он обернулся к вельможам своего царства и спросил их: \"Что вы скажете? Чего заслуживает тот, кто исцелил мою дочь?\" - \"Жениться на пей\", - отвечали они. И царь воскликнул: \"Вы сказали правду!\" Потом он выдал дочь замуж за внушившего зависть, и тот сделался зятем царя. А спустя немного умер везирь, и царь спросил: \"Кого сделаем везирем?\" - и ему сказали: \"Твоего зятя\". И ею сделали везирем, и еще немного спустя умер султан, и когда спросили: \"Кого сделаем царем?\" - ответили: \"Везиря\". И везиря сделали султаном, и он стал царем и правителем. Однажды царь сел на коня, и завистник проходил по его дороге, и вдруг видит: тот, кому он завидовал, в царственном великолепии, среди эмиров, везирей и вельмож своего царства! И взор царя упал на завистника, и он повернулся и сказал одному из своих везирей: \"Приведи ко мне этого человека и не устрашай его\". И везирь пошел и привел его соседа, завистника. А царь сказал: \"Дайте ему тысячу москалей из моей казны и принесите ему двадцать тюков товаров и пошлите с ним стражника, чтобы он доставил его в город\", - и потом он простился с ним и уехал, не наказавши его за то, что он сделал с ним. Посмотри же, ифрит, как возбудивший зависть простил завистника и как тот сначала завидовал ему, потом причинил ему вред и отправился к нему и довел до того, что бросил его в колодец, и хотел его убить, но он не воздал ему за его это, а простил ему и отпустил\". И я заплакал, о госпожа, перед ифритом горьким плачем, которого нет сильнее, и произнес: \"Отпускай преступным: всегда мужи разумные Одаряли злого прощением за зло его. Я объял проступки все полностью и сверил их все, Обоими же ты все виды прощенья - будь милостив. И пусть тот, кто ждет себе милости от высшего, Отпускает низшим проступки их и прощает их\". \"Чтобы тебя убить или простить, - сказал ифрит, - Я непременно заколдую тебя!\" И он оторвал меня от земли и взлетел со мною на воздух, так что я увидел под собой землю, как чашку посреди воды. Потом он поставил меня на гору и, взяв немного земли, побормотал над нею и поколдовал и, осыпав меня ею, воскликнул: \"Перемени этот образ на образ обезьяны!\" С того времени я сделался обезьяной столетнего возраста. И, увидев себя в этом гадком образа я заплакал ко самом себе, но был стоек против несправедливости судьбы, ибо знал, что время не благоволит никому. И я спустился с горы вниз и увидел широкую равнину и шел до конца месяца, и путь мой привел меня к берегу соленого моря. И я простоял некоторое время и вдруг вижу - корабль посреди моря, и ветер благоприятствует ему, и он идет к берегу. И я скрылся за камнем на краю берега и подождал, пока пришел корабль, и взошел на него, и один из едущих воскликнул: \"Уведите от нас этого злосчастного!\" - \"Мы его убьем\", - сказал капитан. А тот, другой, вскричал: \"Я убью его вот этим мечом!\" Но я схватил капитана за полу и заплакал, и мои слезы потекли, и капитан сжалился надо мною и сказал: \"О купцы, эта обезьяна прибегла к моей защите, и я защищу ее. Она под моим покровительством, и пусть никто ее не беспокоит и не досаждает ей\". И капитан стал обращаться со мной милостиво, и, что бы он ни говорил мне, я понимал и исполнял все его дела и служил ему на корабле, и он полюбил меня. Ветер благоприятствовал кораблю в течение пятидесяти дней, и мы пристали к большому городу, где было множество людей, сосчитать число которых может только Аллах. И в тот час, когда мы прибыли, наш корабль остановился, и вдруг к нам явились невольники от царя города и поднялись на наше судно и поздравили купцов с благополучием и сказали: \"Наш царь поздравляет вас с благополучием и посылает вам этот свиток бумаги, - пусть каждый из вас напишет на нем одну строчку\". Дело в том, что у царя был везирь-чистописец, и он умер, и султан поклялся и дал великие клятвы, что с дела с везирем лишь того, кто пишет так, как он. И они подали купцам бумажный свиток длиной в десять локтей и шириной в локоть, и каждый, кто умел писать, написал, до последнего. И тогда я поднялся, будучи в образе обезьяны, и вырвал свиток у них из рук, и они испугались, что я порву его, и стали меня гнать криками, но я сделал им знак: \"Я умею писать!\" И капитан знаками сказал им: \"Пусть пишет; если он станет царапать, мы его прогоним от нас, а если напишет хорошо, я сделаю его своим сыном. Я не видел обезьяны понятливее, чем эта\". И я взял калам [34] и, набрав из чернильницы чернил, написал почерком рика такое двустишие: Судьбою записаны милости знатных, Твоя ж не написана милость досель. Так пусть же Аллах не лишит нас тебя Ведь милостей всех ты и мать и отец. И я написал почерком рейхани: Перо его милостью объемлет все области, И все охватил миры своею он щедростью. Нельзя Нил египетский сравнить с твоей милостью, Что тянется к странам всем рукой с пятью пальцами. И почерком сульс я написал: Всяк пишущий когда-нибудь погибнет, Но все, что пишут руки его, то вечно. Не вздумай же ты своею писать рукою Другого, чем то, что рад ты, воскреснув, видеть. И еще я написал почерком несхи: И когда пришла о разлуке весть, нам назначенной Переменой дней и судьбой, всегда превратной, Обратились мы ко устам чернильниц, чтоб сетовать На разлуки тяжесть концами острых перьев. И дальше я написал почерком тумар: Халифат не вечен для правящих, поистине, А коль споришь ты, скажи же мне, где первые? Благих поступков сажай посевы в делах своих; Коль низложен будешь, посевы эти останутся И почерком мухаккик я написал: Открывши чернильницы величья и милостей, Налей в них чернила ты щедрот и достойных дел. Пиши же всегда добром, когда точно можешь ты, Тогда вознесешься ты высоко пером своим. Потом я подал им свиток, и они написали каждый по строчке, а после этого невольники взяли свиток и отнесли его к парю. И когда царь посмотрел на свиток, ему ни понравился ничей почерк, кроме моего, и он сказал присутствующим: \"Отправляйтесь к обладателю этого почерка, посадите его на мула и доставьте его с музыкой. Наденьте на него драгоценную одежду и приведите его ко мне\". И, услышав слова царя, все улыбнулись, а царь разгневался и сказал: \"О, проклятые, я отдаю вам приказание, а вы надо мной смеетесь!\" - \"О царь, - отвечали они, нашему смеху есть причина\". - \"Какая же?\" - спросил царь, и они сказали: \"О царь, ты велел нам доставить к тебе того, кто написал этим почерком, но дело в том, что это написала обезьяна, а не человек, и она у капитана корабля\". - \"Правда ли то, что вы говорите?\" - спросил царь, и они ответил: \"Да, клянемся твой милостью!\" И царь удивился их словам и затрясся от восторга и воскликнул: \"Я хочу купить эту обезьяну у капитана!\" Потом он послал на корабль гонца и с ним мула, одежду и музыку, и сказал: \"Непременно наденьте на него эту одежду, посадите его на мула и доставьте его с корабля!\" И они пришли на корабль и взяли меня у каштана и, надев на меня одежду, посадили меня на мула, и люди оторопели, и город перевернулся из-за меня вверх дном, и все стали на меня смотреть. И когда меня привели к царю и он меня встретил, я поцеловал трижды землю меж его рук, а потом он приказал мне сесть, и я присел на колени, и все присутствующие люди удивились моей вежливости, и больше всех изумился царь. Потом царь приказал народу уйти, и все удалились, и остался только я, его величество царь, евнухи и маленький невольник. И царь приказал, и подали скатерть кушаний, и на пей было все, что скачет, летает и спаривается в гнездах: куропатки, перепелки и прочие виды птиц. И царь сделал мне знак, чтобы я ел с ним, и я поднялся и поцеловал перед ним землю, а потом я сел и принялся есть, и затем скатерть убрали, и я семь раз вымыл руки и, взяв чернильницу и калам, написал такие стихи: Постой хоть недолго ты у табора мисок, И плачь об утрате ты жаркого и дичи. Поплачь, о ката, со мной, - о них вечно плачу я О жареных курочках с размолотым мясом! О горесть души моей о двух рыбных кушаньях! Я ел на лепешке их из плотного теста. Аллаха достоин вид жаркого! Прекрасен он, Когда обмакнешь ты жир в разбавленный уксус. Коль голод трясет меня, всегда поглощаю я С почтеньем пирог мясной - изделье искусных Когда развлекаюсь я и ем, я смущен всегда Убранством и сменами столов и посуды. Терпенье, душа! Судьба приносит диковины, И если стеснит она, то даст облегченье. Потом я поднялся и сел поодаль, и царь посмотрел на то, что я написал, и, прочтя это, удивился и воскликнул; \"О диво! Это обезьяна, и у нее такое красноречие и почерк! Клянусь Аллахом, это самое диковинное диво!\" Затем царю подали особый напиток в стеклянном сосуде, и царь выпил и протянул мне, и я поцеловал землю и выпил и написал на сосуде: Был огнями сжигаем я на допросе, Но в несчастье нашли меня терпеливым. Потому-то всегда в руках меня носят И прекрасных уста меня лобызают. И еще: Похищает свет утра мрак, дай же выпить Мне напитка, что ум людей отнимает. Я не знаю - так ясен он и прозрачен, Он ли в кубке, иль кубок в нем пребывает. И царь прочитал стихи и вздохнул и воскликнул: \"Если б подобная образованность была у человека, он бы наверное превзошел людей своего века и времени!\" Потом он пододвинул ко мне шахматную доску и спросил: \"Не хочешь ли сыграть со мной?\" И я сделал головой Знак: \"Да\", - и, подойдя, расставил шахматы и сыграл с царем два раза и победил его, и ум царя смутился. А потом я взял чернильницу и калам и написал на доске такое двустишие: Целый день два войска в бою жестоком сражаются, И сраженье их все сильней кипит и жарче. Но лишь только мрак пеленой своей их окутает, На одной постели заснут они все вместе. И когда царь прочитал это двустишие, он изумился и пришел в восторг; его охватила оторопь, и он сказал евнуху: \"Пойди к твоей госпоже Ситт-аль-Хусн и скажи ей: \"Поговори с царем!\", чтобы она пришла и посмотрела на эту удивительную обезьяну\". И евнух скрылся и вернулся вместе с царевной, и, посмотрев на меня, она закрыла лицо и сказала: \"О батюшка, как могло быть приятно твоему сердцу прислать за мной, чтобы показывать меня мужчинам?\" \"О Ситт-аль-Хусн, - сказал царь, - со мною никого нет, кроме маленького невольника и евнуха, который воспитал тебя, а я - твой отец. От кого же ты закрываешь свое лицо?\" И она отвечала: \"Эта обезьяна - гоноша, сын царя, и отца его зовут Эфтимарус, владыка Эбечовых островов. Он заколдован, его заколдовал ифрит Джирджис из рода Иблиса, а он убил его жену, дочь царя Эфитамуса. И тот, про кого ты говоришь, что он обезьяна, на самом деле муж, ученый и разумный\". И царь удивился словам своей дочери и посмотрел на меня и спросил: \"Правда ли то, что она говорит про тебя?\" - и я сказал головою: \"Да\", - и заплакал. \"Откуда же ты узнала, что он заколдован?\" - спросил царь свою дочь, и она сказала: \"Со мной была, когда я была маленькая, одна старуха, хитрая колдунья, и она научила меня искусству колдовать, и я его хорошо запомнила и усвоила. И я заучила сто семьдесят способов из способов колдовства, и малейшим из этих способов я могу перенести камни твоего города на гору Каф и превратить его в полноводное море, а обитателей его обратить в рыб посреди него\". - \"О дочь моя, - воскликнул царь, - заклинаю тебя жизнью, освободи этого юношу, и я сделаю его своим везирем, ибо это юноша умный и проницательный\". -\"С любовью и охотой\", - отвечала царевна и взяла в руку нож и провела круг...\" И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Четырнадцатая ночь Когда же настала четырнадцатая ночь, она сказала: \"Дошло до меня, о счастливый царь, что второй календер говорил женщине: \"О царевна, о госпожа моя, взяла в руку нож, на котором были написаны еврейские имена, и начертила им круг посреди залы и в нем написала имена и заклинания и поколдовала и прочла слова понятные и слова непонятные, и через минуту мир покрылся над нами мраком, и ифрит вдруг спустился к нам и своем виде и обличье, и руки у него были как вилы, ноги как мачты, а глаза как две огненные искры. И мы испугались его, и царевна воскликнула: \"Нет ни приюта тебе, ни уюта!\" - а ифрит принял образ льва и закричал ей: \"О обманщица, ты нарушила клятву и обет! Разве мы не поклялись друг другу, что не будем мешать один другому?\" \"О проклятый, и для подобного тебе у меня будет клятва?\" - отвечала царевна. И ифрит вскричал: \"Получи то, что пришло к тебе!\" Тут лев разинул пасть и ринулся на девушку, но она поспешно взяла волосок из своих волос и потрясла его в руке и пошевелила над ним губами, и волос превратился в острый меч, и она ударила им льва, и он разделился на две части. И голова его превратилась в скорпиона, а женщина обратилась в большую змею и ринулась на этого проклятого, который имел вид скорпиона, и между ними завязался жестокий бой. И потом скорпион превратился в орла, а змея в ястреба, и она полетела за орлом и преследовала его некоторое время, и тогда орел сделался черным котом, а девушка превратилась в полосатого волка, и они долго бились во дворце. И кот увидел, что он побежден, и превратился в большой красный гранат, и гранат упал на середину водоема, бывшего во дворце, и волк подошел к нему, а гранат взвился на воздух и упал на плиты дворца и разбился, и все зернышки рассыпались по одному, и земля во дворце стала полна зернышек граната. И тогда волк встряхнулся и превратился в петуха и стал подбирать зернышки и не оставил ни одного зернышка, но по предопределенному велению одно зернышко притаилось у края водоема. И петух принялся кричать и хлопать крыльями и делал нам знаки клювом, но мы не понимали, что он говорит, и тогда он закричал на нас криком, от которого нам показалось, что дворец опрокинулся на нас, и стал кружить по всему полу дворца. Он увидел зерно, притаившееся у края водоема, и ринулся на него, чтобы его склевать, но зернышко вдруг метнулось в воду, бывшую в водоеме, и, обратившись в рыбу, скрылось в глубине воды. И тогда петух принял вид огромной рыбы и нырнул за рыбкою и скрылся на некоторое время, а потом мы услышали, что раздались крики, вопли, и перепугались. И после этого появился ифрит, подобный языку пламени, и он разевал рот, из которого выходил огонь, и из его глаз и носа шел огонь и дым. И девушка тоже вышла, подобная громадному огненному углю, и она сражалась с ним некоторое время, и огонь сомкнулся над ними, и дворец наполнился дымом. И мы скрылись в дыму и хотели погрузиться в воду, опасаясь сгореть и погибнуть, и царь воскликнул: \"Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! О, если бы мы не возложили на нее подобного ради освобождения этой обезьяны! Мы отягчили ее великой тяготой с этим проклятым ифритом, которого не одолеть всем ифритам, существующим на земле! О, если бы мы не знали этой обезьяны, да не благословит Аллах ее и час ее появления! Мы хотели сделать добро ради великого Аллаха и освободить ее от чар, и нас постигло сердечное мучение!\" А что до меня, госпожа моя, то язык был у меня связан, и я не мог ничего сказать царю, и не успели мы очнуться, как ифрит закричал из-под огня и оказался подле нас в зале. Он дунул нам в лицо огнем, но девушка настигла его и подула ему в лицо, и в нас попали искры от нее и от него, и ее искры не повредили нам, а из его искр одна попала мне в глаз и выжгла его, а я был в образе обезьяны. И царю в лицо тоже попала искра из его искр и сожгла ему половину лица и бороду и нижнюю челюсть и вырвала нижний ряд зубов, а другая искра попала в грудь евнуха и сожгла его, и он в тот же час и минуту умер, и мы убедились, что погибнем, и потеряли надежду на жизнь. И мы были в таком состоянии и вдруг слышим, кто-то восклицает: \"Аллах велик! Аллах велик! Он помог и поддержал и покинул того, кто не принял веру Мухаммеда, месяца веры!\" И вдруг, оказалось, царевна сожгла ифрита, и он стал кучей пепла. И девушка подошла к нам и сказала: \"Принесите мне чашку воды!\" И ей принесли чашку, и она проговорила что-то, чего мы не поняли, а потом брызнула на меня водой и сказала: \"Освободись, заклинаю тебя истиною истинного и величайшим именем Аллаха, и прими свой первоначальный образ\". И я встряхнулся, и вдруг вижу - я человек, каким был прежде, но только мой глаз пропал, а девушка воскликнула: \"Огонь, огонь! О батюшка, я уже не буду жить! Я не привыкла биться с джиннами, а будь он из людей, я бы давно убила его. Я стала бессильна лишь тогда, когда гранат рассыпался, и я подобрала его зерна, но забыла то зернышко, где был дух джинна, а если бы я его подобрала, он бы наверное тотчас же умер. Но я не знала этого, по воле судьбы и рока, и вдруг он явился, и у меня с ним был жестокий бой под землею, в воде и в воздухе, и всякий раз, как я открывала над ним врата колдовства, он тоже открывал врата надо мною, пока не открыл надо много врат огня, а мало кто, когда открываются над ним врата огня, от него спасается. Но мне помогла против него судьба, и я сожгла его раньше себя, предложив ему прежде принять веру ислама. А что до меня, я умираю, и да будет Аллах для вас моим преемником\". И она стала взывать к Аллаху о помощи и непрестанно призывала на помощь от огня, и вдруг темные искры поднялись к ее груди и распространились до лица, и когда они достигли лица девушки, она заплакала и воскликнула: \"Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и что Мухаммед-посланник Аллаха!\" И потом мы взглянули на нее, и вдруг видим, - она стала кучею пепла рядом с кучею от ифрита. И мы опечалились о ней, и мне хотелось быть на ее месте и не видеть, как это прекрасное лицо, сделавшее мне такое благо, превратилось в пепел, но приговор Аллаха неотвратим. И когда царь увидел, что его дочь превратилась в кучу пепла, он выщипал остаток своей бороды, стал бить себя по лицу и разорвал на себе одежды, и я сделал так же, как он, и мы заплакали о девушке. И подошли придворные и вельможи царства и увидели султана в состоянии небытия и две кучи пепла. И они удивились и походили немного вокруг царя, а тот, когда очнулся, рассказал им, что случилось у его дочери с ифритом, и это было для них великим несчастьем, и женщины и девушки закричали, и царевну оплакивали семь дней. И царь приказал выстроить над прахом своей дочери большой купол, и под ним зажгли свечи и светильники, а пепел ифрита развеяли по воздуху, чтобы проклял его Аллах. И после этого царь заболел болезнью, от которой был близок к смерти, и его болезнь продолжалась месяц, а потом он поправился, и его борода выросла, и он призвал меня и сказал: \"О юноша, мы проводили гремя в приятнейшей жизни, в безопасности от превратностей судьбы, пока ты к нам не явился. О, если бы мы не сидели тебя и не видели твоей гадкой наружности! Из-за тебя мы претерпели лишения: во-первых, я лишился моей дочери, которая стоила сотни мужчин, а во-вторых, со мной случилось от огня то, что случилось, и я лишился своих зубов, и умер мой евнух. А ни раньше, ни после этого мы ничего от тебя не видели. По все от Аллаха, и нам и тебе; слава же Аллаху за то, что моя дочь освободила тебя и сама себя погубила! Но уходи, дитя мое, из моего города, достаточно того, что из-за тебя случилось. Все это было предопределено и мне и тебе, уходи же с миром, а если я еще раз тебя увижу, я убью тебя\". И он закричал на меня, и я вышел от него, о госпожа, не веря в спасение, и не знал, куда идти. И в моем сердце прошло все то, что со мной случилось: как разбойники оставили меня на дороге, как я от них спасся и шел месяц и вошел в город чужеземцем и встретился с портным и с женщиной под землею и спасся от ифрита, после того как он был намерен убить меня, и я вспомнил обо всем, что прошло в моем сердце, с начала до конца, и восхвалил Аллаха и воскликнул: \"Ценою глаза, но не души!\" И я сходил в баню, прежде чем выйти из города, и обрил себе бороду и надел черную власяницу и пошел наугад, о госпожа моя, и каждый день я плакал и размышлял о бедствиях, случившихся со мною, и о потере глаза. И думая о случившемся со мною, я всякий раз плакал и говорил такие стихи: \"Всемилостивым клянусь, смущенья, сомненья нет, Печали, не знаю как, меня окружили вдруг. Я буду терпеть, пока терпенье само не сдаст; Стерплю я, пока Аллах судьбы не решат моей. Стерплю, побежденный, я без стонов и жалобы, Как терпит возжаждавший в долине в полдневный зной. И буду терпеть, пока узнает терпение, Что вытерпеть горшее, чем мирра, я в силах был. Ничто ведь не горько так, как мирра, но будет ведь Еще боле горько мне, коль стойкость предаст меня. И тайна души моей - толмач моих тайных дум, И тайное тайн моих - о вас мысли тайные. И скалы б рассыпались, коль бремя мое несли б, И ветер не стал бы дуть, и пламя потухло бы. И если кто скажет мне, что жизнь иногда сладка, Скажу я: \"Наступит день, что горше, чем мирры вкус\". И я скитался по странам и приходил в города и направился в Обитель Мира - Багдад, надеясь дойти до повелителя правоверных и рассказать ему, что со мной случилось. Я пришел в Багдад сегодня вечером и нашел моего первого брата, вот этого, стоящим в недоумении, и сказал ему: \"Мир с тобою!\" - и побеседовал с ним, и вдруг подошел к нам наш третий брат и сказал нам: \"Мир с вами, я чужеземец\", - и мы отвечали: \"Мы тоже чужеземцы и пришли сюда в эту благословенную ночь\". И мы пошли втроем, и никто из нас не знал истории другого, и судьба привела нас к этому месту и мы вошли к вам. Вот причина того, что я обрил бороду и усы и лишился глаза\". \"Поистине, твоя история удивительна, - сказала госпожа жилища. Пригладь себе голову и уходи своей дорогой\". - \"Я не уйду, пока не услышу истории моих товарищей\", - сказал второй календер. [Перевод: М. А. Салье] | |
Сказка № 4452 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Тогда выступил вперед второй календер и поцеловал Землю и сказал: \"О госпожа моя, я не родился кривым, и со мной случилась удивительная история, которая, будь она написана иглами в уголках глаза, послужила бы назиданием для поучающихся. Я был царем, сыном царя, и читал Коран согласно семи чтениям [33] и читал книги и излагал их старейшинам наук и изучал науку о звездах и слова портов и усердствовал во всех науках, пока не превзошел людей моего времени, и мой почерк был лучше почерка всех писцов. И слава обо мне распространилась по всем областям и странам и дошла до всех царей, и обо мне услышал царь Индии и послал к моему отцу, требуя меня, и отправил отцу подарки и редкости, подходящие для царей. И мой отец снарядил меня с шестью кораблями, и мы плыли по морю целый месяц, и, достигши берега, мы вывели коней, которые были с нами на корабле, и нагрузили подарками десять верблюдов и немного прошли. И вдруг, я вижу, поднялась и взвилась пыль, так что застлала края земли, и через час дневного времени пыль рассеялась, и из-за нее появились пятьдесят всадников - хмурые львы, одетые в железо. И мы всмотрелись в них и видим - это кочевники, разбойники на дороге, и когда они увидели, что нас мало и с нами десять верблюдов, нагруженных подарками для царя Индии, они ринулись на нас и выставили перед нами острия своих копий. И мы сделали им знаки пальцами и сказали им: \"Мы посланцы великого царя Индии, не обижайте же нас!\" Но они ответили: \"Мы не на его Земле и не под его властью\", - и они убили часть слуг, а остальные бежали, и я бежал, после того как был тяжело ранен. Кочевники отобрали у меня деньги и подарки, бывшие с нами, а я не знал, куда мне направиться, и был я велик и сделался низким. Я шел, пока не пришел к вершине горы, и приютился в пещере до наступления дня, и продолжал идти, пока не достиг города, безопасного и укрепленного, от которого отвернулся холод зимы и обратилась к нему весна с ее розами. И цветы в нем взошли, и реки разлились, и защебетали в нем птицы, как сказал о нем поэт, описывая его: Во граде том для живущих нет ужаса, И дружбою безопасность с ним связана, И сходен он с дивным садом разубранным, И жителям очевидна красота его. Я обрадовался, что достиг этого города, так как утомился от ходьбы, и меня одолела забота, и я пожелтел, и мое состояние расстроилось, так что я не знал, куда мне идти. И я проходил мимо портного, сидевшего в лавке, и приветствовал его, и он ответил на мое приветствие, сказавши: \"Добро пожаловать!\" - и был со мною приветлив и обласкал меня и спросил, почему я на чужбине. И я рассказал ему, что со мной случилось, с начала до конца. Портной огорчился за меня и сказал: \"О юноша, не открывай того, что с тобою, - я боюсь для тебя зла от царя этого города: он величайший враг твоего отца и имеет повод мстить ему\". Потом он принес мне еду и напитки, и я поел, и он поел со мною, и я беседовал с ним весь вечер. Он отвел мне место рядом со своей лавкой и принес нужную мне постель и одеяло, и я провел у него три дня, а потом он спросил: \"Не знаешь ли ты ремесла, чтобы им зарабатывать?\" - \"Я законовед, ученый, писец, счетчик и чистописец\", - ответил я, но портной сказал мне: \"На твое ремесло нет спроса в наших землях, и у нас в городе нет никого, кто бы знал грамоту или иную науку, кроме наживы\". - \"Клянусь Аллахом, - сказал я, - я ничего не Знаю сверх того, о чем я сказал тебе\". Тогда портной сказал: \"Затяни пояс, возьми топор и веревку и руби дрова в равнине. Кормись этим, пока Аллах не облегчит твою участь, и не дай им узнать, кто ты, - тебя убьют\". Он купил мне топор и веревку и отдал меня кому-то из дровосеков, поручив им обо мне заботиться, и я вышел с ними и рубил дрова целый день. И я принес на голове вязанку и продал ее за полдинара, и часть его я проел, а часть оставил, и я провел в таком положении целый год. А через год я однажды пришел, по своему обычаю, на равнину и углубился в нее и увидел рощу, где было много дров. И я вошел в эту роту и, найдя толстый корень, стал его окапывать и удалил с него землю, и тут топор наткнулся на медное кольцо, и я очистил его от земли, и вдруг вижу - оно приделано к деревянной опускной двери! Я поднял ее, и под ней оказалась лестница, и я сошел по этой лестнице вниз и увидел дверь и, войдя в нее, очутился во дворце, прекрасно построенном, с высокими колоннами. А во дворце я нашел молодую женщину, подобную драгоценной жемчужине, разгоняющую в сердце горе, заботу или печаль, чьи речи утоляют скорби и делают безумным умного и рассудительного, - высокую ростом, с крепкой грудью, нежными щеками, благородным обликом и сияющим цветом лица, и лик ее светил в ночи ее локонов, а уста ее блистали над выпуклостью груди, подобно тому, как сказал о ней поэт: Черны ее локоны, и втянут живот ее, А бедра - холмы песку, и стан - точно ивы ветвь. И еще: Четыре тут для того лишь подобраны, Чтоб сердце мне в кровь изранить и кровь пролить: Чела ее свет блестящий и пряди ночь, И розы ланит прелестных, и тела блеск. И, посмотрев на нее, я пал ниц перед ее творцом, создавшим ее столь красивой и прелестной, а девушка взглянула на меня и сказала: \"Ты кто будешь: человек или джин?\" - \"Человек\", - сказал я, и она спросила: \"А кто привел тебя в это место, где я провела уже двадцать пять лет и никогда не видала человека?\" И, услышав ее слова (а я нашел их сладостными, и она захватила целиком мое сердце), я сказал ей: \"О госпожа моя, меня привели сюда мои звезды для того, чтобы рассеять мою скорбь и Заботу\". И я рассказал ей, что со мною случилось, от начала до конца, и она огорчилась моим положением и заплакала и сказала: \"Я тоже расскажу тебе свою историю. Знай, что я дочь царя ЭФатамуса, владыки Эбеновых островов. Он выдал меня за сына моего дяди, и в ночь, когда меня провожали к жениху, меня похитил нфрит по имени Джирджис нбн Раджмус, внук тетки Иблиса, и улетел со мною и опустился в этом месте и перенес сюда все, что мне было нужно из одежд, украшений, материй, утвари, кушаний и напитков и прочего. И каждые десять дней он приходит ко мне один раз и спит здесь одну ночь, а потом уходит своей дорогой, так как он взял меня без согласия своих родных. И он условился со мною, что, если мне что-нибудь понадобится ночью или днем, я коснусь рукою этих двух строчек, написанных на нише, и не успею убрать руку, как увижу его подле себя. Сегодня четыре дня, как он приходил, и до его прихода осталось шесть дней. Не хочешь ли ты провести у меня пять дней и потом уйти, за день до его прихода?\" - \"Хорошо, - сказал я, - прекрасно будет, если оправдаются грезы!\" И она обрадовалась и поднялась на ноги и, взяв меня За руку, провела через сводчатую дверь и прошла со мною в баню, нарядную и красивую. И, увидев ее, я снял с себя одежду, и женщина тоже сняла, и я вымылся и вышел, а она села на скамью и посадила меня рядом с собою. Потом она принесла мне сахарной воды с мускусом и напоила меня, а затем подала мне еды, и мы поели и поговорили. А после этого она сказала: \"Ляг и отдохни, ты ведь устал\". Я лег, о госпожа моя, и забыл о том, что со мной случилось, и поблагодарил ее. А проснувшись, я увидел, что она растирает мне ноги, и помолился за нее, и мы сели и немного поговорили. И она сказала: \"Клянусь Аллахом, моя грудь был стеснена, так как я здесь одна под землей и двадцать пять лет никого не видала, кто бы со мною поговорил. Хвала Аллаху, который послал тебя ко мне! О юноша, не хочешь ли ты вина?\" спросила она потом, и я сказал: \"Подавай!\" И тогда она направилась в кладовую и вынесла старого, запечатанного вина. И она расставила зелень и проговорила: \"Если б ведом приход ваш был, мы б устлали Кровью сердца ваш путь и глаз чернотою. И постлали б ланиты вам мы навстречу, Чтоб лежала дорога ваша по векам\". Когда она окончила стихи, я поблагодарил ее, и любовь к ней овладела моим сердцем, и моя грусть и забота покинули меня, и мы просидели за беседой до ночи, и я провел с нею ночь, равной которой не видел в жизни. А утром мы проснулись и прибавляли радость к радости до полудня, и я напился до того, что перестал себя сознавать. И я встал, покачиваясь направо и налево, и сказал ей: \"О красавица, пойдем, я тебя выведу из-под земли и избавлю от этого джинна!\" Но женщина засмеялась и воскликнула: \"Будь доволен и молчи! Из каждых десяти дней день будет ифриту, а девять будут твои\"\". И тогда я воскликнул, покоренный опьянением: \"Я сию минуту сломаю эту нишу, на которой вырезана надпись, И пусть ифрит приходит, чтобы я убил его! Я привык убивать ифритов!\" И, услышав мои слова, женщина побледнела и воскликнула: \"Ради Аллаха, не делай этого! - и произнесла: Если дело несет тебе злую гибель, Воздержаться от дел таких будет лучше. А потом сказала: К разлуке стремящийся, потише! Ведь конь ее резв и чистой крови. Терпи! Ведь судьба всегда обманет, И дружбы конец - всегда разлука\" Но когда она окончила говорить стихи, я не обратил на ее слова внимания и сильно ударил ногою о пишу...\" И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Тринадцатая ночь Когда же настала тринадцатая ночь, она сказала: \"Дошло до мен\", о счастливый царь, что второй календер говорил женщине: \"И когда я ударил ногою о нишу, о госпожа моя, я не успел очнуться, как везде потемнело и загремело и заблистало, и земля затряслась, и небо покрыло землю, и хмель улетел у меня из головы, и я спросил: \"Что случилось?\" И женщина воскликнула: \"Ифрит пришел к нам! Не предостерегала ли я тебя от этого? Клянусь Аллахом, ты погубил меня! Спасай свою душу и поднимись там, где ты пришел!\" И от сильного страха я забыл свой топор и башмак, и когда я поднялся на две ступеньки и оглянулся, чтобы посмотреть, земля вдруг раздалась, и из-под нее появился ифрит гнусного вида и сказал: \"Что это за сотрясение, которым ты меня встревожила? Что с тобой случилось?\" - \"Со мной не случилось ничего, - ответила женщина. - У меня только стеснилась грудь, и мне захотелось выпить вина, чтобы моя грудь расправилась, и я выпила немного и встала за нуждой, но голова у меня была тяжелая, и я упала на нишу\". - \"Ты лжешь, шлюха!\" - воскликнул ифрит и осмотрелся в помещении направо и налево, и увидел башмак и топор, и воскликнул: \"Это явно принадлежит человеку! Кто к тебе приходил?\" А женщина ответила: \"Я только сейчас увидела это! Они, вероятно, зацепились за тебя\". - \"Это бессмысленные речи, и ими меня не проведешь, о блудница\", - сказал ифрит и, обнажив женщину, он растянул ее между четырех кольев и принялся ее мучить и выпытывать у нее, что произошло. И мне было не легко слышать ее плач, и я поднялся по лестнице, дрожа от страха, а добравшись до верху, я опустил дверь, как она была, и прикрыл ее землею. И я до крайности раскаивался в том, что сделал, и вспоминал эту женщину и ее красоту и то, как ее мучил этот проклятый, с которым она провела уже двадцать пять лет, и что с ней случилось из-за меня одного. И я размышлял о моем отце и его царстве и о том, как я стал дровосеком, и как после ясных дней моя жизнь замутилась. Я заплакал и произнес такой стих: \"И если судьба тебя поразит, то знай: Сегодня легко тебе, а завтра труднее жить\". И я пошел и пришел к моему товарищу-портному и увидел, что, ожидая меня, он мучается, как на горячих сковородках. \"Вчерашнюю ночь мое сердце было с тобою, - сказал он, - и я боялся, что тебя постигла беда от дикого зверя или чего другого. Слава Аллаху за твое спасение!\" И я поблагодарил его за его заботливость и пошел в свою комнату и стал раздумывать о том, что со мной случилось, и упрекая себя за свою болтливость и за то, что толкнул ту нишу ногой. И когда я так раздумывал, вдруг вошел ко мне мой друг-портной и сказал мне: \"О юноша, на дворе старик персиянин, который спрашивает тебя, и с ним твой топор и твой башмак. Он принес их дровосекам и сказал им: \"Я вышел, когда муэдзин призывал на утреннюю молитву, и наткнулся на эти вещи и не знаю, чьи они. Укажите мне, где их владелец?\" И дровосеки указали ему на тебя, узнав твой топор, и он сидит в моей лавке. Выйди же к нему, поблагодари его и возьми твой топор и твой башмак\". И, услышав эти слова, я побледнел и расстроился, и в это время земля в моей келье вдруг раздалась и появился персиянин, и оказалось, что это ифрит. Он пытал ту женщину крайней пыткой, но она ни в чем ему не призналась, и тогда он взял топор и башмак и сказал ей: \"Если я Джирджис из потомства Ибдиса, то я приведу владельца этого топора и башмака!\" И он пришел с такой уловкой к дровосекам и вошел ко мне и, не дав мне сроку, похитил меня и полетел и поднялся и опустился и погрузился под землею, а я не сознавал самого себя. Потом он вошел со мной во дворец, где я был, и я увидел ту женщину, которая лежала, растянутая между кольями и обнаженная, и кровь стекала с ее боков. И из глаз моих полились слезы, а искрит взял эту женщину и сказал ей: \"О развратница, не это ли твой возлюбленный?\" Но женщина посмотрела на меня и сказала: \"Я его не знаю и не видела его раньше этой минуты\". - \"И после такой пытки ты не признаешься!\" - воскликнул ифрит. И женщина сказала: \"Я в жизни его не видела, и Аллах не позволяет мне на него солгать\". - \"Если ты его не знаешь, сказал ифрит, - возьми этот меч и сбей ему голову\". И она взяла меч и подошла ко мне и встала у меня в головах, а я сделал ей знак бровью, и слезы текли у меня по щекам. И она поняла мой знак и мигнула мне и сказала: \"Все это ты с нами сделал!\" А я сказал ей знаками: \"Сейчас время прощения\", - и язык моего положения говорил: \"Мой взгляд на уста мои вещает, и ясно вам, И страсть объявляет то, что в сердце скрываю я. Когда же мы встретились, и слезы лились мои, Безгласен я сделался, но взор мой о вас вещал. Она указала мне, и понял я речи глаз, И пальцем я дал ей знак, и был он понятен. И все, что нам надобно, бровями мы делаем; Молчим мы, и лишь любовь за нас говорит одна\". И когда я окончил стихи, о госпожа моя, девушка выронила из рук меч и воскликнула: \"Как я отрублю голову тому, кого я не знаю и кто мне не сделал зла? Этого не позволяет моя вера!\" И она отошла назад, а ифрит сказал: \"Тебе не легко убить твоего возлюбленного, так как он проспал с тобой ночь, и ты терпишь такую пытку и не хочешь признаться! Но лишь сходное сочувствует сходному!\" После этого ифрит обратился ко мне и сказал: \"О человек, а ты не знаешь эту женщину?\" - \"А кто она такая? - сказал я. - Я совершенно ее не видел до этого времени\". - \"Так возьми меч и скинь ей голову, и я дам тебе уйти и не стану тебя мучить и удостоверюсь, что ты ее совершенно не знаешь\", - сказал ифрит. \"Хорошо\", - ответил я и, взяв меч, с живостью выступил вперед и поднял руку. И женщина сказала мне бровью: \"Я не погрешила перед тобой, - так ли ты воздашь мне?\" И я понял, что она сказала, и сделал ей знак, означающий: \"Я выкуплю тебя своей душой\". А язык нашего положения написал: \"Как часто влюбленные взором своим Любимой о тайнах души говорят, И взоры их глаз говорят им: \"Теперь узнал я о том, что случилось с тобой\". Как дивны те взгляды любимой в лицо, Как чудно хорош изъясняющий взор! Вот веками пишет один, а другой Зрачками читает посланье ею\". И из моих глаз полились слезы, и я бросил из рук меч и сказали \"О сильный ифрит и могучий храбрец! Если женщина, которой недостает ума и веры, не сочла дозволенным скинуть мне голову, как может быть дозволено мне обезглавить ее, когда я ее в жизни не видел? Я не сделаю этого никогда, хотя бы мне пришлось выпить чашу смерти и гибели\". - \"Вы знаете, что между вами было дело! - вскричал ифрит, - и я покажу вам последствия ваших дел!\" И, схватив меч, он ударил женщину по руке и отрубил ее и затем ударил по другой и отрубил ее, и он отсек ей четыре конечности четырьмя ударами, а я смотрел на это и был убежден, что умру. И женщина сделала мне знак глазами, как бы прощаясь, а ифрит воскликнул: \"Ты прелюбодействуешь глазами!\" - и, ударив ее, отмахнул ей голову. После этого ифрит обратился ко мне и сказал: \"О человек, по нашему закону, если женщина совершила блуд, нам дозволено ее убить, а я похитил эту женщину в ночь ее свадьбы, когда ей было двенадцать лет, и она не знала никого кроме меня, и каждые десять дней я на одну ночь приходил к ней и являлся в образе персиянина. И убедившись, что она меня обманула, я убил ее, а что до тебя, то я не уверен, что ты обманул меня с нею, но я никак не могу оставить тебя невредимым. Выскажи же мне свое желание\". И я обрадовался до крайности, о госпожа, и спросил: \"Чего же мне пожелать от тебя?\" И ифрит ответил: \"Выбирай, в какой образ тебя обратить: в образ собаки, осла пли обезьяны\". И я сказал, жаждая, чтоб он простил меня: \"Клянусь Аллахом, если ты меня простишь, Аллах простит тебя за то, что ты простил мусульманина, который не сделал тебе зла\". И я умолял его упорнейше с мольбой и плакал перед ним и говорил: \"Я несправедливо обижен\". Но ифрит воскликнул: \"Не затягивай со мною твои речи! Я не далек от того, чтобы убить тебя, но я предоставляю тебе выбор\". - \"О ифрит, сказал я, - тебе более подобает меня простить. Прости меня, как внушивший зависть простил завистнику\". - \"А как это было?\" - спросил ифрит. [Перевод: М. А. Салье] | |
Сказка № 4451 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
Тогда выступил вперед первый календер и сказал ей: \"О госпожа моя, знай, что причина того, что у меня обрит подбородок и выбит глаз, вот какая: мой отец был царем, и у него был брат, и брат этот царствовал в другом городе. И совпало так, что моя мать родила меня в тот же день, как родился сын моего дяди, и прошли лета, годы и дни, и оба мы выросли. И я посещал моего дядю и жил у него многие месяцы, и сын моего дяди оказывал мне крайнее уважение и резал для меня скот и процеживал вино. И однажды мы сели пить, и когда напиток взял власть над нами, сын моего дяди сказал мне: \"О сын моего дяди, у меня к тебе большая просьба, и я хочу, чтобы ты мне не прекословил в том, что я намерен сделать\". - \"С любовью и охотой\", - ответил я ему. И он заручился от меня великими клятвами и в тот же час и минуту встал и, ненадолго скрывшись, возвратился, и с ним была женщина, покрытая изаром, надушенная и украшенная драгоценностями, которые стоили больших денег. И он обернулся ко мне, и сказал: \"Возьми эту женщину и пойди впереди меня на такое-то кладбище (а кладбище он описал мне, и я узнал его). Пойди с ней к такой-то гробнице и жди меня там\", - сказал он. И я не мог прекословить и не был властен отказать ему, так как поклялся ему. И я взял женщину и отправился и пришел к гробнице вместе с нею, и когда мы уселись, пришел сын моего дяди, и у него была чашка с водой и мешок, где был цемент и кирка. И он взял кирку и, подойдя к одной могиле, вскрыл ее и перенес камни в сторону, а потом он стал рыть киркой землю в гробнице и открыл плиту из железа величиной с маленькую дверь и поднял ее, и под ней обнаружилась сводчатая лестница. Потом он обратился к женщине и сказал: \"Перед тобой то, что ты избираешь\". И женщина спустилась по этой лестнице, а он обернулся ко мне и сказал: \"О сын моего дяди, доверши твою милость. Когда я спущусь, опусти падо мной дверь и насыпь на нее снова землю, как она была, и это будет завершением милости. А этот цемент, что в мешке, и воду, в чашке, замеси и вмажь камни, как раньше, вокруг могилы, чтобы никто не увидел их и не сказал: \"Эту могилу открывали недавно, а внутри она старая\". Я уже целый год над этим работаю, и об этом никто не знает, кроме Аллаха. Вот в чем моя просьба\". Потом он воскликнул: \"Не дай Аллах тосковать по тебе, о сын моего дяди!\" - и спустился по лестнице. Когда он скрылся с глаз, я опустил плиту и сделал то, что он приказал мне, и могила стала такой же, как была, а я был словно пьяный. И я возвратился во дворец моего дяди (а дядя мой был на охоте и ловле) и проспал эту ночь. А когда наступило утро, я стал размышлять о прошлой ночи и о том, что случилось с моим двоюродным братом, и раскаялся, когда раскаяние было бесполезно, что сделал это с ними и послушался его, и мне думалось, что это был сон. И я стал спрашивать о сыне моего дяди, но никто ничего не сообщил мне о нем, и я вышел на кладбище к могилам и принялся разыскивать ту гробницу, но не узнал ее. Я непрестанно кружил от гробницы к гробнице и от могилы к могиле, пока не подошла ночь, но не нашел к ней дороги. И я вернулся в замок и не ел и не пил, и мое сердце обеспокоилось о сыне моего дяди, так как я не знал, что с ним. Я огорчился великим огорчением и лег спать и провел ночь до утра в заботе, а потом я второй раз пошел на кладбище, думая о том, что я сделал с сыном моего дяди, и раскаиваясь, что послушал его. Я обошел все могилы, но не узнал ни могилы, ни гробницы, и почувствовал раскаяние. И в таком положении я оставался семь дней, так и не зная пути к гробнице, и мое беспокойство увеличивалось, так что я едва не сошел с ума. И я нашел облегчение лишь в том, что решил уехать и вернуться к отцу. Но в тот час, когда я достиг города моего отца, поднялась у городских ворот толпа людей, и меня скрутили, и я пришел от этого в полное удивление - я ведь был сыном правителя города, а они слугами моего отца и моими прислужниками, - и меня охватил великий страх перед ними. И я сказал в душе: \"Глянь-ка, что это случилось с моим отцом?\" - и спросил тех, кто схватил меня, в чем причина этого, но они не дали мне ответа. А через некоторое время один из них (а он был моим слугою) сказал мне: \"Твоего отца обманула судьба, и войска восстали против него, и везирь убил его и сел на его место. И мы подстерегали тебя по его приказу\". Они взяли меня, лишившегося сознания от тех вестей, которые я услышал об отце, и я предстал перед везирем. А между мною и везирем была старая вражда, и причиною этой вражды было вот что. Я очень любил стрелять из самострела, и когда я однажды стоял на крыше моего дворца, на крышу дворца везиря вдруг спустилась птица, а везирь тоже стоял там. Я хотел ударить птицу, и вдруг пуля пролетела мимо и попала в глаз везирю и выбила его, по воле судьбы и рока, подобно тому, как говорится в одном древнем изречении: Мы шли по тропе, назначенной нам судьбою, Начертан кому судьбой его путь - пройдет им; Кому суждено в одной из земель погибнуть, Не встретит тот смерть в земле другой наверно. И когда у везиря был выбит глаз, - продолжал календер, - он не мог ничего сказать, так как мой отец был царем города, и вот причина вражды между мной и им. И когда я встал перед ним со скрученными руками, он велел отрубить мне голову, и я спросил его: \"За какой грех ты меня убиваешь?\" И везирь отвечал: \"Какой грех больше этого?\" - и показал на свой выбитый глаз. \"Я сделал это нечаянно\", - сказал я, и везирь воскликнул: \"Если ты сделал это нечаянно, то я сделаю это нарочно!\" Потом он сказал: \"Подведите его!\" И меня подвели к нему, и он протянул палец к моему правому глазу и вырвал его, и с того времени я стал кривым, как вы меня видите. После этого он велел скрутить мне руки и положить меня в сундук и сказал палачу: \"Возьми его, обнажи свой меч, отправляйся с ним за город и убей его. Пусть его съедят звери и птицы!\" И палач вынес меня и, выйдя из города в пустыню, вынул меня из сундука, а у меня были скручены руки и скованы ноги. Палач хотел Завязать мне глаза и после того убить меня, но я горько заплакал, так что довел его до слез, и, посмотрев на него, я сказал такие стихи: \"Считал я кольчугой вас надежной в защиту мне От вражеских стрел; но вы лишь были концами их. А я-то рассчитывал при всякой беде на вас, Когда не могла помочь деснице шуйца моя. Оставьте вдали вы то, что скажут хулители, И дайте врагам моим метать в меня стрелами. А если не станете от них охранять меня, Молчите, не действуйте им в пользу иль мне во вред. И произнес: Не мало друзей считал для себя щитом я. И были они, но только врагам, щитами. И думалось мне, что меткие стрелы это. И были они, но только во мне, стрелами\". А когда палач услышал мои стихи (а он был палачом у моего отца, и тот оказывал ему милости), он воскликнул: \"О господин мой, как же мне сделать, я ведь подневольный раб!\" Но потом он сказал мне: \"Спасай свою жизнь и не возвращайся в эту землю, не то погибнешь сам и меня погубишь, подобно тому, как сказал поэт: Спасай свою жизнь, когда поражен ты горем, И плачет пусть дом о том, кто его построил. Ты можешь найти страну для себя другую, Но душу себе другую найти не можешь. Дивлюсь я тому, кто в доме живет позора, Коль земли творца в равнинах своих просторны. По важным делам гонца посылать не стоит: Сама лишь душа добра для себя желает. И шея у львов крепка потому лишь стала, Что сами они все нужное им свершают\". Я поцеловал палачу руку и не верил в спасение, и потеря глаза казалась мне ничтожной, раз я спасся от смерти. Я отправился в путь и достиг города своего дяди и сообщил ему о том, что случилось с моим отцом и со мною, когда мне вырвали глаз, и мой дядя горько заплакал и воскликнул: \"Ты прибавил заботу к моей заботе и горе к моему горю: твой двоюродный брат пропал, и я уже несколько дней не знаю, что с ним случилось, и никто мне ничего не сообщает о нем\". И он так заплакал, что лишился чувств, и я опечалился о нем великой печалью. Он хотел приложить к моему глазу лекарство, но увидел, что он стал пустой впадиной, и воскликнул: \"О дитя мое, ты заплатил глазом, но не душой!\" И я не мог смолчать о моем двоюродном брате, который был его сыном, и сообщил ему обо всем, что случилось, и мой дядя очень обрадовался тому, что я сказал, услышав весть о своем сыне. \"Пойдем, покажи мне гробницу\", - сказал он, а я ответил: \"Клянусь Аллахом, о дядя, я не знаю, в каком она месте! Я ходил после этого несколько раз и искал ее, но не знаю, где она находится\". Потом я пошел с моим дядей на кладбище и посмотрел направо и налево и узнал гробницу. И я сильно обрадовался, и мой дядя тоже, и я вошел с ним в гробницу и, убрав землю, поднял плиту и спустился с моим дядей па пятьдесят ступенек, и когда мы достигли конца лестницы, вдруг на нас пошел дым и затемнил нам зрение, и тогда мой дядя произнес слова, говорящий которые не смутится: \"Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!\" И мы пошли, и вдруг видим помещение, наполненное мукою, крупами и съестными припасами и прочим, а посреди покоя мы увидали занавеску, спущенную над ложем. И мой дядя посмотрел на ложе и увидел своего сына и женщину, спустившуюся с ним, которые лежали обнявшись, и они превратились в черный уголь, словно были брошены в ров с огнем. И, увидя это, мой дядя плюнул в лицо своему сыну и воскликнул: \"Ты заслужил это, о кабан! Таково наказание в здешней жизни, а остается наказание в жизни будущей, и оно сильней и мучительней...\" И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Двенадцатая ночь Когда же настала двенадцатая ночь, она сказала: \"Дошло до меня, о счастливый царь, что календер рассказывал женщине, а все собравшиеся, и Джафар, и халиф слушали. \"Потом мой дядя ударил своего сына башмаком, продолжал календер, - (а тот лежал в виде черного угля), и я удивился его поступку и опечалился о моем двоюродном брате: как это он стал, вместе с женщиной, черным углем. И я сказал: \"Ради Аллаха, о дядя, облегчи скорбь твоего сердца! Мое сердце и ум обеспокоены, и я скорблю о том, что случилось с твоим сыном, который превратился в черный уголь вместе с этой женщиной. Не довольно ли с них того, что сталось с ними, а ты еще бьешь его башмаком!\" \"О сын моего брата, - отвечал мой дядя, - мой сын с самого детства был влюблен в свою сестру, и я запрещал ему быть с нею, и говорил в душе: \"Они еще маленькие!\" Когда же он вырос, между ними случилась мерзость, и я услышал об этом и не поверил, но все же взял и накричал на него как следует, и сказал ему: \"Остерегайся таких мерзких поступков, которых никто не совершал ни до тебя, ни после тебя, а иначе мы будем опозорены и опорочены среди царей до самой смерти, и весть о нас разгласится путешественниками! Берегись совершить подобный поступок! Я разгневаюсь и убью тебя!\" Потом я отделил его от сестры, и сестру отделил от него, но проклятая любила его сильной любовью, и дьявол взял над ними власть и украсил в их глазах их поступки. Увидев, что я отделил от него сестру, мой сыч вырыл для себя это помещение под землей и выровнял его и перенес туда, как ты видишь, съестные припасы. И он обманул мою бдительность и, когда я был на охоте, пришел в это место, но преистинный возревновал к нему и к ней и сжег их, а наказание в будущей жизни еще сильнее и мучительней\". Он заплакал, и я заплакал вместе с ним, и он посмотрел на меня и сказал: \"Ты мой сын вместо него!\" И я поразмыслил немного о жизни земной и ее превратностях, и о том, как везирь убил моего отца и сел на ею место и вырвал мне глаз, и о диковинных событиях, что исполнились с моим двоюродным братом, и потом я заплакал, и мой дядя заплакал вместе со мной. Затем мы поднялись наверх и опустили плиту и насыпали землю на место и сделали могилу такой, как она была прежде, и возвратились в наше жилище. Но не успели мы усесться, как услышали звуки барабанов, труб и литавр и бряцание оружия храбрецов, и крики людей, и лязг удил, и конское ржание, и мир покрылся мраком и пылью из-под копыт коней. И наш ум смутился, и мы не знали, в чем дело, и спросили о том, что случилось, и нам сказали: \"Везирь, который захватил царство твоего отца, собрал солдат и снарядил войско и нанял кочевых рабов и пришел к нам с войском, многочисленным, как пески, которого не счесть и не одолеть никому. Они ворвались в юрод внезапно, и жители не могли устоять и отдали им город\". И мой дядя погиб, а я убежал в конец юрода и подумал: \"Если я попаду ему в руки, он убьет меня!\" И печали мои множились и возобновились, и я подумал о событиях, происшедших с моим отцом и дядей, и о том, что теперь делать, и сказал себе: \"Если я появлюсь, жители города и войска моего отца меня узнают, и будет мне смерть и гибель\". И я нашел спасение лишь в том, чтобы обрить усы и бороду, и, сбросив их и переменив платье, вышел из города и направился в этот город, надеясь, что, может быть, кто-нибудь проведет меня к повелителю правоверных, наместнику господа на земле, которому я мог бы рассказать и изложить свое дело и то, что со мной случилось. Я достиг этого города в сегодняшний вечер и остановился, недоумевая, куда идти, и вдруг вижу, стоит этот календер. И я приветствовал его и сказал ему: \"Чужеземец!\" Он отвечал: \"И я тоже чужеземец!\" И когда мы так стояли, вдруг подошел наш товарищ, вот этот третий, и поздоровался с нами и сказал нам: \"Чужеземец!\" - и мы отвечали: \"И мы тоже чужеземцы\". И мы пошли, и мрак налетел на нас, и судьба привела нас к вам. Вот причина того, что я обрил бороду и усы и что мне вырвали глаз. \"Пригладь свою голову и иди\", - сказала ему женщина, но календер воскликнул: \"Не уйду, пока не услышу рассказ других!\" И все удивились его истории, и халиф сказал Джафару: \"Клянусь Аллахом, я не видел и не слышал чего-либо подобного тому, что случилось с этим календером!\" [Перевод: М. А. Салье] | |
Сказка № 4450 | Дата: 01.01.1970, 05:33 |
---|
А именно, был человек из носильщиков, в городе Багдаде, и был он холостой. И вот однажды, в один из дней, когда стоял он на рынке, облокотившись на свою корзину, вдруг останавливается возле него женщина, закутанная в шелковый мосульский изар и в расшитых туфлях, отороченных золотым шитьем, с развевающимися лентами. Она остановилась и подняла свое покрывало, и из-под него показались глаза, ресницы и веки, а женщина была нежна очертаниями и совершенна по красоте. И, обратившись к носильщику, она сказала мягким и ясным голосом: \"Бери свою корзину и следуй за мной\". И едва носильщик удостоверился в сказанном, как он поспешно взял корзину и воскликнул: \"О день счастья, о день помощи!\" - и следовал за женщиной, пока она не остановилась у ворот одного дома и не постучала в ворота. Какой-то христианин спустился вниз, и она дала ему динар и взяла у него бутылку оливкового цвета и, положив ее в корзину, сказала: \"Неси и следуй за мной!\" \"Клянусь Аллахом, вот день благословенный, день счастливого успеха!\" - воскликнул носильщик и понес корзину за женщиной. А она остановилась у лавки зеленщика и купила у него сирийских яблок, турецкой айвы, персиков из Омана, жасмина, дамасских кувшинок, осенних огурцов, египетских лимонов, султанийских апельсинов и благовонной мирты, и хенны, и ромашки, анемонов, фиалок, гранат и душистого шиповника, и все это она положила в корзину носильщика и сказала: \"Неси!\" И носильщик понес за ней следом, а она остановилась возле лавки мясника и сказала: \"Отрежь десять ритлей [23] мяса\". Он отрезал ей, и она заплатила ему и, завернув мясо в лист банана, положила его в корзину и сказала: \"Неси, носильщик!\" И носильщик понес вслед за нею. А потом женщина подошла и остановилась у лавки бакалейщика и взяла у него очищенных фисташек, что для Закуски, и тихамского изюма и очищенного миндаля и сказала носильщику: \"Неси и следуй за мной!\" И носильщик понес корзину и последовал за девушкой, а она остановилась у лавки торговца сладостями и купила поднос, на который наложила всего, что было у него: плетеных пирожных и пряженцев, начиненных мускусом, и пастилы, и пряников с лимоном, и марципанов, и гребешков Зейнаб, и пальцев, и глотков кади, и всякого рода сладостей, которыми она наполнила поднос, а поднос положила в корзину. И носильщик сказал ей: \"Если бы ты дала мне знать, я привел бы с собою осленка, чтобы нагрузить на него эти припасы\". И женщина улыбнулась и, ударив его рукой по затылку, сказала: \"Ускорь шаг и не разговаривай много! Твоя плата тебе достанется, если захочет Аллах великий\". И женщина остановилась возле москательщика и взяла у него воду десяти сортов: розовую воду, померанцевую, сок кувшинок и ивовый сок, и еще взяла две головы сахару и обрызгиватель с розовой водой с мускусом, и крупинки ладана, и алоэ, и амбру, и мускус, и александрийских свечей, и все это она положила в корзину и сказала: \"Возьми твою корзину и следуй за мной!\" И носильщик взял корзину и пошел за женщиной. Женщина подошла к красивому дому с широким двором перед ним, высоко построенному, с высившимися колоннами, а ворота его с двумя створами из черного дерева были выложены полосками из червонного золота. Она остановилась у ворот и, откинув с лица покрывало, постучала тихим стуком, а носильщик сиял позади нее и непрестанно размышлял о ее красоте и прелести. Вдруг ворота отворились, и распахнулись оба створа, и носильщик взглянул, кто открыл ей ворота, и видит - высокая ростом, с выпуклой грудью, красивая, прелестная, блестящая и совершенная, стройная и соразмерная, с сияющим лбом и румяным лицом, с глазами, напоминающими серн и газелей, и бровями, подобными луку новой луны в шабан [24]. Ее щеки были как анемоны, и рот как соломонова печать [25], и алые губки как коралл, и зубки как стройно нанизанный жемчуг или цветы ромашки, а шея как у газели, и грудь словно мраморный бассейн с сосками точно гранат, и прекрасный живот, и пупок, вмещающий унцию орехового масла, как сказал о ней поэт: Посмотри на солнце дворцов роскошных и месяц их, На цветок лаванды и дивный блеск красоты его! Не увидит глаз столь прекрасного единения С белым черного, как лицо ее и цвет локонов. И, лицом румяна, красой своей говорит она О своем прозванье, хоть свойств прекрасных в нем нет се. Изгибается, и смеюсь я громко над бедрами, Изумляясь им, но готов я слезы над станом лить. И когда носильщик взглянул на нее, его ум и сердце были похищены, и корзина чуть не упала с его головы. \"Я в жизни не видал дня, благословеннее этого!\" - воскликнул он, а женщина-привратница сказала покупавшей: \"Входи и сними тяжесть с этого бедного носильщика!\" И покупавшая вошла, а за нею привратница и носильщик, и они пошли и достигли просторного двора с колоннадой, с пристройками, сводами, беседками и скамьями, чуланами и кладовыми, над которыми были опущены занавеси, а посреди двора был большой водоем, полный воды, и в нем челнок. А на возвышении было ложе из можжевельника, выложенное драгоценными камнями, над которым был опущен полог из красного атласа с жемчужными застежками величиной с орех и больше, и из-за него показалась молодая женщина сияющей внешности и приятного вида, с дивными чертами и луноликая, с глазами чарующими, осененными изогнутым луком бровей. Ее стан походил на букву алиф [26], и дыхание ее благоухало амброй, и коралловые уста ее были сладостны, и лицо ее своим светом смущало сияющее солнце. Она была словно одна из вышних звезд или купол, возведенный из золота, или арабский курдюк, или же невеста, с которой сняли покрывало, как сказал о ней поэт: Смеясь, она как будто являет нам Нить жемчуга, иль ряд градин, иль ромашек; И прядь волос, как мрак ночной, спущена, И блеск ее сиянье утра смущает. И третья женщина поднялась с ложа и не спеша подошла к сестрам и сказала: \"Чего вы стоите? Спустите тяжесть с головы этого бедного носильщика!\" И покупавшая зашла спереди, а привратница сзади, и третья помогла им. И они сняли корзину с носильщика и вынули то, что было в корзине, и разложили все по местам и дали носильщику два динара и сказали: \"Отправляйся, носильщик!\" Но тот смотрел на девушек, таких красивых и прекрасных, каких он еще не видел, а между тем у них не было мужчин. Он глядел на напитки, плоды и благовония и прочес, что было у них, и, удивленный до крайности, медлил уходить. \"Что с тобой, почему же ты не идешь? спросила его женщина. - Ты как будто находишь плату слишком малой?\" И, обратившись к своей сестре, она сказала ей: \"Дай ему еще динар\". Но носильщик воскликнул: \"О госпожа, я не нахожу, что мне заплатили мало, и моя плата не составит и двух дирхемов, но мое сердце и ум заняты вами: как это вы здесь одни, и возле вас нет мужчин, и никто вас не развлекает. Вы знаете, что минарет не стоит иначе, как на четырех подпорах, а у вас нет четвертого. Женщинам хорошо играть лишь с мужчинами, ведь сказано: Не видеть - четыре тут для радости собраны: И лютня, и арфа здесь, и цитра, и флейта. Четыре цветка тому вполне соответствуют: Гвоздика, и анемон, и мирта, и роза. Четыре нужны еще, чтоб было прекрасно все: Вино, и цветущий сад, динар, и любимый. А вас трое, и вам нужен четвертый, который был бы мужем разумным, проницательным и острым, и хранителем тайн\". И когда девушки услышали слова носильщика, который им понравились, они засмеялись и сказали: \"Кто же будет для нас таким? Мы девушки и боимся доверить тайну тому, кто не сохранит ее. Мы читали в каких-то преданиях, что сказал ибн ас-Сумам: Храни свою тайну, ее не вверяй; Доверивший тайну тем губит ее. Ведь если ты сам свои тайны в груди Не сможешь вместить, как вместить их другим? Об этом же сказал, и отлично сказал, Абу-Новас [27] Кто людям поведает тайну свою Достоин тот знака позора на лбу\". Услышав эти слова, носильщик воскликнул: \"Клянусь вашей жизнью, я человек разумный и достойный доверия, и я читал книги и изучал летописи. Я проявляю хорошее и скрываю скверное, ведь поэт говорит: Лишь тот может тайну скрыть, кто верен останется, И тайна сокрытою у лучших лишь будет; Я тайну в груди храню как в доме с запорами, К которым потерян ключ, а дверь за печатью\". Услышав столь искусно нанизанные стихи, девушки сказали носильщику: \"Ты знаешь, что мы потратили на трапезу много денег; есть ли у тебя что-нибудь, чтобы возместить нам? Мы не позволим тебе сидеть у нас и стать нашим сотрапезником и глядеть на наши светлые и прекрасные лица, пока ты не заплатишь сколько-нибудь денег. Разве не слышал ты пословицу: \"Любовь без гроша не стоит и зернышка\"?\" А привратница добавила: \"Есть у тебя что-нибудь, о мой любимый, тогда ты сам - что-нибудь, а нет у тебя ничего, - и иди без ничего\". - \"О сестрицы, - сказала тогда покупавшая, - отстаньте от него. Клянусь Аллахом, он сегодня ничем не погрешил перед нами, и будь тут другой, он не был бы с нами так терпелив. Что с него ни придется, я заплачу за него\". И носильщик обрадовался и поцеловал землю и поблагодарил, и тогда та, что была на ложе, сказала: \"Клянусь Аллахом, мы оставим тебя сидеть у нас только с одним условием: чтобы ты не спрашивал о том, что тебя не касается; а станешь болтать лишнее, так будешь бит\". - \"Я согласен, о госпожа, - отвечал носильщик. - На голове и на глазах! Вот я уже без языка\". И покупавшая встала и, затянув пояс, расставила кружки и процедила вино. Она расположила зелень около кувшина и принесла все, что было нужно, а потом поставила вино и села вместе с сестрами, а носильщик сел между ними и думал, что он во сне. Потом она взяла флягу с вином и, наполнив первый кубок, выпила его, а за ним второй и третий, а потом наполнила и подала носильщику и произнесла: \"Пей во здравье, радостью наслаждаясь! Вот напиток, что болезни излечит\". А носильщик взял чашу в руку и поклонился и поблагодарил и произнес: \"Не должно нам кубок пить иначе, как с верными, Чей род благородно чист и к предкам возводится. С ветрами сравню вино: над садом летя, несут Они благовоние, над трупами - вонь одну. И еще произнес: Вино ты бери из рук газели изнеженной, Что парностью свойств тебе и она подойдет. Потом носильщик поцеловал женщинам руки и выпил, и опьянел, и закачался, и сказал: \"Кровь любую запретно пить по закону, Кроме крови лозы одной винограда. Напои же, о лань, меня - и отдам я К богатство, и жизнь мою, и наследство\". После этого женщина наполнила чашу и подала ее средней сестре, а та взяла чашу у нее из рук и поблагодарила и выпила, а затем наполнила чашу и подала ее той, что лежала на ложе, а после того она налила другую чашу и протянула ее носильщику, который поцеловал перед ней землю и поблагодарил и выпил и произнес слова поэта: \"Дай же, дай, молю Аллахом, Мне вино ты в чашах полных! Дай мне чашу его выпить, Это, право, вода жизни!\" Потом он подошел к госпоже жилища и сказал: \"О госпожа моя, я твой раб, и невольник, и слуга! - и произнес: Здесь раб у дверей стоит, один из рабов твоих; Щедроты и милости твои всегда помнит он. Войти ли, красавица, ему, чтоб он видеть мог Твою красоту? Клянусь любовью, останусь я!\" И она сказала: \"Будь спокоен, пей на здоровье, да пойдешь ты по пути благоденствия!\" И носильщик взял чашу и, поцеловав руку девушки, произнес: И подал ей древнее, ланитам подобное, И чистое; блеск его как утро сияет. К губам поднося его, смеясь, она молвила: \"Ланиты людей в питье ты людям подносишь\". И молвил в ответ я: \"Пей - то слезы мои, и кровь Их красными сделала; сварили их вздохи\". А она, в ответ ему, сказала такой стих: \"Коль плакал по мне, мой друг, ты кровью, так дай сюда, Дай выпить ее скорей! Тебе повинуюсь!\" И женщина взяла чашу и выпила ее и сошла с ложа к своей сестре, и они не переставали (и носильщик меж ними) пить, плясать и смеяться и петь и произносить стихи и строфы, и носильщик стал с ними возиться, целоваться, и кусаться, и гладил, и щипал, и хватал, и повесничал, а они одна его покормит, другая ударит, та даст пощечину, а эта поднесет ему цветы. И он проводил с ними время приятнейшим образом и сидел словно в раю среди большеглазых гурий. И так продолжалось, пока вино не заиграло в их головах и умах; и когда напиток взял власть над ними, привратница встала и сняла одежды и, оставшись обнаженной, распустила волосы покровом и бросилась в водоем. Она стала играть в воде и плескалась и плевалась и, набрав воды в рот, обрызгала носильщика, а потом она вымыла свои члены и то, что между бедрами и, выйдя из воды, бросилась носильщику на колени и сказала: \"О господин мой, о мой любимый, как называется вот это?\" - и показала на свой фардж. \"Твоя матка\", - отвечал носильщик, но она воскликнула: \"Ой, и тебе не стыдно?\" - и, взяв его за шею, надавала ему подзатыльников. И носильщик сказал: \"Твой фардж\", - но она еще раз ударила его по затылку и воскликнула: \"Ай, ай, как гадко! Тебе не стыдно?\" - \"Твой кусе!\" - воскликнул носильщик, но женщина сказала: \"Ой, и тебе не совестно за твою честь?\" - и ударила его рукой. \"Твоя оса!\" - закричал носильщик, и старшая принялась бить его, приговаривая: \"Не говори так!\" И всякий раз\" как носильщик говорил какое-нибудь название, они прибавляли ему ударов, так что затылок его растаял от затрещин, и его сделали посмешищем. \"Как же это, по-вашему, называется?\" - взмолился он наконец, и привратница сказала: \"Базилика храбреца!\" И тогда носильщик воскликнул: \"Слава Аллаху за спасение! Хорошо, о базилика храбреца!\" Потом они пустили чашу в круг, и вторая женщина встала и, сняв с себя одежды, бросилась носильщику на колени и спросила, указывая на свой хирр: \"О свет глаз моих, как это называется?\" - \"Твой фардж\", - сказал он, но она воскликнула: \"Как тебе не гадко? - и дала ему затрещину, от которой зазвенело все в помещении. - Ой, ой, как ты не стыдишься?\" \"Базилика храбреца!\" - закричал носильщик, но она воскликнула: \"Нет!\" и удары и затрещины посыпались ему на затылок, а он говорил: \"Твоя матка, твой кусе, твой фардж, твоя срамота!\" - но они отвечали. \"Нет, нет!\" - \"Базилика храбреца!\" - опять закричал носильщик, и все три так засмеялись, что опрокинулись навзничь. И они снова стали бить его по шее и сказали: \"Нет, это не так называется!\" - \"Как же это называется, о сестрицы?\" - воскликнул он, и девушка сказала: \"Очищенный кунжут!\" Затем она надела свою одежду, и они сели беседовать, и носильщик охал от боли в шее и плечах. И чаша ходила между ними некоторое время, и потом старшая среди них, красавица, поднялась и сняла с себя одежды, и тогда носильщик схватился реками за шею, потер ее и воскликнул: \"Моя шея и плечи потерпят еще на пути Аллаха!\" К женщина обнажилась и бросилась в водоем, и нырнула, и поиграла, и вымылась, а носильщик смотрел на нее обнаженную, похожую на отрезок месяца, с лицом подобным луне, когда она появляется, и утру, когда оно засияет. Он взглянул на ее стан и грудь и на тяжкие и подрагивающие бедра, и она была нагая, как создал ее господь, и носильщик воскликнул: \"Ах! ах! - и произнес, обращаясь к ней: Когда бы тебя сравнил я с веткой зеленою, Взвалил бы на сердце я и горе и тяжесть. Ведь ветку находим мы прекрасней одетою, Тебя же находим мы прекрасней нагою\". И, услышав эти стихи, женщина вышла из водоема и, подойдя к носильщику, села ему на колени и сказала, указывая на свой фардж: \"О господин мой, как это называется?\" - \"Базилика храбреца\", - ответил носильщик, но она сказала: \"Ай! ай!\" И он вскричал: \"Очищенный кунжут!\", но она воскликнула: \"Ох!\" - \"Твоя матка\", - сказал тогда носильщик, но женщина вскричала: \"Ой, ой, не стыдно тебе?\" - и ударила его по затылку. И всякий раз, как он говорил ей: \"Это называется так-то\", - она била его и отвечала: \"Нет! нет!\" - пока, наконец, он не спросил: \"О сестрица, как же это называется?\" - \"Хан Абу-Мансура\", - отвечала она, и носильщик воскликнул: \"Слава Аллаху за спасение, ха, ха, о хан Абу-Мансура! \" И женщина встала и надела свои одежды, и они вновь принялись за прежнее, и чаши некоторое время ходили между ними, а потом носильщик поднялся и, сняв с себя одежду, сошел в водоем, и они увидели его плывущим в воде. Он вымыл у себя под бородой и под мышками и там, где вымыли женщины, а потом вышел и бросился на колени их госпожи, закинув руки на колени привратницы, а ноги на колени покупавшей припасы. И он показал на свой зебб и спросил: \"О госпожи мои, как это называется?\" - и все так засмеялись его словам, что упали навзничь, и одна из них сказала: \"Твой зебб\", - но он ответил: \"Нет!\" - и укусил каждую из них по разу. \"Твой айр\", - сказали они, но он ответил: \"Нет!\" - и по разу обнял их...\" И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Десятая ночь Когда же настала десятая ночь, сестра ее Дуньязада сказала ей: \"Докончи нам твой рассказ\". И Шахразада ответила: \"С любовью и охотой. Дошло до меня, о счастливый царь, что они, не переставая, говорили носильщику: \"Твой айр, твой зебб, твой кол\", а носильщик целовал, кусал, и обнимал, пока его сердце не насытилось ими, а они смеялись и, птенец, спросили его: \"Как же это называется, о брат наш?\" - \"Вы не знаете имени этого?\" - воскликнул он, и они сказали: \"Нет\", и тогда он ответил: \"Это всесокрушающий мул, что пасется на базилике храбреца и кормится очищенным кунжутом и ночует в хане Абу-Мансура!\" Девушки так засмеялись, что опрокинулись навзничь, а затем они снова принялись беседовать, и это продолжалось, пока не подошла ночь. И тогда они сказали носильщику: \"Во имя Аллаха, о господин, встань, надень башмаки и отправляйся! Покажи нам ширину твоих плеч\". По носильщик воскликнул: \"Клянусь Аллахом, мне легче, чтобы вышел мой дух, чем самому уйти от вас! Давайте доведем ночь до дня, а завтра каждый из нас пойдет своей дорогой\". И тогда та, что делала покупки, сказала: \"Заклинаю вас жизнью, оставьте его спать у нас, - мы над ним посмеемся! Кто доживет до того, чтобы еще раз встретиться с таким, как он? Он ведь весельчак и остряк!\" И они сказали: \"Ты проведешь у нас ночь с условием, что подчинишься власти и не станешь спрашивать ни о чем, что бы ты ни увидел, и о причине этого\". - \"Хорошо\", - ответил носильщик, и они сказали: \"Встань, прочти, что написано на дверях\". Носильщик поднялся и увидел на двери надпись золотыми чернилами: Кто станет говорить о том, что его не касается, услышит то, что ему не понравится. И тогда он воскликнул: \"Будьте свидетелями, что я не стану говорить о том, что меня не касается!\" После этого покупавшая встала и приготовила ему еду, и они поели и потом зажгли свечи и светильники и подсыпали в них амбру и алоэ. Они сидели и пили, вспоминая любимых, а потом пересели на другое мест о и поставили свежие плоды и напитки и продолжали есть и пить, беседовать, закусывать, смеяться и повесничать. Но вдруг постучали в дверь, и одна из женщин пошла к двери, а затем вернулась и сказала: \"Паше веселье стало полным сегодня вечером\". - \"А что такое?\" - спросили ее, и она ответила: \"У двери три чужеземца, - календеры, с выбритыми подбородками, головами и бровями, и все трое кривы на правый глаз, а это удивительное совпадение. Они похожи на возвратившихся из путешествия. Они прибыли в Багдад и впервые вступили в каш город. А получали в дверь они потому, что не нашли места, где провести ночь, и подумали: \"Может быть, хозяин этого дома даст нам ключ от стойла или хижины, где мы сегодня переночуем\". Их застиг вечер, а они чужестранцы и не Знают никого, у кого бы приютиться. О сестрицы, у них у всех смешной вид...\" И она до тех пор подлаживалась к сестрам, пока те не сказали: \"Пусть их входят, но поставь им условие, чтоб они не говорили о том, что их не касается, а не то услышат то, что им не понравится!\" И женщина обрадовалась и пошла и вернулась, и с нею трое кривых, с обритыми подбородками и усами. Они поздоровались и поклонились и отошли назад, а женщины поднялись им навстречу и приветствовали их и поздравили с благополучием и посадили их. И календеры увидели нарядное помещение и чисто убранную трапезу, уставленную зеленью, горящими свечами и дымящимися курильницами и закусками и плодами и вином, и трех невинных девушек, и воскликнули вместе: \"Клянемся Аллахом, хорошо!\" Потом они обернулись к носильщику и нашли, что он весел, устал и пьян, и, увидев его, они сочли его одним из своих же и сказали: \"Он календер, как и мы, он чужестранец или кочевник\". И когда носильщик услышал эти слова, он встал и, вперив в них взор, воскликнул: \"Сидите и не болтайте! Разве вы не прочли то, что на двери? Вы вовсе не факиры! Вы пришли к нам и распускаете о нас языки!\" И календеры ответили: \"Просим прощения у Аллаха, о факир! Паши головы перед тобою\". Женщины засмеялись и, поднявшись, помирили календеров с носильщиком и подали календерам еду. И те поели и сидели беседуя, и привратница поила их, и чаша ходила между ними, и носильщик сказал календерам: \"А вы, о братья, нет ли у вас какойнибудь истории или диковинки, чтобы рассказать нам?\" И жар разлился по ним, и они потребовали музыкальные инструменты, и привратница принесла им бубен, лютню и персидскую арфу, и календеры встали и настроили инструменты, и один из них взял бубен, другой лютню, а третий арфу, и они начали играть и петь, а девушки закричали так, что поднялся большой шум. И когда они так развлекались, вдруг постучали в дверь, и привратница встала, чтобы посмотреть, кто у двери. А в дверь постучали потому, о царь, - говорила Шахразада, - что в эту ночь халиф Харун ар-Рашид вышел пройтись и послушать, не произошло ли чего-нибудь нового, вместе со своим везирем Джафаром и Масруром, палачом его мести (а халиф имел обычай переодеваться в одежды купцов). И когда они вышли этой ночью и пересекли город, их путь пришелся мимо этого дома, и они услышали музыку и пение, и халиф сказал Джафару: \"Я хочу войти в этот дом и услышать эти голоса и увидеть их обладателей\". - \"О повелитель правоверных, - сказал Джафар, - это люди, которых забрал хмель, и я боюсь, что нас постигнет от них зло\". - \"Я непременно войду туда!\" - сказал халиф, - и я хочу, чтобы ты придумал, как нам войти к ним\". И Джафар отвечал: \"Слушаю и повинуюсь!\" Потом Джафар подошел и постучал в дверь, и привратница вышла и открыла дверь, и Джафар выступил вперед, облобызал землю и сказал: \"О госпожа, мы купцы из Табарии. Мы в Багдаде уже десять дней, и мы продали свои товары, а стоим мы в хане купцов. И один купец пригласил нас сегодня вечером, и мы пошли к нему, и он предложил нам поесть, и мы поели, а потом мы некоторое время с ним беседовали, и он разрешил нам удалиться. И мы, чужеземцы, вышли ночью и сбились с дороги к хану, где мы стоим, и может быть, вы будете милостивы и позволите войти к вам сегодня ночью и переночевать, а вам будет небесная награда\". Привратница посмотрела на пришедших, которые были одеты как купцы и имели почтенный вид, и, войдя к своим сестрам, передала рассказ Джафара, и они опечалились и сказали ей: \"Пусть войдут\". Тогда она вернулась и открыла им дверь, и они спросили: \"Входить нам с твоего разрешения?\" - \"Входи те\", - сказала привратница, и халиф с Джафаром и Масруром вошли, и когда девушки увидели их, они поднялись им навстречу и посадили их и оказали им почтение и сказали: \"Простор и уют гостям, но у нас есть для вас условие\". - \"Какое же?\" - спросили они, и девушки ответили: \"Не говорите о том, что вас не касается, а не то услышите то, что вам не понравится\". И они ответили им: \"Хорошо!\" Потом они сели пить и беседовать, и халиф посмотрел на трех календеров и увидел, что они кривые на правый глаз? и изумился этому, а взглянув на девушек, столь красивых и прекрасных, он пришел в недоумение и удивился. Затем начались беседы и разговоры, и халифу сказали: \"Пей!\", но он ответил: \"Я намереваюсь совершить паломничество\". И тогда привратница встала и, принеся скатерть, шитую золотом, поставила на нее фарфоровую кружку, в которую влила ивового соку и положила туда ложку снегу и кусок сахару, и халиф поблагодарил ее и сказал про себя: \"Клянусь Аллахом, я непременно вознагражу ее завтра за ее благой поступок!\" И они занялись беседой, и, когда вино взяло власть, госпожа дома встала и поклонилась им, а потом взяла за руку ту, что делала покупки, и сказала: \"О сестрицы, исполним наш долг\", - и сестры ответили: \"Хорошо!\" И тогда привратница встала, прибрала помещение, выбросила очистки, переменила куренья и вытерла середину покоя. Она посадила календеров на скамью у возвышения, а халифа, Джафара и Масрура на скамью на другом конце покоя, а потом крикнула носильщику: \"Как ничтожна твоя любовь! Ты ведь не чужой, а из обитателей дома!\" И носильщик встал и сказал, затянув пояс: \"Что тебе нужно?\" И она ответила ему: \"Стой на месте!\" Потом поднялась та, что делала покупки, и поставила посреди покоя скамеечку, а затем она открыла чуланчик и сказала носильщику: \"Помоги мне!\" И носильщик увидал двух черных сук, на шее у которых были цепи, и женщина сказала ему: \"Возьми их\", - и носильщик взял сук и вышел с ними на середину помещения. Тогда хозяйка дома встала и, обнажив руки до локтя, взяла бич и сказала носильщику: \"Выведи одну из этих сук!\" И носильщик вывел суку, таща ее на цепи, и она плакала и головой тянулась по направлению к женщине, а та принялась бить ее по голове, и сука кричала, а женщина била ее, пока у нее не устали руки. И тогда она бросила бич и, прижав суку к груди, вытерла ей слезы и поцеловала ее в голову, а затем она сказала носильщику: \"Возьми ее и подай вторую\". И носильщик привел, и женщина сделала с ней то же, что с первой. Сердце халифа обеспокоилось, и его грудь стеснилась, и ему не терпелось узнать, в чем дело с этими двумя суками. И он подмигнул Джафару, но тот повернулся к нему и знаком сказал: \"Молчи!\" Затем госпожа жилища обратилась к привратнице и сказала ей: \"Вставай и исполни то, что тебе надлежит\", - и та ответила: \"Хорошо!\" Потом она поднялась на ложе (а оно было из можжевельника, выложенное полосками золота и серебра) и сказала привратнице и той, что делала покупки: \"Подайте, что есть у вас!\" И привратница поднялась и села возле нее, а та, что закупала приправы вошла в одно из помещений и вышла, неся чехол из атласа с зелеными лентами и двумя солнцами из золота, и, остановившись перед госпожой жилища, она распустила чехол и вынула оттуда лютню для пения. Она настроила струны и подтянула колки и, наладив лютню как следует, произнесла такие стихи: \"Ты цель моя и желанье И близость к вам, любимые, В ней вечное блаженство, А даль от вас - огонь. Безумен я из-за вас же, И в вас влюблен все время я, И если вас люблю я, Позора нет на мне. Слетели с меня покровы, Как только я влюбился в вас; Любовь всегда покровы Срывает со стыдом. Оделся я в изнуренье И ясно - не виновен я, И сердце только вами В любви и смущено. Ты, изливаясь, слезы, И тайна всем ясна моя, Известны стали тайны Благодаря слезам. Лечите мои недуги: Ведь вы - лекарство и болезнь. А затем женщина воскликнула: \"Ради Аллаха, сестрица, исполни свой долг передо мной и подойди ко мне!\" И та, что делала покупки, ответила: \"С любовью и охотой!\" Она взяла лютню, прислонила ее к груди и, ущипнув струны пальцами, произнесла: \"На разлуку вам жалуясь, - что мы скажем? А когда до тоски дойдем - где же путь наш? Иль пошлем мы гонца за нас с изъяснением? По не может излить гонец жалоб страсти. Иль стерпеть нам? Но будет жить ведь влюбленный, Потерявший любимого, лишь немного. Будет жить он в тоске одной и печали, И ланиты зальет свои он слезами. О, сокрытый от глаз моих и ушедший, По живущий в душе моей неизменно! Тебя встречу ль? И помнишь ли ты обет мой. Что продлится, пока текут эти годы? Иль забыл ты, вдали, уже о влюбленном, Что довольно уж слез пролил, изнуренный? Ах! И если сведет любовь нас обоих, Будут длиться упреки наши немало\". И, услышав вторую касыду, госпожа жилища закричала: \"Клянусь Аллахом, хорошо!\" - и, опустив руку, разорвала свои одежды, как в первый раз, и упала на землю без памяти. А покупавшая встала и брызнула на нее водой и надела на нее вторую одежду, и тогда она поднялась и села и сказала своей сестре, которая закупала припасы: \"Прибавь мне и уплати мой долг сполна. Осталась только эта мелодия\": И покупавшая взяла лютню и произнесла такие стихи: \"До каких же пор отдален ты будешь и гроб со мной? Не довольно ль слез пролилось моих до сей поры? До каких же пор ты продлишь разлуку умышленно? Коль завистнику ты добра желал - исцелился он. Коль коварный рок справедлив бы был ко влюбленному, Никогда б ночей он не знал без сна, страстью мучимый. Пожалей меня; я измучена твоей грубостью; Не пора ль тебе, повелитель мой, благосклонней стать? О убийца мой! Расскажу кому о любви своей? Как обманут тот, кто печалится, коль любовь мала! Моя страсть все больше, и слез моих все сильнее ток, И разлуки дни, что текут, сменяясь, так тянутся! Правоверные! За влюбленного отомстите вы, Друга бдения. Уж терпенья стан опустел совсем. Дозволяет ли, о желанный мой, то любви закон, Чтоб далек был я, а другой высок в единенья стал? И могу ли я наслаждаться миром вблизи него? О, доколь любимый стараться будет терзать меня?\" И когда женщина услышала третью касыду, она вскрикнула, и разорвала свою одежду, и упала на землю без памяти в третий раз, и опять стали видны следы ударов бичами. И календеры воскликнули: \"Чтобы нам не входить в этот дом и переночевать на свалке! Наша трапеза расстроена тем, от чего разрывается сердце\". И халиф обратился к ним и спросил: \"Почему это?\" - и они сказали: \"Наше сердце смущено этим делом\". - \"Разве мы не из этого дома?\" - спросил халиф. \"Нет, - отвечали они, - мы увидели это место только сейчас\". И халиф удивился и воскликнул: \"Но тот человек, что подле вас, знает их дело!\" Он мигнул носильщику, и того спросили об этом, и носильщик сказал: \"Клянусь Аллахом, все мы в любви одинаковы! Я вырос в Багдаде, но в жизни не входил в этот дом до сегодняшнего дня, и мое пребывание у них - диво\". - \"Мы считали, клянемся Аллахом, что ты принадлежишь к ним, а теперь видим, что ты такой же, как мы\", - сказали они. И халиф вскричал: \"Нас семеро мужчин, а их трое женщин, и у них нет четвертого! Спросите их, что с ними, и если они не ответят по доброй воле, то ответят насильно\". И все согласились с этим, но Джафар сказал: \"Не таково мое мнение! Оставьте их - мы у них гости, и они поставили нам условие, и мы его приняли, как вы знаете. Предпочтительней молчать об этом деле. Ночи осталось уже немного, и каждый из нас пойдет своею дорогою\". Он мигнул халифу и сказал ему: \"Осталось не больше часу, а Завтра ты их призовешь пред лицо свое и спросишь их\". Но халиф поднял голову и закричал гневно: \"Мне не терпится больше. Пусть календеры их спросят!\" \"Мое мнение не таково\", - сказал Джафар. И они стали друг с другом переговариваться о том, кто же спросит женщин раньше, и они, наконец, сказали: \"Носильщик!\" Тут госпожа жилища спросила их: \"О люди, о чем вы шепчетесь?\" И носильщик поднялся и сказал: \"О госпожа моя, эти люди хотели бы, чтобы ты рассказала им историю собак: в чем дело, отчего ты их мучаешь, а потом плачешь и целуешь их, и рассказала бы также о твоей сестре, и почему ее били бичами, как мужчину? Вот их вопросы к тебе\". И женщина, госпожа жилища, спросила гостей: \"Правда ли то, что он говорит про вас?\" И все отвечали: \"Да\", - кроме Джафара, который промолчал. И когда женщина услышала их слова, она воскликнула: \"Поистине, о гости, вы обидели меня великой обидой! Ведь мы раньше условились с вами, что те, кто станут говорить о том, что их не касается, услышат то, что им не понравится! Недостаточно вам, что мы ввели вас в наш дом и накормили нашей пищей? Но вина не на вас, вина на том, кто привел вас к нам\". Затем она обнажила руки, ударила три раза об пол и воскликнула: \"Поторопитесь!\" Вдруг открылась дверь чулана, и оттуда вышли семь рабов с обнаженными мечами в руках. \"Скрутите этих многоречивых и привяжите их друг к другу!\" - воскликнула она. И рабы сделали это и сказали: \"О почтенная госпожа, прикажи нам снять с них головы\". - \"Дайте им ненадолго отсрочку, пока я спрошу их, кто они, прежде чем им собьют головы\", - сказала женщина. И носильщик воскликнул: \"О покров Аллаха! О госпожа моя, не убивай меня по вине других! Все они погрешили и сделали преступление, кроме меня. Клянусь Аллахом, наша ночь была бы хороша, если бы мы избежали этих календеров, которые, войди они в населенный город, превратили бы его в развалины. Ведь говорит же поэт: Прекрасно прощенье от властных всегда, Особенно тем, кто защиты лишен. Прошу я во имя взаимной любви: Одних за Других ты не вздумай убить\". И когда носильщик кончил говорить, женщина засмеялась...\" И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Когда же настала одиннадцатая ночь, она сказала: \"Дошло до меня, о счастливый царь, что женщина засмеялась от гнева и, обратившись ко всем, сказала: \"Расскажите мне свою историю, - вашей жизни остался только час. Если бы вы не были знатными и вельможами своего народа или судьями, вы, наверно, не осмелились бы на это\". \"Горе тебе, о Джафар, - сказал тогда халиф, - осведоми ее о нас, а иначе мы будем убиты по ошибке. И говори с ней получше, или нас постигнет несчастье!\"\"Это лишь часть того, что ты заслуживаешь\", - отвечал Джафар. И халиф закричал на него: \"Для шуток свое время, а для дела свое!\" А между тем женщина подошла к календерам и спросила их: \"Вы братья?\" - и они ответили: \"Нет, клянемся Аллахом, мы только факиры и чужеземцы\". \"Ты родился кривым?\" - спросила она одного из них, и он ответил: \"Нет, клянусь Аллахом! Со мной случились изумительная история и диковинное дело, и у меня вырвали глаз, и моя повесть такова, что, будь она написана иглами в уголках глаза, она стала бы назиданием для поучающихся\". И она спросила второго и третьего, и они ответили то же, что первый, и сказали: \"Клянемся Аллахом, о госпожа, все мы из разных стран, и мы сыновья царей и правителей над землями и рабами\". И тогда она обратилась к ним и сказала: \"Пусть каждый из вас расскажет нам свою историю и причину своего прихода к нам, а потом пригладит голову и отправится своей дорогой\". И носильщик выступил первым и сказал: \"О госпожа моя, я носильщик, меня нагрузила эта закупщица и пошла со мной от дома виноторговца к лавке мясника, а от лавки мясника к торговцу плодами, а от него к бакалейщику, а от бакалейщика к продавцу сладостей и москательщику, от них же сюда, и у меня случилось с вами то, что случилось. И вот весь мой рассказ, и конец!\" И женщина засмеялась и сказала: \"Пригладь свою голову и иди!\" - И носильщик воскликнул: \"Но уйду, пока не услышу рассказов моих товарищей!\" [Перевод: М. А. Салье] | |
|